j Я вас любил. . .. Автор Пушкин / Купить книгу, доставка почтой, скачать бесплатно, читать онлайн, низкие цены со скидкой, ISBN 978-5-04-166086-4
логотип Феникс-Букс

Каталог Вход {{total_items}}

{{common_error}}
Нами выполнено {{total_orders}} заказов! Ваш – следующий!
СКИДКИ! При заказе книг на сумму от 1500 руб. – скидка 50% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK,
при заказе книг на сумму от 3000 руб. — скидка 80% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK.

Я вас любил. . .. (Пушкин)Купить книгу, доставка почтой, скачать бесплатно, читать онлайн, низкие цены со скидкой, ISBN 978-5-04-166086-4

Я вас любил. . .
Название книги Я вас любил. . .
Автор Пушкин
Год публикации 2022
Издательство Эксмо
Раздел каталога Историческая и приключенческая литература (ID = 163)
Серия книги Всемирная литература
ISBN 978-5-04-166086-4
EAN13 9785041660864
Артикул P_9785041660864
Количество страниц 384
Тип переплета цел.
Формат -
Вес, г 1120

Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:

Аннотация к книге "Я вас любил. . ."
автор Пушкин

Книга из серии 'Всемирная литература'

Читать онлайн выдержки из книги "Я вас любил. . ."
(Автор Пушкин)

К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.

До книги"Я вас любил. . ."
Вы также смотрели...

Другие книги серии "Всемирная литература"

Другие книги раздела "Историческая и приключенческая литература"

Читать онлайн выдержки из книги "Я вас любил. . ." (Автор Пушкин)

ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Александр
ПУШКИН
Я вас любил...
$
МОСКВА 2022
УДК 821.161.1-1
ББК 84(2Рос=Рус)1-5
П91
Оформление серии Н. Ярусовой
В оформлении обложки использованы фрагменты работы художника Петра Соколова
Пушкин, Александр Сергеевич.
П91 Я вас любил... / Александр Пушкин. — Москва : Эксмо, 2022. — 384 с. — (Всемирная литература (с кар
Ш5\ 978-5-04-166086-4
А.С. Пушкин (1799—1837) — величайший русский поэт, реформатор и создатель новой русской литературы, в своем творчестве придавший языку необыкновенную легкость, изы
УДК 821.161.1-1
ББК 84(2Рос=Рус)1-5
© Оформление.
Ы?\ 978-5-04-166086-4
СТИХОТВОРЕНИЯ ЛИЦЕЙСКОГО ПЕРИОДА (1813—1817)
1813
К НАТАЛЬЕ1 2
Рои^^ио^ егатага18-]е Йе 1а Шге? С’е§1 Магдо! ^и^ Йхе топ дой12.
Так и мне узнать случилось, Что за птица Купидон;
Сердце страстное пленилось; Признаюсь — и я влюблен! Пролетело счастья время, Как, любви не зная бремя, Я живал да попевал, Как в театре и на балах, На гуляньях иль в воксалах Легким зефиром летал;
Как, смеясь во зло Амуру, Я писал карикатуру На любезный женский пол; Но напрасно я смеялся, Наконец и сам попался, Сам, увы! с ума сошел.
Смехи, вольность — все под лавку, Из Катонов я в отставку, И теперь я — Селадон!
Миловидной жрицы Тальи
1 Крепостная актриса домашнего театра гр. В. В. Толстого в Царском Селе.
2 Почему мне бояться сказать это? Марго пленила мой вкус (фр.). — Из «Послания к Марго» Ш. де Лакло.
Видел прелести Натальи, И уж в сердце — Купидон!
Так, Наталья! признаюся, Я тобою полонен, В первый раз еще, стыжуся, В женски прелести влюблен. Целый день, как ни верчуся, Лишь тобою занят я;
Ночь придет — и лишь тебя Вижу я в пустом мечтанье, Вижу, в легком одеянье Будто милая со мной;
Робко, сладостно дыханье, Белой груди колебанье, Снег затмившей белизной, И полуотверсты очи, Скромный мрак безмолвной ночи — Дух в восторг приводят мой!..
Я один в беседке с нею, Вижу... девственну лилею, Трепещу, томлюсь, немею. И проснулся. вижу мрак Вкруг постели одинокой! Испускаю вздох глубокий. Сон ленивый, томноокой Отлетает на крылах.
Страсть сильнее становится, И, любовью утомясь, Я слабею всякий час.
Все к чему-то ум стремится.
А к чему? — никто из нас Дамам вслух того не скажет, А уж так и сяк размажет.
Я — по-свойски объяснюсь.
Все любовники желают
И того, чего не знают;
Это свойство их — дивлюсь! Завернувшись балахоном, С хватской шапкой набекрень
Я желал бы Филимоном Под вечер, как всюду тень, Взяв Анюты1 нежну руку, Изъяснять любовну муку, Говорить: она моя!
