j Книжный вор. Автор Зусак / Купить книгу, доставка почтой, скачать бесплатно, читать онлайн, низкие цены со скидкой, ISBN 978-5-04-105465-6
логотип Феникс-Букс

Каталог Вход {{total_items}}

{{common_error}}
Нами выполнено {{total_orders}} заказов! Ваш – следующий!
СКИДКИ! При заказе книг на сумму от 1500 руб. – скидка 50% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK,
при заказе книг на сумму от 3000 руб. — скидка 80% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK.

Книжный вор. (Зусак)Купить книгу, доставка почтой, скачать бесплатно, читать онлайн, низкие цены со скидкой, ISBN 978-5-04-105465-6

Книжный вор
Название книги Книжный вор
Автор Зусак
Год публикации 2023
Издательство Эксмо
Раздел каталога Историческая и приключенческая литература (ID = 163)
Серия книги Яркие страницы
ISBN 978-5-04-105465-6
EAN13 9785041054656
Артикул P_9785041054656
Количество страниц 512
Тип переплета цел.
Формат -
Вес, г 1440

Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:

Аннотация к книге "Книжный вор"
автор Зусак

Книга из серии 'Яркие страницы'

Читать онлайн выдержки из книги "Книжный вор"
(Автор Зусак)

К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.

До книги"Книжный вор"
Вы также смотрели...

Другие книги серии "Яркие страницы"

Другие книги раздела "Историческая и приключенческая литература"

Читать онлайн выдержки из книги "Книжный вор" (Автор Зусак)

Маркус Зусак
Книжный вор
£
Москва 2022
УДК 821.111-31(94)
ББК 84(8Авс)-44
3-95
Markus Zusak
THE BOOK THIEF
Text copyright © Markus Zusak, 2005 Illustrations copyright © Trudy White, 2005 This edition is published by arrangement with Curtis Brown UK and The Van Lear Agency
Перевод с английского H. Мезина, под редакцией М. Немцова
Иллюстрации Труди Уайт
Иллюстрация на переплете Ф. Барбышева
Зусак, Маркус.
3-95 Книжный вор / Маркус Зусак ; [перевод с английско
ISBN 978-5-04-105465-6
Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше. Мать ве
«Книжный вор» - недлинная история, в которой среди прочего говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о раз
УДК 821.111-31(94)
ББК 84(8Авс)-44
ISBN 978-5-04-105465-6
© Мезин Н., перевод на русский язык, 2022 © Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательство «Эксмо», 2022
Элизабет и Хельмуту Зусак с любовью и восхищением
ПРОЛОГ
Горный хребет
ИЗ БИТОГО КАМНЯ
где наш рассказчик представляет: себя — краски — и книжную воришку
Смерть и шоколад
Сначала краски.
Потом люди.
Так я обычно вижу мир.
Или, по крайней мере, пытаюсь.
* * * ВОТ МАЛЕНЬКИЙ ФАКТ * * * Когда-нибудь вы умрете.
Ни капли не кривлю душой: я стараюсь подходить к этой теме легко, хотя большинство людей отказыва
* * * РЕАКЦИЯ * * * НА ВЫШЕПРИВЕДЕННЫЙ ФАКТ Это вас беспокоит?
Призываю вас — не бойтесь.
Я всего лишь справедлив.
Ах да, представиться.
Для начала.
Где мои манеры?
Я мог бы представиться по всем правилам, но ведь в этом нет никакой необходимости. Вы узнаете меня вполне близко и довольно скоро — при всем разно
В эту минуту вы будете где-то лежать (я редко застаю человека на ногах). Тело застынет на вас коркой. Воз
Вопрос в том, какими красками будет все раскраше
Лично я люблю шоколадное. Небо цвета темного- темного шоколада. Говорят, этот цвет мне к лицу. Впро
* * * НЕБОЛЬШАЯ ТЕОРИЯ * * *
Люди замечают краски дня только при его рождении и угасании, но я отчетливо вижу, что всякий день с каждой проходящей секундой протекает сквозь мириады оттенков и интонаций. Единственный час может состоять из тысяч разных красок. Восковатые желтые, синие с облачными плевками.
Грязные сумраки. У меня такая работа, что я взял за правило их замечать.
На это я и намекаю: меня выручает одно умение — отвлекаться. Это спасает мой разум. И помогает управ
Сможет ли хоть кто-нибудь меня заменить — вот в чем вопрос. Кто займет мое место, пока я провожу отпуск в каком-нибудь из ваших стандартных курортных мест, будь оно пляжной или горнолыжной разновидности? Ответ ясен — никто, и это подвигло меня к сознатель
И все равно не исключено, что кто-то из вас может спросить: зачем ему вообще нужен отпуск? От чего ему нужно отвлекаться?
Это будет второй мой пункт.
Оставшиеся люди.
Выжившие.
Это на них я не могу смотреть, хотя во многих случа
Это, в свою очередь, подводит меня к тому, о чем я вам расскажу нынче вечером — или днем, или каков бы ни был час и цвет. Это будет история об одном из таких вечно остающихся — о знатоке выживания.
Недлинная история, в которой, среди прочего, гово
—
—
—
— о разных фанатичных немцах;
— о еврейском драчуне
— и о множестве краж.
С книжной воришкой я встречался три раза.
У ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ
Сначала возникло что-то белое. Слепящей разновидно
* * * ОБНАДЕЖИВАЮЩЕЕ ЗАЯВЛЕНИЕ * * * Пожалуйста, не волнуйтесь, пусть я вам только что пригрозил.
Все это хвастовство — я не свирепый. Я не злой. Я — итог.
Да, все белое.
Мне показалось, что весь земной шар оделся в снег. Натянул его на себя, как натягивают свитер. У железно
Как вы могли догадаться, кто-то умер.
И его не могли просто взять и оставить на земле. По
И мать с дочерью.
Один труп.
Мать, дочь и труп — упрямы и безмолвны.
— Ну чего ты еще от меня хочешь?
Один кондуктор был высокий, другой — низкий. Вы
— Ну, — ответил он, — мы не можем их просто здесь бросить, правильно?
Терпение высокого кончалось.
— Почему нет?
Низкий разозлился как черт. Он уперся взглядом в подбородок высокого:
— Spinnst du? Ты дурной?
Омерзение сгущалось на его щеках. Кожа натянулась.
— Пошли, — сказал он, оступившись в снегу. — От
А я уже совершил самую элементарную ошибку. Не могу передать вам всю степень моего недовольства со
Изучил слепящее снежно-белое небо — оно стояло у окна движущегося вагона. Я прямо-таки вдыхал его, но все равно дал слабину. Я дрогнул — мне стало интересно. Девочка. Любопытство взяло верх, и я разрешил себе за
Через двадцать три минуты, когда поезд остановился, я вылез из вагона за ними.
У меня на руках лежала маленькая душа.
Я стоял чуть справа от них.
Энергичный дуэт кондукторов направился обратно к матери, девочке и трупику мужского пола. Точно пом
Метрах в десяти слева от меня стояла и мерзла блед
У нее дрожали губы.
Она сложила на груди озябшие руки.
А на лице книжной воришки замерзли слезы.
Затмение
Следующий — черные закорючки, чтобы показать, если угодно, полюса моей многогранности. Был самый мрачный миг перед рассветом.
В этот раз я пришел за мужчиной лет двадцати че
Разбиваясь, он взрезал землю тремя глубокими бо
* * * ЕЩЕ НЕКОТОРЫЕ ФАКТЫ * * * Иногда я прихожу раньше времени. Я тороплюсь, а иные люди цепляются за жизнь дольше, чем ожидается.
Совсем немного минут — и дым иссяк. Больше не
Первым явился мальчик: сбивчивое дыхание, в ру
Прошли годы, но я узнал ее.
Она тяжело дышала.
* * *
Мальчик вынул из чемоданчика — что бы вы дума
Просунув руку сквозь разбитое стекло, он положил мишку летчику на грудь. Улыбающийся медведь си
дел, нахохлившись, в куче обломков человека и луже крови. Еще через несколько минут рискнул и я. Время пришло.
Я подошел, высвободил душу и бережно вынес из самолета.
Осталось лишь тело, тающий запах дыма и плюше
Когда собралась толпа, все, конечно, изменилось. Го
Человек в сравнении с небом стал цвета кости. Ко
Толпа занималась тем, чем занимается толпа.
