j
Название книги | На страже Отечества. Уголовный розыск Российской империи (переизд. ) |
Автор | Путилин |
Год публикации | 2022 |
Издательство | Эксмо |
Раздел каталога | Политика. Партии и движения (ID = 105) |
Серия книги | Российская императорская библиотека |
ISBN | 978-5-04-157889-3 |
EAN13 | 9785041578893 |
Артикул | P_9785041578893 |
Количество страниц | 608 |
Тип переплета | цел. б |
Формат | - |
Вес, г | 1680 |
Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:
Книга из серии 'Российская императорская библиотека'
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
В. Е. Маковский. Осужденный.1879 г.И. Д. Путилин, А. Ф. КоткоНА СТРАЖЕ ОТЕЧЕСТВАУГОЛОВНЫЙ РОЗЫСК ИМПЕРАТОРСКОЙ РОССИИИллюстрированное изданиеМосква2022ОБ ЭТОЙ КНИГЕ, ЕЕ АВТОРАХ И БОРЬБЕ С УГОЛОВНЫМИ ПРЕСТУПЛЕНИЯМИ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИОт ИздательстваПопытки упорядочить сыскную деятельность в России предпринимались с давних пор. В «Русской Правде» — сборнике правовых норм, составленВ дальнейшем нормы и формы уголовного сыска определялись «Судебниками» 1497 и 1550 гг., Соборным уложением 1649 г. В последнем компетенция розыска преступников возлагалась на Разбойный приказ (он был создан в 1539 г.): «КотоПри Петре I в России впервые была создана регулярная полиция — специальНесмотря на многочисленные реформирования, предпринимавшиеся в XVIII в., сыскная деятельность оставалась неупорядоченной, вновь создаваемые учрежде(1802) и Министерства полиции (1810; в 1819 г. оно было присоединено к МВД). Тем не менее, на фоне непрекращающегося роста преступноНадо сказать, что такое положение дел долгое время было характерно не только для России, но и всей Европы. Прорывом стала деятельность Эжена Франсуа Видока — бывшего преступниВ Российской империи знали о достижениях Видока и других европейских сыщиков, но сыск как самостоятельная структура начал «оформИ, наконец, 1866 г., 26 октября — дата, котоПервым начальником сыскной полиции Санкт-Петербурга стал Иван Дмитриевич Путилин, человек, которого называли «гением русского сыска». С биографией Путилина и его воспоминаниями читатель познакомится чуть позже, пока же остановимся на том, что предВ любом случае, 20 или даже 40 оперативных работников на город с полумиллионным насеМалочисленность, невысокая оплата труда агентов, недоступность современных методов криминалистики — дактилоскопии, экспертиз и т. д. — из-за этих и других причин эффективЦифры цифрами, а конкретные дела иллюДело, в общем-то, обычное: обчистить в церкви богомольца, слишком поглощенного молитвой,— московским ворам раз плюнуть. «Пикантность» этому происшествию придавало другое — Александр Егорович Тимашев с 1868 г. возглавлял министерство внутренних дел, и борьба с преступностью, с ворами в том числе, была его первейшей обязанностью.Сам Тимашев, естественно, в поисках своих пропавших ценностей по московским подворотНереальная задача? Но ведь нашли же! Свои методы, свои «подходцы» — но результат-то есть, вот он: уже ранним утром пропавшие вещи миОчевидно, что в первые годы работы сыск дерВслед за Петербургом, сыскная полиция поятельной функцией правоохранительных органов, а сыскные службы были организованы во всех губернских и крупных городах.В августе 1910 г. Министерство внутренних дел, которое тогда возглавлял П. А. Столыпин, утвердило «Инструкцию членам сыскных отдеПеред Первой мировой войной главой УгоБлагодаря своим организаторским способподразделениях и применению современных методов сыска хаос в московской сыскной поТак случилось, что Аркадий Кошко стал посыск был в компетенции охранных отделений, во внимание не принимался. Не признавали преК счастью для нас, потомков, Иван Путилин и Аркадий Кошко были не только гениальныИ. Д. ПУТИЛИН —ГЕНИЙРУССКОГО СЫСКАБИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРКПо природе своей Путилин был чрезвычайно даровит и как бы создан для своей должности» — знаменитый юрист, общественный и государственИвана Путилина часто сравнивали с Шерлоком Холмсом, Эркюлем Пуаро, комиссаром Мегре и т. д. Что ж, весьма лестное сравнение... для Холмса, Пуаро, Мегре и прочих литературных детективов и сыщиков. Ведь писатель может надеЧто еще роднит Ивана Путилина с его литературными коллегами, так это «неВ десять лет Иван был определен в Новооскольское уездное училище, где проЭто — самый низ служебной лестницы. Подняться выше «человеку без прои способностям, это удалось. Иван быстро осозИ. Д. Путилин.Фотография XIX в.скромный, усердный к службе и обращающий на себя постоянно благосклонное внимание наНачальство снова было благосклонно, и раИван Дмитриевич, — у нас есть все, что только могли выработать прогресс и наука... А тогда? Что было тогда?Ничего, ровно ничего в положительном смысле, зато много — в отрицательном. НеграЗато быстро приходил такой необходимый опыт. Уже через девять месяцев после начала службы, за блестяще проведенный розыск по делу о крупной краже, Иван Путилин получил первую благодарность от начальства. В 1856-м — первое повышение по службе: его переводят в старшие помощники квартального надзирателя.С тех пор карьера Путилина стремительно по* * *Уметь распознавать по грязи на ботинке, из какого она района города, или по одной наклеенной на бумагу букве определять, из касдержанностью, большим юмором и своеобразПутилин действительно хорошо знал мир, и не только свой, но и тот, на борьбу с котоИ конечно, дедуктивный метод, куда ж без него. Наблюдать и делать выводы из самых, казалось бы, незначительных деталей Иван Дмитриевич умел великолепно. А. Ф. Кони описывал поведение Путилина в ходе расслетщательно перебрал все белье, отыскивая между ними спрятанные деньги и ценные бумаги. Вот, например, дюжина полотенец. Он внимательПоздно вечером, в тот же день, мне дали знать, что убийца арестован в трактире на станции ЛюКонечно, Путилин был не единственным изНачальник сыска по определению не мог быть «святее папы римского», Путилин не раз и не два в своей карьере использовал сведения от людей, зная, что за теми водятся грехи. Авторитетом в преступной среде он пользовался колоссальВсего не перечесть, что прошло передо мною, обнажаясь до наготы.И с течением времени какое глубокое получа* * *Незаменимых нет? Это не про Путилина. Вну«Дела было всегда много: кражи, грабежи, убийства следовали чуть не ежедневно,— вспоВ мае 1889 г. И. Д. Путилин снова подал проников, г. Путилин одинаково не щадил своих сил для оправдания важного назначения СыскПоследние годы жизни Иван Путилин, не наРАССКАЗЫИЗ ОПЕРАТИВНЫХ ДЕЛ И. Д. ПУТИЛИНАШАЙКААТАМАНА «СТЕНЬКИ РАЗИНА»В1855—1857 годах в Петербурге нами была обезврежена шайка «душителей», наводившая панический страх на жителей столицы.О деяниях преступников, полных невыразимого злодейства, я подробнорассказал в моих записках, озаглавив часть из их — «Душители».Когда все эти люди-«звери» попали в руки правосудия, столица и ее пригороды вздохнули свободно.Но вот наступили сентябрь и октябрь 1859 года, памятного по массе труда, выстолица глухо, в смертельном страхе заволновалась.Да и было, по правде сказать, от чего испугаться!Сначала в окрестностях Петербурга, а в октябре и в самом Петербурге появилась шайка разбойников под предводительством... Стеньки Разина.Конечно, этот самозванец не был тем знаменитым героическим злодеем-атаДа, это был другой Стенька Разин, с другой шайкой удалых «разбойничков». Размах его злодейской натуры не был столь могуч и героичен, но зато своей кроТеперь, когда я уже убелен сединами, занимаю видное служебное положение, окружен всевозможными средствами для борьбы с преступными элементами, мысль моя невольно переносится в то отдаленное время, когда мы должны были поистине голыми руками ловить отчаянных злодеев.Теперь у нас есть все, что только могли выработать прогресс и наука. К нашим услугам — телефоны и железная дорога, а в нашей профессии — разные научные методы, приемы, изобретения, хотя бы те же графические портреты преступниА тогда? Что было тогда?Ничего, ровно ничего в положительном смысле, зато много — в отрицательном. Неграмотные «бумажники», грязные кварталы-части с невежественным персона-лом, откровенное пьянство и еще более откроА они, эти злодеи, словно понимая, что все это неустройство, вся эта тьма, все это «поспеем» им на руку, увеличивались в своем числе со сказочЭто время было расцветом разбойничества и сумерками полицейско-сыщнической власти. При этом ловкость злодеев была обратно проВ это сумеречное время началась моя служебВ ночь на 7 сентября, знаменитого количеВсе помещение харчевни было буквально залито кровью. На полу двух комнат валялись куски мозга и виднелись кровяные следы от саВвиду того, что убийство было совершено не ночью, а вечером, а Самоделов с братом, судя по их наружному виду, должны были обладать большой физической силой, становилось очеВ. М. Васнецов. Чаепитие в таверне.1874 г.и на липкой грязи вокруг харчевни виднелись отпечатки многих ног.Начали, как водится, следствие.Прошло несколько дней, как вдруг обнаружеВ деревне Пещанице в своем небольшом доЕще через несколько дней — новое злодеяние.В ночь на 14 октября было произведено наНа этот раз на место происшествия был от— Вот что, Путилин, опять злодеяние! Это что-то слишком уж часто. Отправляйтесь и расЯ поклонился и отправился.— Как было дело? — приступил я к опросу перепуганного до смерти Зубковского.— Мы уже легли спать, потому что было позд— Ломай дверь! Выпирай!И в ту же секунду в дверь посыпались удары.Закричал я, бросился к жене, бужу ее, кричу: «Разбойники... разбойники к нам идут!» ПроснуБросился я к окну, хотел выскочить, чтобы побежать и позвать на помощь, но окно вдруг распахнулось и в него быстро ворвался разбой— Какой черт? Что ты мелешь, Зубковский? — вырвалось у меня.— А так, ваше благородие. Взглянул я на него — и от страху уже и кричать не могу.Лицо его — все черное, как есть черное! Как раз тут и дверь упала, выпертая злодеями. Ворва— Где еще? Что еще? — спрашивают, а сами хватают все, что только можно, а потом подошли опять ко мне, смеются. «Ну, не много у тебя де— Что же?— Да тут. при мне. при детях надругались над ней. Как увидел я это, страх позабыл, броЯ подошел к маленькой героине. Бедная деЯ помню, как меня поразило это зрелище. Она, с удивительным, недетским терпением пеИ вот тут-то, над ее изголовьем, я поклялся, что разыщу этих проклятых убийц-извергов, насилующих мать при ее детях, этих людей, для которых нет ничего святого, заветного. Кровожадная волСо всем рвением и старанием бросился я в расследование этого дела.Через три дня подоспели новые подвиги этой шайки разбойников.В глухую ночь на 17 октября они с вымазанЭта часовня находилась в глухой местности — на кладбище близ казенных кирпичных заводов, принадлежащих второму стану ШлиссельбургскоЗатем с промежутками в день-два было соверДо сих пор, как мы видим, похождения этой шайки сосредоточивались только в уездах ПетерЕдва весть об этом разбойничьем нападении облетела Петербург, как среди его жителей наНо вдруг — Стенька Разин в Петербурге! Его таинственная, зверская шайка с черными харями тут, бок о бок с ними, и никто не знает, когда ей заблагорассудится посетить — с топорами и ноДа, огромное волнение охватило петербуржв страхе и смятении не говорили о появлении в столице страшных разбойников.Мы получили строжайшее приказание от высТак как главное расследование по этому делу было поручено мне и стряпчему полицейских дел Московской части Кельчевскому (о котором я буду говорить в «Душителях»), мы подали докладную записку, в которой написали следующее: «ПроУвы, эта докладная записка принесла нам... очень мало пользы.Как и всегда, мы могли надеяться только на собственные чутье, находчивость, смелость, изворотливость и непреклонную силу духа и воли. Слава Богу, всем этим я был достаточно богат!Хмурое осеннее утро приветствовало меня в первый день моих розысков. Темное свинцовое небо, плачущее мелкими холодными слезами, опрокинулось над столицей. Дул порывистый ледяной ветер, проникавший до костей.В 9 часов утра я вышел из нашего квартала- части. Служивый у дверей, которые я не закрыл за собою, громко мне бросил:— Ишь, дьявол рваный, тоже дверей за собой не закрывает.Я еле удержался от хохота. Недурно! Наш Фо— А что, любезный, Путилина нет в квартале?— А тебе на что Иван Дмитриевич? Али хо— Да уж очень бы занятно, Фомич, самого себя в лапы сцапать! — рассмеялся я.Старик даже перекрестился от удивления.— Да неужто это вы, ваше благородие? — глуЯ махнул рукой и пошел. Да, действительно, узнать меня было нелегко. Когда сегодня рано утром я в таком виде представился приставу, тот только руками развел:— Вы?! Черт знает, батюшка, какой у вас талант!Я был в опорках на босу ногу. Короткие штаны доходили до щиколотки, а там болталась грязная тряпка. На коленях штаны были прорваны. НеЕжась от холода в этом «милом» одеянии, я наВ эти дни наша полиция с ног сбилась, стараВчера опять было совершено зверское ограУже вечерело, когда я добрался до СмоленВ то время Смоленская слобода была унылой, малозаселенной местностью, с редко стоящимидомами, в которых ютилась рабочая рвань, поНа улице, посреди слободы, стоял клуб местЯ отворил дверь, вошел в него, и меня сраНароду было порядочно, все — представители местной смоленско-слободской рвани, голытьбы и рабочего элемента. В одном месте бражничал здоровенный рабочий «кирпичник», в другом — сапожник, там — просто золоторотец.Мое появление никого на смутило, а тем паче не удивило. Я был ко двору с моим эффектным видом. Я спросил чаю, косушку водки, протянув предварительно тридцать копеек медью.— Ишь, настрелял сколько, леший! — буркнул приветливо пузатый владелец сего отеля.Не без удовольствия, признаюсь, набросил— Слыхали, братцы, опять убийство соверше— Кто? Да нечто он один? Их, сказывают, не— А знаете, что вчера я видел? Иду это я бе— А куда ж они плыли?— Да по направлению к нашей слободе. Смо— Не приснилась тебе, парень, сказочка эта? — раздался насмешливый голос высокого извозчика.— Куда это к нам разбойнички при— Да, нечто я говорю — разбойники, Иван Алексеевич? — возразил рассказчик.— Зря только язык треплешь,— со злобой проЯ впился в него глазами. «Как бы узнать, кто это?» — мелькнуло у меня.Случай помог мне. К моему столу подошел пьяный рабочий и, умильно поглядывая на ко— Что ж, черт, заказал, а не пьешь?— А в нутро уж не лезет,— ответил я заплеОн с охотой уселся, и я всячески осторожно принялся у него выпытывать то, что мне было надо.— Это кто ж такой? — показал я на извозчика.— Зубков, дом имеет, извозчик.— А-а... Один живет в дому?— Нет. Фатеру сдает.— Кому?— Ткачу. Семену Павлову.— Скажи, пожалуйста, ткачу. А ткач один?— Не. несколько молодцев имеет.— Что ж, вместе и работают?— А черт их знает.В эту минуту пошел к выходу извозчик Зубков. Дав ему выйти, я незаметно, шатаясь, выскользТемнота мне была на руку. Стараясь идти как можно тише, чтобы ни единым шорохом не выдать своего присутствия, я стал неотступно красться за Зубковым. Он, оглянувшись по сто— Черти, ироды! Попадешься из-за вас.Я бросился в рытвину. Скоро он прошел мимо меня, посылая кому-то проклятья. Я все так же тихо поднялся и опять пошел за ним. Теперь мыИзвозчичьи дрожки.Гравюра XIX в.шли улицей, в домах уже светились кое-где огни. Подойдя к своему дому, Зубков стукнул в окно... Прошло несколько секунд. Из дома кто-то вышел.— Где твои молодцы? — послышался голос Зубкова.— На охоту отправились. А что?— А то, что слух стал идти, будто видели этих молодцов, как они на лодке с добром разным сюда подъезжали. А лодка-то ведь моя. Из-за вас и я попадусь. Слышь, как придут они сюда, вели им лодку домой пригнать.Дальше разговор пошел шепотом, я ничего не мог разобрать. Но мне вполне было достаточОднако, думал я, эти молодчики — настояВ мозгу закопошились мысли: «Что же теперь мне делать? Пробраться к становому? Это даОдно меня утешало: что их нет сейчас дома. Очевидно, они где-то собираются на новый разбойничий «подвиг», может быть, находятОни совершают свои нападения ночью. СоА как они были необходимы для моего пуВ ногах — страшное утомление, но на душе — светло и хорошо.Пройдя версты три, я с радостью услышал за собою скрип колес. Оглянулся. Слава Богу, тянутся три телеги-подводы, нагруженные кир— Братцы, смерть устал. Не подвезете ли до заставы? А я вам на штоф водки дам. Вот деньги.— Что ж, это можно. Садись. Отчего же. Давай деньги-то.— загалдели обрадованные муС каким восторгом я взгромоздился на воз! Кирпичи мне казались мягче пуха!