Я желал бы, чтоб Назорой Ты старалася меня Удержать умильным взором. Иль седым Опекуном Легкой, миленькой Розины2, Старым пасынком судьбины, В епанче и с париком, Дерзкой пламенной рукою Белоснежну, полну грудь... Я желал бы. да ногою Моря не перешагнуть, И, хоть по уши влюбленный, Но с тобою разлученный, Всей надежды я лишен.
Но, Наталья! ты не знаешь, Кто твой нежный Селадон, Ты еще не понимаешь, Отчего не смеет он И надеяться? — Наталья! Выслушай еще меня:
Не владетель я Сераля, Не арап, не турок я.
За учтивого китайца, Грубого американца Почитать меня нельзя, Не представь и немчурою, С колпаком на волосах, С кружкой, пивом налитою, И с цигаркою в зубах.
Не представь кавалергарда
1 Персонажи оперы А. Аблесимова «Мельник — колдун, обманщик и сват».
2 Персонажи комедии Бомарше «Севильский цирюльник».
В каске, с длинным палашом.
Не люблю я бранный гром:
Шпага, сабля, алебарда
Не тягчат моей руки
За Адамовы грехи.
— Кто же ты, болтун влюбленный? — Взглянь на стены возвышенны, Где безмолвья вечный мрак;
Взглянь на окна загражденны, На лампады там зажжен ны...
Знай, Наталья! — я. монах!
1814
К другу СТИХОТВОРЦУ
Арист! и ты в толпе служителей Парнаса!
Ты хочешь оседлать упрямого Пегаса; За лаврами спешишь опасною стезей, И с строгой критикой вступаешь смело в бой!
Арист, поверь ты мне, оставь перо, чернилы, Забудь ручьи, леса, унылые могилы, В холодных песенках любовью не пылай;
Чтоб не слететь с горы, скорее вниз ступай! Довольно без тебя поэтов есть и будет;
Их напечатают — и целый свет забудет.
Быть может, и теперь, от шума удалясь И с глупой музою навек соединясь, Под сенью мирною Минервиной эгиды1 Сокрыт другой отец второй «Тилемахиды»2. Страшися участи бессмысленных певцов, Нас убивающих громадою стихов!
Потомков поздних дань поэтам справедлива;
На Пинде лавры есть, но есть там и крапива. Страшись бесславия! — Что, если Аполлон, Услышав, что и ты полез на Геликон, С презреньем покачав кудрявой головою, Твой гений наградит — спасительной лозою?
Но что? ты хмуришься и отвечать готов;
«Пожалуй, — скажешь мне, — не трать излишних слов;
Когда на что решусь, уж я не отступаю, И знай, мой жребий пал, я лиру избираю.
1 Т. е. в школе. (Прим. А. С. Пушкина.)
2 Поэма В. К. Тредиаковского.
Пусть судит обо мне, как хочет, целый свет, Сердись, кричи, бранись, — а я таки поэт».
Арист, не тот поэт, кто рифмы плесть умеет И, перьями скрыпя, бумаги не жалеет.
Хорошие стихи не так легко писать, Как Витгенштеину французов побеждать, Меж тем как Дмитриев, Державин, Ломоносов, Певцы бессмертные, и честь, и слава россов, Питают здравый ум и вместе учат нас, Сколь много гибнет книг, на свет едва родясь! Творенья громкие Рифматова, Графова С тяжелым Бибрусом1 гниют у Глазунова;
Никто не вспомнит их, не станет вздор читать, И Фебова на них проклятия печать.
Положим, что, на Пинд взобравшися счастливо, Поэтом можешь ты назваться справедливо: Все с удовольствием тогда тебя прочтут.
Но мнишь ли, что к тебе рекой уже текут За то, что ты поэт, несметные богатства, Что ты уже берешь на откуп государства, В железных сундуках червонцы хоронишь И, лежа на боку, покойно ешь и спишь? Не так, любезный друг, писатели богаты; Судьбой им не даны ни мраморны палаты, Ни чистым золотом набиты сундуки: Лачужка под землей, высоки чердаки — Вот пышны их дворцы, великолепны залы. Поэтов — хвалят все, питают — лишь журналы; Катится мимо их Фортуны колесо;
Родился наг и наг ступает в гроб Руссо2; Камоэнс с нищими постелю разделяет; Костров на чердаке безвестно умирает, Руками чуждыми могиле предан он: Их жизнь — ряд горестей, гремяща слава — сон.
1 Подразумеваются С. А. Ширинский-Шахматов, гр. Д. И. Хвостов и С. С. Бобров — бездарные писатели-графоманы, приверженцы «Бесе
2 Жан-Батист Руссо — французский лирик.
Ты, кажется, теперь задумался немного.
