{{common_error}}
Нами выполнено {{total_orders}} заказов! Ваш – следующий!
СКИДКИ! При заказе книг на сумму от 1500 руб. – скидка 50% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK,
при заказе книг на сумму от 3000 руб. — скидка 80% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK.
при заказе книг на сумму от 3000 руб. — скидка 80% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK.
Вишневый сад. Повести. (Чехов)Купить книгу, доставка почтой, скачать бесплатно, читать онлайн, низкие цены со скидкой, ISBN 978-5-04-161387-7
| Название книги | Вишневый сад. Повести |
| Автор | Чехов |
| Год публикации | 2022 |
| Издательство | Эксмо |
| Раздел каталога | Историческая и приключенческая литература (ID = 163) |
| Серия книги | Всемирная литература |
| ISBN | 978-5-04-161387-7 |
| EAN13 | 9785041613877 |
| Артикул | P_9785041613877 |
| Количество страниц | 224 |
| Тип переплета | цел. |
| Формат | - |
| Вес, г | 720 |
Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:
Аннотация к книге "Вишневый сад. Повести"
автор Чехов
Книга из серии 'Всемирная литература' 'Антон Чехов — один из самых известных драматургов мира, мастер «короткой прозы», каждый рассказ которого — вся человеческая жизнь в ее трагикомической полноте, а всякая деталь, по слову Л.Н. Толстого, «либо нужна, либо прекрасна». За 25 лет творчества Чехов создал более 300 произведений разных жанров: коротких юмористических рассказов, серьезных повестей, пьес, многие из которых стали классикой мировой литературы.'
Читать онлайн выдержки из книги "Вишневый сад. Повести"
(Автор Чехов)
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
До книги"Вишневый сад. Повести"
Вы также смотрели...
Другие книги серии "Всемирная литература"
Другие книги раздела "Историческая и приключенческая литература"
Читать онлайн выдержки из книги "Вишневый сад. Повести" (Автор Чехов)
ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРАУДК 821.161.1-2ББК 84(2Рос=Рус)1-6Ч-56Оформление серии Натальи ЯрусовойВ оформлении обложки использованы фрагменты работы художника Исаака СноуменаЧехов, Антон Павлович.Ч-56 Вишневый сад / Антон Чехов. — Москва : Эксмо, 2021. — 224 с. — (Всемирная литература (с карISBN 978-5-04-116620-5Антон Чехов — один из самых известных драматургов миВ книгу включены рассказы, известные повести — «Дом с мезонином», «Дуэль», знаменитая пьеса «Вишневый сад», заУДК 821.161.1-2ББК 84(2Рос=Рус)1-6© Оформление. ООО «ИздательствоISBN 978-5-04-116620-5ЖАЛОБНАЯ КНИГАЛежит она, эта книга, в специально построенной для нее конторке на станции железной дороги. Ключ от конторки «хранится у станционного жан«Милостивый государь! Проба пера?!»Под этим нарисована рожица с длинным носом и рожками. Под рожицей написано:«Ты картина, я портрет, ты скотина, а я нет. Я — морда твоя».«Подъезжая к сией станцыи и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа. И. Ярмонкин».«Кто писал не знаю, а я дурак читаю».«Оставил память начальник стола претензий Ко- ловроев».«Приношу начальству мою жалобу на Кондуктора Кучкина за его грубости в отношении моей жене. Же«Никандров социалист!»«Находясь под свежим впечатлением возмутидующим... (зачеркнуто). На моих глазах произошло следующее возмутительное происшествие, рисую«В ожидании отхода поезда обозревал физиогно- мию начальника станции и остался ею весьма недо«Я знаю кто это писал. Это писал М.Д.».«Господа! Тельцовский шуллер!»«Жандармиха ездила вчера с буфетчиком Кость- кой за реку. Желаем всего лучшего. Не унывай, жандарм!»«Проезжая через станцию и будучи голоден в рас«Лопай, что дают»...«Кто найдет кожаный портсигар тот пущай от«Так как меня прогоняют со службы, будто я пьянствую, то объявляю, что все вы мошенники и воры. Телеграфист Козьмодемьянский».