Началась бесконечная, шагом, езда. Один из словоохотливых ломовых расспрашивал меня, кто я, откуда пробираюсь. Я врал с три короба.Наконец моя пытка кончилась. Вот и застава! С каким умилением взглянул я на нее! ПоблагоЧерез три четверти часа я входил в часть.— Ну, что нового и утешительного, Путилин, вы принесли? — нервно и поспешно спросил меня пристав лишь только узнал о моем приКаюсь: я решил его помучить и до поры до времени не выкладывать ему всего.— На кое-какие следы напал, хотя ничего осо— Ничего особенно важного! Это грустно и ужасно! Сейчас опять был запрос от его сия— Я не Бог... делаю, что могу. Сегодня ночью мне понадобятся несколько полицейских.— Ах, берите кого хотите и сколько вам надо.И пристав вышел, недовольно хлопнув дверью.«Что-то запоешь ты завтра»,— смеясь в душе, подумал я. И приступил к составлению плана и к сборам для предстоящего ночного визита в проклятую Смоленскую слободу.Так как я не знал, на сколько разбойников мы налетим в доме Зубкова, я решил взять с собою шестерых бравых полицейских, отличавшихся чисто медвежьей силой. Эти молодцы десятерых уберут.Одно меня смущало: как, вернее на чем, нам туда добираться? На лодке? Опасно в том отношении, что мы можем налететь на невских пиПосле долгих размышлений я остановился на следующем: ехать на двух тройках (конечно, без бубенчиков!), отвести их за околицу слобоВ последнюю минуту перед отправлением я сообразил, что шестерых человек будет мало. Я взял еще трех. Все они были переодеты и, ко— Ну, братцы,— сказал я им, смеясь,— теДружный хохот был ответом на мои слова.В начале первого часа ночи бесшумно выехали мы в Смоленскую слободу. Она спала. Ни в одВыполнив свой план, я с семью переодетыми полицейскими тихо подошел к дому Зубкова, к которому примыкал крытый двор. Ни звука, ни шороха, ни искры света... Дом стоял мрачный, унылый, черный, как эта черная осенняя ночь.И вот тут-то, в первые минуты тоскливого ожидания, меня вдруг осенила новая мысль: а заЯ обошел дом. В нем было два хода-крыльца: переднее, выходящее на улицу, и заднее, выхоОбъяснив шепотом мой план полицейским (я послал троих охранять задний выход дома),я смело подошел к тому окну, в которое сегодня стучал Зубков, и громко, что было силы, ударил по нему кулаком.Через минуту послышался из окна злой голос:— Кой черт стучит?Я выругался ужасной площадной бранью:— Свои, косматый черт, не узнал? Отворяй скорей!В доме вспыхнул огонь.«Ну да как выглянет, прежде чем отворить?» — молнией пронеслось в голове. Я, затаив дыхание, бросился к двери, за мной четверо полицейских.Вот слышатся шаги. открывается со скрипом дверь в сени. ближе. еще ближе. раздается ка— Чего ж сегодня так рано? Аль не выдался лов?— Отворяй! — скорее промычал, чем сказал, я, боясь выдать незнакомый голос.С протяжным визгом отодвинулся дверной заПрежде чем он успел, как говорится, мор— Вяжите его, а главное, заткните ему чем- нибудь рот, чтобы он не мог кричать! — приказал я, выхватывая из его рук фонарь и входя в комЕдва я переступил порог, как навстречу мне выбежала женщина в одной сорочке. При виде меня она испустила отчаянный крик. Я быстро бросился на нее, стараясь тоже зажать ей рот. В эту минуту подоспели на помощь два полиБольшая комната с перегородкой. Кое-какая убогая мебель, столы, стулья, огромная печь. Но по стенам — несколько больших сундуков и ларей. Я сейчас же, окинув все это быстрым взглядом, вышел в сени.В них, как раз напротив, находилась дверь. «Верно, к хозяину», сообразил я и громко стукВ эту секунду снаружи дома, у заднего крыльне через сени, а через свое крыльцо на улицу, но там был сейчас же схвачен моими молодДействительно, так оно и было.Через несколько минут Зубков, Степан Пав— Начните обыск! — сказал я моему помощ— Если ты, любезный, попробуешь кричать,— обратился я к нему,— я тебя застрелю, как под— Знать ничего не знаю... Никаких у меня ду— А «рабочие» твои?— Они уехали.— Куда?— Не знаю.— Ну ладно, с тобой мы после поговорим.Начавшийся обыск с каждой минутой увелиВ то время как я занимался обыском и рас— Кто ты?— Агафья Иванова.— Где живешь?— Везде, где придется.— ответила она.Я распорядился (часа через полтора, когоколо груды всевозможных вещей, окруженный полицейскими. Вокруг нас ночь — темная и безИ мне сразу пришло в голову сравнение: эти разбойники похожи скорее на жертвы, а мы — служители правосудия — на разбойников, наПрошло часа полтора.В дверь, около которой стояли наготове по— Отворяй! — приказал я, и лишь только дверь отворилась, полицейские бросились на прибывИх было, однако, всего двое, но нагружены они были изрядно.Схваченные, связанные, они от неожиданноЧерез несколько минут они покаялись.— Я — Афанасий Алексеев, бывший крепост— А я Иван Комаров.— Что же, сознаетесь в том, что занимались разбоем, составив шайку?— Теперь, видно, уж все равно. Попались. Сознаемся.— Где же другие ваши удальцы-товарищи?— А вот у ней кое-кто находится,— ответил Комаров, показывая на Агафью Иванову.— Она напротив тут живет.— Подлец ты, Ванька! — вырвалось у той.— Испугался, выдавать начал! Погоди, отплатим тебе.— А это кто? — показал я на Зубкова и на Пав— Павлов — да, у него мы жили, он нас за «ткачей» выдавал, а Зубков — тот не грабил сам, а лодку нам давал, места для разбоя указы— А где же атаман ваш, Стенька Разин?— Должно, в трактире тут недалече путается. Запил он, с бабами бражничает! — со злобой в гоМы бросились с пятью полицейскими, ведя перед собой Комарова, к жильцам Агафьи ИваУ нее в комнате были нами схвачены остальА. А. Попов. Харчевня.1859 г.Кисарова), любовница его Анна Гаврилова, креЗащищались они отчаянно! Один полицейПри обыске в помещении было обнаружено немало награбленного добра.Время близилось к рассвету. Трудно передать словами радость, бушевавшую в моей груди! Вся шайка налицо, за исключением одного — ее ата— Слушай, Комаров, я обещаю тебе, что упо— Проклятый татарин! — с бешенством выВсе было окончено.Я подал условный свист, и к дому Зубкова подкатили наши две тройки.— Сажай их, братцы! — приказал я.Как телят, стали сваливать бравые полицей— Трогай!Мы понеслись вскачь.Не доезжая столицы, у трактира «Алексан— Здесь он...Оцепив трактир, я стал громко стучаться в дверь.— Что надо?— Отворяй! Именем закона!За дверьми послышался переполох. «ПолиВ эту секунду окно второго этажа со звоном распахнулось и из него в одном нижнем белье, с ножом в зубах выпрыгнул человек. Упав и сей— В погоню! — крикнул я.В ту минуту, когда его достигали, он высоко взмахнул ножом, желая, очевидно, убить себя, но было уже поздно. На него насели полицейОн заревел, как бык, ведомый на заклание, и начал отчаянно защищаться. Двое сильных по— Ну, Фадей Иванов, брось. Сам видишь — попался.Когда мы въехали в город, было уже светло. Ранние пешеходы с удивлением останавливались и глядели вслед двум бешено мчавшимся тройПрошло уже много времени, а я до сих пор живо помню тот поразительный эффект, какой произвело наше появление со всей шайкой разКогда немедленно оповещенный мною при— Батенька... Да неужели? Неужели всех изОн бросился мне на шею и трижды расцеловал.— Скорее. того. этого. рассадить их по одиИ умчался как угорелый.Я принялся наскоро составлять доклад и, приВ три часа дня я был вызван к графу Шувалову.Он встретил меня ласково, подробно расспраЯ почтительно поблагодарил его сиятельство.Я сдержал свою клятву, данную себе над изЗакипело следствие, начались допросы злоПочти все свои преступления они совершаСледствие закончилось довольно скоро. Все они были преданы суду, которым приговорены к ударам плети, к наложению клейма и к ссылке в каторжные работы.Число плетей Комарову было уменьшено.ТЕМНОЕ ДЕЛОВнашей практике случаются иногда удивительные вещи. Публика читает в гаСлучилось дело давно, еще в начале моего назначения, и как раз на Рождество.Уехал я к знакомым в Парголово, и, верите ли, вдруг «засосало»: надо в ПетерИ что же? Действительно, дело. В Нарвской части — убитый. Я сейчас собрался и еду...Путиловский завод знаете? Отлично. А Среднюю Рогатку? Ну вот! Тут, если вспомните, железная дорога идет, а за ней речушка маленькая. Так вот, на льду этой речушки лежит убитый мужчина, ограбленный, в одном белье. Голова у него проломлена, на шее затянута веревка, и к концу ее черенок от деревянной ложки привязан.Я приехал в одно время с властями. Смотрю и думаю: «Вернее всего, где-нибудь на стороне убили, а сюда приволокли. Для того и черенок привязали, чтобы легче тащить. А следов нет потому, что снегом запорошило».Но прежде всего необходимо установить личность: кто такой? Подпустили наТолько вдруг бежит женщина и, извините меня, беременная. Красивая, лет соПодбежала, увидела труп, всплеснула руками и заголосила:— Сын мой, сыночек! Колюшка мой родной!Я к ней.— Позвольте узнать, кто вы будете?— Я,— говорит,— Анна Степанова, а это сын мой Николай, двадцати трех лет. Говорит так бойко, ясно, а сама трясется.— А кто вы такая? — спрашиваю,— и где живете?Она тотчас объяснила, что живет в получасе ходьбы от этого места и имеет не— Пойдемте,— говорю,— к вам, пока его уберут да доктор осмотрит!И пошли. Она плачет, убивается, я ее утешаю.Пришли. Домик такой чистенький, у самой две комнатки и большая мастерская, а при ней кухня. Если идти от Московской заставы, то как раз на середине пути до Средней Рогатки и на— Как звать вас? — спрашиваю.— Анна Тимофеевна.— Что же, Анна Тимофеевна, любили ли вы сына вашего?Она опять залилась слезами.— Господи,— говорит,— как же не любить-то! Один он у меня, как перст. Покойник умирал, только о нем думал...— Так вы вдова? — спрашиваю, а сам на ее фигуру смотрю. Она смутилась.— Вдова. Восьмой год.Я как будто ничего и дальше про сына спраЗнаете, в нашем деле всякая малость пригоИтак, я ее спрашиваю, а она все рассказывает.— Смирный был, непьющий, почтительный. На Путиловском работал и жил там. Комнатку имел. А в субботу уже прямо ко мне и все вос— А получал много?— Какое! Восемь гривен в день.— Как же так? Сына любите, достаток у вас, видимо, а он за восемьдесят копеек работал?— А вот подите! Такой почтительный. ПоРассказала, во что он был одет: пальто с во* Хлопчатобумажная ткань из толстой пряжи, обычно желтого цвета.ему шила. И тепло и удобно. В этом пиджаке она, оказывается, по его указанию, внутренний карман с левой стороны на правую перешила, да за неделю до его смерти новую пуговицу приВсе расспросил я, а под конец и говорю прямо:— А теперь назовите и покажите мне вашего любовника!Она так и зарделась. Молчит.— Вы,— говорю ей,— мне уже все по совести, как на духу.— Василий Калистратов, у меня в подмасте— А повидать его можно?— Можно. Он дома, надо полагать. Вася! Ва— Сейчас, Анна Тимофеевна,— отвечает он, и слышу я голос такой приятный, откровенный.Через минуту вошел. Рослый, красивый, лицо открытое. Я поглядел на него, и он мне сразу поДело мне показалось незначительным, и я по— Знаете, Иван Дмитриевич,— говорит он,— убийца он! Все укладывается так. Он любовник, у нее деньги и прочее. Наследник-сын, да она еще его любит. Убрать сына, и этот Васька хозяЯ и сам думал то же, только сердце не соглаЯ велел собрать сведения.Ушел Николай Степанов с завода в 6 часов 24 декабря. Ходу ему до дому менее часа, а до этой речонки — с полчаса. Значит, убийство совершиСтал узнавать, где Василий был. Он ходил в Шереметьевку, и именно в эти часы, а путь его лежал именно через это место, и, вернувшись, когда хозяйка беспокоилась о сыне, он спокойно говорил:— Ничего не случится, придет!Все складывается против него, ну а я велел даже вида не подавать ему и только следить.Надо сказать, что была у меня привычка: окоБараки для рабочих Путиловского завода. Реставрированное фото. 1890—1900 гг.и наткнулся я тут на железнодорожного сторожа, что у Средней Рогатки.Их два там. Один — черный, а другой — рыЯ его на допрос.Начинаю расспрашивать, где был он в эти часы, не слыхал ли криков, не видал ли чего поОтвечает он мне и путается, т. е. все время сбивается.Говорит, на пути был и ничего не видал, а поПутается, а как ему укажешь, он замолкает.— Я этого и не говорил.— Как не говорил? Ведь записано.— Не могу знать. Я человек темный, грамоте не учен, а говорить того не говорил.Уперся, и все тут.Надо заметить вам, что с мужиком — самый тяжелый разговор, если хотите правды дознатьПутается, врет, а потом: «Это не облыжно*, я того не говорил». Тычешь ему написанное, а он: «Мы безграмотные».Ну вот, и рыжий путается, и толкового ничего от него не добьешься.Сделал обыск. Подозрительного ничего, но вот чувствую, всем естеством чувствую, что* Заведомо ложный, обманный.он тут... причем не то помогал, не то сам срабоПозвал Теплова и говорю: «Рыжий этот бес— Никуда не уедет от нас Василий,— гово— Нет, Иван Дмитриевич,— отвечает он.— Рыжего вы тоже можете арестовать, а Василия уж для меня, пожалуйста.Ну, мне что. И арестовал.Василий побледнел как полотно.— Если, говорит, насчет убийства, то, Богом клянусь, не повинен!Анна Тимофеевна плачет, рекой разливается. Жалко мне их, а забрал, но забрал и рыжего.Теперь-то самое интересное будет насчет чуПрошел день, как я арестовал их обоих, и вдруг ко мне приходит сама мать убитого, Анна Степанова.— Здравствуйте,— говорит, — я к вам!— Здравствуйте,— отвечаю.— С чем же вы пришли? Новости есть?— Не знаю, как и сказать вам,— начала она, садясь подле стола. — Теперь вот, как я одна осталась, да все думаю про горе свое, так многое мне припомнилось, о чем раньше и невдомек. Соседка моя, Агафоновна, говорит: иди да иди, я и пошла. А теперь опять думаю, может, глупо— Никак,— говорю я ей,— глупостями быть не может, потому что иногда самый пустяк вдруг все дело озаряет. Пожалуйста, рассказывайте.Она и начала рассказывать. Поначалу тихо, спокойно, а там и разволновалась.— Был у моего сына сон,— сказала она.— Тогда-то он был пустой, а теперь, выходит, был он от Господа ангелом-хранителем ему внушен. Говорила я вам раньше, что он завсегда в праздЯ кивнул, а сам, пока она говорила, наказал, чтобы ко мне рыжего привели. Хотел его еще по— Ну вот, был он у меня, голубчик, в почила, зажгла огонь — и к сыну. А он, голубчик, сидит на постели, бледный, что наволочка у поПерекрестила я тут его и говорю: «Сон сном, а только, сыночек, не ходи ты сегодня по своей дороге, а пойди другой». Он так больше и не за— И все? — спрашиваю я.— Нет,— отвечает,— дальше еще страшнее да изумительнее, батюшка.И продолжала:— Весь день мне было страшно за моего КоОна перевела дух, вытерла вспотевшее лицо и опять начала рассказывать:— Как он, сын-то мой, приходил, всегда люТут она вся побледнела и почти шепотом за— Как что-то загремит, затукает мимо окон. Словно бы пожарные пронеслись. Дом так весь и затрясся, и стакан как лопнет, кофе на пол. Я обмерла. С нами крестная сила!Сижу ни жива ни мертва и не знаю, как ВаА в то время, как она рассказывала, привели ко мне рыжего. Она к двери боком сидела и говоУ меня даже волосы встали дыбом.— Что с вами?— Он,— говорит,— тот самый рыжий, что я во сне видела!Я тотчас велел его увести и стал ее успокаиИ вот подите. Понятно, это не улики; можно сказать, вздор, а на меня это так повлияло, что сильнее улики всякой. Душой, так сказать, правПозвал опять Теплова и рассказываю все, а тот только улыбнулся.— Эх,— говорит,— самое обыкновенное дело. Не видите вы, что баба пришла просто следы заМой принцип был — не мешать моим чиновНу сам еще похлопотал. Был у Василия, был в сторожке у рыжего, все обшарил, переглядел. Ничего! То есть никакого следа!..Я ничего не сделал, а следователь еще меньше. Повозился с ними месяц и из-за недостатка улик отпустил, а дело следствием прекратил.Прекратил, а мне покоя нет. Все думается: неужели убийцы не найти? И Василия жалко. За время следствия полюбил я его. Такой хороПрошло месяца два, а то и три. И вдруг...Вы, может быть, помните, в газетах писали, что из пересыльной тюрьмы, подпилив решетку на окне, бежало четверо арестантов? Так вот, получаем мы телеграмму из Петергофа, что задерПишем: «Доставить», а у меня вдруг мысль. И сейчас же я добавляю, нет ли кого в нанковом на вате пиджаке, и если есть, то какой пиджак, какая подкладка и пуговицы? Велю отписать тотЖду и дрожу весь. Ночь не спал.Через день ответ, и в нем как по заказу: «На одВот они! Вот и убийцы! И сейчас мне в голову сон: во сне пять, а тут — четыре. Кто же пятый? А пятый — сторож, рыжий.Я — Теплова.— Убийцы Степанова найдены!— Кто?— А вот кто! Извольте рыжего снова арестоСмущенный Теплов тотчас его арестовал и привел ко мне.