Пока я пробирался в ней, каждый, кто стоял там, как- то подыгрывал этой тишине. Легкое сгущение несвяз
Когда я обернулся на самолет, мне показалось, что летчик улыбается открытым ртом.
Грязная шутка под занавес.
Еще одна человеческая острота.
Человек лежал в пеленах комбинезона, а сереющий свет мерялся силой с небом. И как бывало уже много раз, стоило мне двинуться прочь, быстрая тень словно бы набежала опять — последний миг затмения, призна
Знаете, в какой-то миг, несмотря на краски, что ло
Я видел миллионы затмений.
Я видел их столько, что лучше уж и не помнить.
Флаг
Последний раз, когда я видел ее, был красным. Небо напоминало похлебку, размешанную и кипящую. В не
Раньше дети играли тут в классики — на улице, похожей на страницы в жирных пятнах. Когда я прибыл, еще слы
И вот — бомбы.
В этот раз все опоздало.
Сирены. Кукушка визжит по радио. Все опоздало.
За какие-то минуты выросли и взгромоздились хол
Приклеенные к земле, все до единого. Целая уйма душ.
Судьба ли это?
Невезение?
Оттого ли они все так приклеивались?
Конечно, нет.
Не глупите.
Наверное, дело скорее было в ударах бомб — их сбра
Да, небо теперь было опустошительной необъятно
Так и стоит перед глазами.
Я уже собирался двинуться прочь, когда увидел ее на коленях.
Вокруг был написан, оформлен и возведен горный хребет из битого камня. Она цеплялась за книжку.
Помимо остального, книжной воришке отчаянно хо
И снова прошу вас — пожалуйста, поверьте.
Я хотел задержаться. Наклониться.
Я хотел сказать:
«Прости, малышка».
Но такое не позволяется.
Я не наклонился. Не заговорил.
Я просто еще немного поглядел на нее. И когда она смогла двинуться с места, пошел за нею.
Она уронила книгу.
Упала на колени.
Книжная воришка завыла.
Когда началась расчистка, на ее книгу несколько раз наступили, и хотя команда была расчищать толь
Когда я ее вспоминаю, то вижу длинный список красок, но сильнее всего отзываются те три, в кото
рых я видел ее во плоти. Бывает, мне удается воспарить высоко над теми тремя мгновениями. Я зависаю на месте, а гнилостная истина кровит, пока не приходит ясность.
Вот тогда я и вижу, как они встают в формулу.
* * * КРАСКИ * * *
БЕЛАЯ: -‘!*Г ЧЕРНАЯ: О КРАСНАЯ^ :
Они накладываются друг на друга. Черная небреж
Да, часто я вынужден вспоминать ее, и в одном из бессчетных своих карманов я носил ее историю — чтобы пересказать. Это одна из небольшого множества исто
Вот эта история. Одна из горсти.
Книжная воришка.
Если есть настроение, пошли со мной. Я расскажу вам ее.
Я кое-что вам покажу.
&
ЧАСТЬ I
«Наставление
могильщику»
с участием: Химмель-штрассе — искусства свинюшества — женщины с утюжным кулаком — попытки поцелуя — Джесси Оуэнза — наждачки — запаха дружбы — чемпиона в тяжелом весе — и всем трепкам трепки
Прибытие НА ХИММЕЛЬ-ШТРАССЕ
Последний раз.
То красное небо...
Отчего вышло так, что книжная воришка стояла на коленях и выла рядом с рукотворной грудой нелепого, засаленного, кем-то состряпанного битого камня?
Много лет назад началось снегом.
Пробил час. Для кого-то.
* * * ВПЕЧАТЛЯЮЩЕ ТРАГИЧЕСКИЙ МИГ * * * Поезд шел быстро. Он был набит людьми.
В третьем вагоне умер шестилетний мальчик.
Книжная воришка и ее брат ехали в Мюнхен, где их скоро должны передать приемным родителям. Теперь мы, конечно, знаем, что мальчик не доехал.
* * * КАК ЭТО СЛУЧИЛОСЬ * * * Внезапный порыв сильного кашля. Почти вдохновенный порыв. А за ним — ничего.
Когда прекратился кашель, не осталось ничего, кро
пробралась к его губам — они были ржаво-бурого цве
Их мать спала.
Я вошел в поезд.
Мои ноги ступили в загроможденный проход, и в один миг моя ладонь легла на губы мальчика.
Никто не заметил.
Поезд несся вперед.
Кроме девочки.
Одним глазом глядя, а другим еще видя сон, книжная воришка — она же Лизель Мемингер — без вопросов по
Его синие глаза смотрели в пол.
И не видели ничего.
Перед пробуждением книжная воришка видела сон о фюрере — Адольфе Гитлере. Во сне она была на ми«Guten Tag, Herr Fuhrer. Wie geht’s dir heut?» Она так и не научилась красиво говорить и даже читать, потому что в школу она ходила редко. Причину этому она узнает в свое время.
И едва фюрер собрался ответить, она проснулась.
Шел январь 1939 года. Ей было девять лет, скоро ис
У нее умер брат.
Один глаз открыт.
Один еще во сне.
Наверное, лучше бы она совсем спала, но на такое я, по правде, влиять не могу.
Сон слетел со второго глаза, и она меня застигла, тут нет сомнений. Как раз когда я встал на колени, вынул душу мальчика и она обмякла в моих распухших руках. Дух мальчика быстро согрелся, но в тот миг, когда я по
А у Лизель Мемингер остались только запертая скоEs stimmt nicht. Это не на самом деле. Это не на самом деле.
И встряхнуть.
Почему они всегда их трясут?
Да, знаю, знаю — я допускаю, что это как-то связано с инстинктами. Запрудить течение истины. Сердце де
Я сглупил — задержался. Посмотреть.
И теперь мать.
Лизель разбудила ее такой же очумелой тряской.
Если вам трудно представить это, вообразите нелов
Стойко сыпал снег, и мюнхенский поезд остановили из-за работ на поврежденном пути. В поезде выла жен
В панике мать распахнула дверь.
Держа на руках трупик, она выбралась на снег.
Что оставалось девочке? Только идти следом.
Как вам уже сообщили, из поезда вышли и два кон
Теперь поезд хромал по заснеженной местности.
Вот он оступился и замер.
Они вышли на перрон, тело — на руках у матери.
Встали.
Мальчик начал тяжелеть.
Лизель не имела понятия, где оказалась. Кругом все бело, и пока они ждали, ей оставалось только разгляды
* * * НАБЛЮДЕНИЕ * * * Пара кондукторов. Пара могильщиков.
Когда доходило до дела, один отдавал приказы.
Другой делал, что ему говорили.
И вот в чем вопрос: что, если другой — гораздо больше, чем один?
Промахи, промахи — иногда я, кажется, только на них и способен.
Два дня я занимался своими делами. Как всегда, мо
Приближаясь, я еще издали разглядел кучку людей, стыло торчавших посреди снежной пустыни. Кладбище приветствовало меня как старого друга, и скоро я уже был с ними. Стоял, склонив голову.
Слева от Лизель два могильщика терли руки и ныли про снег и неудобства рытья в такую погоду.
— Такая тяжесть врубаться в эту мерзлоту.. — И так далее.
Одному было никак не больше четырнадцати. Под
винно выпала какая-то черная книжка, а он не заметил. Успел отойти, может, шагов на двадцать.
Еще несколько минут, и мать пошла оттуда со свя
Девочка же осталась.
Земля подалась под коленями. Настал ее час.
Все еще не веря, она принялась копать. Не может быть, что он умер. Не может быть, что он умер. Не может...
Почти сразу же снег вгрызся в ее кожу.
Замерзшая кровь трескалась у нее на руках.
Где-то среди всего снега Лизель видела свое разо
* * * КАРТИНКА, МЕТРАХ * * *
В ДВАДЦАТИ Волок завершился, мать и дочь остановились отдышаться.
В снегу торчал какой-то черный прямоугольник.
Его увидела только девочка.
Нагнулась и подняла его и крепко зажала в пальцах. На книге были серебряные буквы.
Они держались за руки.
Отпустили последнее, насквозь вымокшее «прости», повернулись и ушли с кладбища, еще несколько раз оглянувшись.
Я же задержался еще на несколько секунд.
И помахал.
Никто не махнул мне в ответ.
Мать и дочь покинули кладбище и отправились к следующему мюнхенскому поезду.
Обе худые и бледные.
У обеих на губах язвы.
