j Стихотворения. Автор Гумилев / Купить книгу, доставка почтой, скачать бесплатно, читать онлайн, низкие цены со скидкой, ISBN 978-5-04-122430-1
логотип Феникс-Букс

Каталог Вход {{total_items}}

{{common_error}}
Нами выполнено {{total_orders}} заказов! Ваш – следующий!
СКИДКИ! При заказе книг на сумму от 1500 руб. – скидка 50% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK,
при заказе книг на сумму от 3000 руб. — скидка 80% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK.

Стихотворения. (Гумилев)Купить книгу, доставка почтой, скачать бесплатно, читать онлайн, низкие цены со скидкой, ISBN 978-5-04-122430-1

Стихотворения
Название книги Стихотворения
Автор Гумилев
Год публикации 2022
Издательство Эксмо
Раздел каталога Историческая и приключенческая литература (ID = 163)
Серия книги Всемирная литература
ISBN 978-5-04-122430-1
EAN13 9785041224301
Артикул P_9785041224301
Количество страниц 288
Тип переплета цел.
Формат -
Вес, г 880

Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:

Аннотация к книге "Стихотворения"
автор Гумилев

Книга из серии 'Всемирная литература'

Читать онлайн выдержки из книги "Стихотворения"
(Автор Гумилев)

К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.

До книги"Стихотворения"
Вы также смотрели...

Другие книги серии "Всемирная литература"

Другие книги раздела "Историческая и приключенческая литература"

Читать онлайн выдержки из книги "Стихотворения" (Автор Гумилев)

ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Николай
ГУМИЛЕВ
Стихотворения
МОСКВА
2022
УДК 821.161.1-1
ББК 84(2Рос=Рус)6-5
Г94
Оформление серии Натальи Ярусовой
В коллаже на обложке использованы репродукции работ художников Ольги Делла-Вос-Кардовской и Вильгельма Кунерта
Гумилев, Николай Степанович.
Г94 Стихотворения / Николай Гумилев. — Москва : Эксмо, 2022. — 288 с. — (Всемирная литература (с картинкой).
Ш5\ 978-5-04-122430-1
Николай Гумилев (1886—1921) — яркий представитель лите
УДК 821.161.1-1
ББК 84(2Рос=Рус)6-5
Ы?\ 978-5-04-122430-1
© Новгородова М.И., 2022
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
ИЗ СБОРНИКА
«Путь конквистадоров» (1905)
Песня О певце И короле
Мой замок стоит на утесе крутом В далеких, туманных горах, Его я воздвигнул во мраке ночном, С проклятьем на бледных устах.
В том замке высоком никто не живет, Лишь я его гордый король, Да ночью спускается с диких высот Жестокий, насмешливый тролль.
На дальнем утесе, труслив и смешон, Он держит коварную речь, Но чует, что меч для него припасен, Не знающий жалости меч.
Однажды сидел я в порфире златой, Горел мой алмазный венец —
И в дверь постучался певец молодой, Бездомный, бродячий певец.
Для всех, кто отвагой и силой богат, Отворены двери дворца;
В пурпуровой зале я слушать был рад Безумные речи певца.
С красивою арфой он стал недвижим, Он звякнул дрожащей струной,
И дико промчалась по залам моим Гармония песни больной.
«Я шел один в ночи беззвездной
В горах с уступа на уступ И увидал над мрачной бездной, Как мрамор белый, женский труп.
«Влачились змеи по уступам, Угрюмый рос чертополох, И над красивым женским трупом Бродил безумный скоморох.
«И смерти дивный сон тревожа, Он бубен потрясал в руке, Над миром девственного ложа Плясал в дурацком колпаке.
«Едва звенели колокольца, Не отдаваяся в горах, Дешевые сверкали кольца На узких сморщенных руках.
«Он хохотал, смешной, беззубый, Скача по сумрачным холмам, И прижимал больные губы К холодным девичьим губам.
«И я ушел, унес вопросы, Смущая ими божество, Но выше этого утеса Не видел в мире ничего».
Я долее слушать безумца не мог, Я поднял сверкающий меч, Певцу подарил я кровавый цветок В награду за дерзкую речь.
Цветок зазиял на высокой груди,
Красиво горящий багрец...
«Безумный певец, ты мне страшен, уйди».
Но мертвенно бледен певец.
Порвалися струны, протяжно звеня,
Как арфу его я разбил
За то, что он плакать заставил меня, Властителя гордых могил.
Как прежде в туманах не видно луча,
Как прежде скитается тролль,
Он, бедный, не знает, бояся меча, Что властный рыдает король.
По-прежнему тих одинокий дворец,
В нем трое, в нем трое всего:
Печальный король, и убитый певец, И дикая песня его.
Русалка
На русалке горит ожерелье И рубины греховно-красны, Это странно-печальные сны Мирового, больного похмелья. На русалке горит ожерелье И рубины греховно-красны.
У русалки мерцающий взгляд, Умирающий взгляд полуночи, Он блестит, то длинней, то короче, Когда ветры морские кричат.
У русалки чарующий взгляд, У русалки печальные очи.
Я люблю ее, деву-ундину, Озаренную тайной ночной, Я люблю ее взгляд заревой И горящие негой рубины... Потому что я сам из пучины, Из бездонной пучины морской.
ИЗ СБОРНИКА «Романтические цветы» (стихи 1903—1907 гг.)
Сонет
Как конквистадор в панцире железном, Я вышел в путь и весело иду, То отдыхая в радостном саду, То наклоняясь к пропастям и безднам.
Порою в небе смутном и беззвездном Растет туман... но я смеюсь и жду, И верю, как всегда, в мою звезду, Я, конквистадор в панцире железном.
И если в этом мире не дано Нам расковать последнее звено, Пусть смерть приходит, я зову любую!
Я с нею буду биться до конца, И, может быть, рукою мертвеца Я лилию добуду голубую.
Думы