«Да что же, — говоришь, — судя о всех так строго, Перебирая всё, как новый Ювенал,
Ты о поэзии со мною толковал;
А сам, поссорившись с парнасскими сестрами, Мне проповедовать пришел сюда стихами?
Что сделалось с тобой? В уме ли ты, иль нет?» Арист, без дальних слов, вот мой тебе ответ:
В деревне, помнится, с мирянами простыми, Священник пожилой и с кудрями седыми, В миру с соседями, в чести, довольстве жил И первым мудрецом у всех издавна слыл. Однажды, осушив бутылки и стаканы, Со свадьбы, под вечер, он шел немного пьяный; Попалися ему навстречу мужики.
«Послушай, батюшка, — сказали простяки,— Настави грешных нас — ты пить ведь запрещаешь, Быть трезвым всякому всегда повелеваешь, И верим мы тебе; да что ж сегодня сам...» «Послушайте, — сказал священник мужикам,— Как в церкви вас учу, так вы и поступайте, Живите хорошо, а мне — не подражайте».
И мне то самое пришлося отвечать;
Я не хочу себя нимало оправдать:
Счастлив, кто, ко стихам не чувствуя охоты, Проводит тихий век без горя, без заботы, Своими одами журналы не тягчит И над экспромтами недели не сидит!
Не любит он гулять по высотам Парнаса, Не ищет чистых муз, ни пылкого Пегаса;
Его с пером в руке Рамаков1 не страшит; Спокоен, весел он. Арист, он — не пиит.
Но полно рассуждать — боюсь тебе наскучить И сатирическим пером тебя замучить.
1 Имеется в виду П. И. Макаров — критик, последователь Н. М. Ка
Теперь, любезный друг, я дал тебе совет, Оставишь ли свирель, умолкнешь или нет?.. Подумай обо всем и выбери любое: Быть славным — хорошо, спокойным — лучше вдвое.
Рассудок И любовь
Младой Дафнис, гоняясь за Доридой, «Постой, — кричал, — прелестная! постой, Скажи: «Люблю» — и бегать за тобой Не стану я — клянуся в том Кипридой!» «Молчи, молчи!» — Рассудок говорил.
А плут Эрот: «Скажи: ты сердцу мил!»
«Ты сердцу мил!» — пастушка повторила, И их сердца огнем любви зажглись, И пал к ногам красавицы Дафнис, И страстный взор Дорида потупила.
«Беги, беги!» — Рассудок ей твердил, А плут Эрот: «Останься!» — говорил.
Осталася — и трепетной рукою Взял руку ей счастливый пастушок.
«Взгляни, — сказал, — с подругой голубок Там обнялись под тенью лип густою!» «Беги! беги!» — Рассудок повторил, «Учись от них!» — Эрот ей говорил.
И нежная улыбка пробежала Красавицы на пламенных устах, И вот она с томлением в глазах К любезному в объятия упала...
«Будь счастлива!» — Эрот ей прошептал, Рассудок что ж? Рассудок уж молчал.
К сестре
Ты хочешь, друг бесценный, Чтоб я, поэт младой, Беседовал с тобой И с лирою забвенной,
Мечтами окриленный, Оставил монастырь И край уединенный, Где непрерывный мир Во мраке опустился И в пустыни глухой Безмолвно воцарился С угрюмой тишиной.
И быстрою стрелой На невский брег примчуся, С подругой обнимуся Весны моей златой, И, как певец Людмилы1, Мечты невольник милый, Взошед под отчий кров, Несу тебе не злато (Чернец я небогатый), В подарок пук стихов.
Тайком взошед в диванну, Хоть помощью пера, О, как тебя застану, Любезная сестра?
Чем сердце занимаешь Вечернею порой?
Жан-Жака2 ли читаешь, Жанлиса ль пред тобой? Иль с резвым Гамильтоном Смеешься всей душой? Иль с Греем и Томсоном Ты пренеслась мечтой В поля, где от дубравы В дол веет ветерок, И шепчет лес кудрявый, И мчится величавый С вершины гор поток? Иль моську престарелу,
1 В. А. Жуковский.
2 Ж.-Ж. Руссо.
В подушках поседелу, Окутав в длинну шаль И с нежностью лелея, Ты к ней зовешь Морфея? Иль смотришь в темну даль Задумчивой Светланой1 Над шумною Невой?
Иль звучным фортепьяно Под беглою рукой Моцарта оживляешь?
Иль тоны повторяешь Пиччини и Рамо?
Но вот уж я с тобою, И в радости немой Твой друг расцвел душою, Как ясный вешний день. Забыты дни разлуки, Дни горести и скуки, Исчезла грусти тень.
Но это лишь мечтанье! Увы, в монастыре,
При бледном свеч сиянье, Один пишу к сестре.
Все тихо в мрачной кельи: Защелка на дверях, Молчанье, враг веселий, И скука на часах!