Я, едва увидев его, говорю:— Теперь сознавайся, братец, потому что сюда везут твоих четверых приятелей!— Каких приятелей?— А беглых из тюрьмы, которые у тебя госЭто я уже от себя сказал.Он побледнел, дрогнул и говорит:— Точно, есть и моя вина! Только я не уби— А что делал?Тут он все и рассказал.Дело было так. Сидел он у себя в сторожке, сапоги чинил. Вдруг дверь распахнулась и к нему вошли четыре арестанта в серых куртках: «Давай им есть, пить, деньги и одежды на всех».Он перепугался до смерти и отдал им все, что мог. Съели они весь хлеб, кашу, квас выпили. Взяли у него всю его одежонку — и старую и ноНаряжаются они, а один заглянул в окно и го— Вон добрый человек идет, он нам поможет.А это шел несчастный Степанов.Тут вот дело темное. Рыжий говорит, что он не помогал им, а надо думать, что помогал.Вот они взяли из сторожки молот, которым рельсы проверяют, и вышли на дорогу. СтепаВсе, как во сне! И убили ударом молота, а по— Помогите уволочь его!Они согласились. И вот он нашел веревку, занок от ложки, чтобы удобнее было тащить, и они потащили труп к речке.Трое волокли, а двое следы заметали.Труп бросили; беглые пошли дальше, рыжий вернулся в сторожку, всю кровь выскоблил, а снег, что пошел вскоре, все следы запорошил.Так и погиб Николай Степанов.Вот теперь и подумайте о вещих снах и предДа! И опять, не будь пиджака с пуговицей, никогда бы убийцы не были найдены и Василий считался бы в подозрении.ДУШИТЕЛИЭто была целая хорошо организованная шайка. Не те «душители, или туги», описанные Евгением Сю, которые являлись членами страшной секты, а те, которые душили с целью грабежа, избрав своими жертвами преимущественОперации их начались с 1855 года. В конце этого года на Волховской дороге был найден труп мужчины, задушенного веревочной петлей. После расследования оказалось, что это был крестьянин Семизоров из села Кузьминского, который по дороге домой был кем-то удушен, после чего у него забрали лошадь, телегу и деньги. Убийство страшное, но оно не обратило бы на себя особого внимания, если бы следом за ним, на той же самой Волховской дороге, не было совершено соЗатем страшные преступники как будто переселились в город Кронштадт, и там, друг за другом, также удушением веревочной петлей были убиты и ограблены креСтановилось как-то не по себе при рассказах об этих страхах, а тут вдруг убийВ то время местность Измайловского и Семеновского полков была мрачна и пустынна, и случаи грабежей и насилий бывали там нередки, но, собственно говоря, бывать в тех местах вовсе не было необходимым, так как жили там преСледом за извозчиком Ивановым близ Скотопригонного двора был найден труп другого извозчика, также удушенного и ограбленного.Как сейчас помню панику среди жителей столицы, а особенно среди извозчи— Небось, откроем! У меня есть такие люди, которые ищут, и сам я гляжу в оба!Но он больше глядел в оба... кармана мирных жителей своей части.Другое дело Келчевский. Он был стряпчим по полицейским делам той же Нарвской части и проявлял незаурядную энергию, особенно в ведении след-ствия. Совершивший преступление уже не мог открутиться от него, настолько он был ловок, умен и находчив. С ним мы подолгу беседовали о таинственных убийцах. И он, и я не сомневаОдновременно с этими убийствами в ПетерА в городе паника усиливалась. Многие парКонец 1856 года и начало 1857 года можно было назвать в буквально смысле ужасными. За два месяца полиция подобрала одиннадцать тел, голых, замерзших, со страшными веревками на шее! Во всех случаях это были легковые изНе проходило утра, чтобы за ночь не объявиИз одиннадцати подобранных тел девять уда— Наняли меня,— рассказывал извозчик,— два каких-то не то мещанина, не то купца ехать на Рижский проспект за тридцать копеек, я и по— А в лицо не помнишь их?— Где же? Договаривались, а мне и невдомек!— Возвращался от кума с сочельника,— расИ опять: в лицо признать никого не может.Граф Петр Андреевич Шувалов, бывший тогА тут еще грабители.Вся полиция была на ногах, и все метались без следа, без толка. Я весь горел от этого дела. Потерял и сон, и аппетит. Не могут же скрыться преступники, если их искать как следует? И я дал себе слово: разыскать их всех до одного, хотя бы даже с опасностью для своей жизни.Как было известно, кроме лошади и саней, убийцы грабили жертву донага, поэтому должны были куда-то сбывать награбленное, а оно было типичным — извозчичье. И я решил в разные часы утра и вечера бродить и искать на Сенной, на Апраксином, на Толкучем, пока не найду или вещей, или продавцов.С этой целью с декабря 1856 года каждый день я наряжался то оборванцем, то мещани— Ну, что?И каждый раз я уныло отвечал ему:— Ничего!Хотя и было что. В это время грабители были почти уже все переловлены, и я помогал в розыИ вот однажды, а именно 30 декабря 1856 года, я сказал ему:— Кажется, нашел!— Как? Что? Кого? Где? — оживился он.Но я ничего ему не ответил, потому что сам знал еще очень мало.Дело было так. По обыкновению, я вышел на свою беспредметную охоту и вечером 29 деменя обогнали двое мужчин, по одежде мастеОдин из них нес узел, а другой ему говорит:— Наши уже бурили ей. Баба покладистая...Словно что толкнуло меня. Я дал им пройти и тотчас пошел за ними следом. Они шли быОни миновали Сенную площадь и вошли в темные ворота огромного дома Дероберти. Из-под ворот они вышли на двор и пошли в его конец, а я вернулся на улицу и стал ожидать их возвращения. Идти за ними было ненужным риском. Место, куда они направились, я уже знал. Там, в подвале, сдавая углы, жила солдаттому что всегда старался не вводить ее в убытки, отбирая краденое, а устраивал так, что постраЖдать мне пришлось недолго. Минут через 15—20 вышли мои приятели, но уже без узла. Я пошел им навстречу и у самого фонаря наОдин спросил:— Ночевать где будешь?— В Вяземке,— ответил другой.— На канаву не пойдешь?— Нет. Там Мишка! Ну его! А ты?— Я тут. с Лукерьей!Они остановились у дома Вяземского, этой страшной в то время трущобы, и распрощались.Л. Ж. Арну. Сенная площадь.1840-е гг.Я тотчас вернулся в дом Дероберти и вошел прямо в квартиру Никитиной. За некрашеным столом она пила чай, со свистом втягивая его с блюдца. Взглянув на меня, она безучастно спросила:— Что, милый человек, надо?Я невольно засмеялся:— Не узнала?Она оставила блюдце и всплеснула руками.— А вот те Христис, не признала, ваше благо— За делом к тебе,— сказал я.Она тотчас приняла степенный вид и, выгля— Что прикажете, ваше благородие?— У тебя сейчас двое были, вещи продали,— сказал я.— Покажи их!Она кивнула головой, беспрекословно подо— Пятерку дала,— пояснила мне равнодушно Никитина.— Али краденые?— Другое-то разве несут к тебе? — спроОна подняла голову и спокойно ответила:— А пес их знает. Один через другого, мало ли их идет. Я и не спрашиваю!— Может, раньше что приносили?— Нет! Эти в первый раз.— А в лицо их запомнила?Она отрицательно покачала головой:— И в лицо не признаю. Один совсем пряЯ смущенно вздохнул:— Ну, так пока что хоть вещи побереги!И вот на это-то происшествие я и намекнул Келчевскому. Несомненно, я напал на след; я знал это, но вместе с тем у меня в руках еще не было никакого материала. Тем не менее я решился арестовать этих людей и стал их выслеживать.В то время пока я выслеживал свою дичь, двое надзирателей Нарвской части арестовали двухчеловек по подозрению. Так, 4 января 1857 года вечером шли они по Обводному каналу и вдруг слышат, как двое мужчин, нанимая извозчика к Калинкину мосту, говорят ему:— Только вези нас непременно через погореСлова эти показались полицейским подозриПрач возликовал. «Самих убийц за ворот ухватили!» — говорил он, пыхтя от волнения. Но мужчины оказались непричастными к пре— А наказывали мы ехать через погорелые меПрач выругал надзирателей и надулся, а тут, словно ему в упрек, 7-го числа я арестовал своих молодцов, обвиняя их в продаже тулупа и армяка.Келчевский взялся их допросить.Один из них, рыжий здоровый парень с воА между тем во мне уверенность, что это именно одни из «душителей», была так крепка, что это передалось и Келчевскому, и тот продолВремя шло. Я продолжал свои поиски, но безЯ уже выше упоминал про шайку грабителей, действовавшую в это же время в Петербурге. Она состояла всего из шести человек, и тому же Кел- чевскому было поручено производить по этому делу дознание. Я никогда не упускал случая приесли у меня выпадало свободное время. Он тоже, в свою очередь, никогда не отказывал мне в этом и, должен сказать, что если впоследствии, уже будучи начальником сыскной полиции, я умел добиваться признания там, где мои помощники совершенно терялись, то этим я целиком обязан Келчевскому. С десяти слов он умел поставить допрашиваемого в противоречие с самим собой, загонял его, совершенно сбитого с толку, в угол и добивался, наконец, правдивого рассказа.Так и тут. Разоблачение шайки происходило быстро: роли каждого определялись тотчас, преВ тот раз, о котором я повествую, он допра— Плохо твое дело, я бы, пожалуй, помог тебе, если бы и ты нам помог...Лицо Крюкина оживилось надеждой.— Вам, ваше благородие?— Где, с кем сидишь?— Нас много. Восемь!— А Иванов с тобой?— Душитель-то?..Я чуть не подпрыгнул, но Келчевский сохра— Он самый! Дознай от него, скольких он удуКрюкин покачал головой:— Трудно, ваше благородие! Действительно, говорил, что душит и вещи продает, а больше ничего. Мы его даже спрашивали: «Как?» А он выругался и говорит: «Я шутил». Ребята сказы— Ну, а ты узнай! — сказал Келчевский и от— Значит, наша правда! — воскликнул я, едва грабителя увели.Келчевский засмеялся:— Наша! Я давно это чувствовал, да конца ве— Вызвать Иванова?— Непременно! И он тотчас написал приказ, чтобы ему отпустили из тюрьмы Иванова.Через полчаса перед нами стоял этот Иванов. Нагло улыбаясь, он отвесил нам поклон и оста— Ну, здравствуй,— сказал ему ласково Кел- чевский.— Сидеть еще не надоело?Этот допрос происходил 2-го апреля, и, знаОн передернул плечами.— Известно, не мед,— ответил он.— Ну, да я думаю, что господа начальники и смилостиКелчевский покачал головою:— Вряд ли! Суди сам: Петров говорит, что ты душил извозчиков, а я тебя вдруг отпущу!— Петров?! Ах, он.— воскликнул Иванов.— Что Петров,— продолжал Келчевский.— И ты сам говорил то же.— Я?!— Ты. Крюкину говорил, Зикамский и Ильин тоже слышали. Хочешь, позову их?— Брешут они. Ничего я такого не говорил.— Позвать?— Зовите. Я им в глаза наплюю.— А что от этого? Все равно сидеть будешь, поймаем еще двух, трех. Поверь, они дураками не будут. Все тебя оклевещут. Благо уже сидишь. Петров-то все рассказал.Иванов стал горячиться:— Что рассказал-то? Что?— Сказал вот, что вещи продавали.— Ну, продавали. Что еще?— Что ты душил.— А он? — закричал неистово Иванов.— Про себя он ничего не говорил. Ты душил и грабил, а продавали оба,— спокойно ответил Келчевский.— Он так говорит! — тряся головой и сверкая глазами, закричал Иванов.— Ну так и я тогда! Пиши, ваше благородие! Пиши! Теперь я всю правду вам расскажу.Келчевский кивнул головою и взял перо.— Давно бы так,— сказал он.— Ну, говори!Иванов начал рассказывать, оживленно же— Убивать, действительно убил. Только не один, а вместе с этим подлецом, Петровым. Удушили извозчика, что в Царское ехал. Взяли у него только это, больше ничего не было.— Какого извозчика? Где? Когда?— Какого? Мужика! Ехал в Царское, обрат— Так! Ну, а вещи куда дели? Лошадь, сани?..— Лошадь мы, как есть двадцать восьмого деКостьке Тасину, а лошадь — братьям Дубовиц— Какая лошадь?— Рыжая кобыла. На лбу белое пятно, и одно ухо висит.— А сани?— Извозчичьи. Новые сани, двадцать рублей дали, а за лошадь двадцать пять.— А полушубок? Армяк?— Это тоже у Тасина, а другой — у солдатки. Тот самый, на чем поймались. А остальную одеж— В какую сторожку?— В караульный дом, номер одиннадцать. Туда все носят. Сторожу! Вот и все. А что Петров указывает на меня одного, так он брешет. Вместе были, вместе пили.— Ну, вот и умный,— похвалил его Келчев- ский.— Теперь мы во всем живо разберемся.— Он написал распоряжение о переводе Иванова в другую камеру и отпустил.Едва тот ушел, как я вскочил и крепко пожал руку Келчевского.— Теперь они все у нас! Надо в Царское ехать!— Прежде всего, его сиятельству доклад из— Вот Прач-то обозлится!Мы засмеялись.На другой же день о деле было доложено граСобственно, самое интересное начинается от этих пор.В этих розысках я не раз рисковал жизнью, и, может быть, поэтому оно так запечатлелось в моей памяти. Сейчас передо мной лежат сухие полицейские протоколы, а я вижу все происшедИтак, нам троим было вверено это дело, а собственно говоря, одному мне. Но еще до приказания графа я уже принялся за розыск. Едва стемнело, я переоделся оборванцем: в рватека и, хотя на дворе было изрядно холодно, выИ в настоящее время те места, за Московской заставой, туда, к шоссе, представляют собой меИванов указал на караулку под № 11, и я реЯ осторожно подошел к караулке и заглянул в окно. Оно было завешено ситцевой тряпкой, но ее края не доходили до косяков, и я видел все, что происходило в комнате.Комната была большая, с русской печью в углу. Вдоль стены тянулась скамья, перед котоНа столе стояли зеленый полуштоф, бутылки с пивом и деревянная чашка с какой-то похлебЯ решился на отчаянный шаг и постучал в окошко.Все вздрогнули и обернулись к окну. ЧухоПризнаюсь, я дрожал: частью от холода, чаДверь распахнулась, и в ее просвете показа— Кто тут? Чего надо? — грубо окликнул он.Я выступил на свет и снял картуз.— Пусти, Бога ради, обогреться! — сказал я.— Иду в город. Прозяб как кошка.— Много вас тут шляется! Иди дальше, пока собаку не выпустил!Но я не отставал:— Пусти, не дай издохнуть! У меня деньги есть. Возьми, коли так не пускаешь.Этот аргумент смягчил сторожа.— Ну, вались! — сказал он, давая дорогу и, обЯ вошел и непритворно стал прыгать и коло— Походили бы в этом,— сказал я, сбрасывая с ноги калошу,— просмеялись бы!— Издалека?— С Колпина!— В поворот?— Оно самое. Иду стрелять* пока што...— По карманам? — засмеялся сторож.— Ежели очень широкий, а рука близко. Во— А деньги есть?Я захватил с собою гривен семь мелкой моне— Ловко! Где украл?Я прикинулся снова и резко ответил:— Ты не помогал, не твое и дело.— Ну, ну! Мое всегда дело будет! Садись, пей! Стефка, налей!Сидевшая подле чухонца женщина взяла поСторож, видимо, успокоился и сел против меня, снова взявшись за трубку. Чухонец с голу* Просить милостыню.Я вспомнил историю одного беглого солдата и стал передавать ее, как свою биографию. Сто— А где ныне ночевать будешь? — спросил меня сторож, когда я окончил.— А в лавре! — ответил я.— Ночуй у меня,— вдруг, к моей радости, предложил мне сторож.— Завтра пойдешь. Вот с ним! — он кивнул на чухонца.Я равнодушно согласился.— Как звать-то вас? — спросил я их.— Сразу в наши записаться хочешь! — засме— Меня Павлом зови. Павел Славинский, я тут сторожем. Это дочки мои: Анна да СтефЯ простился со всеми за руку, и он свел меня в угол за печку. Там лежали вонючий тюфяк и грязная подушка.— Тут и спи! Тепло, и не дует! — сказал он и вернулся в горницу.Я видел свет и слышал голоса. Потом все смолкло. Мимо меня прошли дочери хозяина и скрылись за дверью. Павел с Пояненом о чем- то шептались, но я не мог разобрать их голосов. Вдруг дом содрогнулся от ударов в дверь. Я на— Водки, черт вас дери!— Чего орешь, дурак! — остановил его Павел.— Дурак! Вам легко лаяться, а я, почитай, шесть часов на шоссе простоял. Так ничего себе!— А чего стоял?— Чего? Известно чего: проезжего ждал!— Ну, дурак и есть! — послышался голос Мишки.— Ведь было сказано: пока наших не вы— Го, го! Дураки вы, если так решили. Оста— Лучше двое, чем все!— Небось! Лучше ни одного.— Жди, дурак! У них там завелся черт Пути— А я ему леща в бок.Я тихо засмеялся. Если бы знал Павел Сла- винскиий, кого он приютил у себя! Они продолМ. И. Песков. Кавалер.1861 г.— А у Сверчинского кто?— Сашка с Митькой.— А они как решили?— Да как я! Души!..— И пришедший грубо расхохотался. — Значит, к тебе и добра не но— Зачем? Носить можешь. Я куплю.— Ну, то-то! Так бери!И на стол упало что-то тяжелое.— Постой! — вдруг сказал Мишка, и я услыЯ тотчас раскинулся на тюфяке и притворился спящим. Он нагнулся и ткнул меня в бок. Я за— Что принес? — почти тотчас раздался голос Павла.— А ты гляди!..Послышался легкий шум, что-то стукнуло, потом раздалось хлопанье по чему-то мягкому, и все время шел разговор отрывочными фразами.— Где достал?— А тебе что?— Нет. Я так. Дрянь уж большая.— Скажи пожалуйста, дрянь! За такую дрянь по сто рублей платят!— Где как, а у меня красненькую...— Красненькую. Да ты жид, что ли!