Зачем они ко мне собрались, думы, Как воры ночью в тихий мрак предместий? Как коршуны, зловещи и угрюмы, Зачем жестокой требовали мести?
Ушла надежда, и мечты бежали, Глаза мои открылись от волненья, И я читал на призрачной скрижали Свои слова, дела и помышленья.
За то, что я спокойными очами Смотрел на уплывающих к победам, За то, что я горячими губами
Касался губ, которым грех неведом,
За то, что эти руки, эти пальцы Не знали плуга, были слишком тонки, За то, что песни, вечные скитальцы, Томили только, горестны и звонки, —
За всё теперь настало время мести. Обманный, нежный храм слепцы разрушат, И думы, воры в тишине предместий, Как нищего, во тьме меня задушат.
Маскарад
В глухих коридорах и залах пустынных Сегодня собрались веселые маски, Сегодня в увитых цветами гостиных Прошли ураганом безумные пляски.
Бродили с драконами под руку луны, Китайские вазы метались меж ними, Был факел горящий и лютня, где струны Твердили одно непонятное имя.
Мазурки стремительный зов раздавался, И я танцевал с куртизанкой Содома, О чем-то грустил я, чему-то смеялся, И что-то казалось мне странно знакомо.
Молил я подругу: «Сними эту маску, Ужели во мне не узнала ты брата?
Ты так мне напомнила древнюю сказку, Которую раз я услышал когда-то.
Для всех ты останешься вечно чужою И лишь для меня бесконечно знакома, И верь, от людей и от масок я скрою, Что знаю тебя я, царица Содома».
Под маской мне слышался смех ее юный.
Но взоры ее не встречались с моими, Бродили с драконами под руку луны, Китайские вазы метались меж ними.
Как вдруг под окном, где угрозой пустою Темнело лицо проплывающей ночи, Она от меня ускользнула змеею, И сдернула маску, и глянула в очи.
Я вспомнил, я вспомнил — такие же песни, Такую же дикую дрожь сладострастья И ласковый, вкрадчивый шепот: «Воскресни, Воскресни для жизни, для боли и счастья!»
Я многое понял в тот миг сокровенный, Но страшную клятву мою не нарушу.
Царица, царица, ты видишь, я пленный, Возьми мое тело, возьми мою душу!
Выбор
Созидающий башню сорвется. Будет страшен стремительный лет, И на дне мирового колодца Он безумье свое проклянет.
Разрушающий будет раздавлен, Опрокинут обломками плит, И, всевидящим богом оставлен, Он о муке своей возопит.
А ушедший в ночные пещеры
Или к заводям тихой реки Повстречает свирепой пантеры Наводящие ужас зрачки.
Не спасешься от доли кровавой, Что земным предназначила твердь. Но молчи: несравненное право — Самому выбирать свою смерть.
Умный дьявол
Мой старый друг, мой верный Дьявол, Пропел мне песенку одну:
«Всю ночь моряк в пучине плавал, А на заре пошел ко дну.
Кругом вставали волны-стены, Спадали, вспенивались вновь, Пред ним неслась, белее пены, Его великая любовь.
Он слышал зов, когда он плавал:
«О, верь мне, я не обману»...
Но помни, — молвил умный Дьявол, — Он на заре пошел ко дну».
Принцесса
В темных покрывалах летней ночи Заблудилась юная принцесса.
Плачущей нашел ее рабочий, Что работал в самой чаще леса.
Он отвел ее в свою избушку, Угостил лепешкой с горьким салом, Подложил под голову подушку И закутал ноги одеялом.
Сам заснул в углу далеком сладко, Стало тихо тишиной виденья, Пламенем мелькающим лампадка Освещала только часть строенья.
Неужели это только тряпки, Жалкие, ненужные отбросы, Кроличьи засушенные лапки, Брошенные на пол папиросы?
Почему же ей ее томленье Кажется мучительно знакомо, И ей шепчут грязные поленья, Что она теперь лишь вправду дома?
...Ранним утром заспанный рабочий Проводил принцессу до опушки, Но не раз потом в глухие ночи Проливались слезы об избушке.
Влюбленная В дьявола
Что за бледный и красивый рыцарь Проскакал на вороном коне, И какая сказочная птица Кружилась над ним в вышине?
И какой печальный взгляд он бросил На мое цветное окно,
И зачем мне сделался несносен Мир родной и знакомый давно?