Стул ветхий, необитый, И шаткая постель, Сосуд, водой налитый, Соломенна свирель — Вот все, что пред собою Я вижу, пробужден.
Фантазия, тобою Одной я награжден, Тобою пренесенный
1 Героиня одноименной баллады В. А. Жуковского.
К волшебной Иппокрене, И в келье я блажен.
Что было бы со мною, Богиня, без тебя?
Знакомый с суетою, Приятной для меня, Увлечен в даль судьбою, Я вдруг в глухих стенах, Как Леты на брегах, Явился заключенным, Навеки погребенным, И скрыпнули врата, Сомкнувшися за мною, И мира красота
Оделась черной мглою!.. С тех пор гляжу на свет, Как узник из темницы На яркий блеск денницы. Светило ль дня взойдет, Луч кинув позлащенный Сквозь узкое окно, Но сердце помраченно Не радует оно.
Иль позднею порою, Как луч на небесах, Покрытых чернотою, Темнеет в облаках,— С унынием встречаю Я сумрачную тень И с вздохом провожаю Скрывающийся день!..
Сквозь слез смотрю в решетки, Перебирая четки.
Но время протечет, И с каменных ворот Падут, падут затворы, И в пышный Петроград Через долины, горы Ретивые примчат;
Спеша на новоселье, Оставлю темну келью, Поля, сады свои;
Под стол клобук с веригой — И прилечу расстригой В объятия твои.
Князю А. М. Горчакову1
Пускай, не знаясь с Аполлоном, Поэт, придворный философ, Вельможе знатному с поклоном Подносит оду в двести строф; Но я, любезный Горчаков, Не просыпаюсь с петухами, И напыщенными стихами, Набором громозвучных слов, Я петь пустого не умею Высоко, тонко и хитро, И в лиру превращать не смею Мое — гусиное перо!
Нет, нет, любезный князь, не оду Тебе намерен посвятить;
Что прибыли соваться в воду, Сначала не спросившись броду, И вслед Державину парить? Пишу своим я складом ныне Кой-как стихи на именины.
Что должен я, скажи, в сей час Желать от чиста сердца другу? Глубоку ль старость, милый князь, Детей, любезную супругу, Или богатства, громких дней, Крестов, алмазных звезд, честей? Не пожелать ли, чтобы славой Ты увлечен был в путь кровавый, Чтоб в лаврах и венцах сиял,
1 Лицейский товарищ А. С. Пушкина.
Чтоб в битвах гром из рук метал, И чтоб победа за тобою, Как древле Невскому герою1, Всегда, везде летела вслед?
Не сладострастия поэт Такою песенкой поздравит, Он лучше муз навек оставит!
Дай бог любви, чтоб ты свой век Питомцем нежным Эпикура Провел меж Вакха и Амура!
А там — когда Стигийский брег Мелькнет в туманном отдаленьи, Дай бог, чтоб в страстном упоеньи, Ты с томной сладостью в очах Из рук младого Купидона Вступая в мрачный чёлн Харона, Уснул... Ершовой на грудях!
Опытность
Кто с минуту переможет Хладным разумом любовь, Бремя тягостных оков Ей на крылья не возложит, Пусть не смейся, не резвись, С строгой мудростью дружись; Но с рассудком вновь заспоришь, Хоть не рад, но дверь отворишь, Как проказливый Эрот Постучится у ворот.
Испытал я сам собою Истину сих правых слов. «Добрый путь! прости, любовь! За богинею слепою, Не за Хлоей, полечу, Счастье, счастье ухвачу!» — Мнил я в гордости безумной. Вдруг услышал хохот шумный,
1 Александр Невский.
Оглянулся... и Эрот
Постучался у ворот.
Нет! мне, видно, не придется С богом сим в размолвке жить, И покамест жизни нить
Старой Паркой там прядется, Пусть владеет мною он!
Веселиться — мой закон.
Смерть откроет гроб ужасный, Потемнеют взоры ясны.
И не стукнется Эрот У могильных уж ворот!
К Батюшкову
Философ резвый и пиит, Парнасский счастливый ленивец, Харит изнеженный любимец, Наперсник милых аонид!
Почто на арфе златострунной
Умолкнул, радости певец?
Ужель и ты, мечтатель юный, Расстался с Фебом наконец?
Уже с венком из роз душистых, Меж кудрей вьющихся, златых, Под тенью тополов ветвистых, В кругу красавиц молодых, Заздравным не стучишь фиалом, Любовь и Вакха не поешь, Довольный счастливым началом, Цветов парнасских вновь не рвешь; Не слышен наш Парни российский! Пой, юноша! — певец тиисский1 В тебя влиял свой нежный дух. С тобою твой прелестный друг, Лилета, красных дней отрада: Певцу любви любовь награда.
1 Анакреон.