И тут поднялся такой шум, что от него впору было проснуться мертвому.— Тише вы, дьяволы! — закричал наконец Мишка.— Ведь тут.— и он не договорил, веро— А ну его! — отозвался хозяин.— Он нашим будет! Ну, двадцать рублей, и крышка!Они опять стали кричать. Потом на чем-то по— Ну, пошел,— сказал пришедший.— Куда?— А к сосуду. Пить. Идем, что ли.— Можно! — отозвался хозяин.— А ты?— Кто же дом постережет? — ответил Миш— Как хочешь.— Ха-ха-ха! — загрохотал гость.— Он не со— Мели, мели!..Послышалось шарканье ног, пахнул холодЧерез минуту Мишка прошел мимо меня и стукнул в дверь, за которую ушли девушки.— Стефа! — окликнул он.— Иди! Никого нет.Он отошел. Почти тотчас скрипнула дверь, и мимо меня мелькнула Стефания, босиком, в длинной холщовой рубашке. Раздался звук по— Куда отец ушел?— С Сашкой в девятый номер! До утра будут.И снова раздались поцелуи и несвязный шеЕще было темно, когда Мишка разбудил меня и сказал:— Я иду в город. Иди и ты!Я тотчас вскочил на ноги. Мишка с детскими, невинными глазами производил на меня впечатСамого Славинского не было. Стефания лениво нацедила какой-то коричневой бурды в кружку, предложив ее мне вместо кофе. Я вы— Заходи,— просто сказала Стефания.— Отец покупает разные вещи!— Это на руку! — весело ответил я.— Буду нынче же.— Если не попадешься,— прибавил Мишка.— Сразу-то? Шалишь!.. Ну, прощенья проЯ простился с девушкой за руку и пошел. Мишка задержался на минуту, потом догнал меня.— Хорошо спал? — спросил он.— Как собака!Мы сделали несколько шагов молча; потом Мишка стал говорить, сперва издалека, потом прямее:— Теперь в Питере вашего-то брата, беглых разных, пруды пруди! Только не лафа им.— А что?— Ловят! Уж на что шустрые ребята, что из— Меня не поймают.— Это почему?— Потому что один буду работать.— И хуже. Обществом куда способнее: тебе найдут, тебе укажут. Действуй! А там и вещи сплавят, и тебя укроют. Нет, одному куда хуже! Ты вот с вещами. а куда идти? Иди к Павлу. Ты с ним сдружись. Польза будет!— А тебе есть польза? — спросил я смело.Он усмехнулся.— Много будешь знать — скоро состаришься! Походи к нему, увидишь. Ну, я в сторону!Мы дошли до Обводного канала.— Прощай!— Если что будет али ночевать негде, иди к Павлу!— Ладно! — ответил я и, простившись, зашаМишка скрылся в доме Тарасова.Я нарочно делал крюки, путался на Сенной, петлял и потом осторожно юркнул в свою Подъ- яческую, где тогда жил.Умывшись и переодевшись, я прямо прошел в Нарвскую часть, где Келчевский встретил меня радостным известием о командировке.Я засмеялся.— Пока что я и до командировки половину знаю!— Да ну? Что же?— Это уж потом! — сказал я.— Вернемся, сразу по следу пойдем.— Отлично! Ну, а теперь, когда же едем и куда?— В Царское! Хоть сейчас!— Ишь какой прыткий! А Прудников?— Ну, вы с ним и отправляйтесь, а я сейчас один,— решительно заявил я.Келчевский тотчас согласился:— Где же увидимся?— А вы прямо в полицейское присутствие. Я туда и заявлюсь!— С Богом!Келчевский пожал мне руку, и я отправился.Поездка в Царское явилась для меня соверМы привезли Тасина и все добро в управ— Вы еще не знаете нашего Ивана ДмитриеВ ответ на эти похвалы я указал только на своМежду прочим, это был очень интересный еврей. Как он попал в стражники, я не знаю. Трусливый он был, как заяц. Но как сыщик — незаменим. Потом он долго служил у меня, и санайти что-нибудь, вдруг вытаскивал вещи из труКелчевский и Прудников, не теряя времени, тотчас приступили к допросу. Первого вызвали Тасина.Он тотчас повалился в ноги и стал виниться:— Пришли двое и продают. Вещи хорошие и дешево. Разве я знал, что это грабленое?— А кровь на полушубке?— Они сказали, что свинью кололи к праздни— А откуда они узнали тебя?— Так пришли. Шли и зашли!— Ты им говорил свое имя?— Нет!— А как же они тебя назвали? Идите, говорят, к Константину Тасину. А?Он сделал глупое лицо:— Спросили у кого-нибудь...— Так! Ну, а ты их знаешь?— В первый раз видел и больше ни разу!Прудников ничего больше не мог добиться. Тогда вмешался Келчевский.— Слушай, дурень,— сказал он убедительным тоном,— ведь от твоего запирательства тебе не доТасин потупился.— Иди! Мы пока других допросим, а ты поИ Келчевский велел увести Тасина, а на смену привести братьев, по очереди.Первым вошел Иван Дубовецкий. Высокий, здоровый парень, он производил впечатление красавца.— Попутал грех,— сказал он.— Этих самых Петрова да Иванова я еще знал, когда они в бегах тут околачивались. Первые воры и, сказать прав— Знали вы, что это лошади от убитых извозОн замялся.— Смекал, ваше благородие, а спросить — не спрашивал. Боязно. Раз только сказал им: «Вы, братцы, моих ребят не замайте!», они заЕго отослали, а на смену вызвали его брата.Совершенная противоположность Ивану, Ва— Ничего не знаю,— сказал он.— Брат всем делом ведает, а я больной, на печи лежу.— Знал ты бродяг Петрова и Иванова?— Ходили такие. Раньше даже ночевали у нас, брат очень опасался их.Мы снова позвали Тасина. Слова Келчевско- го, видимо, оказали свое влияние.— Припомнил я их,— сказал он сразу, как во— Девять и одиннадцать? — спросил я.— СлаТасин тотчас закивал головою:— Вот-вот! У них все гнездо! Там они и живут, почитай, все!— Все. А ты кого знаешь из них?— Только двоих и знаю.Больше от него узнать было ничего невоз— Ну, значит, эти душители все у нас!— Надо думать!— Скажите, пожалуйста,— обратился ко мне Прудников,— откуда вы узнали про этих. ну, как их. сторожей?..— Про Славинского и Сверчинского? Очень просто. Я был у Славинского.— Были?! — воскликнул Келчевский.Мне стало даже смешно.— Я эту ночь ночевал у него в сторожке,— ска— Видимо, этот Мишка — у них штука нема— Значит, их всех и арестовать можно?— Можно, но надо уловить момент!— Отлично,— засмеялся Прудников.— СперЯ поклонился.Мы приехали в Петербург. Я отправился до— Слушай — сказал я Погилевичу,— вот в чем дело.Я рассказал ему про свою ночевку в будке № 9, описал Мишку, Славинского, девушек и окон— Так вот надо теперь, во-первых, высле— Ну и чего же тут не понять! — сказал Ицка.— А тогда — шагай!Ицка ушел, и с этого же часа начал действоЛично сам я был еще один раз в разбойничьем гнезде для того, чтобы лучше осмотреть его. Па— Приходи в конце недели,— сказал он.— БуНо вместо меня будку № 11 выглядел отлично мой Ицка.8-го числа поздно ночью ко мне пришел Ицка бледный, усталый, встрепанный и сказал:— Уф! Завтра ночью они все там будут.— Откуда узнал?— Ну, и не все ли равно! Завтра они будут уговариваться о делах, а Мишка будет убивать на шоссе, и с Мишкой — Калина. Этот Калина такой разбойник. Уф! Он уже четырех убил.— Где же соберутся?— И тут, и там.— Ну, завтра их и переловим! — сказал я и, неПетербургский «ванька» (извозчик) ночью.Гравюра из издания «Живописная Россия», 1879—1900 гг.Рано утром я, Келчевский и Прудников собраНаступил вечер. Мы собрались, и перед нами выстроились 14 бродяг.— Так вот! — сказал я им.— По одному, по два идите за Московскую заставу на Волковское шоссе, Ицка вам укажет места. В час ночи я там буду, и тогда уже за работу!— Рады стараться! — ответил Петрушев, и они ушли.Прудников был бледен и, видимо, волновался. Келчевский выпил здоровую порцию коньяку, и только я один, скажу без всякого хвастовства, чувствовал себя как рыба в воде. Я верил в успехпредприятия, предстоящая опасность словно раКое-как мы досидели до 12 часов.— Едем! — наконец сказал я.Мы встали и тронулись в опасную экспедиНа другой стороне реки чернел лес, кругом было мертвенно тихо, и среди этой тишины, осознавая предстоящий риск, становилось немного жутко. Мне порой казалось, что я слышу, как щелкают зубы у Прудникова, который шел сразу за мною.Мы вошли в редкий кустарник; голые прувсегда лежал массивный кастет (между прочим, во все времена этот кастет был единственным моим оружием).— Это я,— ответил в темноте Ицка.Прудников и Келчевский тотчас приблизи— Все готово?— И все! — ответил Ицка.— И они все пьют! Только Мишки нет.— Не ждать же его,— сказал я.— Где наши?— Здесь!Ицка провел нас к самому берегу, и там мы увидели всех наших молодцов.— Ну, так за работу, братцы! — сказал я.— Пом— Слушаем! — ответил Смирнов.— Ты, Петрушев, и вы...— я указал на кажСемь человек отделились и осторожно пошли вдоль берега.Я обратился к Келчевскому и Прудникову:— Ну, будем действовать! Вы и с вами трое станете позади дома. Четверых я возьму с собой. Идемте!Мы прошли несколько саженей и очутились подле сторожки. Она стояла мрачная, одинокая, и из ее двух окошек, как и тогда, падал желтова— Как только я свистну, прямо срывайте дверь, если заперта. Но я отворю ее. А теперь прячьтесь!Я подошел к знакомой сторожке и смело уда— Кто? — спросил Славинский, держа в зубах неизменную трубку.— Впусти! Али своих не узнаешь! — ответил я.— А! Колпинский! — отозвался сторож.— Иди, иди!Я смело вошел и очутился в настоящей раз— А где Мишка? — спросил я добродушно у Стефании.— А кто его знает,— ответил Калина.— Ты скажи лучше, откуда ты так вырядился? Ишь гоНа мне было все крепкое и новое, и одет я был скорее рабочим с хорошим жалованьем, чем по— Завел матаньку* и обрядился. Дело нетруд— Ну так как же нынче? — начал Славинский.— А так же,— заявил вдруг Сашка, хлопнув кулаком.— Выпроводи сперва этого гуся, а там и толковать будем! — И он злобно сверкнул на меня глазами.Я решился действовать.— Кричит кто-то! — воскликнул я и, бросив— Вались, ребята!— Что я говорил! — заревел Сашка. В то же время я получил страшный удар в плечо, и он мелькнул мимо меня, рванувшись между вбега— Вяжи всех! — крикнул я им и бросился за Сашкой.Он быстро обогнул дом и побежал к берегу Лиговки. Я бежал за ним, крепко сжимая в руке свой кастет.— Держи его! — крикнул я на ходу оставшимся трем на страже.Они тотчас побежали ему наперерез, но он мелькнул мимо них, бросился в речку и пере— Попадись только мне! — раздалась с того берега его угроза, и он исчез.Я взял с собой оставшихся трех стражников и вместе с Келчевским и Прудниковым побежал к дому. Но там было уже все кончено: Калина, Степанов и Васильев со Славинским были свя— Идем к Сверчинскому! — сказал Келчев- ский, и мы направились туда.Навстречу нам бежал, тяжело дыша, какой- то мужчина и, увидев нас, рванулся в сторону, но наши молодцы тотчас нагнали его и аресто— С добрым уловом! — радостно поздравил нас Прудников, у которого уже прошел весь страх.— И домой! — добавил Келчевский.Мы отправили всех со связанными за спиной руками под строгим конвоем в тюрьму, а сами,* Народный инструмент.весело разговаривая, дошли до заставы и поехали по домам.На другой день Шувалов, выслушав доклад о поимке почти всей шайки «душителей», наРасследование началось на другой же день. Друг за другом вводили в комнату разбойников, временно закованных, снимали с них первое доУ нас оказались арестованными: в самом начале мною — Александр Петров и Григорий Иванов; затем арестованные в Царском Селе — братья Дубовицкие и Константин Тасин; потом арестованные на облаве: Сверчинский и СлавинЯ взял на себя обязательство поймать их обоих и твердо решил выполнить эту задачу. Позже они и были пойманы мной. Как? Расскажу об этом после, а теперь передам вкратце результат наших расследований и краткие характеристики этих страшных разбойников, для которых убийство являлось более легким делом, чем выкурить паДействительно, это были не люди, а какие-то выродки человечества. Во главе всех стоял какой- то Федор Иванов. Мы не могли сразу сообразить, на какого Иванова указывают все убийцы как на своего соучастника, пока не произвели очных ставок. И что же? Этим Федором Ивановым оказался ранее всех арестованный мною Александр Петров! Я невольно засмеялся.— Ах, дурак, дурак! — сказал я ему.— Что же это ты по паспорту Петров, а для приятелей Ива— Александр Петров,— отвечал он.— А назы— Кто же ты?— Крестьянин!— Покажи спину! — вдруг сказал Келчев- ский.— Разденьте его!С него сняли рубашку, и мы увидели спину, всю покрытую шрамами от старых ударов.— По зеленой улице ходил,— сказал Келчев- ский.— Ну, брат, не упирайся. Ты беглый солдат, и звать тебя Федором Ивановым.Но он уперся. Два месяца прошло, пока мы собрали о нем все справки и восстановили его личность. Тогда он сознался и перечислил все свои преступления.Действительно, он оказался Федором ИваноОн объявился в Петербурге, занимался кражаОн смеялся, рассказывая про свои подвиги, а все, показывавшие против него, трепетали при одном его имени. И действительно, я не видал более типичного разбойника, разве что Михаил Поянен с детскими глазами.Следом за ним выступает Калина ЕремеКронштадт с птичьего полета.Гравюра из издания «Живописная Россия», 1879—1900 гг.еще в Кронштадте он убил крестьянина Ковена и жену квартирмейстера Аксинью Капитонову.— Пустое дело,— добродушно объяснял он процесс убийства.— Накинешь сзади петлю и потянешь. Коленом в спину упрешься. Он заЭтот Калина вместе с Федором Ивановым были ужасны. Между прочим, Калина рассказал про убийство под Ропшею неизвестного человеМы выехали с ним на место убийства. Пустындвух человек; Григорий Иванов и Федор Андреев занимались только кражами и в крови рук не пачШайка была организована образцово. После убийства «душители» ехали прямо в дом Деро- берти, и там дворник дома, Архип Эргелев, пряКартины, одна страшнее другой, проходили перед нами на этом следствии, и на фоне всехужасов на первом плане рисовались люди-звери, настоящие разбойники: Федор Иванов, КалиПервые два были у нас и уже во всем повиниПервым попался Поянен. Для поимки МихаЯ решил, что рано или поздно, но он наведаЯ только кивнул головой. Так и должно было быть.— Следи,— сказал я агенту.— И когда он стаПрошло еще дней десять. Наконец агент при— Надо полагать, с девкой сошелся. Каждую ночь теперь ночует. Придет так часов в одиннад— Хорошо,— ответил я.— Сегодня его поймаЯ попросил к себе на помощь двух богатыЯ едва нашел своего агента.— Здесь. Пришел,— прошептал он.Я взял в темноте за руки Смирнова и Петру- шева и сказал им:— Пойдем к дверям и постучим. Если отво— Здесь!— Давайте его мне!Я взял фонарь, приоткрыл в нем створку, навтроем смело подошли к дверям и я постучал в окно. Никто не отозвался. Я постучал крепче. За дверью словно пошевелились. Потом Анна крикнула:— Кто там?Я изменил свой голос и ответил:— Отвори! От Стефании и от отца!За дверью опять все смолкло, но затем звяк— А где Мишка? — спросил я.Она продолжала кричать как резаная:— Какой Мишка? Я ничего не знаю. Вы всех забрали. Оставьте меня!— Ну, братцы, идите прямо к двери, на ту стоЯ не успел кончить, как Анна бросилась к две— Пошли вон! Не пущу! — вопила она.Я потерял терпенье.— Берите ее! — крикнул я.Она стала сопротивляться с яростью дикой кошки, но мои силачи тотчас управились с нею. Смирнов сдернул с кровати широкое одеяло, ловко накинул на нее, и через две минуты она лежала на постели спеленатая и перевязанная по ногам и рукам. Тогда она стала кричать:— Спасайся!В ту же минуту распахнулась дверь, и из нее, страшный, как сибирский медведь, выскочил Мишка Поянен. В руках у него была выломанная из стола ножка.— А, ты здесь, почтенный! — крикнул я ему.Мой голос привел его в бешенство, и он, заНа другой день мы снимали с него допрос. Личу себя на родине четыре раза под судом за кражи и два раза был сечен розгами по 40 ударов кажС Перфильевым дело было труднее, и мне поКстати, о «случае». В деятельности сыскной полиции очень часто встречается этот «случай», а незнакомые с нашими приемами люди часто даже иронизируют по этому поводу, приписывая все наши открытия случайностям. Но случайИтак, оставалось поймать еще Александра Перфильева, чтобы все «душители» были налицо. Об этом Александре Перфильеве мы знали тольВ то время Петербург еще не представлял таособенно в полицейском отношении. За паспорНо я храбро взялся за дело. Прежде всего я обошел все известные мне притоны и подо— Ну да, не всех еще переловили! Сашка-то гуляет еще! Он им задаст еще трезвона!Но на эту удочку никто не ловился, очевидно, не зная ни душителей, ни Сашки. Я продолжал свои поиски, не теряя надежды. И вот однажды, идя по Спасскому переулку, я прошел мимо двух проституток, одна из которых сказала другой:— А Сашка опять в Стеклянном объявился! Вот башка!— К Машутке, чай.— А то к кому же. Петька вчера навалился на него и кричит: «Донесу!» А он как шара-р- рахнет его!«Сашка! Отчего это и не быть моему?» — тот— Пойдем, красавчик! — предложила одна из них.— А что ж! — согласился я.— Коли пивка, я с удовольствием.Через минуту я сидел с ними в сквернейшей пивной лавке и пил сквернейшее пиво. Они по— Ты откуда? — спросила меня одна из краЯ замотал головою:— Зачем? Я и так заночую! Мне не надо! Я вы— Сашку? Какого Сашку? — спросила другая.