И зачем мой старший брат в испуге При дрожащем мерцанье свечи Вынимал из погребов кольчуги И натачивал копья и мечи?
И зачем сегодня в капелле Все сходились, читали псалмы, И монахи угрюмые пели Заклинанья против мрака и тьмы?
И спускался сумрачный астролог С заклинательной башни в дом, И зачем был так странно долог Его спор с моим старым отцом?
Я не знаю, ничего не знаю,
Я еще так молода,
Но я всё же плачу, и рыдаю, И мечтаю всегда.
Зараза
Приближается к Каиру судно С длинными знаменами Пророка. По матросам угадать нетрудно, Что они с востока.
Капитан кричит и суетится, Слышен голос, гортанный и резкий, Меж снастей видны смуглые лица И мелькают красные фески.
На пристани толпятся дети, Забавны их тонкие тельца, Они сошлись еще на рассвете Посмотреть, где станут пришельцы.
Аисты сидят на крыше И вытягивают шеи.
Они всех выше, И им виднее.
Аисты — воздушные маги, Им многое тайное понятно: Почему у одного бродяги На щеках багровые пятна.
Аисты кричат над домами, Но никто не слышит их рассказа, Что вместе с духами и шелками Пробирается в город зараза.
Жираф
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана, И шкуру его украшает волшебный узор, С которым равняться осмелится только луна, Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Вдали он подобен цветным парусам корабля, И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля, Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Я знаю веселые сказки таинственных стран Про черную деву, про страсть молодого вождя, Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман, Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав...
Ты плачешь? Послушай. далеко, на озере Чад Изысканный бродит жираф.
Озеро Чад
На таинственном озере Чад Посреди вековых баобабов Вырезные фелуки стремят На заре величавых арабов.
По лесистым его берегам И в горах, у зеленых подножий, Поклоняются странным богам Девы-жрицы с эбеновой кожей.
Я была женой могучего вождя, Дочерью властительного Чада, Я одна во время зимнего дождя Совершала таинство обряда. Говорили — на сто миль вокруг Женщин не было меня светлее, Я браслетов не снимала с рук. И янтарь всегда висел на шее.
Белый воин был так строен, Губы красны, взор спокоен, Он был истинным вождем;
И открылась в сердце дверца, А когда нам шепчет сердце, Мы не боремся, не ждем.
Он сказал мне, что едва ли И во Франции видали
Обольстительней меня, И как только день растает, Для двоих он оседлает Берберийского коня.
Муж мой гнался с верным луком, Пробегал лесные чащи, Перепрыгивал овраги, Плыл по сумрачным озерам
И достался смертным мукам.
Видел только день палящий Труп свирепого бродяги, Труп покрытого позором.
А на быстром и сильном верблюде, Утопая в ласкающей груде
Шкур звериных и шелковых тканей, Уносилась я птицей на север, Я ломала мой редкостный веер, Упиваясь восторгом заране.
Раздвигала я гибкие складки
У моей разноцветной палатки И, смеясь, наклонялась в оконце, Я смотрела, как прыгает солнце В голубых глазах европейца.
А теперь, как мертвая смоковница, У которой листья облетели, Я ненужно-скучная любовница, Словно вещь, я брошена в Марселе. Чтоб питаться жалкими отбросами, Чтобы жить, вечернею порою
Я пляшу пред пьяными матросами, И они, смеясь, владеют мною. Робкий ум мой обессилен бедами, Взор мой с каждым часом угасает... Умереть? Но там, в полях неведомых, Там мой муж, он ждет и не прощает.
Мореплаватель Павзаний
Мореплаватель Павзаний
С берегов далеких Нила
В Рим привёз и шкуры ланей, И египетские ткани, И большого крокодила.
Это было в дни безумных Извращений Каракаллы.
Бог веселых и бездумных Изукрасил цепью шумных Толп причудливые скалы.
В золотом, невинном горе Солнце в море уходило, И в пурпуровом уборе Император вышел в море, Чтобы встретить крокодила.