Лизель заметила это в грязном запотевшем стекле ва
Поезд прибыл на мюнхенский вокзал, и пассажиры заскользили наружу, будто из порванного пакета. Там были люди всех сословий, но бедные узнавались быст
Полагаю, мать вполне это сознавала. Своих детей она везла не в высшие слои мюнхенского общества, но, видимо, приемную семью уже нашли, и новые родите
Мальчика.
Лизель не сомневалась, что память о нем мать несет, взвалив на плечи. Вот она его уронила. Его ступни, но
Как эта женщина могла ходить?
Как вообще могла двигаться?
Мне этого никогда не узнать и не понять до конца: на что способны люди.
Мать подняла его и пошла дальше, а девочка съежи
Состоялась встреча с чиновниками, свои ранимые головы подняли вопросы об опоздании и о мальчике. Лизель выглядывала из угла тесного пыльного кабинета, а мать ее, сцепив мысли, сидела на самом жестком стуле.
Потом — суматоха прощания.
Прощание вышло слюнявым, девочка зарывалась го
Далеко за окраиной Мюнхена был городок под наMolching — таким, как мы с вами, правильнее всего произносить его как Молькинг. Туда и повезли де
* * * ПЕРЕВОД * * * Himmel = Небеса
Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.
Как бы там ни было, Лизель ждали новые родители.
Хуберманы.
Они ожидали девочку и мальчика, и на этих детей им должны были выделить небольшое пособие. Никто не хотел оказаться тем вестником, которому придется сообщить Розе Хуберман, что мальчик поездки не пе
Для Лизель это была поездка на машине.
Прежде на машине она не ездила ни разу.
Желудок ее непрерывно подскакивал и проваливал
пути в том районе место, где похоронен ее сын? Или навалится слишком крепкий сон?
Машина катила дальше, и Лизель в ней с ужасом ждала последнего, смертельного поворота.
День стоял серый — цвета Европы.
Вокруг машины задвинули шторы дождя.
— Почти приехали. — Фрау Генрих, дама из государDein neues Heim. Твой новый дом.
Лизель протерла кружок на слезящемся окне и вы
* * * ФОТОСНИМОК ХИММЕЛЬ-ШТРАССЕ * * * Дома будто склеены между собой, большей частью крохотные коттеджи и длинные жилые блоки — эти, похоже, нервничают.
Замусоленный снег стелется ковром.
Бетон, голые деревья — вешалки для шляп — и серый воздух.
С ними ехал еще один мужчина. Он остался с де
Через несколько минут вышел очень высокий чело
А дело вот в чем:
Лизель не желала выходить из машины.
— Was ist los mit dem Kind? — осведомилась Роза Ху- берман. Затем повторила: — Что такое с ребенком? — СуNa, komm. Komm.
Переднее сиденье сложили. Коридор холодного света приглашал девочку выйти. Двигаться она не собиралась.
Снаружи сквозь протертый кружок Лизель видела пальцы высокого мужчины — они все еще держали са
Спокойно.
Потом была калитка, за которую она уцепилась.
Она держалась за столбик и отказывалась войти, а слезы стайкой тащились у нее из глаз. На улице нача
* * * ПЕРЕВОД * * * ЗАЯВЛЕНИЯ РОЗЫ ХУБЕРМАН — Чего вылупились, засранцы?
В конце концов Лизель Мемингер робко вошла в дом. За одну руку ее держал Ганс Хуберман. За другую — ее маленький чемодан. В этом чемодане под сложенным слоем одежды лежала маленькая черная книга, которую, как можно предположить, четырнадцатилетний могиль
* * * НАСТАВЛЕНИЕ МОГИЛЬЩИКУ * * * Двенадцатишаговое руководство по успешному рытью могил.
Издано Баварской ассоциацией кладбищ
Первая добыча книжной воришки — начало впечат
Превращение в свинюху
Да, впечатляющая карьера.
Впрочем, спешу признать, что между первой и вто
Решив записать свою историю, она задалась вопро
Когда она появилась, с ее ладоней еще не сошли снежные укусы, а с пальцев — кровавый иней. Все в ней
было какое-то недокормленное. Проволочные ножки. Руки как вешалки. На улыбку она была не скора, но если та все же появлялась, была заморенная.
Волосы у нее были сорта довольно близкого к не
* * * СТРАННОЕ СЛОВО * * *
Коммунист
Она не раз слышала его за последние несколько лет. «Коммунист».
Пансионы, набитые людьми, комнаты, полные во
Когда Лизель попала в Молькинг, она все-таки догады
Зачем?
И то, что ответ был ей известен — пусть на самом простом уровне, — казалось, не имело значения. Мать
все время болела, а денег на поправку никогда не нахо
Хуберманы жили в одном из домиков-коробок на Химмель-штрассе. Пара комнат, кухня и общая с со
Поначалу самым сильным ударом была ругань. Такая неистовая и такая обильная. Каждое второе слово было или Saumensch, или Saukerl, или Arschloch. Для людей, незнакомых с этими словами, надо объяснить. Sau, ясSaumensch оно слуSaukerl (произносится «заукэрл») — это для мужчин. Arschloch можно точно перевести словом «засранец». Но это слово не имеет половой принадлеж
— Saumensch, du dreckiges! — орала приемная мать в тот первый вечер, когда Лизель отказалась принимать ванну. — Грязная свинья! Почему не раздеваешься?
Она здорово умела злобствовать. Вообще-то можно сказать, что лицо Розы Хуберман украшала не прохо
Лизель, разумеется, уже купалась — в тревоге. Ни
ну — да и ни в какую постель, если уж на то пошло. Она забилась в угол тесной, как чулан, умывальни, цепляясь за несуществующие ручки стен в поисках хоть какой-то опоры. Но не было ничего, кроме сухой краски, сбивчивого сопения и потока Розиной брани.
— Отстань от нее. — В потасовку вмешался Ганс Ху- берман. Его мягкий голос пробрался к ним, будто про
Он подошел ближе и сел на пол, привалившись к сте
— Умеешь сворачивать самокрутки? — спросил он Лизель — и следующий час или около того они сидели в поднимавшемся омуте потемок, забавляясь листками папиросной бумаги и табаком, который скуривал Ганс Хуберман.
Прошел час, и Лизель уже могла довольно прилично свернуть самокрутку. Купание так и не случилось.
* * * НЕКОТОРЫЕ СВЕДЕНИЯ * * * О ГАНСЕХУБЕРМАНЕ Любит курить.
Главное удовольствие от курения для него состоит в сворачивании самокруток. По профессии он маляр, играет на аккордеоне. Это бывает кстати, особенно зимой, когда можно кое-что заработать, играя в пивнушках Молькинга вроде «Кноллера». На одной мировой войне он уже надул меня, но позже его отправят на вторую (такая извращенная награда), где он опять как-то сумеет со мной разминуться.
Для большинства людей Ганс Хуберман был едва заметен. Не особенный человек. Разумеется, маляр он был отличный. Музыкальные способности — выше
среднего. И все же как-то — уверен, вам встречались такие люди — он умел всегда сливаться с фоном, даже когда стоял первым в очереди. Всегда был вон там. Не видный. Не важный и не особенно ценный.
Как вы можете представить, самым огорчительным в такой наружности было ее полное, скажем так, не
Как он держался.
Это его спокойствие.
Когда Ганс Хуберман в тот вечер зажег свет в малень
* * * НЕКОТОРЫЕ СВЕДЕНИЯ * * * О РОЗЕ ХУБЕРМАН
В ней пять футов и один дюйм росту, она собирает каштановые с сединой пряди упругих волос в узел.
В дополнение к Гансовым заработкам она стирает и гладит для пяти зажиточных семей Молькинга.
Готовит она ужасно.
И обладает уникальной способностью разозлить едва ли не любого, с кем когда-либо встречалась.
Но она по правде любит Лизель Мемингер.
Просто выбрала странный способ это показывать.
Включая затрещины деревянной ложкой и слова, чередующиеся с разной частотой.
Когда Лизель, прожив на Химмель-штрассе две неде
— Saumensch, du dreckiges — и то, пора уж!
* * *
Через несколько месяцев они перестали быть госпо
— Слушай-ка, Лизель, — теперь будешь называть ме
Лизель тихо сказала:
— Auch Mama. Тоже мама.
— Ладно, я, значит, буду мама номер два. — Роза оглянулась на мужа. — И этого, там. — Казалось, она собирает слова в кулак, комкает их и швыряет через стол. — Этого свинуха, грязного борова — будешь звать его Папой, verstehst? Поняла?
— Да, — легко согласилась Лизель. В этом доме лю
— «Да, Мама», — поправила ее Мама. — Свинюха. Называй меня Мамой, когда со мной говоришь.