— Перфильева. Какого? Его самого. А деньги есть! — И при этом я звякнул монетами в кар— Пойдем с нами, миленький,— ласково заго— Сашку? — повторил я.— Большого? Ры— Его, его! — подхватила другая.— Пойдем!— В оспе?— Да, да, лицо все в оспинах! Ну, идем!— Не! — ответил я.— Сегодня не пойду. Пьян. Спать пойду!Бросив на стол деньги, я вышел из пивной и, притворяясь пьяным, с трудом дошел до угла. Там я оправился и быстро пошел домой, думая, каким образом мне изловить этого Сашку. Что это он, я уже не сомневался, но идти в СтеклянПоднялись тряпичники и пошли на работу, потащились нищие, а там пошли рослые поден— Сидит там и пьет,— пояснил Ицка.Вдруг я увидел вчерашнюю знакомую. Я тот— Не узнала? — прохрипел я.Она вгляделась и широко улыбнулась:— Ах, миленький! Ко мне? Пойдем, пойдем. Хозяйка чуланчик даст. Хо-о-ороший...— Некогда. Мне Сашку надо. Здесь он?— Здесь, здесь! Сейчас с Мапуткой его видала.— Поди, позови его. Скажи ему, что Мипка зовет. Мипка! Запомнипь? А потом пить будем.— Сейчас, сокол! В одну секундочку! — И она, плепая калопами, побежала на лестницу.Я быстро подопел к Ицке и пепнул:— Как махну рукою, хватать!Он отопел к напим силачам.Я стоял вполоборота к лестнице, приняв осан— Вон он, Мипка-то! Иди к ему! Говорит, дело есть!Я взглянул боком. Огромный, рыжий как мед— Иди, что ли! — кричала она.— Эй, Мипка!Я обернулся и медленно двинулся, кивая гоС завязанным лицом, в надвинутом картузе, зная, что Мипка должен прятаться, Перфильев не мог увидеть сразу обман и, поддавпись на мою хитрость, попел мне навстречу, но я не дал ему подойти. Мои опытные помощники, едва он отодвинулся от двери, отрезали ему отступление назад и пли за его спиной. Я махнул, и в то же мгновение четыре сильных руки схватили Сап— Ну, вот и встретились! — сказал я Сапке.Он только сверкнул на меня глазами, а моя красавица, кажется, превратилась в соляной столб. Разинула рот, развела руки и в такой позе застыла. Уходя со двора, я оглянулся, а она еще все стояла в той же позе.Привод Александра Перфильева был моим триумфом. С этого времени сам граф обратил на меня внимание и стал давать мне труднейпие поручения.Александр Перфильев запирался недолго и после нескольких очных ставок покаялся во всех преступлениях.Такова история о «дупителях» и их поимке. Память изменила мне, и я упустил множество мелких эпизодов этой длинной и страпной истоВ то время эти «дупители» навели на жителей соверпенную панику и, когда страпная пайка была переловлена, все вздохнули с чувством обПАЛАЧЭто было еще в начале моей полицейской карьеры, если не ошибаюсь, в 1857 году...Осенью, в последних числах сентября, ко мне, в то время полицейскомунадзирателю Спасской части, вошел вестовой Сергей и доложил:— Неизвестный человек, не объявляющий своего звания, целый день трется около конторы квартала и ищет случая припасть с личной просьбой к вашему высокородию. Человек подозрителен.— Почему?— Дал мне тридцать копеек, чтобы я допустил его на разговор с вашим высокородием наедине.— Позови,— говорю.Через несколько минут Сергей ввел в кабинет субъекта лет, по-видимому, соНа вопрос, что ему надо и кто он, неизвестный отвечал, что он динабургский мещанин, Яков Дорожкин, недавно прибыл из Динабурга, и что паспорта не имеОтрекомендовав себя подобным образом, этот странный человек вдруг встал на колени и, просительно складывая руки, заговорил:— Явите божескую милость, ваше высокородие! Окажите ваше высокое содей— Да ведь он служит, твой кум Семен,— сказал я.— Какой еще ему службы надо?— Служит он действительно, ваше высокородие, и при хорошем месте состоит. Только сделайте такую милость, определите его в палачи!..Как уже ни наторел мой полицейский слух ко всякого рода заявлениям, однако мне показалось, что я ослышался.— Чего? Куда? — переспросил я.— Палачом хочет быть кум Семен,— ответил ясно Дорожкин.— Сделайте такую милость, ваше высокородие, похлопочите.Я велел ему встать, а сам невольно задумался, удивленно поглядывая на неНадо заметить, что на основании существовавших в то время законоположений правительство предлагало обязанности палача лишь преступникам, подлежавне находилось. Да оно и понятно: роль палача не свойственна русскому человеку, и даже среди арестантов охотников на нее всегда было мало. Правительство даже циркулярно в разных губерВот почему после нескольких минут раздумья я решил, что дело, во всяком случае, надо расОказалось, что Дорожкин этого не знает. И он снова повторил, что его кум, Семен Гряду— Потому, видите ли, что адмирал с трудом отпускает кума со двора, разве раз в месяц — в баню. Вот я за него и прошу. А так как кум завЗаинтересованный еще более как ходатаем, который, казалось, вполне искренне желал угоПрежде всего я справился, почему он обраЯ объявил странному ходатаю, что завтра по делам службы буду на Васильевском острове и чтобы он вместе со своим кумом к часу дня явился в гостиницу «Золотой якорь», куда я заеду к этому времени.Дорожкин отвесил мне поклон до земли и заПодъезжая на другой день к «Золотому яколосом стал просить подождать не более получаса, потому что его кум не успел приготовить надВ ожидании появления кандидата в палачи я стал расспрашивать Дорожкина, чем он заниВо время этой откровенной беседы в номер вошел мужчина и, поклонившись мне в ноги, произнес:— Будьте отцом и благодетелем, устройте, чтобы я был палачом. Век за вас буду Бога моОн поднялся, и я увидел человека лет пяти— Я,— говорит,— служил во флоте, вышел в бессрочный отпуск и нынче служу кучером по найму у адмирала Платера. Адмирал мною доволен. Я холостой, от роду ничего не пью и не курю.На вопрос, почему появилось у него желание быть непременно палачом, новый мой знакомец начал опять-таки удивительно объяснять:— Два раза в жизни видел я, как на Конной площади палач Кирюшка наказывал убийц. Да разве это палач? Да разве так наказывать надо? Да разве такую для этого надо иметь руку!.. Эх, прямо вскочил бы на эшафот, значит, выхва— Силу в этом я необыкновенную имею,— продолжал этот удивительный собеседник.— Вот уже месяца два я в этом деле упражняюсь. Кажню, страх на лошадей находит непомерный... рыНа эти слова Дорожкин убежденно заметил:— Точно, как волшебник, скот в повиновение привел.А пока что лошадиный палач продолжал:— И адмирал мною довольны и не раз говориЭту последнюю фразу Семен Грядущий про*Извозчик и зимние санки.Фото 1860-х гг.— Кум! Встань-ка туда к двери. задом! Обло— Видели ли вы, ваше высокоблагородие, как плетьми наказывают? — обратился он потом ко мне.Хотя я и был очень озадачен неожиданностью приготовлений и мог бы, разумеется, прекратить это, ответил, что видел, и не раз, но, заинтересо— Так вот как это производится! — воскликнул Грядущий. — Кум, стой! — С этой грозной фразой будущий палач, у которого в правой руке уже окаПри следующем слове «Ожгу.» у кума под— Кум не могу больше! Страшно!..— Вот!! — обращаясь ко мне, произнес паНадо было как-то закончить эту дикую сцену. Я спросил Грядущего, имеет ли для него какое-то значение, куда бы его назначили для исполнения этих обязанностей, и получил ответ:— Я бы желал назначения в один из больших городов, там практики больше!..Узнав затем от него же, что сам он из Тверской губернии, я попробовал было заметить, что ведь для испытания способностей его могут послать именно в Тверскую губернию, а там, может быть, к его несчастью, придется наказывать не только односельчанина, но даже родственника. На это зверь-человек с особенным достоинством воз— Да если бы и отца родного пришлось накаСказать правду, мне стало грустно и тяжело. Да и устал я от этой бездны, как мне тогда казаЯ поднялся с места.— Вот что, братец,— сказал я Грядущему.— Назначение в палачи от меня лично, как ты знаА. Я. Красовский. Гравюра с фото 1870-х гг.Претендующий на должность палача и его кум поклонились мне и предупредительно бросились подать пальто. Подавая его, Грядущий, однако, заговорил опять:— Ваше высокоблагородие, когда же мне при— Это на какое? — невольно спросил я.— Да так себе. Отвезу Платера в гости, а сам отправлюсь в Шлиссельбург. Продам там ло— Ну, это ты всегда успеешь сделать,— сказал я и собрался уже совсем уйти, как кумовья, что- то вспомнив, опять захлопотали.— Ах ты, Боже мой! — воскликнули они.— Да что же это мы!.. Ваше высокоблагородие, выкуНо я уже ушел.На другой день, явившись к бывшему в то вреобо всем рассказанном выше. Прочитав ее, граф развел руками и сказал:— Вот подите же!.. Ведь почтенного адмирала я хорошо знаю. Припоминаю, кажется, даже его кучера. Вот вам и загадка. Сидишь себе в собНесколько дней спустя граф вызвал меня и сказал, что кучер адмирала Платера отослан на испытание в госпиталь, и поручил мне узнать от госпитальных врачей, какого они мнения об этом человеке.На следующий день утром, при разборе мною в участке арестованных, тот же мой вестовой, Сергей, сообщил мне на ухо, что человек, недеЯ велел его впустить. Дорожкин (кум палаувезли уже куда-то на «пробу»... Кульки были, конечно, «благодарностью» кума.К этому куму, прогнав Дорожкина, я и отпраВ то время в госпитале служил знаменитый впоследствии профессор Антон Яковлевич КраОн встретил меня низкими поклонами и с вы— Здесь меня уже пробуют, ваше высокоблаЕго вывели в палисадник, где была приготовОн не сразу приступил к этому акту, а попроВзяв с достоинством кнут в руки, он подошел к манекену и погладил его рукой по спине. ПоПроизводя свои странные действия, этот удивительный «талант» несколько раз обораПоговорив с доктором, я оставил госпиталь в совершеннейшем недоумении. Что я мог доКак ни неопытен и малосведущ в то время я был в психиатрии, тем не менее для меня личту. Во всех остальных проявлениях умственной и физической деятельности этот человек был соКазалось бы, чего лучше: он — самый подхо«Боже мой, Боже мой! — думалось невольно.— И до такого озверения может дойти человек! Как и почему это могло случиться?»Ничего не скрывая и не утаивая собственных мыслей на этот счет, я все рассказал графу.Он задумался.— В самом деле,— сказал он,— история вы— Позвольте мне, ваше сиятельство,— сказал я,— еще поразведать и порасспросить об этом человеке.— И в самом деле, сделайте это,— ответил мне граф.— А там видно будет, что с ним делать.И узнал я историю отрывочную, но довольно- таки грустную. Семен Грядущий, как оказалось, питал когда-то нежную страсть к одной женщиЗдесь, кстати будет сказано, подобное убежПалача обыкновенно потчевали за несколько дней до казни, уговаривались с ним в цене за осМастера-палачи в подобных предварительных беседах обычно еще выхваляли свое искусство в глазах просителей. «Если захочу,— говорили,— то научу, как справляться с дыханием: когда его сдерживать и когда кричать! По моей воле и силе рука может показать сильный взмах и отвести удар с легкостью...»Может быть, и Семен Грядущий попал на таНо палачом этому несчастному человеку так и не удалось сделаться.Я рассказал все это графу, а через месяц узнал, что Семен Грядущий, по собственной ли воле или по распоряжению начальства, отправился в один из монастырей на Ладожском озере. Далее я потерял о нем всякие сведения.И слава Богу!Но, заканчивая эту историю, не могу не поКак видит читатель, она не относится к делам собственно, так сказать, сыска. Происходила вся эта история в начале моей полицейской деятельности и тем не менее врезалась мне в память почБыть может, происходит это потому, что именно здесь впервые меня охватила мысль о всей ненужности, жестокости, ужасном вреЯ никогда не мог пожаловаться на свои неСлава Богу! Я пережил это время. Помню тот момент, когда я, уже закаленный полицейский, искренне перекрестился при вести, что этот публичный кнут и эта проклятая плеть отошли в область преданий.Остаются еще в народном быту розги и их развращающее влияние. Но я, «отставной» ныне старик, перевидавший и переживший многое, твердо верю, что минет и их пора, что настанет тот благословенный день на Руси, когда свист их замолкнет навеки и о самом существовании их будут вспоминать с ужасом и отвращением.С этой верой я и кладу на этот раз свое перо.ПАРГОЛОВСКИЕЧЕРТИНе раз во время дружеской беседы в кругу близких лиц приходилось мне рас— Неужели вам не было страшно?— То есть, как это — страшно? Право, не думалось ни о каком страхе. Я просто делал свое дело, вот и все...— Но ведь вас могли убить, ранить, сделать на всю жизнь калекой.— замечали мне.— Опять приходится повторять, что в такие моменты как-то не думается об этом.— Значит, вы не знаете, что такое страх, и никогда не трусите?На это я решительно ничего не могу ответить. Не трус?.. Гм!.. А вот скажу вам по истинной совести, что я всю свою жизнь страшно боялся и боюсь. мыМне кажется, что если бы мышь бросилась ко мне, то я в состоянии был бы от нее удирать самым позорным образом.Ну, а испытывать страх, настоящий страх перед лицом опасности как-то мешала служба. Верьте не верьте, но это так. Так торопишься и стараешься исполнить задуманное дело, что как-то и страх пропадает. Ну, и счастье, конечно, как-то служило.При задержании в вертепах столицы грабителей и беглых каторжников часто приходилось встречать с их стороны более или менее энергичное и даже с оружиКогда возвращаешься домой после подобных ночных экскурсий, иногда придет в голову мысль: «Что было бы со мной, если бы помощь запоздала?.. Но и только.» Перекрестишься, поблагодаришь товарищей или подчиненных и забываешь.Впрочем, нечто вроде тяжелого мучительного страха переживал и я. Только в этих случаях приходилось попадать в несколько необычную и «неслужебную», так сказать, обстановку.Об одном из таких памятных случаев, произошедших со мной на самых первых порах моей сыскной деятельности, я и хочу рассказать.В 1858 году в Петербурге еще не существовало сыскного отделения и розыском ведала наружная полиция в лице квартальных надзирателей и их помощников. В мой район (квартального надзиДела было много: убийства, грабежи и кражи следовали одно за другим, требуя от полицейНесколько легче было только летом. С настуПользуясь этим, я частенько навещал мою се15 августа, как теперь помню, в день рождения моей годовалой дочурки Евгении, к обеду забре— Неужели ты сегодня поедешь в город? Смо«А и в самом деле, не остаться ли до завтра? — подумалось мне.— А срочные дела? А составлеНе прошло и четверти часа, как мой иноходец Серко, запряженный в легкий кабриолет, стоял у крыльца. Небо было покрыто тучами, и ночь была довольно темная.Впрочем, дорога по шоссе была ровная и хоУбаюкиваемый ездой, я было вздремнул и, чтобы рассеять сон, закурил папиросу, для чего придержал лошадь. Серко пошел шагом.Из-за туч выбилась луна. Посветлело. ПреВспомнилось мне, как в темные ночи маль— Ванюшка! Расставляй проворнее шашки!А «Священный муж», пожав руку отца, со сло— Постреленок, набей-ка погуще трубочку!Это набивание трубочки было для меня инкВдруг моя лошадь неожиданно остановилась и затем резко шарахнулась в сторону. Но в тот же момент чья-то сильная рука схватила Серко под уздцы и осадила его на месте. Я растерянно оглянулся вокруг и увидел по обеим сторонам своего кабриолета две самые странные и фантаРожи их были совершенно черны, а под гла«Черти, совершенные черти, как их изобраВижу, что дело принимает для меня дурной оборот. У одного из злоумышленников, вскочив— Нечестивый! Гряди за мною во ад!Я собрал все присутствие духа.— Полно дурака-то валять!.. Говори скорее, что тебе от меня надо? Мне нужно торопиться в город,— проговорил я, смотря в упор на черта и в то же время обдумывая, как бы благополучно отделаться от этих мазаных бродяг.— Митрич, брось комедь ломать! Вишь, проВ ответ на замечание своего товарища, стояв— Давай деньги! А не то.Жест топором докончил фразу, вполне для меня понятную.«Заслониться левой рукой, а правой ударить злодея по голове так, чтобы последний слетел с подножки, а потом, воспользовавшись переВ то же время положение кабриолета и лошаНо помимо этих двух предстояло иметь дело еще с теми двумя бродягами, которые держали лошадь. Несомненно, что при первой моей поВижу — дело дрянь! Один против четверых — борьба неравная, живым не уйдешь! На душе стаство глубокой досады на себя за то, что, пускаясь в глухое ночное время в путь, я, по беспечности, надевая штатское платье, не взял с собою ника— Ну, прочитал, купец, отходную? — насмеш«В шею метит, мерзавец!» — подумал я и ин— Не греши даром, Митрич,— произнес не— Жалость, что ли, взяла? — сухо ответил разСопротивление было бесполезно, так как я отлично понимал, что при первом моем поЯ и покорился: вынул из кармана бумажник и отдал его в руки хищнику. Злодей подметил висевшую на жилете золотую цепочку — приНо надежды на помощь со стороны были тщетны. Ни один посторонний звук не нарушал безмолвия ночи, только уныло светивший меОтдав кошелек и часы, я считал себя спасен— Не наделал бы нам молодчик пакостей. Не лучше ли порешить. и концы в воду!