Настрой же лиру, по струнам Летай игривыми перстами, Как вешний зефир по цветам, И сладострастными стихами, И тихим шепотом любви Лилету в свой шалаш зови. И звезд ночных при бледном свете, Плывущих в дальней вышине, В уединенном кабинете Волшебной внемля тишине, Слезами счастья грудь прекрасной, Счастливец милый, орошай;
Но, упоен любовью страстной, И нежных муз не забывай; Любви нет боле счастья в мире: Люби — и пой ее на лире.
Когда ж к тебе в досужный час Друзья, знакомые сберутся, И вина пенные польются, От плена с треском свободясь, Описывай в стихах игривых Веселье, шум гостей болтливых Вокруг накрытого стола, Стакан, кипящий пеной белой, И стук блестящего стекла. И гости дружно стих веселый, Бокал в бокал ударя в лад, Нестройным хором повторят.
Поэт! в твоей предметы воле! Во звучны струны смело грянь, С Жуковским пой кроваву брань И грозну смерть на ратном поле. И ты в строях ее встречал, И ты, постигнутый судьбою, Как росс, питомцем славы пал! Ты пал и хладною косою Едва скошенный не увял!..1
1 Кому неизвестны «Воспоминания на 1807 год»?» (Прим. А. С. Пуш
Иль, вдохновенный Ювеналом, Вооружись сатиры жалом, Подчас прими ее свисток, Рази, осмеивай порок, Шутя, показывай смешное И, если можно, нас исправь, Но Тредьяковского оставь В столь часто рушимом покое; Увы! довольно без него Найдем бессмысленных поэтов, Довольно в мире есть предметов, Пера достойных твоего!
Но что!.. цевницею моею, Безвестный в мире сем поэт, Я песни продолжать не смею. Прости — но помни мой совет: Доколе, музами любимый, Ты пиэрид горишь огнем, Доколь, сражен стрелой незримой, В подземный ты не снидешь дом, Мирские забывай печали, Играй: тебя младой Назон1, Эрот и грации венчали, А лиру строил Аполлон.
К Н. Г. Ломоносову2
И ты, любезный друг, оставил Надежну пристань тишины, Челнок свой весело направил По влаге бурной глубины;
Судьба на руль уже склонилась, Спокойно светят небеса, Ладья крылатая пустилась — Расправит счастье паруса.
Дай бог, чтоб грозной непогоды
1 Публий Овидий Назон.
2 Брат лицейского товарища А. С. Пушкина.
Вблизи ты ужас не видал, Чтоб бурный вихорь не вздувал Пред челноком шумящи воды! Дай бог под вечер к берегам Тебе пристать благополучно И отдохнуть спокойно там С любовью, дружбой неразлучно! Нет! ты не можешь их забыть! Но что! Не скоро, может быть, Увижусь я, мой друг, с тобою Укромной хаты в тишине;
За чашей пунша круговою Подчас воспомнишь обо мне; Когда ж пойду на новоселье (Заснуть ведь общий всем удел), Скажи: «Дай бог ему веселье! Он в жизни хоть любить умел».
Воспоминания
В Царском Селе
Навис покров угрюмой нощи На своде дремлющих небес;
В безмолвной тишине почили дол и рощи, В седом тумане дальний лес;
Чуть слышится ручей, бегущий в сень дубравы, Чуть дышит ветерок, уснувший на листах, И тихая луна, как лебедь величавый, Плывет в сребристых облаках.
С холмов кремнистых водопады Стекают бисерной рекой, Там в тихом озере плескаются наяды
Его ленивою волной;
А там в безмолвии огромные чертоги, На своды опершись, несутся к облакам. Не здесь ли мирны дни вели земные боги?
Не се ль Минервы росской1 храм?
1 Екатерина II.
Не се ль Элизиум полнощный, Прекрасный Царскосельский сад, Где, льва1 сразив, почил орел России мощный
На лоне мира и отрад?
Промчались навсегда те времена златые, Когда под скипетром великия жены Венчалась славою счастливая Россия, Цветя под кровом тишины!
Здесь каждый шаг в душе рождает Воспоминанья прежних лет;
Воззрев вокруг себя, со вздохом росс вещает: «Исчезло все, великой нет!»
И, в думу углублен, над злачными брегами Сидит в безмолвии, склоняя ветрам слух.
Протекшие лета мелькают пред очами, И в тихом восхищеньи дух.
Он видит: окружен волнами,
Над твердой, мшистою скалой
Вознесся памятник. Ширяяся крылами, Над ним сидит орел младой.
И цепи тяжкие, и стрелы громовые
Вкруг грозного столпа трикратно обвились;
Кругом подножия, шумя, валы седые
В блестящей пене улеглись.
В тени густой угрюмых сосен Воздвигся памятник простой.
О, сколь он для тебя, кагульский брег, поносен! И славен родине драгой!