«Добродетелью украшайтесь».«Катинька, я вас люблю безумно!»«Прошу в жалобной книге не писать посторонних вещей. За начальника станции Иванов 7-й».«Хоть ты и седьмой, а дурак».1884БЕЗЗАЩИТНОЕ СУЩЕСТВОКак ни силен был ночью припадок подагры, как ни скрипели потом нервы, а Кистунов все-таки отправился утром на службу и своевременно начал приемку просителей и клиентов банка. Вид у него был томный, замученный, и говорил он еле-еле, чуть дыша, как умирающий.— Что вам угодно? — обратился он к проситель— Изволите ли видеть, ваше превосходительстКак же так? Нешто он мог без моего согласия брать? Это невозможно, ваше превосходительство. Да почему такое? Я женщина бедная, только и кормПросительница заморгала глазами и полезла в са— Позвольте, как же это? — пожал он плечами. — Я ничего не понимаю. Очевидно, вы, сударыня, не туда попали. Ваша просьба по существу совсем к нам не относится. Вы потрудитесь обратиться в то ведом— И-и, батюшка, я в пяти местах уже была, и везде даже прошения не взяли! — сказала Щуки— Мы, госпожа Щукина, ничего не можем для вас сделать... Поймите вы: ваш муж, насколько я могу судить, служил по военно-медицинскому веКистунов еще раз пожал плечами и повернулся к господину в военной форме, с флюсом.— Ваше превосходительство, — пропела жалоб— Прекрасно, я верю вам, — сказал раздраженно Кистунов, — но, повторяю, это к нам не относится. Странно и даже смешно! Неужели ваш муж не знает, куда вам обращаться?— Он, ваше превосходительство, у меня ничего не знает. Зарядил одно: «Не твое дело! Пошла вон!» — да и все тут... А чье же дело? Ведь на моей-то шее они сидят! На мое-ей!Кистунов опять повернулся к Щукиной и стал объ— Так, так, так... Понимаю, батюшка. В такомслучае, ваше превосходительство, прикажите вы— Уф! — вздохнул Кистунов, откидывая назад голову. — Вам не втолкуешь! Да поймите же, что об— Ваше превосходительство, заставьте вечно боКистунов почувствовал сердцебиение. Сделав страдальческое лицо и прижав руку к сердцу, он опять начал объяснять Щукиной, но голос его обор— Нет, извините, я не могу с вами говорить, — сказал он и махнул рукой. — У меня даже голова заКистунов, обойдя всех просителей, отправился к себе в кабинет и подписал с десяток бумаг, а Алексей Николаич все еще возился со Щукиной. Сидя у себя в кабинете, Кистунов долго слышал два голоса: мо— Я женщина беззащитная, слабая, я женщина болезненная, — говорила Щукина. — На вид, моА Алексей Николаич объяснял ей разницу между ведомствами и сложную систему направления бу— Удивительно противная баба! — возмущался Кистунов, нервно ломая пальцы и то и дело подходя к графину с водой. — Это идиотка, пробка! Меня заЧерез полчаса он позвонил. Явился Алексей Ни— Что у вас там? — томно спросил Кистунов.— Да никак не втолкуем, Петр Александрыч! Просто замучились.Мы ей про Фому, а она про Ерему...— Я... я не могу ее голоса слышать... Заболел я... не выношу...— Позвать швейцара, Петр Александрыч, пусть ее выведет.— Нет, нет! — испугался Кистунов. — Она визг поднимет, а в этом доме много квартир, и про нас черт знает что могут подумать...Уж вы, голубчик, как-нибудь постарайтесь объЧерез минуту опять послышалось гуденье Алек— За-ме-чательно подлая! — возмущался КистуКажется, у меня опять подагра разыгрывается... Опять мигрень...В соседней комнате Алексей Николаич, выбив— Одним словом, у вас на плечах не голова, — сказал он, — а вот что...— Ну, нечего, нечего... — обиделась старуха. —Своей жене постучи... Скважина! Не очень-то рукам волю давай.И, глядя на нее со злобой, с остервенением, точно желая проглотить ее, Алексей Николаич сказал ти— Вон отсюда!— Что-о? — взвизгнула вдруг Щукина. — Да как вы смеете?