— А ведь Яша верно говорит! — отозвались двое других.Настало молчанию-...И вдруг я почувствовал, как всем моим сущеЯ весь сжался. Митрич опять занес над моей головой топор. Он стоял вполоборота ко мне и упорно не сводил с меня взгляда, тускло сверкавЯ перевел взгляд на другого субъекта с дуби«Ах, скорее бы, скорее.— думал я.— ТольЛуна вдруг, казалось мне, засияла нестерпимо ярким светом, так что я отлично мог видеть всех четверых мерзавцев и наблюдать малейшее их движение. «Нет, прыгну! Буду защищаться, буду кричать!..» — решил я и. не мог шевельнуться, а только глядел упорно Митричу в глаза. Вдруг он опустил свой взгляд в землю. «Значит, смерть! — подумал я.— Нет, брошусь на него, брошусь.» Молчание продолжалось и, казалось, длится век.Митрич опять поднял на меня глаза и вдруг как-то полусмущенно проговорил:— Праздник-то ноне велик!.. Ведь у нас в де— Оно-то так.— нерешительно поддержал один субъект из державших лошадь.— Не хочу я рук марать в такой день! — проЧетвертый разбойник, первым подавший гоРешив «не марать в праздник об меня руки», бродяги предварительно вывели лошадь на сеЛошадь во всю прыть мчалась по дороге. Я, как пьяный, качался на сиденье и понемногу приходил в себя. Полной грудью вдыхал я свежий ночной воздух. Мне казалось, что с той поры, как я выехал, прошли чуть ли не сутки, и удивлялся, почему не наступает день.Который час? Я невольно сунул руку в карман и вдруг вспомнил, что мои часы отобраны «черПрежде всего, я решил молчать об этом проЛегко понять, что приехал я на свою городскую квартиру в самом отвратительном настроении. Обругал ни с того ни с сего вестового, промешВесь следующий день показался мне бескоУ Новосильцевской церкви я разделил моих людей на четыре группы и определил каждой район ее действий. Предписано было осмотреть в Лесном, в первом, во втором и третьем Пар- голове все постоялые дворы, харчевни и разные притоны, подвергнув аресту бродяг и вообще всех подозрительных с виду людей.Результаты облавы были ничтожны. АрестоГолодный и промокший насквозь (всю ночь шел мелкий дождь), я еле-еле добрел до дома и после пережитых волнений и двух бессонных ночей заснул как убитый.Эта первая неудача, однако, не разочаровала меня.На другое утро я направил во второе и третье Парголово трех смышленых полицейских чинов, поручив им разведать от местных крестьян о поПрошло еще четыре дня, но все предпринятые мной розыски не имели успеха. Разбойники как в воду канули.Наступило воскресенье, и я отправился на дачу. На этот раз я не торопился с отъездом в город и пробыл в Парголове до трех часов ночи.Возвращался домой по той же дороге, на той же лошади. Однако, имея в кармане кистень и хороший револьвер, я был далеко не прочь еще раз повстречаться с моими незнаВскоре после этого семья переехала с дачи, и мои поездки в Парголово прекратились.Подошла осень, ненастная погода торопила дачников с переездом на зимние квартиры.С каждым днем и мой квартал все более и боЭта волна столичных происшествий воСудьба как бы нарочно поддразнивала меня: мне удалось в один день раскрыть два запутанных преступления, «накрыть» убийц и ночью на доПрошло около двух недель.На одном из обычных утренних докладов у обер-полицмейстера, графа Шувалова, он пе— Съездите в Парголово, произведите дознаТелеграмма была такого содержания: «В ночь на сегодняшнее число на Выборгском шоссе ограблена с нанесением тяжких побоев финПоручение это пришлось мне не по сердцу: и по Петербургу у меня была масса дел, а тут еще поезжай в пригород ради какой-то ограбленной чухонки.Но граф не переносил возражений, а потому ничего не оставалось делать, как покориться.Узнав о местожительстве потерпевшей, я на моем иноходце в два часа доехал до деревни Закабыловки. Стоявшие у ворот одного из одноВ избе я увидел знакомую мне картину: в пеЕ. Е. Лансере. Никольский рынок в Петербурге.1901 г.и две какие-то бабы, голосисто причитая на разПодождав, пока больная несколько пришла в себя и немного успокоилась, я приказал бабам прекратить их завывания и приступил к допросу.— Ну, тетушка, как было дело?— Нечистая сила!.. Черт, черт! — заговорила, своеобразно шепелявя, избитая до полусмерти баба...— А!.. Нечистая сила. Черти!..Внимание мое вмиг удвоилось, и я принялся обстоятельно расспрашивать.Вот что на своеобразном русском жаргоне из— Отъехала я верст пять от казарм, час-то был поздний, и задремала. Проснулась, вижу: лошадь стоит. Стала я доставать кнут, да так и замерла от страха. Вижу, по бокам телеги стомой кошель, так вместе с карманом и вырвали, а в кошельке-то всего, почитай, гривен восемь было. Ну, думаю, теперь отпустят душу на поЗахолодело мое сердце, как я услышала, что сейчас ногу мою будут рубить. Да, видно, Богу не угодно было допустить этого. Дернул еще раз окаянный, сапог-то и соскочил. А потом бить меня стали. Избили до полусмерти и в телеге стабатюшка ты мой, подошел ко мне вплотную саСтаруха, охая и крестясь, опять завопила на разные голоса.— Не можешь ли, тетушка, припомнить, како— Не люди, а нечистая сила, батюшка! Разве люди бывают с огненными языками и лошадиДля меня все было ясно. Картина нападения, переданная потерпевшей, хотя и в сгущенных красках, подсказывала мне, что шайка парго- ловских грабителей, видимо, избегавшая проВ то же время случай повторного ограбления в той же местности рассеял мои сомнения в расСделав нужные распоряжения и оставив трех агентов для собрания на месте происшествия сведений о производстве негласного розыска, я поспешил в город, раздумывая всю дорогу о способе накрытия шайки. Таких способов риДня через три я распорядился, чтобы к ночи была готова обыкновенная запряженная в одну лошадь телега, такая, в которой чухны возят в город молоко. Телега должна была быть также с возможно сильно скрипучими колесами. В нее положили два пустых бочонка из-под молока, несколько рогож и связку веревок. Для экспеПереодевшись вечером дома в полушубок, я уже собирался выходить, когда случайно брошенный взгляд на Курленко заставил меня при«А что, если грабители не решатся напасть на мужчину, да притом на такого коренастого, каков этот мой хохол?» — подумал я.— Курленко, ты женат?— Так точно, ваше высокоблагородие!— Иди живо домой, надень кофту и юбку жены, а голову повяжи теплым платком.Полное недоумение выразилось на широВозвратясь обратно в кабинет, я присел за письменный стол и начал думать о предстоя— Что тебе тут надо? — спросил я.— Изволили меня не признать, ваше высокоЯ не мог не улыбнуться: Курленко в бабьем одеянии со своей солдатской выправкой был бес— Ну, теперь в путь! Меня вы обождите у моПереждав полчаса, я вышел из дому.В три четверти часа извозчик довез меня до московских казарм, а отсюда, отпустив возТемнота ночи не позволяла видеть даже блиУ Новосильцевской церкви я велел приоста— Ты, Курленко, пойдешь рядом с телегой. Смотри внимательнее по сторонам и будь настоФ. А. Васильев. Пейзаж. Парголово.1868 г.гожей, а ты, Смирнов, поубери ноги... Ну, теперь трогай, шагом!Не скажу, чтобы положение наше было удоб— Ваше благородие! — зашептал вдруг Смир— Растирай сильнее руками,— посоветовал я, чувствуя, что и у меня по ногам забегали му«Скверно, если в этот момент мы подвергнемГлухая тишина и глухая ночь стояли воМы миновали второе Парголово и въехали в сосновую рощу. Пора было и поворачивать обратно. Я уже собрался было сделать распоря— Будьте готовы! — шепнул я.Предупреждение оказалось своевременным. Едва Курленко успел вынуть из кармана своей женской кофты кистень, как был схвачен злоуКурленко, видавший на своем веку еще и не такие виды, ничуть не растерялся перед черТакая расправа «чухонки-бабы», видимо, приНаступила пора действовать и нам. Первым выскочил из телеги Смирнов, а за ним и я.Я думал, что одно наше появление обратит в бегство нападающих, но разбойниками овлаНо и мои люди, не раз подвергавшиеся напаСмирнов ловко уклонился в сторону от броПока Смирнов вязал веревками побежденных, я с Курленко старался обезоружить моего староСтрелять мне не хотелось. Я решил овладеть Митричем иначе. В руках у меня была веревЧетвертый злоумышленник, державший лоПокончив эту баталию, мы привели в чувство одного из трех бродяг, наиболее пострадавшего от руки Курленко, и, сложив эту живую кладь на телегу, тронулись в обратный путь, вполне удовНужно сознаться, что на утро я даже с некотоВедь, в сущности, он был у меня в руках, и мне доставляло, не скрою этого, некоторое злорадное удовольствие поиграть с ним как кошка с мыБыть может, кто-либо и осудит меня за такое чувство, и он будет прав. Но повторяю опять, я был тогда еще слишком молод, а, кроме того, воспоминание о том грабеже, который учинили надо мной эти негодяи, и о том чисто животном страхе, который я пережил благодаря им, были еще слишком свежи в моей памяти.Городовой ввел ко мне рослого и плечистого детину, который при входе скользнул по мне глазывающем лице его еще сохранились следы сажи и красной краски. Я невольно улыбнулся.Городовой вышел и оставил нас одних.— Ну-с, как же тебя звать? — задал я обыкно— Не могу припомнить! — последовал ответ.— Гм!.. Вот как!.. Забыл, значит? Как же это так?— Да так!.. Имя больно хитрое поп, когда кре— Тэ-э-эк-с,— протянул я.— Что же это ты, бедняга непомнящий, по ночам с дубиной на большой дороге делаешь?— Ничего. Так. Хожу, значит, по своим на— Какая же такая надобность у тебя была вче— И никакой шайки я не знаю, и никакого нападения-то не было. Так просто подошел, по— Вот как!.. Притомился, значит, по дороКакая-то неуловимая не то улыбка, не то гри— Именно-с так.Наступило молчание. Преступник стоял и глядел в угол, а я злорадно думал: «Постой же, вот я тебе покажу “забыл”, мерзавец. Вот я тебя ошпарю».Я вдруг встал и решительно выпрямился:— А ну-ка, Митрич, погляди-ка на меня хоДопрашиваемый как-то вздернулся и взгля— Не могу знать, ваше благородие,— быстро проговорил он.— Но ведь ты — Митрич? — спросил я.Глаза у него забегали. Он попробовал усмех— Что же!.. Пускай, по-вашему, буду и Ми— Да, да!.. Именно мне лучше знать. И я знаю, что ты — Митрич. Да и меня ты должен знать! Погляди-ка внимательнее.Митрич вскинул на меня уже смущенный и недоумевающий взгляд.— Не могу припомнить! — проговорил он.— Ну так я тебе помогу припомнить. Где ты был ночью пятнадцатого августа, в самый празд— В гостях у товарища!— Не греши и не ври, мерзавец! — проговорил я грозно.— Не в гостях, а с топором на большой дороге провел ты этот великий праздник. свой Престольный праздник,— подчеркнул я.Митрич изумленно смотрел на меня и начал бледнеть, а я, не давая ему опомниться, про— Разбойником, кровопийцей засел ты на большой дороге, чтобы грабить и убивать. Как самый последний негодяй и самая жестокая бес— Да неужто это были вы, ваше благоро— Ага! Узнал небось!..Митрич бросился на колени.— Мой... наш грех!.. Простите! — пробормоВижу я, что надо ковать железо, пока горячо.— Ну, а ограбленная и избитая чухонка, ведь тоже дело ваших рук? Да говори смело и прямо. Ведь я все знаю. Признаешься, тебе же лучше будет!— Повинны и в этом! — хмуро проговорил все еще не пришедший в себя Митрич.Шаг за шагом удалось мне выпытать у него обо всех грабежах этой шайки. Грабили большей частью проезжающих чухон, которые, вообще говоря, не жаловались даже на эти грабежи.— Почему так?— Да видите, ваше благородие, они думали, что мы всамделишные черти! — пояснял Митрич.Я вспомнил об этом маскараде и потребовал дальнейших пояснений.— Да, правду говорить, ваше благородие, не хотелось нам напрасно кровь проливать. Нам бы только запугать насмерть, чтоб потом в полицию не доносили. Ведь на нечистую силу не пойдешь же квартальному заявлять!.. Ну вот для этого самого и комедь эту играли.— И доигрались до арестантских рот! Эх вы!.. Бедные черти!Меня заинтересовал еще один вопрос.— Но ведь со мною-то вы не комедь играли? Ведь действительно убить собрались? А?Митрич почесал за ухом.— Да оно, того. сумнительно нам стало.— проговорил он нерешительно.— Какие такие сомнения?— Да видите, перво-наперво, ваше благоро— Разбойники!..— докончил за него я, видя его затруднение. — Эх вы!.. Бедные, бедные черМитрич отвел глаза в сторону и замолчал.Благодаря показанию Митрича дело разъОказалось, что это были уволенные в запас. По окончании службы они, промотав бывшие у них на дорогу деньги, решили попытать счастья на большой дороге и вернуться на родину с «каИз награбленного мне удалось все же разысЧто ж! Каковы черти, таков и ад!..Но понятие, что такое физический, животный страх, после этого случая я имею. Как видите, этот страх я испытал не при исполнении обяУДАЧНЫЙ РОЗЫСКВспоминаю я это старое дело (относится к 1859 году) исключительно потому, что я сделал первоначальный розыск и дознался до истинного преступника исключительно путем логического вывода и соображений и долгое время считал это дело самым блестящим в моей практике.Но будущее чревато событиями, и последующие дела заслонили на время исто13 июня 1859 года по Выборгскому шоссе в трех верстах от Петербурга был найден труп с признаками насильственной смерти, а следом за этим в ночь с 13-го на 14-е на даче купца Х-ра, подле самой заставы, через открытое окно неизвестГраф Шувалов по получении о том извещения изволил оба эти дела поручить мне для расследования и розыска преступников.Я тотчас отправился на место преступлений.Сначала к убитому.На Выборгской дороге, совсем недалеко от Петербурга, сразу же у канавки, еще лежал труп убитого. Он лежал на боку, голова его была проломлена и среди сгустков крови виднелся мозг и торчали черепные кости. Он был без сапог, в красЯ стал производить внимательный осмотр. Шагах в пяти от края дороги на камПосле этих находок и осмотра мне ясно представилась картина убийства. ЧуПосле этого я отправился на дачу Х-ра. Это была богатая дача с огромным саЯ вошел в дачу и вызвал хозяев. Ими оказались толстый немец и молодая то— А, это вы! — заговорил тотчас немец, выни— О, да! — пропела и тоненькая немка.— Най— Приложу все усилия,— отвечал я.— Будьте добры показать мне теперь, откуда была произ— Просим, пожалуйста! — сказал немец.— Тут, сюда!Я прошел следом за ними в большую комнату с верандой, выходившей в сад.— Вот,— объяснил немец,— здесь лежало мое пальто и ее пальто и ее зонтик, хороший, с круОн подмигнул мне и показал на брюки, а его немка стыдливо потупилась.— И все украл! Сто рублей! Больше! Ее пальто стоило мне шестьдесят рублей, и она носила его только три года.— Вы можете на кого-нибудь указать?— Нет! У нас честный служанка, честный дворник! Вор входил в окошко. Сюда.— Он снова вернулся в большую комнату и указал на окошко.Я выглянул из окна. Оно было аршина на два от земли, но доступ к нему облегчался настилкою веранды, которая подходила под самое окошко. Я перекинул ноги, очутился на веранде и спуЯ жадно схватил ее и тотчас стал обыскивать. За обшлагом рукава почти сразу я нашел бумаПриехав туда, я, никому ничего не объясняя, зашел поочередно во все кабаки и постоялые дворы, спрашивая, не видал ли кто Кейтонена.— Третьего дня он у меня работал,— сказал мне наконец один из зажиточных крестьян.— Дрова колол. А тебе на что?— А вот сейчас узнаешь,— ответил я ему и поКрестьянин тотчас признал в убитом Кейто- нена, работавшего у него. Я лично и не сомнеСолдатская шинель, и в ее рукаве паспорт убитого. Несомненно, хозяин этой шинели овИсходя из этих соображений, я тотчас начал свои поиски со справок во всех войсковых чаЯ немедленно отправился в Красносельскую тюрьму и взял сведения об этом Иванове. Для меня уже не было сомнений в том, что это он и убийца, и вор.Оказалось, что до этой тюрьмы он содержался в Петербургском тюремном замке под именем временно отпускного рядового Несвижского полка Силы Федотова и был задержан как вор и дезертир.В тот же день я уже был в тюремном замке, где меня отлично знали все служащие и многие из арестантов.— С чем пришли? О ком справляться? — раЯ объяснил.— А! Этот гусь! Весьма возможно, что он. Разбойник чистый. Поймали его за кражу, он сказался Силой Федотовым. Мы его уже хотели в Варшаву гнать, да один арестант признал его за Иванова. Тогда решили гнать в Вологду, а он, оказывается, из тюрьмы бежал. Формальный арестант.