j
НА СКЛАДЕ в наличии, шт. | {{in_stock}} |
Название книги | Обломов |
Автор | Гончаров |
Год публикации | 2021 |
Издательство | Эксмо |
Раздел каталога | Историческая и приключенческая литература (ID = 163) |
Серия книги | Всемирная литература |
ISBN | 978-5-04-119090-3 |
EAN13 | 9785041190903 |
Артикул | P_9785041190903 |
Количество страниц | 544 |
Тип переплета | цел. |
Формат | - |
Вес, г | 1520 |
Книга из серии 'Всемирная литература'
'Восхищение романом А.С. Пушкина «Евгений Онегин» определило выбор Ивана Гончарова и поступление на словесный факультет Московского университета. По окончании он служил секретарем симбирского губернатора, где хорошо узнал механизм бюрократической системы. Затем стал переводчиком иностранной переписки в министерстве финансов, совершил кругосветное путешествие на фрегате «Паллада», служил цензором, был редактором «Северной пчелы» и снова цензором, причем консервативного толка. Именно в родном городе Симбирске он увидел приметы того «сна», который стал характерной чертой жителей придуманной писателем Обломовки, а также обломовщины, ставшей понятием нарицательным.
\"Обломов\" (1859) является второй частью знаменитой трилогии Ивана Гончарова, которая начинается с \"Обыкновенной истории\" (1847) и завершается \"Обрывом\" (1869).'
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРАИванГОНЧАРОВОбломовМОСКВА2021УДК 821.161.1-31ББК 84(2Рос=Рус)1-44Г65Оформление серии Натальи ЯрусовойВ коллаже на обложке использованы репродукции работ художников Карла фон Штейбена и Константина СомоваГончаров, Иван Александрович.Г65 Обломов / Иван Гончаров. — Москва : Эксмо, 2021. — 544 с. — (Всемирная литература (с картинкой)).ISBN 978-5-04-119090-3«Обломов» - одна из самых знаменитых книг в русской лиУДК 821.161.1-31ББК 84(2Рос=Рус)1-44ISBN 978-5-04-119090-3© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021Часть перваяiВ Гороховой улице, в одном из больших домов, народоЭто был человек лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами, но с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредотоИногда взгляд его помрачался выражением будто устаЦвет лица у Ильи Ильича не был ни румяный, ни смуа может быть, того и другого. Вообще же тело его, судя по матовому, чересчур белому цвету шеи, маленьких пухДвижения его, когда он был даже встревожен, сдержиКак шел домашний костюм Обломова к покойным черХалат имел в глазах Обломова тьму неоцененных достоОбломов всегда ходил дома без галстука и без жилеЛежание у Ильи Ильича не было ни необходимостью, как у больного или как у человека, который хочет спать, ни случайностью, как у того, кто устал, ни наслаждением, как у лентяя: это было его нормальным состоянием. Когда он был дома — а он был почти всегда дома, — он все лежал, и все постоянно в одной комнате, где мы его нашли, служившей ему спальней, кабинетом и приемной. У него было еще три комнатыг, но он редко туда заглядывал, утром разве, и то не всякий день, когда человек мел кабинет его, чего всякий день не делалось. В тех комнатах мебель закрыта была чехКомната, где лежал Илья Ильич, с первого взгляда каНо опытный глаз человека с чистым вкусом одним беdecorum1 неизбежных приличий, лишь бы отделаться от них. Обломов хлопотал, конечно, только об этом, когда убирал свой кабинет. Утонченный вкус не удовольствовался бы этими тяжелыми, неграциозТочно тот же характер носили на себе и картины, и вазы, и мелочи.Сам хозяин, однако, смотрел на убранство своего каПо стенам, около картин, лепилась в виде фестонов па1 видимость (лат.).полотенце; на столе редкое утро не стояла не убранная от вчерашнего ужина тарелка с солонкой и с обглоданной коЕсли б не эта тарелка, да не прислоненная к постели только что выкуренная трубка, или не сам хозяин, лежаИлья Ильич проснулся, против обыкновения, очень рано, часов в восемь. Он чем-то сильно озабочен. На лице у него попеременно выступал не то страх, не то тоска и доДело в том, что Обломов накануне получил из деревни, от своего старосты, письмо неприятного содержания. ИзЛегко ли? Предстояло думать о средствах к принятию каких-нибудь мер. Впрочем, надо отдать справедливость заботливости Ильи Ильича о своих делах. Он по первому неприятному письму старосты, полученному несколько лет назад, уже стал создавать в уме план разных перемен и улучшений в порядке управления своим имением.