В этот миг Ганс Хуберман как раз закончил свора
Женщина с утюжным кулаком
Те первые месяцы были, конечно, самыми трудными. Каждую ночь Лизель снились страшные сны.
Лицо брата.
Как он глядит в пол вагона.
Просыпаясь, она плыла в кровати, кричала, тонула в половодье простыней. Напротив у стены кровать бра
Пожалуй, единственное благо страшных снов было в том, что в комнату Лизель тогда приходил Ганс Хубер- ман, новый Папа — с утешением и любовью.
Он приходил каждую ночь и сидел с нею. Первые раз-другой просто приходил — другой человек, истре
— Ш-ш, я тут, все хорошо.
Через три недели он обнял ее. Доверие росло быстро, и причиной была прежде всего грубая сила нежности этого человека, его здешность. С самого начала девочка знала, что он придет с полукрика и не покинет ее.
* * * ОПРЕДЕЛЕНИЕ, НЕ НАЙДЕННОЕ * * *
В СЛОВАРЕ
Не-покидание — проявление доверия и любви, часто распознаваемое детьми.
Ганс Хуберман, сонно щурясь, сидел на кровати, а Лизель плакала ему в майку и глубоко дышала им. Каждую ночь сразу после двух она снова засыпала под этот запах: смесь умерших сигарет, человеческой кожи и десятилетий краски. Поначалу она всасывала все это, затем вдыхала, пока не шла на дно сама. А наутро Ганс был в нескольких шагах от нее — скрючившись едва ли не пополам, спал на стуле. На вторую кровать никогда не ложился. Лизель выбиралась из постели и осторожно целовала его щеку, а он просыпался и улыбался ей.
В иные дни Папа просил ее вернуться в постель и ми
- КОНЧАЙ ПИЛИКАТЬ, СВИНУХ!
Папа играл еще немного.
Подмигивал девочке, и она неумело подмигивала в ответ.
Несколько раз, только чтобы чуть больше позлить Маму, он приносил инструмент на кухню и играл, пока все завтракали. Папин хлеб с джемом лежал недоеден
Как мы определяем, живое ли перед нами?
Смотрим, дышит ли.
Музыка аккордеона, если разобраться, еще и про
доставала книгу иногда, просто подержать в руках. Раз
* * * ЗНАЧЕНИЕ КНИГИ * * *
1. Последний раз, когда она видела брата.
2. Последний раз, когда она видела мать.
Бывало, Лизель шептала слово «мама» и вспомина
Не сомневаюсь, вы уже заметили: других детей в до
Хуберманы родили двоих собственных, но те уже вы
Школа, как вы можете представить, оказалась сокру
Хотя она была государственной, там имелось силь
К вящему унижению, ее отправили к младшим де
Даже дома ей особо некому было помочь.
— Нечего у него спрашивать, — назидательно гово
в окно — привычка такая, — он бросил школу в четвер
Не поворачиваясь, Папа отвечал спокойно, однако с ехидством:
— Ага, и ее тоже не спрашивай! — Он стряхивал пе
Книг в доме не водилось (кроме той, спрятанной у Лизель под матрасом), и Лизель только и могла, что бормотать азбуку про себя, пока в недвусмысленных вы
В середине февраля, когда Лизель исполнилось де
— Все, что мы смогли, — виновато сказал Папа.
— Что ты мелешь? Да ей за счастье и это получить, — вразумила его Мама.
Ганс разглядывал уцелевшую кукольную ногу, а Ли
* * * РАСШИФРОВКА СОКРАЩЕНИЯ * * * Оно означает Bund Deutscher Madchen — Союз немецких девушек.
Первым делом там заботились, чтобы ты как сле
Каждую среду и субботу Папа провожал Лизель в штаб БДМ, а через два часа забирал. Об этом они по
Только одно тревожило Лизель в Папе — он часто уходил. Нередко вечером он заходил в гостиную (кото
Он шел по Химмель-штрассе, а Мама открывала ок
— Поздно не возвращайся!
— Не так громко, а? — оборачивался и кричал в от
— Свинух! Поцелуй меня в жопу! Хочу — и кричу!
Отзвуки ее брани катились за Папой по улице. Он больше не оглядывался — если только не был уверен, что жена ушла. В такие вечера, остановившись в кон
На маленькой кухне вечера неизменно проходили бурно. Роза Хуберман непрерывно говорила, а для нее говорить значит — schimpfen1. Постоянно что-то дока
1 Браниться (нем.). - Здесь и далее прим. переводчика.
и Папиного ухода Лизель с Розой обычно оставались на кухне, и Роза принималась за глажку.
Несколько раз в неделю Лизель, вернувшись из шко
— Совсем g’schtinkerdt 1, не могут себе одежду пости
Это было что-то вроде позорной переклички.
Герр Фогель, герр и фрау Пфаффельхурфер, Хелена Шмидт, Вайнгартнеры. Все они были хоть в чем-нибудь, но виноваты.
Эрнст Фогель, по словам Розы, помимо пьянства и дорогостоящего распутства, постоянно чесал в обси
— Их надо стирать, прежде чем нести домой, — под
Пфаффельхурферы пристально разглядывали работу.
— «Пожалуйста, на этих рубашках никаких склаG’sinde! Ну и отребье!
Вайнгартнеры были, очевидно, «дурачьем с постоян
1 Зд.: завонялись (нем.).
— Ты знаешь, сколько я вожусь, отчищаю всю эту шерсть? Она везде!
Хелена Шмидт была богатая вдова.
— Старая рухлядь — сидит там и чахнет. Ей за всю жизнь ни дня не пришлось работать.
Однако самое злое презрение Роза приберегала для дома номер 8 по Гранде-штрассе. Большого дома на вы
— Это вот, — показала она, когда первый раз привела туда Лизель, — дом бургомистра. Жулика этого. Жена его целый день сидит сложа руки, сквалыга, огонь раз
Лизель перепугалась до смерти. На невысоком крыльце громоздилась гигантская коричневая дверь с медным молотком.
— Что?
Мама пихнула ее:
— Не чтокай мне, свинюха! Тащи!
Лизель потащила. Прошла по дорожке, взошла на крыльцо и, помедлив, постучала.
Дверь открыл банный халат.
А внутри халата оказалась женщина с испуганными глазами, волосами как пух и в позе забитого существа. Увидав Маму у калитки, она подала Лизель узел с бе
— Спасибо, — сказала Лизель, но безответно. Только дверь. Она закрылась.
— Видишь? — спросила Мама, когда Лизель верну
Уже уходя с узлом в руках, Лизель оглянулась. С две
Закончив распекать людей, на которых работала, Роза Хуберман обычно переходила к своему излюблен
— Если бы твой Папа хоть на что-нибудь годился, — сообщала она Лизель каждый раз, пока они шли по Молькингу, — мне бы не пришлось этим заниматься! — И насмешливо фыркала: — Маляр! И чего я вышла за этого засранца? Мне же так и говорили — родители то есть! — Их шаги хрустели по дорожке. — И что я те
— Да, Мама.
— Это все, что ты можешь сказать? — Мамины глаза стали как две бледно-голубые заплаты на лице.
Лизель с Розой шагали дальше.
Мешок с бельем несла Лизель.
Дома белье стирали в титане рядом с плитой, разве
— Ты слышала? — почти каждый вечер спрашивала ее Мама. В кулаке она держала утюг, нагретый на плите. Свет во всем доме был тусклый, и Лизель сидела за сто
— Что? — спрашивала она. — Что там?
— Это была Хольцапфель! — Мама уже срывалась с места. — Эта свинюха только что снова плюнула нам на дверь!
Такая традиция была у одной их соседки, фрау Холь
тров, а фрау Хольцапфель обладала, скажем так, нужной дальнобойностью — и меткостью.
Причина плевков заключалась в том, что фрау Холь
Фрау Хольцапфель была сухопарая женщина и, как видим, так и брызгала злобой. Замужем она никогда не бывала, но имела двух сыновей, несколькими года
Ну а про плевки мне следует добавить, что плева
Похоже, они без ума от свиней.
* * * МАЛЕНЬКИЙ ВОПРОС * * * И ОТВЕТ НА НЕГО
И кого, по-вашему, каждый вечер заставляли вытирать с двери плевок? Точно — угадали.
Когда женщина с утюжным кулаком велит тебе пой
Вообще-то это стало обычным делом.
Каждый вечер Лизель выходила на крыльцо, выти
— Привет, звезды.