В наш разговор вмешался один из помощни— Он, ваше благородие, кажись, вчера сюда приходил. Показалось мне так.Смотритель даже руками развел:— Врешь ты. Не может быть такого наглеца.— Я и сам так подумал, а то бы схватил. И был в штатском весь.— А с кем виделся? — спросил я.— С Федькой Коноваловым. Ему через пять дней выпуск.Я кивнул головой:— Отлично. А не можешь ли ты, братец, при— В штатском,— отвечал помощник.— Спин- жак коричневый и брюки словно голубые и в бе— Он! — невольно воскликнул я, вспомнив описание брюк, украденных у немца с дачи. По— Ничего не может быть легче,— ответил смо— Слушаюсь! — ответил помощник и вышел.— А вы, Иван Дмитриевич,— обратился ко мне смотритель,— идите сюда и смотрите в окошечко.Он открыл дверь с маленьким окошком и ввел меня в маленькую комнатку. Находясь в ней, я через окошко свободно видел весь кабинет смотрителя.— Отлично! — сказал я.Смотритель закрыл дверь. Я расположилСмотритель стал говорить с ним о работе в маСмотритель отпустил его, я вышел.— Ну что? Довольны?— Не совсем,— отвечал я.— Мне надо будет его посмотреть, когда вы его выпустите уже без арестантской куртки.— Ничего не может быть легче,— любезно ответил смотритель.— Приходите сюда в девять часов утра двадцатого числа и увидите.Я поблагодарил его и ушел.План мой заключался в том, чтобы неотступрез него выйти на Иванова. Если Иванов был у него в тюрьме, зная, что ему скоро срок, то, несомненно, с какими-нибудь планами, и поэтоПриметы же Иванова, кроме синих брюк с беПоложим, с такими приметами в течение часа можно встретить полсотни людей, но знакомЯ был уверен, что Иванов от меня не уйдет, и позвал к себе на помощь только шустрого Ицку Погилевича, о котором я уже упоминал в «ДушиПогилевича я оставил на улице у дверей, а сам прошел к смотрителю и опять укрылся в коморке за окошком.Коновалов вошел свободно и развязно. На нем были серые брюки и серая рабочая блуза с ременным кушаком. В руках он держал темный картуз и узелок, вероятно, с бельем.Смотритель поговорил с ним с минуту, поЯ тотчас выскочил из каморки и хотел бежать за ним, но смотритель добродушно сказал мне:— Можете не спешить. Я велел попридержать его, пока не выйдете вы. А теперь, к вашему сведению, могу сказать, что у них на Садовой, в доме Дероберти, нечто вроде притона. Вчера один арестант рассказал.Я поблагодарил его, поспешно вышел и подоЧерез минуту вышел Коновалов. Он внима— Не упускай его ни на минуту! — сказал я Ицке, указав на Коновалова, и спокойно поВид Сенной площади.Акварель К. П. Беггрова с литографии А. П. Брюллова. 1822 г.На другой день Ицка явился ко мне сияющим.— Ну что? — быстро спросил его я.— Я все сделал. Они вместе и в том доме.— Дероберти?— Да, да!— Сразу и встретились?— Нет, много работы было. Уф, совсем замоИ он начал рассказывать:— Как он пошел, я за ним, а он, с длинныЯ нетерпеливо перебил словоохотливого Ицку:— Ты мне про Иванова говори! Видел его?— Ну а как же! — обиделся Ицка.— Так про это и рассказывай!Ицка сделал недовольное лицо и торопливо передал результаты своих наблюдений: КоноваПо описаниям внешности и опять тех же брюк это был, несомненно, Иванов.Ицка сел подле них, закрывшись газетой, и подслушал их беседу, которая велась на воров— Ну а если их уже нет? — спросил я.— Тогда они придут туда снова,— спокойно ответил Ицка.Я молча согласился с ним и стал торопливо одеваться.— Ваше благородие, если бы вы дозволили выследить их грабеж, мы бы их на месте поймали.Я отказался.— И грабежа бы не было.— Его и так не будет, если мы Иванова ареИцка грустно вздохнул и поплелся за мною.Я пришел в ближайшую часть и попросил у пристава выделить мне на помощь двух моНа Садовой, в нескольких шагах от Сенной, находился этот знаменитый в свое время дом Дероберти. Это был притон, едва ли не почище Вяземского дома. Здесь было десятка два тесных квартир, в которых ютились исключительно убийК воротам этого-то дома я и отправился стоУзнав его, я зашел ему за спину и окликнул:— Иванов!Он быстро обернулся.— Ну, тебя-то мне и надо,— сказал я, подавая знак своим молодцам.Спустя 15 минут он уже был доставлен в часть, где я с приставом сняли с него первый допрос. Сначала он упорно называл себя Силой ФедотоВсе мои предположения оказались совершенВ ночь с 12 на 13 июня он бежал из КрасПосле этого он указал место, где продал вещи Х-ра.— И вещи-то дрянь,— окончил он признаЯ разыскал все вещи и представил их немцам, сказав, что прекрасные его брюки на самом воре.— Ничего,— заявил немец.— Я велю их вы13 июня были совершены оба преступления, а 23-го я представил все вещи и сапоги преступШувалов был удивлен моими способностями, но в то время я и сам был доволен и гордился этим делом, потому что все розыски были сдеСОБЛАЗНЕННЫЕИногда я думаю, что священник и врач — два интимных наших поверенСтарики и старухи, ограбленные своими любовницами и любовниками; матери и отцы, жалующиеся на своих детей; развратники-сластолюбцы и их жертвы; исВсего и не перечесть, что прошло передо мною, обнажаясь до наготы. И с теСколько по тюрьмам и острогам сидит людей, сделавшихся преступниками слуИз 100 этих честных поставьте в возможность взять взятку, ограбить кассу, совершить растрату, и, ручаюсь, 98 из них постараются не упустить этой возможЭто ужасно, но это так, и Богочеловеком с божественной прозорливостью даны слова в молитве к Нему: «И не введи нас во искушение».У русского человека сложилась грубая поговорка: «Не вводи вора в искушение», в которой он искушенного уже заранее клеймит презрением, а вернее, просто сказать — «избегай искушения», потому что это слишком рискованное испытание твоей твердости.Передо мною сейчас лежат в синих обложках ряд уголовных дел, на которых я когда-то сделал пометки «Соблазненные», и мне хочется для пояснения своей мысли привести, как примеры, два-три таких дела, взятых наудачу.Первое попавшееся под руку дело — это дело Клушина, относящееся к 1860 году.В дворницкой дома Манушевича 27 марта 1863 года были найдены утром два трупа: один оказался бывшим в этом доме дворником Арефием Александровым, а другой — его земляком Ефимом Евстигнеевым. Оба они оказались зарезанными, а имущество их — разграбленным.Я взялся за расследование.Из расспросов я узнал, что дворник Арефий Александров отличался гостеприПетербургский дворник.Фото 1860-х гг.Я тотчас стал поочередно, от одного к другоПри вызове его я прежде всего обратил внимаЯ стал его осматривать внимательнее и на брюНа вопросы, откуда то и другое, он путался, а через полчаса уже чистосердечно каялся в соНеделю назад, т. е. 20-го числа, он пришел к давно знакомому дворнику Александрову и, разговорившись, остался у него ночевать. ПоДля совершения этого преступления он куИ вот на другой день вместе с Арефием и ЕфиПосле этого он опять лег с Евстигнеевым на нарах, а Александров отправился на дежурВ два часа ночи дворник возвратился, зажег огонь и закурил трубку. Клушин спокойно спроСовершив убийство, он уложил оба труи вместо нее надел одну из принадлежавших убиПри обыске у Клушина оказалось денег 2 руТак совершилось зверское бессмысленное преступление за 8 рублей 25 копеек.Раньше Клушин служил в извозчиках, потом в дворниках и никогда ни в чем подозрительном не был замешан. И тут к Александрову он ходил как к приятелю, не имея никаких планов, но вот однажды пьяный Александров расхвастался, а у Клушина в то время не было ни места, ни алКлушину вдруг открылся простой (?!) способ разжиться, и он уже больше не думал о последБеру другое дело, совершившееся ровно через 10 лет,— «Дело об убийстве Мельниковой ЕкатеДело это, так сказать, поражает своей преЭта самая Агафья Мельникова 2 июня 1870 года и была найдена мертвой с признаками удушения, с полотенцем на шее.Поиски начались тем же путем, как и в предыДело оказалось до ужаса простое.Из рассказа Андреевой видно, что она ночеРаньше, когда она служила, то находилась при хозяйском имущества, не раз стирала дорогое господское белье и отовсюду, где она работала, о ней говорили как о «честной».Что же произошло?«Обголодалась» очень, а тут еще любовник. И вот, лежит она со старухой Агафьей, лежит и думает свою думу, а сегодня вечером эта Агафья высчитывала перед ней хозяйское добро. И вдруг ужасная мысль как молния прорезала ее ум и сраУбить и взять. Это так просто! Никого нет, никто не узнает. Тиснуть, и кончено. И она идет и душит старуху, но это оказалось не так легко. В борьбе она пришла в ярость и переломала стаНеужели это не «соблазненная», с виду кажуТрактирные половые.Фото 1860-х гг.Третье приводимое здесь мною убийство — не менее страшное, чем предыдущее, и все-таки я его также причисляю к типу убийств, совер20 мая 1883 года в 5 часов пополудни в доме № 20 по Караванной улице в квартире купца Эрбштейна найден убитым человек, оказавшийИ вот опять начались поиски.Эти поиски были немного сложнее предыКратко сказать, нашли мы убийцу благодаря оставленному им старому пальто. Убийцей оказался крестьянин Николай Кирсанов, который успел уже скрыться из Петербурга и уехать к себе на родину в село Пересветово Дмитровского уезИстория поимки его также не лишена зани«Надо полагать, черт меня в этом деле поПравда, любил я выпить, и в непотребный дом зайти, и сбезобразничать, но чтобы убить или ограбить — никогда.А тут и случилось...Перед минувшей Пасхой я потерял свое место, которое до того времени имел у басонщика* Со- снегова в 8-й роте Измайловского полка, и с тех пор оставался без всяких занятий, так что дошел до крайности. Ввиду этого я решил возвратиться в деревню и просил о ссуде мне денег на дорогу у знакомых: лакея Василия Захарова, живущего в Троицком пер., доме № 15, квар. 8, и у лакея Андрея Петрова, живущего у генерала Казна- кова в главном Адмиралтействе, а также просил и у покойного Николая Богданова, но все они отказали мне в этой просьбе. Не имея денег даже на пропитание, я в последнее время стал ходить по этим самым знакомым: то к Андрею ПетроВ первом часу Богданов послал меня купить еще сороковку и три фунта пирога в мелочной лавке в Толмазовом пер., рядом с питейным до* Мастер по изготовлению тесьмы.у кабака неизвестного мне точильщика, у котоС этою целью я купил у этого точильщика за 10 или 15 копеек, теперь точно цены не приЗатем он пригласил меня лечь спать, и мы легли вместе в спальне на его кровать. Богданов был раздет, но в сапогах, я тоже снял сюртук, но брюк и сапог не снял, хотя Богданов и говорил мне, чтобы я снял брюки, но купленный мною нож был у меня в правом кармане брюк, и я отЛег я на краю кровати, и в скором времени, когда Николай лежал вверх лицом, закрыв глаза, я повернулся к нему на левый бок и вынул из карПосле этого я вошел в его комнату, где со стенКогда я захватил вышеупомянутые вещи и проходил из комнаты Богданова в столовую, то Богданов был уже не между столом у окна и плитой, а между плитой и раковиной, головой к последней, и при виде меня чуть-чуть как будто приподнялся, но сейчас же опять лег и перекреНож я положил в раковину сейчас же по наВ комнате же Николая вместе с сюртуками я захватил и пальто его на вате, обшитое плюУличный точильщик ножей с «машиной».Фото 1860-х гг.либо не встретился, а потому и вернулся в комВ квартире я оставил свой сюртук черный суКогда я выходил из квартиры и закрывал двеОтойдя немного от подъезда, я нанял извозПотом я выехал на Лиговку к какому-то трактиру, заходя весьма часто по дороге в каБродил он по разным непотребным местам несколько дней и потом уехал на родину.И здесь то же самое: был человек без места, «оголодался» и вдруг, увидев у точильщика ножи, соблазнился мыслью легкой наживы.И таких ужасных примеров я мог бы привести добрую сотню. Час тому назад человек не знает, что он будет убийцей, и, соблазненный, режет или душит и, сбитый с толку, бродит потом как неприкаянный, не находя себе места, в распутУБИЙСТВО КНЯЗЯЛЮДВИГА ФОН АРЕНСБЕРГА, ВОЕННОГО АВСТРИЙСКОГО ПОСЛАВот одно из самых диких и, как потом выяснилось, одно из самых бессмысЭто было в начале моей деятельности в качестве первого начальника УправлеСлучай тяжелого испытания, как для новоучрежденной прокурорской и следИтак, 25 апреля 1871 года в девятом часу утра мне сообщили, что австрийский военный посол князь Людвиг фон Аренсберг найден камердинером мертвым в своСкажу несколько слов о личности и жизни князя.Он жил на Миллионной улице в бывшем доме князя Голицына, близ Зимнего дворца, как раз напротив помещения первого батальона Преображенского полка. Князь занимал весь нижний этаж дома, который окнами выходил на улицу. КварУ князя было шесть человек прислуги: камердинер, повар, кухонный мужик, берейтор* и два кучера. Но из всех лишь один кухонный мужик безотлучно на* Объездчик верховых лошадей; тот, кто обучает верховой езде.Князь был человек еще не старый, лет под 60, холостой и прекрасно сохранившийся. Он мало бывал дома. Днем разъезжал по делам и с визиНе желая, вероятно, иметь свидетелей своего позднего возвращения, а может быть, руководвозвращений он держал при себе. И когда князь днем бывал дома, то парадная дверь оставалась открытой.Получив известие о смерти князя Людвига фон Аренсберга, я, направив в квартиру князя нескольких своих агентов, не теряя ни минуМиллионная улица и здание Императорского Эрмитажа в Санкт-Петербурге.Гравюра из издания «Живописная Россия», 1879—1900 гг.Петербурга генерал-адъютант Ф. Ф. Трепов и многие другие...Дело взволновало весь Петербург. Государь повелел ежечасно докладывать ему о результаПредварительный осмотр дал следующее: ниИз показаний прислуги выяснилось, что около шести-семи часов утра камердинер князя вместе с поваром возвратились на Миллионную, проведя всю ночь в гостях. В половине девятого камердинер бесшумно вошел в спальню, чтобы разбудить князя. Но при виде царившего в ком— Петрович, с князем несчастье! — задыхаясь, сказал он повару, и они оба со всех ног бросились в спальню, где их глазам представилась картина убийства: опрокинутые ширмы, лежащая на полу лампа, разлитый керосин, сбитая кровать и одея— Оставайся здесь, а я пошлю дворника за поНакануне этого несчастного дня, т. е. 24 апреКамердинер убрал спальню, приготовил поридор с сенями, отправился в людскую, где его поджидал повар. Через пятнадцать минут камерВ спальне князя царил хаос. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что князь был задушен после отчаянного сопротивления. Лицо убитого было закрыто подушкой, а сам он лежал ногами к изголовью. Руки были сложены на груПо словам камердинера, были похищены разВ соседней комнате рядом со спальней вся мебель была перевернута. На крышке несгоЧтобы иметь еще какие-нибудь улики, я наВот первое заключение, сложившееся у меня в те несколько минут, которые я провел у кроваЯ принялся опять за расспросы камердинера, кучеров, конюха, дворника и кухонного мужика. Не надо было много труда, чтобы убедиться, что между ними убийцы нет. Ни смущения, ни соТогда я вновь принялся за расспросы прислуПрекрасная аттестация о нем графа Б., у коЯ уже хотел закончить его допрос, как вдруг у меня появилась мысль спросить про кухонного мужика, который жил у князя до его поступле— Я поступил к князю, когда уже был рассчиСтоявший тут же дворник при последних сло— Да он вчера был здесь.— Кто это «он»? — спросил я у дворника.— Да Гурий Шишков, прежний кухонный муПосле расспросов прислуги и дворников окачтобы получить расчет за прежнюю службу. Но, не дождавшись князя, ушел, сказав, что зайдет в другой раз.Предчувствие или опыт подсказали мне, что эта личность может послужить ключом к разгад— Но где же проживает Шишков? У кого он сейчас служит или служил раньше?На эти вопросы прислуга князя ничего не могНемедленно я послал агента в адресный стол узнать адрес Шишкова. Прошел томительный час, пока агент вернулся.— На жительство, по сведениям адресного стола, Гурий Шишков в Петербурге не значитМежду тем узнать местожительство Гурия Шишкова было весьма важно. Но как это сдеЯ был вполне уверен, что этот прием даст же«Быть не может,— думал я,— чтобы во время трехмесячного нахождения в тюрьме Шишков не рассказал о себе или о своих родных тому, с кем он дружил. Весь вопрос в том, сумеет ли выведать Б. то, что нужно».Через три часа я уже знал, что Шишкова во время его заключения навещали знакомые и его жена, жившая, как указал товарищ ШишПриметы Шишкова следующие: высокого роста, плечистый, с тупым лицом и маленькими глазами, на лице слабая растительность. Смотрит исподлобья.