Я женщина слабая, беззащитная, я не позволю! Мой муж коллежский асессор! Скважина этакая! Схожу к адвокату Дмитрию Карлычу, так от тебя звания не останется! Троих жильцов засудила, а за твои дерзкие слова ты у меня в ногах наваляешься! Я до вашего генерала пойду! Ваше превосходитель— Пошла вон отсюда, язва! — прошипел Алексей Николаич.Кистунов отворил дверь и выглянул в присутствие.— Что такое? — спросил он плачущим голосом.Щукина, красная как рак, стояла среди комнаты и, вращая глазами, тыкала в воздух пальцами. Слу— Ваше превосходительство! — бросилась к Кис- тунову Щукина. — Вот этот, вот самый... вот этот... (она указала на Алексея Николаича) постучал себе пальцем по лбу, а потом по столу... Вы велели ему мое дело разобрать, а он насмехается! Я женщина слабая, беззащитная...Мой муж коллежский асессор, и сама я майор— Хорошо, сударыня, — простонал Кистунов, — я разберу... приму меры... Уходите... после!..— А когда же я получу, ваше превосходительстКистунов дрожащей рукой провел себе по лбу, вздохнул и опять начал объяснять:— Сударыня, я уже вам говорил. Здесь банк, учЩукина выслушала его и вздохнула.— Так, так... — согласилась она. — Только уж вы, ваше превосходительство, сделайте милость, заУ Кистунова зарябило в глазах. Он выдохнул весь воздух, сколько его было в легких, и в изнеможении опустился на стул.— Сколько вы хотите получить? — спросил он слабым голосом.— 24 рубля 36 копеек.Кистунов вынул из кармана бумажник, достал от— Берите и... и уходите!Щукина завернула в платочек деньги, спрятала и, сморщив лицо в сладкую, деликатную, даже ко— Ваше превосходительство, а нельзя ли моему мужу опять поступить на место?— Я уеду... болен... — сказал Кистунов томным голосом. — У меня страшное сердцебиение.По отъезде его Алексей Николаич послал Никиту за лавровишневыми каплями, и все, приняв по 20 капель, уселись за работу, а Щукина потом часа два еще сидела в передней и разговаривала со швейцаПриходила она и на другой день.<1887>ДУЭЛЬIБыло восемь часов утра — время, когда офицеры, чиновники и приезжие обыкновенно после жарС большой стриженой головой, без шеи, красный, носастый, с мохнатыми черными бровями и с седысвоей доброты и старался маскировать ее суровым взглядом и напускною грубостью, и, во-вторых, он любил, чтобы фельдшера и солдаты называли его ва— Ответь мне, Александр Давидыч, на один во— Очень просто. Иди, матушка, на все четыре стороны — и разговор весь.— Легко сказать! Но если ей деваться некуда? Женщина она одинокая, безродная, денег ни гроша, работать не умеет...— Что ж? Единовременно пятьсот в зубы или два— Допустим, что у тебя есть и пятьсот и двадцать пять помесячно, но женщина, о которой я говорю, интеллигентна и горда. Неужели ты решился бы предложить ей деньги? И в какой форме?Самойленко хотел что-то ответить, но в это время большая волна накрыла их обоих, потом ударилась о берег и с шумом покатилась назад по мелким кам— Конечно, мудрено жить с женщиной, если не любишь, — сказал Самойленко, вытрясая из сапога песок. — Но надо, Ваня, рассуждать по человечноЕму вдруг стало стыдно своих слов; он спохватил— А по мне, хоть бы и вовсе баб не было. Ну их к лешему!Приятели оделись и пошли в павильон. Тут Са— Удивительно великолепный вид!После долгой ночи, потраченной на невеселые, бесполезные мысли, которые мешали спать и, каза— Будем, Александр Давидыч, продолжать наш разговор, — сказал он. — Я не буду скрывать и скаСамойленко, предчувствовавший, о чем будет речь, потупил глаза и застучал пальцами по столу.— Я прожил с нею два года и разлюбил... — проУ Лаевского была привычка во время разговора внимательно осматривать свои розовые ладони, грызть ногти или мять пальцами манжеты. И теперь он делал то же самое.