Ожидание.
Крика из кухни.
Или пока звезды опять не пойдут ко дну, в хляби не
Поцелуй
( Малолетний вершитель )
Как и в большинстве маленьких городков, в Моль- кинге было полно чудаков. Несколько жило на Хим- мель-штрассе. Фрау Хольцапфель была лишь одним из таких персонажей.
Среди остальных имелись и такие:
•1.
•
•
•
В общем-то, люди на улице жили довольно бедные, несмотря на ощутимый подъем немецкой экономики при Гитлере. Бедные районы города никуда не делись.
Как уже упоминалось, соседний с Хуберманами дом занимала семья по фамилии Штайнер. У Штайнеров было шестеро детей. Один, пресловутый Руди, скоро
1 Джесси Оуэнз (1913— 1980) - американский темнокожий спортсмен, четырехкратный чемпион Олимпийских игр 1936 г. в Мюн
станет лучшим другом Лизель, позже — ее товарищем, а иногда и подстрекателем в преступлениях. Лизель по
Через несколько дней после первой ванны Мама разрешила Лизель выйти погулять с другими детьми. На Химмель-штрассе дружбы завязывались под откры
Лизель была новенькая, и ее тут же впихнули между этими баками. (Освободив наконец Томми Мюллера, даром что он был самый никчемный футболист, какого только знала Химмель-штрассе.)
Поначалу все шло очень мило, пока Томми Мюллер не сбил в снег Руди Штайнера, отчаявшись отобрать у него мяч.
— Чё такое?! — заорал Томми. Его лицо дергалось от возмущения. — А чё я сделал?!
За пенальти высказались все в команде, и вот Руди Штайнер вышел против новенькой Лизель Мемингер.
Он установил мяч на кучку грязного снега, уверен
В этот раз Лизель тоже попытались выгнать из ворот. Как вы можете догадаться, она уперлась, и Руди ее под
— Не, не. — Он улыбался. — Пусть стоит! — И потер руки.
Снег перестал падать на грязную улицу, и между Руди и Лизель насобиралось мокрых следов. Руди подволокся
к мячу, ударил, Лизель бросилась и как-то сумела отбить мяч локтем. Затем поднялась, ухмыляясь, но ей в лицо тут же врезался снежок. Его наполовину слепили из гря
— Что, нравится? — Мальчишка осклабился и побе
— Свинух, — прошептала Лизель. Язык новой семьи усваивался быстро.
* * * НЕКОТОРЫЕ СВЕДЕНИЯ * * * О РУДИ ШТАЙНЕРЕ
Он на восемь месяцев старше Лизель, и у него худые ноги, острые зубы, выпученные синие глаза и волосы лимонного цвета. Один из шести детей в семье Штайнеров, вечно голодный.
На Химмель-штрассе его считают немного того.
Из-за одного происшествия, о котором редко говорят, но все слышали, — «Происшествия с Джесси Оуэнзом», когда Руди вымазался углем и как-то ночью пришел на местный стадион бежать стометровку.
Пусть даже чокнутому Руди изначально было сужде
Уже через несколько дней Лизель стала ходить в шко
нажей и миражей каждого детства отыщется такой ран
По дороге в школу он старался показать ей город
— Тут живет Томми Мюллер. — Руди понял, что Лизель не помнит, кто это. — Дергунец, ну? В пять лет потерялся на рынке в самый холодный день зимы. Его нашли через три часа — так он замерз в ледышку, и от холода у него жутко болело ухо. Потом в ушах у него стало ужасное воспаление, ему сделали три или четыре операции и порезали все нервы. Вот он и дергается.
— И плохо играет в футбол, — вставила Лизель.
— Хуже всех.
Следующее место — лавка на углу в конце Химмель- штрассе. Лавка фрау Диллер.
* * * ВАЖНОЕ ЗАМЕЧАНИЕ * * * О ФРАУ ДИЛЛЕР
У нее есть золотое правило.
Фрау Диллер была угловатая женщина в толстенных очках и со злодейским взглядом. Такой злобный вид она выработала, чтобы ни у кого даже мысли не возникло стащить что-нибудь из ее лавки, где фрау восседала со своей солдатской выправкой и леденящим голосом — и даже изо рта у нее пахло «хайльгитлером». Сама лавка
была белая, холодная и совершенно бескровная. При
— Говори «Хайль!», когда туда заходишь, — сухо пре
Они уже прилично отошли, и Лизель оглянулась, а увеличенные глаза по-прежнему вперивались в окно.
За углом была Мюнхен-штрассе (главная дорога в Молькинг и из Молькинга), вся залитая жижей.
Как часто бывало в те дни, по улице промарширова
Проводив взглядами солдат, Лизель со Штайнерами двинулись мимо каких-то витрин и величественной ра
В одном месте Руди бросился бегом вперед, потянув за собой Лизель.
И постучал в витрину портновской мастерской.
Умей Лизель прочесть вывеску, она поняла бы, что хозяин здесь — отец Руди. Мастерская еще не откры
— Мой папа, — сообщил Руди, и тут же они оказались в толпе разнокалиберных Штайнеров, где каждый махал, или посылал отцу воздушный поцелуй, или стоял и про
* * * ПОСЛЕДНЯЯ ОСТАНОВКА * * * Улица желтых звезд
Тут никто не хотел задерживаться, но почти все оста
— Шиллер-штрассе, — сказал Руди. — Улица желтых звезд.
Вдалеке по улице брели какие-то прохожие. Из-за мороси они казались призраками. Не люди, а кляксы, топчущиеся под тучами свинцового цвета.
— Эй, пошли давайте, — окликнул Курт (старший из Штайнеров-детей), и Руди с Лизель поспешили за ним.
В школе Руди настойчиво разыскивал Лизель на ка
* * * ХУЖЕ МАЛЬЧИШКИ, КОТОРЫЙ * * * ТЕБЯ НЕНАВИДИТ, ТОЛЬКО ОДНО — мальчишка, который тебя любит.
Раз в конце апреля после уроков Руди с Лизель шата
— Смотри, — махнул Руди.
* * * ПОРТРЕТ ПФИФФИКУСА * * * Хлипкая фигура.
Белые волосы.
Черный дождевик, бурые штаны, разложившиеся ботинки и язык — да еще какой.
— Эй, Пфиффикус!
Силуэт вдалеке обернулся, и Руди тут же засвистал.
Выпрямившись, старик тут же пошел браниться с та1, и все городские детишки, окликнув его, начинали выводить тот же мотивчик. Пфиффикус тотчас забывал свою обыч
1 Сочинение австрийского скрипача, дирижера и композитора Иоганна Штрауса-отца (1804— 1849) - марш, написанный в честь чешского полководца Вацлава Радецкого (1766— 1858).
В этот раз Лизель повторила подначку почти маши
— Пфиффикус! — подхватила она, мигом усваивая подобающую жестокость, которой, судя по всему, тре
Старик с воплями погнался за ними. Начав с «гешайссена»1, он быстро перешел к словам покреп
— Шлюха малолетняя! — заорал он. Слово шибануло Лизель по спине. — Я тебя тут раньше не видел!
Представьте — назвать шлюхой десятилетнюю де
— А ну иди сюда! — Это были последние слова, ко
— Пошли, — сказал Руди, когда они немного отды
Он привел ее к «Овалу Губерта», где произошла исто
— Сто метров! — подначил он Лизель. — Спорим, я тебя перегоню!
Лизель такого не стерпела:
— Спорим, не перегонишь!
— На что ты споришь, свинюха малолетняя? У тебя что, есть деньги?
— Откуда? А у тебя?
1 От нем. Geh’scheissen - зд.: высерок.
— Нет. — Зато у Руди возникла идея. В нем загово
Лизель встревожилась, чтоб не сказать больше.
— Ты зачем это хочешь меня поцеловать? Я же грязная!
— А я нет? — Руди явно не понимал, чем делу может помешать капелька грязи. У каждого из них период меж
Лизель подумала об этом, разглядывая тощие ножки соперника. Почти такие же, как у нее. Никак ему меня не перегнать, подумала она. И серьезно кивнула. Уговор.
— Если перегонишь — поцелуешь. А если я перего
Руди подумал.
— Нормально.
И они ударили по рукам.
Вокруг все было темно-небесным и смутным, сыпа
Дорожка оказалась грязнее, чем с виду.
Бегуны приготовились.
Вместо стартового выстрела Руди подбросил в воздух камень. Когда упадет — можно бежать.
— Я даже не вижу, где финиш, — пожаловалась Лизель.