Бессмертны вы вовек, о росски исполины,
В боях воспитанны средь бранных непогод!
О вас, сподвижники, друзья Екатерины, Пройдет молва из рода в род.
О, громкий век военных споров, Свидетель славы россиян!
Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов, Потомки грозные славян,
1 Герб Швеции.
Перуном Зевсовым победу похищали;
Их смелым подвигам страшась дивился мир; Державин и Петров героям песнь бряцали
Струнами громозвучных лир.
И ты промчался, незабвенный!
И вскоре новый век узрел
И брани новые, и ужасы военны;
Страдать — есть смертного удел.
Блеснул кровавый меч в неукротимой длани Коварством, дерзостью венчанного царя;
Восстал вселенной бич — и вскоре новой брани
Зарделась грозная заря.
И быстрым понеслись потоком
Враги на русские поля.
Пред ними мрачна степь лежит во сне глубоком,
Дымится кровию земля;
И села мирные, и грады в мгле пылают,
И небо заревом оделося вокруг,
Леса дремучие бегущих укрывают, И праздный в поле ржавит плуг.
Идут — их силе нет препоны,
Всё рушат, всё свергают в прах,
И тени бледные погибших чад Беллоны,
В воздушных съединясь полках,
В могилу мрачную нисходят непрестанно Иль бродят по лесам в безмолвии ночи...
Но клики раздались!.. идут в дали туманной! —
Звучат кольчуги и мечи!..
Страшись, о рать иноплеменных!
России двинулись сыны;
Восстал и стар и млад; летят на дерзновенных, Сердца их мщеньем возжены.
Вострепещи, тиран! уж близок час паденья!
Ты в каждом ратнике узришь богатыря,
Их цель иль победить, иль пасть в пылу сраженья
За Русь, за святость алтаря.
Ретивы кони бранью пышут,
Усеян ратниками дол,
За строем строй течет, все местью, славой дышат, Восторг во грудь их перешел.
Летят на грозный пир; мечам добычи ищут, И се — пылает брань; на холмах гром гремит, В сгущенном воздухе с мечами стрелы свищут, И брызжет кровь на щит.
Сразились. Русский — победитель!
И вспять бежит надменный галл;
Но сильного в боях небесный вседержитель
Лучом последним увенчал, Не здесь его сразил воитель поседелый1; О бородинские кровавые поля!
Не вы неистовству и гордости пределы!
Увы! на башнях галл Кремля!..
Края Москвы, края родные, Где на заре цветущих лет Часы беспечности я тратил золотые, Не зная горестей и бед, И вы их видели, врагов моей отчизны! И вас багрила кровь и пламень пожирал! И в жертву не принес я мщенья вам и жизни;
Вотще лишь гневом дух пылал!..
Где ты, краса Москвы стоглавой, Родимой прелесть стороны?
Где прежде взору град являлся величавый, Развалины теперь одни;
Москва, сколь русскому твой зрак унылый страшен! Исчезли здания вельможей и царей, Все пламень истребил. Венцы затмились башен, Чертоги пали богачей.
И там, где роскошь обитала
В сенистых рощах и садах, Где мирт благоухал и липа трепетала, Там ныне угли, пепел, прах.
1 М. И. Кутузов.
В часы безмолвные прекрасной, летней нощи Веселье шумное туда не полетит,
Не блещут уж в огнях брега и светлы рощи: Все мертво, все молчит.
Утешься, мать градов России, Воззри на гибель пришлеца.
Отяготела днесь на их надменны выи Десница мстящая творца.
Взгляни: они бегут, озреться не дерзают, Их кровь не престает в снегах реками течь;
Бегут — и в тьме ночной их глад и смерть сретают, А с тыла гонит русский меч.
О вы, которых трепетали Европы сильны племена, О галлы хищные! и вы в могилы пали.
О страх! о грозны времена!
Где ты, любимый сын и счастья и Беллоны, Презревший правды глас, и веру, и закон, В гордыне возмечтав мечом низвергнуть троны?
Исчез, как утром страшный сон!
В Париже росс! — где факел мщенья? Поникни, Галлия, главой.
Но что я вижу? Росс с улыбкой примиренья Грядет с оливою златой.
Еще военный гром грохочет в отдаленье,
Москва в унынии, как степь в полнощной мгле, А он — несет врагу не гибель, но спасенье
И благотворный мир земле.
О скальд России вдохновенный1, Воспевший ратных грозный строй, В кругу товарищей, с душой воспламененной, Греми на арфе золотой!
Да снова стройный глас героям в честь прольется, И струны гордые посыплют огнь в сердца, И ратник молодой вскипит и содрогнется
При звуках бранного певца.
1 В. А. Жуковский.
РОМАНС
Под вечер, осенью ненастной, В далеких дева шла местах И тайный плод любви несчастной Держала в трепетных руках.