По этому плану предполагалось ввести разные новые экономические, полицейские и другие меры. Но план был еще далеко не весь обдуман, а неприятные письма старои, следовательно, нарушали покой. Обломов сознавал неОн, как только проснулся, тотчас же вознамерился встать, умыться и, напившись чаю, подумать хорошенько, кое-что сообразить, записать и вообще заняться этим делом как следует.С полчаса он все лежал, мучась этим намерением, но поТак и сделал. После чаю он уже приподнялся с своего ложа и чуть было не встал; поглядывая на туфли, он даже начал спускать к ним одну ногу с постели, но тотчас же опять подобрал ее.Пробило половина десятого, Илья Ильич встрепе— Что ж это я в самом деле? — сказал он вслух с досаВ комнате, которая отделялась только небольшим коВ комнату вошел пожилой человек, в сером сюртуке, с прорехою под мышкой, откуда торчал клочок рубашки, в сером же жилете, с медными пуговицами, с голым, как коЗахар не старался изменить не только данного ему богом образа, но и своего костюма, в котором ходил в деревне. Платье ему шилось по вывезенному им из деревни образцу. Серый сюртук и жилет нравились ему и потому, что в этой полуформенной одежде он видел слабое воспоминание ливреи, которую он носил некогда, провожая покойных господ в церковь или в гости; а ливрея в воспоминаниях его была единственною представительницею достоинства дома Обломовых.Более ничто не напоминало старику барского широкого и покойного быта в глуши деревни. Старые господа умерли, фамильные портреты остались дома и, чай, валяются где- нибудь на чердаке; предания о старинном быте и важности фамилии всё глохнут или живут только в памяти немногих оставшихся в деревне же стариков. Поэтому для Захара доБез этих капризов он как-то не чувствовал над собой баДом Обломовых был когда-то богат и знаменит в своей стороне, но потом, бог знает отчего, все беднел, мельчал и, наконец, незаметно потерялся между нестарыми дворянВот отчего Захар так любил свой серый сюртук. Может быть, и бакенбардами своими он дорожил потому, что виИлья Ильич, погруженный в задумчивость, долго не за— Что ты? — спросил Илья Ильич.— Ведь вы звали?— Звал? Зачем же это я звал — не помню! — отвечал он, потягиваясь. — Поди пока к себе, а я вспомню.Захар ушел, а Илья Ильич продолжал лежать и думать о проклятом письме.Прошло с четверть часа.— Ну, полно лежать! — сказал он. — Надо же встать... А впрочем, дай-ка я прочту еще раз со вниманием письмо старосты, а потом уж и встану. — Захар!Опять тот же прыжок и ворчанье сильнее. Захар вошел, а Обломов опять погрузился в задумчивость. Захар стоял ми— Куда же ты? — вдруг спросил Обломов.— Вы ничего не говорите, так что ж тут стоять-то даОн стоял вполуоборот среди комнаты и глядел все сто— А у тебя разве ноги отсохли, что ты не можешь посто— Какое письмо? Я никакого письма не видал, — сказал Захар.— Ты же от почтальона принял его: грязное такое!— Куда ж его положили — почему мне знать? — говорил Захар, похлопывая рукой по бумагам и по разным вещам, лежавшим на столе.— Ты никогда ничего не знаешь. Там, в корзине, посмо— Я не ломал, — отвечал Захар, — она сама изломалась; не век же ей быть: надо когда-нибудь изломаться.Илья Ильич не счел за нужное доказывать противное.— Нашел, что ли? — спросил он только.— Вот какие-то письма.— Не те.— Ну, так нет больше, — говорил Захар.— Ну хорошо, поди! — с нетерпением сказал Илья Ильич. — Я встану, сам найду.Захар пошел к себе, но только он уперся было руками о лежанку, чтоб прыгнуть на нее, как опять послышался то— Ах ты, господи! — ворчал Захар, отправляясь опять в кабинет. — Что это за мученье! Хоть бы смерть скорее пришла!— Чего вам? — сказал он, придерживаясь одной рукой за дверь кабинета и глядя на Обломова, в знак неблагово- ления, до того стороной, что ему приходилось видеть бари— Носовой платок, скорей! Сам бы ты мог догадаться: не видишь! — строго заметил Илья Ильич.