Суетились у галеры Бородатые скитальцы.
И изящные гетеры Поднимали в честь Венеры Точно мраморные пальцы.
И какой-то сказкой чудной, Нарушителем гармоний, Крокодил сверкал у судна Чешуею изумрудной На серебряном понтоне.
Неоромантическая СКАЗКА
Над высокою горою Поднимались башни замка, Окруженного рекою, Как причудливою рамкой.
Жили в нем согласной парой Принц, на днях еще из детской, С ним всезнающий, и старый, И напыщенный дворецкий.
В зале Гордых Восклицаний Много копий и арканов, Чтоб охотиться на ланей И рыкающих кабанов.
Вид принявши молодецкий, Принц несется на охоту, Но за ним бежит дворецкий И кричит, прогнав дремоту:
«За пределами Веледа Есть заклятые дороги, Там я видел людоеда На огромном носороге.
Кровожадный, ликом темный, Он бросает злые взоры, Носорог его огромный Потрясает ревом горы».
Принц не слушает и мчится, Белый панцирь так и блещет, Сокол, царственная птица, На руке его трепещет.
Вдруг... жилище людоеда — Скал угрюмые уступы, И, трофей его победы, Полусъеденные трупы.
И, как сны необычайны, Пестрокожие удавы.
Но дворецкий знает тайны, Жжет магические травы.
Не успел алтарь остынуть, Людоед уже встревожен, Не пытается он вынуть Меч испытанный из ножен.
На душе тяжелый ужас, Непонятная тревога, И трубит он в рог, натужась, Вызывает носорога.
Но он скоро рог оставит: Друг его в лесистом мраке, Где его упорно травят Быстроногие собаки.
Юный принц вошел нечаян В этот дом глухих рыданий, И испуганный хозяин Очутился на аркане.
Людоеда посадили Одного с его тоскою
В башню мрака, башню пыли, За высокою стеною.
Говорят, он стал добрее, Проходящим строит глазки И о том, как пляшут феи, Сочиняет детям сказки.
ИЗ СБОРНИКА «Жемчуга» (стихи 1907—1910 гг.)
Волшебная скрипка
Валерию Брюсову
Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры, Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка, Что такое темный ужас начинателя игры!
Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки, У того исчез навеки безмятежный свет очей, Духи ада любят слушать эти царственные звуки, Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.
Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам, Вечно должен биться, виться обезумевший смычок, И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,
И когда пылает запад, и когда горит восток.
Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье, И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться
и вздохнуть, — Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленье В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.
Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось всё, что пело, В очи глянет запоздалый, но властительный испуг. И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело, И невеста зарыдает, и задумается друг.
Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча. На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача.
Поединок
В твоем гербе — невинность лилий, В моем — багряные цветы.
И близок бой, рога завыли, Сверкнули золотом щиты.
Я вызван был на поединок Под звуки бубнов и литавр, Среди смеющихся тропинок, Как тигр в саду, — угрюмый мавр.
Ты — дева-воин песен давних, Тобой гордятся короли, Твое копье не знает равных В пределах моря и земли.
Вот мы схватились и застыли, И войско с трепетом глядит, Кто побеждает: я ли, ты ли, Иль гибкость стали, иль гранит.
Я пал, и молнии победней Сверкнул и в тело впился нож.
Тебе восторг — мой стон последний, Моя прерывистая дрожь.
И ты уходишь в славе ратной, Толпа поет тебе хвалы,
Но ты воротишься обратно, Одна, в плаще весенней мглы.
И над равниной дымно-белой Мерцая шлемом золотым, Найдешь мой труп окоченелый И снова склонишься над ним:
«Люблю! Ты слышишь, милый, милый? Открой глаза, ответь мне — да.