Все было тихо — лес и горы, Все спало в сумраке ночном;
Она внимательные взоры Водила с ужасом кругом.
И на невинном сем творенье, Вздохнув, остановила их...
«Ты спишь, дитя, мое мученье, Не знаешь горестей моих — Откроешь очи и тоскуя
Ко груди не прильнешь моей.
Не встретишь завтра поцелуя Несчастной матери твоей.
Ее манить напрасно будешь!..
Стыд вечный мне вина моя,—
Меня навеки ты забудешь;
Тебя не позабуду я;
Дадут покров тебе чужие
И скажут: «Ты для нас чужой!» — Ты спросишь: «Где ж мои родные?» И не найдешь семьи родной.
Мой ангел будет грустной думой Томиться меж других детей! — И до конца с душой угрюмой Взирать на ласки матерей;
Повсюду странник одинокий, Предел неправедный кляня, Услышит он упрек жестокий.
Прости, прости тогда меня...
Быть может, сирота унылый, Узнаешь, обоймешь отца.
Увы! где он, предатель милый, Мой незабвенный до конца? —
Утешь тогда страдальца муки, Скажи: «Ее на свете нет — Лаура не снесла разлуки И бросила пустынный свет».
Но что сказала я?.. быть может, Виновную ты встретишь мать, Твой скорбный взор меня встревожит! Возможно ль сына не узнать?
Ах, если б рок неумолимый Моею тронулся мольбой...
Но, может быть, пройдешь ты мимо, — Навек рассталась я с тобой.
Ты спишь — позволь себя, несчастный, К груди прижать в последний раз. Закон неправедный, ужасный К страданью присуждает нас.
Пока лета не отогнали Беспечной радости твоей,— Спи, милый! горькие печали Не тронут детства тихих дней!»
Но вдруг за рощей осветила Вблизи ей хижину луна. С волненьем сына ухватила И к ней приближилась она; Склонилась, тихо положила Младенца на порог чужой, Со страхом очи отвратила И скрылась в темноте ночной.
Леда
(Кантата)
Средь темной рощицы, под тенью лип душистых,
В высоком тростнике, где частым жемчугом Вздувалась пена вод сребристых, Колеблясь тихим ветерком, Покров красавицы стыдливой,
Небрежно кинутый, у берега лежал,
И прелести ее поток волной игривой С весельем орошал.
Житель рощи торопливый, Будь же скромен, о ручей! Тише, струйки говорливы! Изменить страшитесь ей!
Леда робостью трепещет, Тихо дышит снежна грудь, Ни волна вокруг не плещет, Ни зефир не смеет дуть.
В роще шорох утихает, Всё в прелестной тишине; Нимфа далее ступает, Робкой вверившись волне.
Но что-то меж кустов прибрежных восшумело, И чувство робости прекрасной овладело;
Невольно вздрогнула, не в силах воздохнуть.
И вот пернатых царь из-под склоненной ивы, Расправя крылья горделивы,
К красавице плывет — веселья полна грудь;
С шумящей пеною отважно волны гонит, Крылами воздух бьет, То в кольца шею вьет,
То гордую главу, смирясь, пред Ледой клонит.
Леда смеется.
Вдруг раздается Радости клик.
Вид сладострастный! К Леде прекрасной Лебедь приник.
Слышно стенанье, Снова молчанье.
Нимфа лесов
С негою сладкой Видит украдкой Тайну богов.
Опомнясь наконец, красавица младая Открыла тихий взор, в томленьях воздыхая, И что ж увидела? — На ложе из цветов Она покоится в объятиях Зевеса;
Меж ними юная любовь,— И пала таинства прелестного завеса.
Сим примером научитесь, Розы, девы красоты;
Летним вечером страшитесь
В темной рощице воды:
В темной рощице таится Часто пламенный Эрот;
С хладной струйкою катится, Стрелы прячет в пене вод.
Сим примером научитесь, Розы, девы красоты;
Летним вечером страшитесь
В темной рощице воды.
1815
К НАТАШЕ
Вянет, вянет лето красно; Улетают ясны дни;
Стелется туман ненастный Ночи в дремлющей тени; Опустели злачны нивы, Хладен ручеек игривый; Лес кудрявый поседел;
Свод небесный побледнел.
Свет-Наташа! где ты ныне? Что никто тебя не зрит? Иль не хочешь час единый С другом сердца разделить? Ни над озером волнистым, Ни под кровом лип душистым Ранней — позднею порой Не встречаюсь я с тобой.
Скоро, скоро холод зимный Рощу, поле посетит;
Огонек в лачужке дымной Скоро ярко заблестит;
Не увижу я прелестной
И, как чижик в клетке тесной, Дома буду горевать И Наташу вспоминать.
Измены
«Все миновалось! Мимо промчалось Время любви.
Страсти мученья! В мраке забвенья Скрылися вы. Так я премены Сладость вкусил; Гордой Елены Цепи забыл.