Захар не обнаружил никакого особенного неудоволь— А кто его знает, где платок? — ворчал он, обходя во— Куда? Здесь ищи! Я с третьего дня там не был. Да ско— Где платок? Нету платка! — говорил Захар, разводя руИ, не дожидаясь ответа, Захар пошел было вон. Обло— Какая у тебя чистота везде: пыли-то, грязи-то, боже мой! Вон, вон, погляди-ка в углах-то — ничего не делаешь!— Уж коли я ничего не делаю... — заговорил Захар обиОн указал на середину пола и на стол, на котором Об— Вон, вон, — говорил он, — все подметено, прибрано, словно к свадьбе... Чего еще?— А это что? — прервал Илья Ильич, указывая на стены и на потолок. — А это? А это? — Он указал и на брошенное со вчерашнего дня полотенце, и на забытую на столе тарел— Ну, это, пожалуй, уберу, — сказал Захар снисходитель— Только это! А пыль по стенам, а паутина?.. — говорил Обломов, указывая на стены.— Это я к Святой неделе убираю: тогда образа чищу и паутину снимаю...— А книги, картины обмести?..— Книги и картины перед Рождеством: тогда с Анисьей все шкапы переберем. А теперь когда станешь убирать? Вы всё дома сидите.— Я иногда в театр хожу да в гости: вот бы...— Что за уборка ночью!Обломов с упреком поглядел на него, покачал головой и вздохнул, а Захар равнодушно поглядел в окно и тоже вздохнул. Барин, кажется, думал: «Ну, брат, ты еще боль— Понимаешь ли ты, — сказал Илья Ильич, — что от пыли заводится моль? Я иногда даже вижу клопа на стене!— У меня и блохи есть! — равнодушно отозвался Захар.— Разве это хорошо? Ведь это гадость! — заметил ОбЗахар усмехнулся во все лицо, так что усмешка охватила даже брови и бакенбарды, которые от этого раздвинулись в стороны, и по всему лицу до самого лба расплылось крас— Чем же я виноват, что клопы на свете есть? — сказал он с наивным удивлением. — Разве я их выдумал?— Это от нечистоты, — перебил Обломов. — Что ты все врешь!— И нечистоту не я выдумал.— У тебя, вот, там, мыши бегают по ночам — я слышу.— И мышей не я выдумал. Этой твари, что мышей, что кошек, что клопов, везде много.— Как же у других не бывает ни моли, ни клопов?На лице Захара выразилась недоверчивость, или, лучше сказать, покойная уверенность, что этого не бывает.— У меня всего много, — сказал он упрямо, — за всяким клопом не усмотришь, в щелку к нему не влезешь.А сам, кажется, думал: «Да и что за спанье без клопа?»— Ты мети, выбирай сор из углов — и не будет ничего, — учил Обломов.— Уберешь, а завтра опять наберется, — говорил Захар.— Не наберется, — перебил барин, — не должно.— Наберется — я знаю, — твердил слуга.— А наберется, так опять вымети.— Как это? Всякий день перебирай все углы? — спросил Захар. — Да что ж это за жизнь? Лучше бог по душу пошли!— Отчего ж у других чисто? — возразил Обломов. — По— А где немцы сору возьмут, — вдруг возразил Захар. — Вы поглядите-ко, как они живут! Вся семья целую неделю кость гложет. Сюртук с плеч отца переходит на сына, а с сына опять на отца. На жене и дочерях платьишки короЗахар даже сквозь зубы плюнул, рассуждая о таком ска— Нечего разговаривать! — возразил Илья Ильич. — Ты лучше убирай.— Иной раз и убрал бы, да вы же сами не даете, — сказал Захар.— Пошел свое! Все, видишь, я мешаю.— Конечно, вы; все дома сидите: как при вас станешь убирать? Уйдите на целый день, так и уберу.— Вот еще выдумал что — уйти! Поди-ка ты лучше к себе.— Да право! — настаивал Захар. — Вот, хоть бы сегодня ушли, мы бы с Анисьей и убрали все. И то не управимся вдвоем-то: надо еще баб нанять, перемыть все.— Э! Какие затеи — баб! Ступай себе, — говорил Илья Ильич.Он уж был не рад, что вызвал Захара на этот разговор. Он все забывал, что чуть тронешь этот деликатный предмет, так и не оберешься хлопот.Обломову и хотелось бы, чтоб было чисто, да он бы жеЗахар ушел, а Обломов погрузился в размышления. Чрез несколько минут пробило еще полчаса.— Что это? — почти с ужасом сказал Илья Ильич. — Одиннадцать часов скоро, а я еще не встал, не умылся до сих пор? Захар, Захар!— Ах ты, боже мой! Ну! — послышалось из передней, и потом известный прыжок.— Умыться готово? — спросил Обломов.— Готово давно! — отвечал Захар. — Чего вы не встаете?— Что ж ты не скажешь, что готово? Я бы уж и встал давно. Поди же, я сейчас иду вслед за тобою. Мне надо заЗахар ушел, но чрез минуту воротился с исписанной и замасленной тетрадкой и клочками бумаги.— Вот, коли будете писать, так уж кстати извольте и сче