— А я вижу?
Камень врезался в грязь.
Они побежали — рядом, толкаясь локтями и пыта
— Езус, Мария и Йозеф! — заскулил Руди. — Я весь в говне!
— Это не говно, — поправила Лизель, — это грязь, — хотя не была так уж уверена. Они проехали еще метров пять к финишу. — Ну что, ничья?
Руди оглянулся — сплошь острые зубы и выпучен
— Если ничья, мне же все равно положен поцелуй?
— Еще чего! — Лизель поднялась и стала отряхивать грязь с курточки.
— Я тебя не поставлю на ворота.
— Подавись своими воротами.
На обратном пути на Химмель-штрассе Руди преду
— Когда-нибудь, Лизель, ты сама до смерти захо
Но Лизель знала другое.
Она дала клятву.
Никогда в жизни она не станет целовать этого жал
— Она меня убьет.
«Она» — это, конечно, была Роза Хуберман, извест
Происшествие с Джесси Оуэнзом
Как знаем мы оба, Лизель на Химмель-штрассе еще не было, когда Руди свершил свой детский позорный подвиг. Но стоило оглянуться в прошлое, и ей каза
энзом стало такой же ее главой, как и все, что девочка наблюдала сама.
То был 1936 год. Олимпийские игры. Олимпиада Гит
Джесси Оуэнз только что выиграл четвертую зо4x100 метров. По миру пошли толки о том, что он недочеловек, потому что чернокожий, и Гитлер отказался пожать ему руку. В Германии даже самые отъявленные расисты диви
Пока вся семья толклась в гостиной, Руди выскольз
— Вот! — Руди улыбнулся. — Приступим.
Он мазал уголь ровно и толсто, пока не выкрасился в черное весь. Даже волосам досталось.
Руди полубезумно улыбнулся своему отражению в окне, а потом в одних трусах и майке тихонько умык
В мыслях Лизель луна в тот вечер была пришита к не
Ржавый велик врезался в ограду «Овала Губерта», и Руди перелез на стадион. На другой стороне он хило затрусил к началу стометровки. Приободрившись, неу
Дожидаясь своего мига, топтался рядом, собирался с духом под небом тьмы, а луна и тучи наблюдали за ним — пристально.
— Оуэнз в хорошей форме, — повел комментарий Руди. — Возможно, это его величайшая победа за все...
Он пожал воображаемые руки остальных спортсме
Стартер дал сигнал «на старт». На каждом квадрат
Все замерло.
Босые ноги Руди сцепились с землей. Он осязал ее — стиснутую между пальцами.
По сигналу «внимание» Руди принял низкий старт — и вот выстрел пробил в ночи дырку.
Первую треть дистанции все шли примерно вровень, но это было недолго, пока угольный Оуэнз не выдви
— Оуэнз впереди! — звучал пронзительный крик Ру
Он даже почувствовал, как ленточка рванулась по
И только на круге почета случилась неприятность. В толпе у финишной линии, как ночное страшилище, стоял отец. Ну, точнее, как страшилище в пиджаке. (Уже упоминалось, что отец Руди был портным. На улице его редко видели без пиджака и галстука. В этот раз на нем был только пиджак и незаправленная рубашка.)
— Was ist los? — сказал он сыну, когда тот предстал перед ним во всей своей угольной славе. — Что это за
чертовщина? — Толпа исчезла. Подул ветерок. — Я спал в кресле, а тут Курт заметил, что тебя нет. Тебя все ищут.
В нормальных обстоятельствах герр Штайнер был отменно вежливым человеком. Обнаружить, что один из твоих детей летним вечером весь перемазался углем, нормальными обстоятельствами он не считал.
— Парень чокнулся, — пробормотал он, хотя всегда понимал, что если у тебя шестеро, что-то в таком роде обязательно случится. По крайней мере один должен оказаться непутевым. И вот он стоит и смотрит на этого непутевого, ожидая объяснений. — Ну?
Тяжело дыша, Руди согнулся и уперся руками в колени.
— Я был Джесси Оуэнз.
Сказал он так, будто это самое обычное занятие на свете. И в его тоне даже звучало что-то такое, будто даль
— Джесси Оуэнз? — Человека того склада, какой был у герра Штайнера, назвать можно очень деревянным. Голос у него угловатый и верный. Тело — длинное и тя
— Да ты знаешь, пап, — черное чудо.
— Я тебе покажу черного чуда! — И Штайнер схватил сына за ухо двумя пальцами.
Руди сморщился.
— Ай, да больно же.
— Да ну? — Отца больше заботил угольный порошок, пачкавший пальцы. Да он, выходит, выкрасился везде, подумал отец. Господи, даже в ушах уголь. — Пошли.
По дороге домой герр Штайнер решил поговорить с мальчиком о политике — причем со всей серьезностью. Руди поймет все только через несколько лет — когда уже поздно и ни к чему будет все это понимать.
* * * ПРОТИВОРЕЧИВАЯ ПОЛИТИКА * * * АЛЕКСА ШТАЙНЕРА
Пункт первый: Алекс был членом фашистской партии, но не питал ненависти к евреям — да и ни к кому другому, если уж на то пошло.
Пункт второй: Втайне, однако, он не мог не испытывать какой-то порции удовлетворения (или хуже — радости!), когда из игры вывели лавочников- евреев, — пропаганда информировала его, что нашествие еврейских портных, которые отнимут у него всю клиентуру, — это лишь вопрос времени.
Пункт третий: Но значит ли это, что их надо изгнать совсем? Пункт четвертый: Семья. Разумеется, он должен делать все, что в его силах, чтобы содержать ее. Если для этого нужно быть в Партии, значит, нужно быть в Партии.
Пункт пятый: Где-то там, в глубине, у него свербело в сердце, но он велел себе не расчесывать. Он боялся того, что может оттуда вытечь.
Сворачивая из уёицы в уёицу, они вышги ^а Хим- меёь-штрассе, и Аёекс сказаё:
— Сьш, ^еёьзя расхаживать по уёицам, выкрасив
Руди заинтересоваёся — и растерялся. Ёу^у уже отпороёи, и о^а свободно могёа идти и вверх, и вниз и капать маёьчику ^а ёицо, которое стаёо засте^чивым и хмурым, как и его мысёи.
— Почему ^еёьзя, папа?
— Потому что тебя заберут.
— Зачем?
— Затем, что ^е ^адо хотеть стать черными, или ев
— А кто это — евреи?
— Знаешь моего старейшего заказчика, герра Кауф
— Да
— Вот он еврей.
— Я не знал. А чтобы быть евреем, надо платить? Нужно разрешение?
— Нет, Руди. — Одной рукой герр Штайнер вел ве
— О! А Джесси Оуэнз — католик?
— Не знаю! — Тут он споткнулся о педаль велосипеда и выпустил ухо.
Немного они прошли молча, потом Руди сказал:
— Просто я хочу быть как Джесси Оуэнз, пап!
На сей раз герр Штайнер положил сыну ладонь на макушку и объяснил:
— Я знаю, сын, но у тебя прекрасные светлые воло
Но ничего не было понятно.
Руди ничего не понял, а тот вечер стал прелюдией к тому, чему суждено было случиться. Через два с поло
Обратная сторона наждачки
У людей, наверное, бывают определяющие моменты — особенно в детстве. Для одних — происшествие с Джесси Оуэнзом. Для других — истерика с мокрой постелью:
Стоял конец мая 1939-го, и вечер был как большин
В тот день прошел парад.
По Мюнхен-штрассе промаршировали коричнево- рубашечные активисты НСДАП (иначе известной как фашистская партия) — они гордо несли знамена и лица, воздетые высоко, будто на палках. Их голоса полнились песней, и пиком был слаженный рев «Deutschland uber Alles». «Германия превыше всего».
Как всегда, им хлопали.
Пришпоренные, они шагали неведомо куда.
Люди стояли на улицах и глазели, иные — с жест
Лизель стояла на тротуаре вместе с Папой и Руди. У Ганса Хубермана было лицо с опущенными шторами.
* * * НЕКОТОРЫЕ ПОДСЧЕТЫ * * *
С 1933 года 90% немцев выказывали решительную поддержку Адольфу Гитлеру.
Остается еще 10%, которые не выказывали.
К этим десяти принадлежал Ганс Хуберман.
Тому была своя причина.