— Я отлично знаю, ты не можешь мне помочь, — сказал он, — но говорю тебе, потому что для нашего брата неудачника и лишнего человека все спасение в разговорах. Я должен обобщать каждый свой постусвоей нелепой жизни в чьих-нибудь теориях, в литеСамойленко, никогда не читавший Толстого и ка— Да, все писатели пишут из воображения, а он прямо с натуры...— Боже мой, — вздохнул Лаевский, — до какой степени мы искалечены цивилизацией! Полюбил я замужнюю женщину; она меня тоже... Вначале у нас были и поцелуи, и тихие вечера, и клятвы, и Спенсер, и идеалы, и общие интересы... Какая ложь! Мы бежали, в сущности, от мужа, но лгали себе, что бежим от пустоты нашей интеллигентной жизни. Будущее наше рисовалось нам так: вначале на Кавна борьба не на жизнь, а на смерть, а какой я боец? Жалкий неврастеник, белоручка... С первого же дня я понял, что мысли мои о трудовой жизни и вино— Без утюга нельзя в хозяйстве, — сказал Самой— Без любви?— Я тебе сейчас объясню, — сказал Самойлен— Ты веришь своему старичку агенту, для меня же его совет — бессмыслица. Твой старичок мог литерпении, то я куплю себе гимнастические гири или норовистую лошадь, но человека оставлю в покое.Самойленко потребовал белого вина со льдом. Ко— Скажи, пожалуйста, что значит размягчение мозга?— Это, как бы тебе объяснить... такая болезнь, ко— Излечимо?— Да, если болезнь не запущена. Холодные ду— Так... Так вот видишь ли, какое мое положе— М-да... — промычал Самойленко, не зная, что ответить. — Она тебя любит?— Да, любит настолько, насколько ей в ее годы и при ее темпераменте нужен мужчина. Со мной ей было бы так же трудно расстаться, как с пудрой или папильотками. Я для нее необходимая составная часть ее будуара.Самойленко сконфузился.— Ты сегодня, Ваня, не в духе, — сказал он. — Не спал, должно быть.— Да, плохо спал... Вообще, брат, скверно себя чувствую. В голове пусто, замирания сердца, сла— Куда?— Туда, на север. К соснам, к грибам, к людям, к идеям... Я бы отдал полжизни, чтобы теперь где-ниЛаевский засмеялся от удовольствия, на глазах у него выступили слезы, и, чтобы скрыть их, он, не вставая с места, потянулся к соседнему столу за спичками.— А я уже восемнадцать лет не был в России, — сказал Самойленко. — Забыл уж, как там. По-мо— У Верещагина есть картина: на дне глубочайЛаевский задумался. Глядя на его согнутое тело, на глаза, устремленные в одну точку, на бледное, вспотевшее лицо и впалые виски, на изгрызенные ногти и на туфлю, которая свесилась у пятки и обна— Твоя мать жива?— Да, но мы с ней разошлись. Она не могла мне простить этой связи.Самойленко любил своего приятеля. Он видел в Лаевском доброго малого, студента, человека-рубавовремя, играл в карты, презирал свою службу, жил не по средствам, часто употреблял в разговоре не— Еще одна подробность, — сказал Лаевский, встряхивая головой. — Только это между нами. Я пока скрываю от Надежды Федоровны, не пробол— Царство небесное... — вздохнул Самойленко. — Почему же ты от нее скрываешь?— Показать ей это письмо значило бы: пожалуй— Знаешь что, Ваня? — сказал Самойленко, и лицо его вдруг приняло грустное и умоляющее выра— Зачем?— Исполни свой долг перед этой прекрасной жен— Но пойми, чудак, что это невозможно. Женить— Но ты обязан!— Почему же я обязан? — спросил с раздражени— Потому что ты увез ее от мужа и взял на свою ответственность.— Но тебе говорят русским языком: я не люблю!— Ну, любви нет, так почитай, ублажай...— Почитай, ублажай... — передразнил Лаев— Ваня, Ваня... — сконфузился Самойленко.— Ты — старый ребенок, теоретик, а я — молодой старик и практик, и мы никогда не поймем друг дру— Нет, нет... — испугался доктор, хватая Лаев- ского за руку. — Это я заплачу. Я требовал. Запиши за мной! — крикнул он Мустафе.Приятели встали и молча пошли по набережной. У входа на бульвар они остановились и на прощанье пожали друг другу руки.