За то, что я тебя убила, Твоей я стану навсегда».
Еще не умер звук рыданий,
Еще шуршит твой белый шелк, А уж ко мне ползет в тумане Нетерпеливо-жадный волк.
Лесной пожар
Ветер гонит тучу дыма, Словно грузного коня.
Вслед за ним неумолимо Встало зарево огня.
Только в редкие просветы Темно-бурых тополей Видно розовые светы Обезумевших полей.
Ярко вспыхивает маис, С острым запахом смолы, И, шипя и разгораясь, В пламя падают стволы.
Резкий грохот, тяжкий топот, Вой, мычанье, визг и рев, И зловеще-тихий ропот Закипающих ручьев.
Вон несется слон-пустынник, Лев стремительно бежит, Обезьяна держит финик И пронзительно визжит.
С вепрем стиснутый бок о бок, Легкий волк, душа ловитв,
Зубы белы, взор не робок — Только время не для битв.
А за ними в дымных пущах Льется новая волна Опаленных и ревущих... Как назвать их имена?
Словно там, под сводом ада, Дьявол щелкает бичом, Чтобы грешников громада Вышла бешеным смерчом.
Все страшней в ночи бессонной, Все быстрее дикий бег, И, огнями ослепленный, Черной кровью обагренный, Первым гибнет человек.
В пути
Кончено время игры, Дважды цветам не цвести. Тень от гигантской горы Пала на нашем пути.
Область унынья и слез — Скалы с обеих сторон И оголенный утес, Где распростерся дракон.
Острый хребет его крут, Вздох его — огненный смерч.
Люди его назовут
Сумрачным именем «Смерть».
Что ж, обратиться нам вспять, Вспять повернуть корабли, Чтобы опять испытать Древнюю скудость земли?
Нет, ни за что, ни за что!
Значит, настала пора.
Лучше слепое Ничто, Чем золотое Вчера!
Вынем же меч-кладенец, Дар благосклонных наяд, Чтоб обрести наконец Неотцветающий сад.
Семирамида
Светлой памяти И. Ф. Анненского
Для первых властителей завиден мой жребий, И боги не так горды.
Столпами из мрамора в пылающем небе Укрепились мои сады.
Там рощи с цистернами для розовой влаги, Голубые, нежные мхи,
Рабы, и танцовщицы, и мудрые маги, Короли четырех стихий.
Всё манит и радует, всё ясно и близко,
Всё таит восторг вышины,
Но каждою полночью так страшно и низко Наклоняется лик луны.
И в сумрачном ужасе от лунного взгляда,
От цепких лунных сетей,
Мне хочется броситься из этого сада С высоты семисот локтей.
Воин Агамемнона
Смутную душу мою тяготит
Странный и страшный вопрос: Можно ли жить, если умер Атрид, Умер на ложе из роз?
Все, что нам снилось всегда и везде, Наше желанье и страх,
Все отражалось, как в чистой воде,
В этих спокойных очах.
В мышцах жила несказанная мощь, Нега — в изгибе колен,
Был он прекрасен, как облако, — вождь Золотоносных Микен.
Что я? Обломок старинных обид, Дротик, упавший в траву.
Умер водитель народов, Атрид, — Я же, ничтожный, живу.
Манит прозрачность глубоких озер, Смотрит с укором заря.
Тягостен, тягостен этот позор — Жить, потерявши царя!
Андрогин
Тебе никогда не устанем молиться, Немыслимо-дивное Бог-Существо.
Мы знаем, Ты здесь, Ты готов проявиться, Мы верим, мы верим в Твое торжество.
Подруга, я вижу, ты жертвуешь много, Ты в жертву приносишь себя самое, Ты тело даешь для Великого Бога, Изысканно-нежное тело свое.
Спеши же, подруга! Как духи, нагими, Должны мы исполнить старинный обет, Шепнуть, задыхаясь, забытое Имя И, вздрогнув, услышать желанный ответ.
Я вижу, ты медлишь, смущаешься... Что же?! Пусть двое погибнут, чтоб ожил один, Чтоб странным и светлым с безумного ложа, Как феникс из пламени, встал Андрогин.
И воздух — как роза, и мы — как виденья, То близок к отчизне своей пилигрим.
И верь! Не коснется до нас наслажденье Бичом оскорбительно-жгучим своим.
Покорность
Только усталый достоин молиться богам, Только влюбленный — ступать по весенним лугам!
На небе звезды, и тихая грусть на земле, Тихое «пусть» прозвучало и тает во мгле.
Это — покорность! Приди и склонись надо мной, Бледная дева под траурно-черной фатой!