Ночью Лизель видела сны — как всегда. Сначала ей снилось коричневорубашечное шествие, но довольно скоро оно привело Лизель к поезду, и ее ждало всегдаш
Лизель с криком проснулась и тут же поняла, что на сей раз кое-что изменилось. Из-под простыней сочился запах, теплый и тошнотворный. Сначала Лизель хотела убедить себя, что не произошло ничего, но когда Папа подошел и обнял ее, Лизель заплакала и призналась ему на ухо.
— Папа, — прошептала она. — Папа. — И это было все. Наверное, он учуял.
Он осторожно поднял Лизель на руки и отнес в умы
— Убираем простыни, — сказал Папа, завел руку под матрас и потянул ткань — и тут что-то выскользнуло и со стуком упало. Черная книжка с серебряными бук
Ганс взглянул на нее сверху.
Взглянул на девочку, и та робко пожала плечами.
Потом он прочел заголовок — сосредоточенно, вслух:
— «Наставление могильщику».
Так вот как она называется, подумала Лизель.
Между ними теперь лежало пятно молчания. Муж
* * * РАЗГОВОР В ДВА ЧАСА НОЧИ * * *
— Это твое?
— Да, Папа.
— Хочешь почитать?
И снова:
— Да, Папа.
Усталая улыбка.
Металлические глаза, плавятся. — Значит, давай будем читать.
Через четыре года, когда она станет делать записи в подвале, ей в голову придут две мысли о травме намо
простыни стирали до этого, Роза заставляла Лизель саму и снимать, и стелить белье. «И поскорей там, свинюха! Думаешь целый день возиться?») Во-вторых, она станет гордиться участием Ганса Хубермана в ее обучении. Ни
— Сначала неотложное, — сказал Ганс Хуберман в ту ночь. Застирал простыни и повесил сохнуть. — Ну вот, — сказал он, вернувшись. — Приступим к полуноч
Желтый свет весь дышал пылью.
Лизель сидела на холодных чистых простынях, при
В ней поднялось волнение.
Засветились картины читающего десятилетнего гения. Если бы все было так просто.
— Сказать по правде, — заранее оговорился Папа, — я и сам не такой уж хороший чтец.
Но неважно, что он читал медленно. Скорее уж кста
А все же сначала, когда Ганс Хуберман взял в руки книгу и перелистал страницы, казалось, что ему нем
Он подошел и сел рядом с девочкой на кровать, отки
— А почему такая славная девочка захотела такое чи
И снова Лизель пожала плечами. Если бы подмасте
— Я — когда... она лежала в снегу, и... — Тихие слова, скользнув с края постели, осыпались на пол, как мука.
Но Папа знал, что сказать. Он всегда знал, что ска
— Ладно, Лизель, дай мне тогда слово. Если я в бли
Та кивнула — очень искренне.
— Не пропустили бы главу шестую или пункт четыре из девятой главы. — Он засмеялся, а с ним — и винов
Папа уселся поудобнее; кости его скрипнули, как че- сучие половицы.
— Пошла потеха!
Отчетливо в ночной тиши книга раскрылась — взмет
Оглядываясь в прошлое, Лизель точно могла сказать, о чем думал тогда Папа, пробегая глазами первую страни
Первая глава называлась «Первый шаг: правильный выбор инструментов». В кратком вступительном абза
Перелистывая страницы, Папа ясно чувствовал на себе глаза девочки. Она тянулась к нему взглядом и жда
— На-ка! — Папа опять подвинулся и протянул книгу Лизель. — Посмотри на эту страницу и скажи, сколько слов здесь ты можешь прочитать.
Она посмотрела — и соврала:
— Примерно половину.
— Прочти мне какое-нибудь. — Но она, конечно, не смогла. Когда Папа велел ей показать все слова, кото
Дело хуже, чем я думал.
Лизель поймала его на этой мысли — секундной.
Папа подался вперед, встал на ноги и снова вышел из комнаты.
На этот раз, вернувшись, он сказал так:
— Знаешь, я придумал кое-что получше. — Папа держал в руке толстый малярный карандаш и пачку на
В левом углу перевернутого листа наждачной бумаги папа нарисовал квадрат со стороной где-то в пару сан
— А, — сказала Лизель.
— Что есть на «а»?
Она улыбнулась:
— Apfel.
Папа записал слово большими буквами и нарисовал под ним кривобокое яблоко. Он был маляр, не худож
— Теперь Б!
Они двигались по алфавиту, и глаза у Лизель распа
— Ну, давай, Лизель, — сказал Папа, когда у девоч
Она не могла придумать.
— Ну же! — Папин шепот дразнил ее. — Подумай о Маме!
И тут слово шлепнуло ее по лицу, как оплеуха. Не
— СВИНЮХА! — выкрикнула Лизель, Папа расхо
— Ш -ш, давай потише! — Но он все равно похохотал, записал слово и дополнил очередным рисунком.
* * * ТИПИЧНАЯ ИЛЛЮСТРАЦИЯ * * * ГАНСА ХУБЕРМАНА
— Папа, — зашептала Лизель. — У меня нет глаз!
Ганс потрепал девочку по волосам. Она попалась на его удочку.
— С такой улыбкой, — сказал он, — тебе глаза и не нужны. — Обнял ее, потом снова посмотрел на картин
Когда алфавит прошли и изучили с десяток раз, Папа потянулся и сказал:
— Хватит на сегодня?
— Еще несколько слов?
Но Папа был тверд:
— Хватит. Когда проснешься, я поиграю тебе на ак
— Спасибо, Папа.
— Спокойной ночи. — Тихий односложный сме
— Спокойной ночи, Папа.
Папа встал, выключил свет, вернулся и сел на стул. В тем
Запах дружбы
Уроки продолжались.
В следующие несколько недель начала лета полуноч
Однажды в четверг, в самом начале четвертого попо
Он вошел на кухню и сказал:
— Прости, Мама, сегодня она с тобой не пойдет.
Мама не потрудилась даже поднять глаза от узла с бе
— Кто тебя спрашивает, засранец? Пошли, Лизель.
— Она читает, — сказал Папа. Он вручил Лизель пре
Тут уж Роза не могла не обратить внимания. Она опу
— Что ты сказал?
— Мне кажется, ты меня слышала, Роза.
Мама рассмеялась:
— Да какой ты, к чертям, учитель? — Картонная ух
Кухня примолкла. Папа нанес ответный удар:
— Мы разнесем за тебя твою стирку.
— Ты, грязный... — Роза смолкла. Слова застряли у нее во рту, пока она обдумывала дело. — Возвращай
— Мама, в темноте читать нельзя, — сказала Лизель.
— Что такое, свинюха?
— Ничего, Мама.
Папа усмехнулся и навел на Лизель палец.
— Книгу, наждачку, карандаш, — приказал он. — И аккордеон, — когда Лизель уже была за дверью. Вско
Пока дошли до фрау Диллер, несколько раз оборачи
— Лизель, держи мешок ровно! Не помни белье!
— Да, Мама!
Еще через несколько шагов:
— Лизель, ты тепло одета?!
— Что, Мам?
— Saumensch dreckiges, никогда ничего не слышишь! Ты тепло оделась?! К вечеру посвежеет!
За углом Папа наклонился завязать шнурок.
— Лизель, — попросил он, — не свернешь мне са
Ничто бы не доставило Лизель большего удовольствия.
Когда разнесли белье, снова направились к реке Ам
Не доходя моста метров тридцать, Лизель с Папой сели в траву — писали слова и вслух читали их, а когда начало темнеть, Ганс вынул аккордеон. Лизель смотрела на него и слушала и все-таки не сразу заметила расте
* * * ПАПИНО ЛИЦО * * * Оно блуждало и размышляло, но не выдавало никакого ответа. Пока нет.
В нем была какая-то перемена. Легкий сдвиг.
Лизель замечала, но не осознавала этого до той поры, пока не сошлись все концы. Она не видела, что, играя, Папа что-то выискивает, потому что понятия не имела, что аккордеон Ганса Хубермана — это история. В скором будущем история эта прибудет на Химмель-штрассе, 33, в глухой предутренний час, со взъерошенными плечами и в дрожащей куртке. Она принесет чемоданчик, книгу
и два вопроса. История. История после истории. Исто
А в тот момент, насколько Лизель было ведомо, исто
Лизель, растянувшись, устроилась в широких объя
Закрыла глаза, и слух ее ловил ноты.
Были, конечно, и трудности. Несколько раз Папа чуть ли не орал на нее.
— Ну же, Лизель, — говорил он. — Ты знаешь это слово, ты же знаешь! — Именно когда дело, казалось, текло как по маслу, где-нибудь вдруг появлялся затор.