— Избалованы вы очень, господа! — вздохнул СаСамойленко спохватился и сказал:— И пускай бы она там, старая ведьма, самовар ставила.Простившись с Лаевским, он пошел по бульвару. Когда он, грузный, величественный, со строгим вышел по бульвару, то в это время он очень нравился себе самому, и ему казалось, что весь мир смотрит на него с удовольствием. Не поворачивая головы, он по— Марья Константиновна, доброе утро! — крикнул ей Самойленко, приятно улыбаясь. — Купаться ходиИ он пошел дальше, продолжая приятно улыбать— Есть кто-нибудь в лазарете?— Никого, ваше превосходительство.— А?— Никого, ваше превосходительство.— Хорошо, ступай...Величественно покачиваясь, он направился к ли— Будьте так любезны, дайте мне содовой воды!IIНелюбовь Лаевского к Надежде Федоровне выраказалось ему, как нельзя лучше подходило к нему, к Надежде Федоровне и ее мужу. Когда он вернулся домой, она, уже одетая и причесанная, сидела у окна и с озабоченным лицом пила кофе и перелистывала книжку толстого журнала, и он подумал, что питье кофе — не такое уж замечательное событие, чтобы из-за него стоило делать озабоченное лицо, и что на— Ничего, если я сегодня пойду купаться? — спро— Что ж? Пойдешь или не пойдешь, от этого зем— Нет, я потому спрашиваю, что как бы доктор не рассердился.— Ну и спроси у доктора. Я не доктор.На этот раз Лаевскому больше всего не понравигу, где бродят голодные турки и ленивые абхазцы, а там, на севере, где опера, театры, газеты и все виды умственного труда. Честным, умным, возвышенным и чистым можно быть только там, а не здесь. Он об— Бежать! — пробормотал он, садясь и грызя ногВоображение его рисовало, как он садится на па— Иван Андреич! — позвал кто-то из соседней комнаты. — Вы дома?— Я здесь! — отозвался Лаевский. — Что вам?— Бумаги!Лаевский поднялся лениво, с головокружением, и, зевая, шлепая туфлями, пошел в соседнюю комнату. Там у открытого окна на улице стоял один из его молодых сослуживцев и раскладывал на подо— Сейчас, голубчик, — мягко сказал Лаевский и пошел отыскивать чернильницу; вернувшись к окну, он, не читая, подписал бумаги и сказал: — Жарко!— Да-с. Вы придете сегодня?— Едва ли... Нездоровится что-то. Скажите, гоЧиновник ушел. Лаевский опять лег у себя на ди«Итак, надо взвесить все обстоятельства и сообраНемного погодя он соображал: не пойти ли лучше к Самойленко посоветоваться?«Пойти можно, — думал он, — но какая польза от этого? Опять буду говорить ему некстати о будуаре, о женщинах, о том, что честно или нечестно. Какие тут, черт подери, могут быть разговоры о честном или нечестном, если поскорее надо спасать жизнь мою, если я задыхаюсь в этой проклятой неволе и убиваю себя?.. Надо же, наконец, понять, что проПустынный берег моря, неутолимый зной и однотельно честен; быть может, если бы со всех сторон его не замыкали море и горы, из него вышел бы преВ два часа Лаевский и Надежда Федоровна сели обедать. Когда кухарка подала им рисовый суп с то— Каждый день одно и то же. Отчего бы не сва— Капусты нет.— Странно. И у Самойленка варят щи с капустой, и у Марьи Константиновны щи, один только я почеКак это бывает у громадного большинства супру— Этот суп похож вкусом на лакрицу, — сказал он, улыбаясь; он делал над собою усилия, чтобы каРаньше она ответила бы ему: «Займись» или «Ты, я вижу, хочешь из меня кухарку сделать», — но те— Ну, как ты чувствуешь себя сегодня? — спро— Сегодня ничего. Так, только маленькая сла— Надо беречься, голубка. Я ужасно боюсь за тебя.