— Прекрасно, поезжайте теперь к его жене,— сказал я Б., передавшему мне эти сведения,— и если Шишков там, то арестуйте его и немед— А если Шишкова у жены нет, то арестовать прикажете его жену? — спросил меня Б.— Но не сразу... Оденьтесь на всякий случай попроще, чтобы походить на лакея, полотера,вообще на прислугу. В этом виде вы явитесь к мамке*, конечно, через черный ход, вызовете ее на минуту в кухню и, назвавшись приятелем ее мужа, скажете, что вам надо повидать Гурия. Если же она вам на это заявит, что его здесь нет, то, как бы собираясь уходить, вы с сожалением в голосе скажете: «Жаль, что не знаю, где найти Гурия, а место для него у графа В. было бы подВот что вышло из этого поручения. Между четырьмя и пятью часами вечера к воротам дома по второй линии Васильевского острова подо— Повидать бы мне надо на пару слов мамКухарка вышла и через минуту возвратилась с мамой. С первых же слов Б. узнал, что мужа ее в квартире нет. Но когда он довольно подробно объяснил цель своего прихода и сделал вид, что собирается уходить, мамка его остановила.— Ты бы, родимый, повидался с дядей Гурья- на. Он всегда останавливается у него на квартиКроме адреса дяди, мамка назвала еще два адреса его земляков, где, по ее мнению, мож* Кормилица, нянька.Обыск у крестьянина Федорова был поручен тому же Б., которому были известны приметы Гурия, а в помощь ему были командированы два агента.Несмотря на приближение ночи, был уже на исходе девятый час вечера, Б. с двумя агенУ черных дверей, которые дворник не должен наглухо затворять, чтобы можно было с лестниСтарший дворник дал звонок. Дверь тотчас отворила какая-то женщина. Появление в кухне дворника, как весьма обычное явление, никого не встревожило, и все продолжали делать свое дело. Дворник, окинув взглядом кухню, прямо направился к невзрачному человеку, чистивше— Послушай, Василий, мне бы Гурия пови— Да он тут валяется — должно быть, выпивИз соседней с кухней комнаты с заспанным лицом и мутным взглядом вышел плечистый ма— Чего я тут понадобился?Но не успел он докончить фразы, как его схва— Где эту ночь ночевал?— обратился к Шиш— У дяди,— последовал ответ.— Василий Федоров, правду говорит племян— Нет, ваше высокородие, это не так. Гурий вышел из квартиры вчерашнего числа около шеОстальная прислуга подтвердила показания дяди об отсутствии племянника в ночь, когда было совершено преступление.При осмотре у Шишкова было найдено в жиКогда обыск был закончен, чиновник Б. приВо время дороги Шишков хранил молчание, исподлобья посматривая на полицейских чиИтак, к вечеру того же дня, когда было обнаМежду тем все подробности происшествия (вид задушенной жертвы, которая нещадным образом была перевязана или, вернее сказать, скручена веревками; время, которое надо было иметь, чтобы оторвать эту веревку от шторы, не выпуская жертвы из рук, так как веревка, очевидно, потребовалась уже после задушения, для безопасности, чтобы не вскочил придушенНо как обнаружить сообщников преступлепреступников. Надеясь на это, я тотчас, по доПо экстраординарности ли преступления или, быть может, потому, что быстрота поимки преПрокурор и следователи с некоторым недовеНесмотря на то что Шишков не признавалИз его беседы с двумя арестантами, котоНо всякие следы о местопребывании ГребенУзнав от Б. эти подробности, я велел дежурОколо полуночи я собрал агентов и приказал им обойти все трактиры и притоны и собрать сведения о молодом человеке 25—28 лет, высоЗдание судебных установлений (Литейный, 4, Санкт-Петербург).Фотография конца XIXв.ном из этих заведений в течение сегодняшнего дня, причем при расплате он мог рассчитываться французскими золотыми монетами.— Человек, которого нам нужно найти,— скарасположенные по Знаменской улице, а именно трактиры: «Три великана», «Рыбинск», «Калач», «Избушка», «Старый друг» и «Лакомый кусочек». В этих заведениях, если вы не встретите самого Петра Гребенникова, которого, конечно, тотчас арестуйте, то от буфетчиков, половых, маркеров и завсегдатаев получите, конечно, при некоторой ловкости, сведения о местопребывании ГребенПолчаса спустя один из агентов, юркий М., входил на грязную половину трактира «ИзбушЧасы пробили половину двенадцатого — оста— Выпил, братец ты мой, он три рюмки водМ. выждал закрытия трактира и, когда тракагент узнал, что утром в трактире была любовниЗаручившись адресом Кисловой и объявив буВ течение целой ночи агенты докладывали мне о своих безрезультатных поисках. Три лица, задержанные благодаря сходству с ГребенникоЯ приказал М. вместе с двумя агентами наблюКак оказалось по справкам адресного стола, Гребенников проживал раньше на Знаменской улице, поэтому и можно было ожидать, что, поОколо семи часов утра, когда открываются трактиры, агент Б. и два его товарища явились на Знаменскую улицу. Пойти прямо в «Избушку» и ждать прихода Гребенникова или его любовниБ. решил наблюдать за «Избушкой» из окон находившейся напротив портерной лавки, одПриказчик начал недоверчиво посматривать на этих двух немых посетителей. На исходе втостя другой агент, явившиеся на смену первым двум, которые тотчас удалились. Это дежурство посменно продолжалось до вечера. На колокольВдруг со вторым ударом колокола один из деОзадаченный толчком Гребенников (это был он) в первый момент растерялся. Этим восполь— Какое вы имеете право нападать на чест— Причину ареста сейчас узнаешь в сыскном отделении! — проговорил в ответ Б., не перестаГребенников всю дорогу выражал негодоваВ сыскном отделении Гребенников был обыТаким образом, к вечеру второго дня после обнаружения преступления оба подозреваемых уже были в руках правосудия. Дальнейший ход дела уже не зависел от сыскной полиции, но тем не менее допросы происходили в нашем управОбвиняемые в убийсте князя Аренсберга Шишков и Гребенников не сознавались в преступлении, и это обстоятельство огорчало всех присутствовавших. Многие выражали мне свое явное неудовольствие на неспособность органов дознания добиться от преступников признаний. Щекотливое положение, в котором я оказался благодаря упорному запирательству арестованТрепов тотчас же приехал в управление и во— У тебя третьего дня борода была длиннее, когда тебя видели в доме князя Голицына! — скаГребенников, когда-то служивший письмово— А где же этот дом князя Голицина? Как же могли меня там видеть, когда я и дома-то этого не знаю!Этот допрос также не дал никакого результата. Шишков тоже не сознавался, отвечая на все воПрокурор, бесплодно пробившийся с Шиш— Хотя для обвинения уже имеются веские улики,— сказал он в заключение,— но было бы весьма желательно, чтобы преступники сами рассказали подробности совершенного ими убийства.Моя задача, как я думал, была окончена с чеУбежденный, что общее мнение присутствуюПо воспитанию и по характеру эти два преПетербургские дрожки.Фото из «Альбома русских и польских типов». 1860—1875 гг.Гурий Шишков, крестьянин по происхождеТоварищ его, Петр Гребенников, происходил из купеческой семьи. В семье он жил в довольЯ решил быть с ним крайне осторожным в вы— Гребенников, вы вот не сознаетесь в преторжественная, из ряда вон выходящая обста— Таких законов нет, чтобы за простое убий— Но это не простое убийство. Вы забываете, что князь Аренсберг состоял в России австрий— Я ничего не могу сказать, отпустите меня спать,— сказал Гребенников.На этом допрос пока кончился. Необходимого результата не было, но я видел, что страх запал в его душу.На следующий день в шестом часу утра я был разбужен дежурным чиновником, который до— Позвольте вас спросить, когда же будет этот суд, чтобы успеть, по крайней мере, расИ по его голосу я сразу понял, что не для рас— Суд назначен на завтра, а сегодня идут при— Ну так, значит, тут уж ничем не поможешь. За что же это, Господи, так быстро? — с нескрыЯ поспешил успокоить его, сказав, что отда— Как так? — с дрожью в голосе проговорил Гребенников.— Да очень просто! Сознайтесь, расскажите все подробно, и я немедленно дам знать, кому следует, о приостановке суда. А там, если откроЭффект моего заявления превысил все ожида— Позвольте подумать! — вдруг сказал он.— Нельзя ли водки или коньяку?— Отчего же, выпейте, если хотите подкреЯ велел подать коньяку.— А вы остановите распоряжение о суде? — снова переспросил Гребенников.— Конечно,— ответил я.Выпив, Гребенников, как бы собравшись с ду— Извольте, я расскажу. Только уж этого подКартина преступления, которая обрисовалась из слов Гребенникова, а вслед за ним и ШишкоНакануне преступления Шишков, служив— Здравствуй, Иван Петрович, как мо— Князя бы увидать,— как-то нерешительно произнес Гурий, глядя в сторону.— В это время их не бывает дома, заходи утром. А на что тебе князь? — спросил дворник.— Расчетец бы надо получить,— ответил паДойдя до церкви Знаменья, Гурий Шишков повернул на Знаменскую улицу, остановился у окон фруктового магазина и начал огляды— Ну как?— Все по-старому. Там же проживает и дома не обедает,— проговорил Гурий Шишков.— Так завтра, как мы распланировали, на том же месте, где сегодня.— Не замешкайся, как к вечерне зазвонят, будь тут,— проговорил тихим голосом Шишков.Затем, не сказав более ни слова друг другу, они разошлись.На другой день под вечер, когда парадная дверь еще была отперта, Гурий пробрался в дом и спрятался вверху под лестницей незанятой квартиры.Князь, как мы уже знаем, ушел вечером из дома. Камердинер приготовил ему постель и тоже ушел с поваром, затворив парадную дверь на ключ и спрятав ключ в известном месте.В квартире князя воцарилась гробовая тишипослышался шорох. Гурий Шишков спустилЗатем он снова вернулся наверх и стал ждать...Уже около 11 часов ночи парадная дверь слег— Какого черта не шел так долго! — грубо крикнул Шишков на товарища.— Попробуй сунься-ка в подъезд, когда у воЗатем они оба отправились в квартиру князя, где вошли в спальню.Это была большая квадратная комната с тремя окнами на улицу. У стены, за ширмами, стояла кровать, около нее помещался ночной столик, на котором лежали немецкая газета, свеча, спичГурий чиркнул спичку, подойдя к ночному столику, зажег свечку и направился из спальни в соседнюю с ней комнату, служившую для князя уборной.Гребенников пошел за ним. В уборной между громадным мраморным умывальником и трюмо стоял на полу у стены солидных размеров же— Давай-ка дернем крышку,— проговорил Гребенников.Оба нагнулись и изо всей силы дернули за вырвать крышку и не видя от этого никакого толку, Шишков плюнул.— Нет, тут без ключей не отворишь.— Вот топора с собой нет,— с сожалением проговорил Гребенников.— Без ключей ничего не сделать, а ключи он при себе носит.— А ты не врешь, что князь в бумажнике дер— Камердинер хвастал, что у князя всегда в бумажнике не меньше, и весь сундук, говорил, набит деньжищами! — отрывисто проговорил Шишков.Оба товарища продолжали стоять у сундука.— Ну, брат,— прервал молчание Шишков,— есть хочется!Гребенников вынул из кармана пальто трехНа часах в гостиной пробило двенадцать.Тогда Шишков и Гребенников опять перешли в спальню и сели на подоконники за спущенные шторы, которые их совершенно закрывали.— С улице бы не увидали,— робко проговорил Гребенников.— Не увидишь, потому что шторы спущены, рано, брат, робеть начал! — насмешливо прогоЧетвертый час утра. На Миллионной улице почти совсем прекратилось движение. Но вот изКнязь, расплатившись с извозчиком, не спеПодойдя к кровати, князь с усталым видом начал медленно раздеваться. Выдвинув ящик у ночного столика, он положил туда бумажник, затем зажег вторую свечу и лег в постель, взяв со столика немецкую газету. Но через некоторое время положил ее обратно, задул свечи и поверПрошло полчаса. Раздался легкий храп. Князь, видимо, заснул. Тогда у одного из окон портьера тихо зашевелилась, послышался лег* Хлеб.за портьеры показался Шишков. Он сделал шаг вперед и отделился от окна. В это же время заЗатаив дыхание и осторожно ступая, ШишНаконец Шишков у столика. Надо открыть ящик. Руки его тряслись, на лбу выступил пот... Еще мгновение, и он протянул вперед руку, ощу— Кто там? — явственно произнес князь, поЗа этим вопросом послышалось падение чего- то тяжелого на кровать — это Шишков бросился на полусонного князя. Гребенников, не колеКнязь стал хрипеть, тогда Шишков, или из опасения, чтобы эти звуки не были услышаны, или из желания скорее покончить с ним, схватил попавшуюся ему под руку подушку и ею продолГребенников, как только услышал, что Гурий бросился вперед к месту, где стояла кровать княЗадев в темноте столик и опрокинув стоявшую на нем лампу, он, не зная и не видя ничего, очу— Что ты со мной, скотина, делаешь! Пусти мои руки!..Придя в себя от удара и слов Гребенникова, Шишков перестал сдавливать горло князя и вмеОба злоумышленника молча стояли около своей жертвы, как бы находясь в нерешительно— Есть у тебя веревка?Гребенников, пошарив в кармане, ответил от— Оторви шнурок от занавесей да зажги огонь! — проговорил Шишков.Когда шнурок был принесен, Гурий связал им ноги задушенного князя, из боязни, что князь, очнувшись, может встать с постели.После этого товарищи принялись за грабеж: из столика они вынули бумажник, несколько иностранных золотых монет, три револьвера, бритвы в серебряной оправе и золотые часы с цеИз спальни с ключами, вынутыми из ящика стола, Шишков с Гребенниковым направились в соседнюю комнату и приступили к железному сундуку.Но все их усилия отпереть сундук ни к чему не привели. Ни один из ключей не подходил к замку. Тогда они стали еще раз пробовать отоСо связкой ключей в руке Шишков подошел к письменному столу и начал подбирать ключ к среднему ящику. Гребенников ему светил.Но вот Гурий прервал свое занятие и начал прислушиваться: до него явственно донесся шум проезжающего экипажа. Гребенников бросил— Рядом остановился. господин... Пошел в соседний дом,— проговорил почему-то шепоВдали послышался шум ехавшей еще пролет— Надо уходить. скоро дворники начнут паОба были бледны и дрожали, хотя в комна— Ты оставил фуражку там. у постели,— скаВидя страх, отразившийся на лице Гребенниначали спускаться по лестнице. Отперев ключом парадную дверь, они очутились на улице и пошПроходя мимо часовни у Гостиного двора, они благоговейно сняли шапки и перекрестились широким крестом. Шишков, чтобы утолить муЗатем они расстались, условившись встреТак выяснилось и объяснилось дело.Впечатление, произведенное сознанием ГреПосле признания преступников дело пошло обычным порядком и вскоре состоялся суд. Убийцы были осуждены к каторжным работам на 17 лет каждый.УБИЙСТВОВ ГУСЕВОМ ПЕРЕУЛКЕНа долю некоторых преступлений, как и на долю иных людей, иногда вдруг выпадает громкая известность.Преступление заурядное, но на него обратили внимание журналисты,или за защиту преступника взялся известный адвокат, или личность преступника, а то и жертвы, чем-либо интересны — и преступление получает громкую огласку. Таковы, например, в последнее время убийство Довнар или процесс Мироновича.Но бывают и такие преступления, ужас от которых вдруг наполняет всех,и они, переживая преступников, остаются в воспоминаниях как смутное впечатМне же, помимо ужаса, оставленного им, памятно оно и потому, что едва ли не впервые я оказался сбитым с верных следов и впал в ошибку, обошедшуюся довольно дорого невинным людям.Гусев переулок, коротенький, соединявший Лиговку с Знаменской улицей, в то время не был застроен пятиэтажными домами и казался огороженным с двух сторон заборами. За ними раскидывались широкие дворы с садами, в середине двора которых обычно стоял одноэтажный деревянный дом, невдалеке от которого размещались конюшня, сарай, ледник, прачечная и дворницкая избушка.Дом, в котором произошло это страшное убийство, находился на месте ныне стоящего дома под № 2.На нижнем этаже дома жил майор Ашморенков с женой и сыном кадетом, коВ июне 1867 года рано утром на Духов день в кухню квартиры Ашморенкова постучался водовоз, привезший воду, но ему дверей не отворили. Тот постучался еще два раза, не достучался и, слив воду в прачечную и домохозяину, снова поехал к водокачке, на пути заметив дворнику, что прислуга у майора заспалась.Дворник небрежно махнул рукой, словно хотел сказать: «А ну их»...Спустя полчаса в двери и в окна, которые были закрыты ставнями, стучался булочник, потом молочник, потом опять водовоз — и никто не мог достучаться. А дворник на все расспросы только говорил: «Чего пристали? Проснутся и отопрут. Не терпится тоже!».Наконец на эти беспрерывные стуки обратил внимание разбуженный домохо— Что за шум? — раздраженный, в халате, высунувшись из окошка, окликнул он дворника.