Если была хорошая погода, после обеда они шли на Ампер. В плохую — в подвал. В основном из-за Мамы. Поначалу они пробовали читать на кухне, но там было никак нельзя.
— Роза, — однажды заговорил с женой Ганс. Его сло
Роза посмотрела на него от плиты:
— Что?
— Я тебя прошу. Я тебя умоляю, пожалуйста, закрой рот хотя бы на пять минут?
Можете представить себе, что тут было.
В итоге Папа и Лизель оказались в подвале.
Освещения там не было, так что они брали кероси
— Скоро, — говорил ей Папа, — ты сможешь читать эту ужасную могильную книгу с закрытыми глазами.
— И меня переведут из карликового класса.
Она произнесла эти слова, как мрачная хозяйка.
На одном из подвальных занятий Папа решил обой
Иными вечерами после занятий в подвале Дизель, скрючившись, сидела в ванне и слышала неизменные речи с кухни.
— От тебя воняет, — говорила Роза Гансу. — Табаком и керосином.
Сидя в воде, Дизель представляла этот запах, начер
Чемпион школьного двора В ТЯЖЕЛОМ ВЕСЕ
Лето 1939 года спешило — или, может, это спешила Лизель. Днями она играла в футбол с Руди и другими ребятами с Химмель-штрассе (это круглогодичное за
В последующие дни года произошло два события.
* * * С СЕНТЯБРЯ ПО НОЯБРЬ 1939 г. * * *
1. Начинается Вторая мировая война.
2. Лизель Мемингер становится чемпионом школьного двора в тяжелом весе.
Первые дни сентября.
Холодным выдался в Молькинге тот день, когда на
Весь мир говорил об этом событии.
Газетные заголовки упивались им.
В приемниках Германии ревел голос фюрера. Мы не сдадимся. Мы не успокоимся. Победа будет за нами. На
Началось немецкое вторжение в Польшу, люди по
Пошла потеха.
День объявления войны у Папы был довольно удач
— Что там написано? — спросила его Лизель. Она переводила взгляд туда-сюда — от черных разводов на Папиной коже к газете.
— ГИТЛЕР ЗАХВАТЫВАЕТ ПОЛЬШУ, — ответил он. И с этим рухнул на стул. — Deutschland uber Alles, — про
И опять то же лицо — его аккордеонное лицо.
Это было начало одной войны.
Лизель скоро очутится на другой.
Примерно через месяц после начала занятий в школе Лизель перевели в надлежащий ее возрасту класс. Вы можете подумать, что из-за успехов в чтении, но это не так. При всех успехах читала она пока с большим труWatschen (произносится «ват- чен»).
* * * ТОЛКОВАНИЕ * * * Watschen = хорошая взбучка
Учительница, которая в придачу оказалась мона
Дома они с Папой уже довольно продвинулись в чте
Где-то в начале ноября в школе давали проверочные задания. Одно — по чтению. Каждого ученика заставля
В отяжелевшем от солнца классе в случайном поряд
— Вальденхайм, Леман, Штайнер.
Все они вставали и читали, каждый в меру способно
Пока шла проверка, в душе Лизель мешались жаркое предвкушение и мучительный страх. Ей отчаянно хоте
Всякий раз, когда сестра Мария заглядывала в спи
Вот Томми Мюллер закончил свое неважное высту
— Отлично. — Сестра Мария кивнула, углубившись в список. — Всех проверила.
Как?
— Нет!
Голос практически возник сам собой в другом углу комнаты.
На конце голоса был лимонноволосый мальчишка, чьи коленки в штанинах стукались друг об друга под столом. Вытянув руку вверх, он сказал:
— Сестра Мария, кажется, вы пропустили Лизель!
Сестру Марию.
Это не впечатлило.
Она шлепнула папку на стол перед собой и с одыш
— Нет, — сказала она решительно. Ее брюшко по
Девочка откашлялась и заговорила тихо, но вызы
— Я могу и сейчас, сестра Мария. — Большинство детей наблюдали молча. Некоторые явили чудесное дет
Терпение сестры Марии лопнуло.
— Нет, не можешь!.. Ты куда?
Потому что Лизель встала из-за парты и медленно, на жестких ногах уже шагала к доске. Она взяла книгу и открыла ее наугад.
— Ладно, — сказала сестра Мария. — Хочешь сда
— Да, сестра.
Бросив быстрый взгляд на Руди, Лизель опустила глаза и побежала ими по строчкам.
Когда она снова подняла взгляд, стены растянулись в разные стороны, а потом схлопнулись вместе. Всех учеников смяло прямо на ее глазах, и в лучезарный миг Лизель представила, как читает всю страницу в бе
* * * КЛЮЧЕВОЕ СЛОВО * * * представила
— Давай, Лизель!
Руди нарушил молчание.
Книжная воришка снова посмотрела вниз, на слова.
Давай. Теперь Руди произнес это беззвучно. Давай, Лизель.
Кровь сделалась громче. Строчки поплыли.
Белая страница внезапно оказалась написанной на чужом наречии, и никакой пользы не было от слез, что вдруг застили глаза. Теперь уже Лизель не видела ни од
Да еще солнце. Чтоб оно пропало. Оно вломилось в окно — стекло повсюду — и светило прямо на никче
— Может, книжку ты и украла, да читать не умеешь!
Ее осенило. Выход есть.
Вдох-выдох, вдох-выдох — и она принялась читать, но не по книге, что лежала перед ней. А кусок из «На
— «В случае снега, — выводила она, — надо поза
На этом и кончилось.
Книгу вырвали у нее из рук, и было сказано:
— Лизель — коридор!
Получая несильную взбучку, Лизель между взмахами секущей монашеской руки слышала, как в классе все смеются. И видела их. Всех этих смятых детей. Скалятся и смеются. Залитые солнцем. Смеялись все, кроме Руди.
На перемене ее дразнили. Мальчик по имени Людвиг Шмайкль подошел с книгой в руках.
— Эй, Лизель, — сказал он. — У меня тут одно слово не выходит. Можешь прочесть? — И он рассмеялся — самодовольным смехом десятилетнего. — Dummkopf — тупица!
Потянулись цепочкой облака, большие и неуклюжие, а другие дети окликали ее, наблюдая, как она заводится.
— Не слушай их, — посоветовал Руди.
— Тебе легко говорить. Это не ты тупица.
Под конец перемены счет подначек достиг девят
— Ну чего ты, Лизель! — Он сунул книгу ей под нос. — Помоги, а?
И Лизель помогла — да еще как.
Она встала и взяла у него книгу, и — пока он улыбал
Да, как вы можете представить, Людвиг Шмайкль, конечно, сложился пополам и, складываясь, еще полу
— Ты, свинух! — Ее голос тоже обдирал. — Ты засра
О, какие облака толклись и глупо собирались в небе.
Огромные жирные облака.
Темные и пухлые.
Сталкивались. Извинялись. Текли, пристраивались друг подле друга.
Дети сбежались, мигом, как... ну, как дети, привле
— Езус, Мария и Йозеф, — взвизгнув, выкрикнула какая-то девочка, — она его убьет!
Лизель не убила.
Но вполне могла.
Вообще-то ее остановило только одно — жалкое дер
— Ты чего? — заскулил Томми, и тогда, после третьей или четвертой оплеухи и вытекшей из носа мальчишки струйки крови, Лизель остановилась.
Стоя на коленях, она заглатывала воздух и слушала доносившиеся снизу стоны. Окинула взглядом вихрь лиц слева и справа и объявила:
— Я не тупица!
Никто не возразил.
И лишь когда все вернулись в класс и сестра Мария заметила состояние Людвига Шмайкля, схватка получи
— Руки, — поступил приказ каждому, но ни одной подозрительной пары не обнаружилось. — Вот так раз, — пробормотала сестра Мария. — Не может быть.
Потому что, разумеется, едва Лизель вышла вперед и показала руки, они все были в Людвиге Шмайкле, уже буро засыхавшем.
— Коридор, — объявила сестра, во второй раз за день. Точнее, во второй раз за час.
На сей раз это не был малый коридорный «ватчен». И не средний.
На сей раз это был всем «ватченам» «ватчен», прут об
После занятий Лизель возвращалась домой с Руди и остальными детьми Штайнеров. На подходе к Хим-
Избранные речи /м/
Герой нашего времени
Возможна доставка книги в , а также в любой другой город страны Почтой России, СДЭК, ОЗОН-доставкой или транспортной компанией.
{{searchData}}
whatsup