Надежда Федоровна была чем-то больна. СамойНа второе блюдо ему подали шпинат с крутыми яйцами, а Надежде Федоровне, как больной, кисель с молоком. Когда она с озабоченным лицом сначала потрогала ложкой кисель и потом стала лениво есть его, запивая молоком, и он слышал ее глотки, им ов— Merci, голубка, — сказал он после обеда и поПридя к себе в кабинет, он минут пять ходил из угла в угол, искоса поглядывая на сапоги, потом сел на диван и пробормотал:— Бежать, бежать! Выяснить отношения и бежать!Он лег на диван и опять вспомнил, что муж Наде— Обвинять человека в том, что он полюбил или разлюбил, это глупо, — убеждал он себя, лежа и заЗатем он встал и, отыскав свою фуражку, отпра«Своею нерешительностью я напоминаю ГамлеIIIЧтобы скучно не было и снисходя к крайней нуждцать рублей в месяц, и Самойленко взял с них честПервым обыкновенно приходил фон Корен. Он молча садился в гостиной и, взявши со стола альбом, начинал внимательно рассматривать потускневшие фотографии каких-то неизвестных мужчин в широПока он рассматривал альбом и стоял перед зер— Подай уксус! — приказывал он. — То бишь не уксус, а прованское масло! — кричал он, топая нога— За маслом, ваше превосходительство, — гово— Скорее! Оно в шкапу! Да скажи Дарье, чтоб она в банку с огурцами укропу прибавила! Укропу! НаИ от его крика, казалось, гудел весь дом. Когда до двух часов оставалось десять или пятнадцать минут, приходил дьякон, молодой человек лет двадцати двух, худощавый, длинноволосый, без бороды и с ед— Здравствуйте, — холодно говорил зоолог. — Где были?— На пристани бычков ловил.— Ну конечно... По-видимому, дьякон, вы нико— Отчего же? Дело не медведь, в лес не уйдет, — говорил дьякон, улыбаясь и засовывая руки в глубо— Бить вас некому! — вздыхал зоолог.Проходило еще пятнадцать-двадцать минут, а обедать не звали, и все еще слышно было, как ден— Поставь на стол! Куда суешь? Помой сначала!Проголодавшиеся дьякон и фон Корен начинали стучать о пол каблуками, выражая этим свое нетеробоим по тарелке и, только когда убеждался, что они едят с аппетитом и что кушанье им нравится, легко вздыхал и садился в свое глубокое кресло. Лицо его становилось томным, масленым... Он не спеша на— За здоровье молодого поколения!После разговора с Лаевским Самойленко все вре— Видел я сегодня Ваню Лаевского. Трудно жи— Вот уж кого мне не жаль! — сказал фон Ко— Неправда. Ты бы этого не сделал.— Почему ты думаешь? — пожал плечами зоо— Разве утопить человека — доброе дело? — спросил дьякон и засмеялся.— Лаевского? Да.— В окрошке, кажется, чего-то недостает... — сказал Самойленко, желая переменить разговор.— Лаевский безусловно вреден и так же опасен для общества, как холерная микроба, — продолжал фон Корен. — Утопить его — заслуга.— Не делает тебе чести, что ты так выражаешься о своем ближнем. Скажи: за что ты его ненавидишь?— Не говори, доктор, пустяков. Ненавидеть и презирать микробу — глупо, а считать своим ближсуждать, отказаться от справедливого отношения к людям, умыть руки, одним словом. Я считаю твоего Лаевского мерзавцем, не скрываю этого и отношусь к нему, как к мерзавцу, с полною моею добросовест— Называть человека мерзавцем! — пробормотал Самойленко, брезгливо морщась. — Это до такой степени нехорошо, что и выразить тебе не могу!— О людях судят по их поступкам, — продолжал фон Корен. — Теперь судите же, дьякон... Я, дьяФон Корен быстро съел свою окрошку и отдал денщику тарелку.— Я понял Лаевского в первый же месяц нашегознакомства, — продолжал он, обращаясь к дьякочто причины тут мировые, стихийные и что перед Лаевским надо лампаду повесить, так как он — ро— Замолчи! — вспыхнул Самойленко. — Я не по— Не перебивай, Александр Давидыч, — холодно сказал фон Корен. — Я сейчас кончу. Лаевский — довольно несложный организм. Вот его нравственla femme1. Существование его заклю1 Женщина (франц.).
Возможна доставка книги в , а также в любой другой город страны Почтой России, СДЭК, ОЗОН-доставкой или транспортной компанией.