Край мой печален, затерян в болотной глуши, Нету прекраснее края для скорбной души.
Вон порыжевшие кочки и мокрый овраг, Я для него отрекаюсь от призрачных благ.
Что я: влюблен или просто смертельно устал?
Так хорошо, что мой взор, наконец, отблистал!
Тихо смотрю, как степная колышется зыбь, Тихо внимаю, как плачет болотная выпь.
Рыцарь С цепью
Слышу гул и завыванье призывающих рогов, И я снова конквистадор, покоритель городов.
Словно раб, я был закован, жил, униженный, в плену, И забыл, неблагодарный, про могучую весну.
А она пришла, ступая над рубинами цветов, И, ревнивая, разбила сталь мучительных оков.
Я опять иду по скалам, пью студеные струи, Под дыханьем океана раны зажили мои.
Но, вступая, обновленный, в неизвестную страну, Ничего я не забуду, ничего не прокляну.
И, чтоб помнить каждый подвиг, — и возвышенность, и степь, —
Я к серебряному шлему прикую стальную цепь.
Христос
Он идет путем жемчужным
По садам береговым,
Люди заняты ненужным, Люди заняты земным.
«Здравствуй, пастырь! Рыбарь, здравствуй!
Вас зову я навсегда, Чтоб блюсти иную паству И иные невода.
Лучше ль рыбы или овцы Человеческой души?
Вы, небесные торговцы, Не считайте барыши!
Ведь не домик в Галилее
Вам награда за труды, — Светлый рай, что розовее Самой розовой звезды.
Солнце близится к притину,
Слышно веянье конца, Но отрадно будет Сыну В Доме Нежного Отца».
Не томит, не мучит выбор, Что пленительней чудес?!
И идут пастух и рыбарь За искателем небес.
Маркиз де Карабас
С. Ауслендеру
Весенний лес певуч и светел, Черны и радостны поля.
Сегодня я впервые встретил За старой ригой журавля.
Смотрю на тающую глыбу, На отблеск розовых зарниц, А умный кот мой ловит рыбу И в сеть заманивает птиц.
Он знает след хорька и зайца, Лазейки сквозь камыш к реке, И так вкусны сорочьи яйца, Им испеченные в песке.
Когда же роща тьму прикличет, Туман уронит капли рос
И задремлю я, он мурлычет, Уткнув мне в руку влажный нос:
«Мне сладко вам служить. За вас Я смело миру брошу вызов.
Ведь вы маркиз де Карабас, Потомок самых древних рас, Средь всех отличенный маркизов.
И дичь в лесу, и сосны гор, Богатых золотом и медью, И нив желтеющих простор, И рыба в глубине озер Принадлежат вам по наследью.
Зачем же спите вы в норе, Всегда причудливый ребенок, Зачем не жить вам при дворе, Не есть и пить на серебре Средь попугаев и болонок?!»
Мой добрый кот, мой кот ученый Печальный подавляет вздох И лапкой белой и точеной, Сердясь, вычесывает блох.
Наутро снова я под ивой (В ее корнях такой уют) Рукой рассеянно-ленивой Бросаю камни в дымный пруд.
Как тяжелы они, как метки, Как по воде они скользят!
...И в каждой травке, в каждой ветке Я мой встречаю маркизат.
Озера
Я счастье разбил с торжеством святотатца,
И нет ни тоски, ни укора, Но каждою ночью так ясно мне снятся Большие, ночные озера.
На траурно-черных волнах ненюфары, Как думы мои, молчаливы, И будят забытые, грустные чары Серебряно-белые ивы.
Луна освещает изгибы дороги,
И видит пустынное поле, Как я задыхаюсь в тяжелой тревоге И пальцы ломаю до боли.
Я вспомню, и что-то должно появиться, Как в сумрачной драме развязка: Печальная девушка, белая птица Иль странная, нежная сказка.
И новое солнце заблещет в тумане,
И будут стрекозами тени,
И гордые лебеди древних сказаний
На белые выйдут ступени.
Но мне не припомнить. Я, слабый, бескрылый, Смотрю на ночные озера
И слышу, как волны лепечут без силы Слова рокового укора.
Проснусь, и как прежде уверены губы, Далеко и чуждо ночное,
И так по-земному прекрасны и грубы Минуты труда и покоя.
Просто люби жизнь
Сезон отравленных плодов
Возможна доставка книги в , а также в любой другой город страны Почтой России, СДЭК, ОЗОН-доставкой или транспортной компанией.
{{searchData}}
whatsup