Сердце, ты в воле! Все позабудь;
В новой сей доле Счастливо будь. Только весною Зефир младою Розой пленен;
В юности страстной Был я прекрасной В сеть увлечен.
Нет, я не буду Впредь воздыхать, Страсть позабуду; Полно страдать! Скоро печали Встречу конец.
Ах! для тебя ли, Юный певец, Прелесть Елены Розой цветет?.. Пусть весь народ, Ею прельщенный, Вслед за мечтой Мчится толпой;
В мирном жилище, На пепелище, В чаше простой Стану в смиреньи Черпать забвенье И — для друзей Резвой рукою Двигать струною Арфы моей».
В скучной разлуке Так я мечтал, В горести, в муке Себя услаждал;
В сердце возженный Образ Елены Мнил истребить. Прошлой весною Юную Хлою Вздумал любить. Как ветерочек Ранней порой Гонит листочек С резвой волной, Так непрестанно Непостоянный Страстью играл, Лилу, Темиру, Всех обожал, Сердце и лиру Всем посвящал.
Что же? — напрасно С груди прекрасной Шаль я срывал. Тщетны измены! Образ Елены В сердце пылал! Ах! возвратися, Радость очей, Хладна, тронися Грустью моей. Тщетно взывает Бедный певец! Нет! не встречает Мукам конец...
Так! до могилы Грустен, унылый, Крова ищи!
Всеми забытый, Терном увитый, Цепи влачи.
БАТЮШКОВУ
В пещерах Геликона Я некогда рожден;
Во имя Аполлона Тибуллом окрещен, И светлой Иппокреной С издетства напоенный, Под кровом вешних роз Поэтом я возрос.
Веселый сын Эрмия Ребенка полюбил, В дни резвости златые Мне дудку подарил. Знакомясь с нею рано, Дудил я непрестанно; Нескладно хоть играл, Но музам не скучал.
А ты, певец забавы И друг пермесских дев, Ты хочешь, чтобы, славы Стезею полетев, Простясь с Анакреоном, Спешил я за Мароном И пел при звуках лир Войны кровавый пир.
Дано мне мало Фебом: Охота, скудный дар. Пою под чуждым небом, Вдали домашних лар, И, с дерзостным Икаром Страшась летать недаром, Бреду своим путем: Будь всякий при своем.
наполеон на Эльбе (1815)1
Вечерняя заря в пучине догорала, Над мрачной Эльбою носилась тишина, Сквозь тучи бледные тихонько пробегала
Туманная луна;
Уже на западе седой, одетый мглою, С равниной синих вод сливался небосклон. Один во тьме ночной над дикою скалою Сидел Наполеон.
В уме губителя теснились мрачны думы, Он новую в мечтах Европе цепь ковал И, к дальним берегам возведши взор угрюмый, Свирепо прошептал:
«Вокруг меня все мертвым сном почило, Легла в туман пучина бурных волн, Не выплывет ни утлый в море челн, Ни гладный зверь не взвоет над могилой — Я здесь один, мятежной думы поли...
О, скоро ли, напенясь под рулями, Меня помчит покорная волна И спящих вод прервется тишина?.. Волнуйся, ночь, над эльбскими скалами! Мрачнее тмись за тучами, луна!
Там ждут меня бесстрашные дружины.
Уже сошлись, уже сомкнуты в строй!
Уж мир лежит в оковах предо мной!
Прейду я к вам сквозь черные пучины И гряну вновь погибельной грозой!
И вспыхнет брань! за галльскими орлами С мечом в руках победа полетит, Кровавый ток в долинах закипит,
1 Написано после получения известия о том, что Наполеон покинул остров Эльбу и 1 марта 1815 г. высадился во Франции.
И троны в прах низвергну я громами И сокрушу Европы дивный щит!..
Но вкруг меня все мертвым сном почило, Легла в туман пучина бурных волн, Не выплывет ни утлый в море челн, Ни гладный зверь не взвоет над могилой — Я здесь один, мятежной думы поли...
О счастье! злобный обольститель,
И ты, как сладкий сон, сокрылось от очей, Средь бурей тайный мой хранитель И верный пестун с юных дней!
Давно ль невидимой стезею
Меня ко трону ты вело
И скрыло дерзостной рукою
В венцах лавровое чело!
Давно ли с трепетом народы
Несли мне робко дань свободы, Знамена чести преклоня;
Дымились громы вкруг меня, И слава в блеске над главою Неслась, прикрыв меня крылом?..
Но туча грозная нависла над Москвою, И грянул мести гром!..
Полнощи царь младой! — ты двигнул ополченья. И гибель вслед пошла кровавым знаменам, Отозвалось могущего паденье, И мир земле, и радость небесам, А мне — позор и заточенье!
И раздроблен мой звонкий щит, Не блещет шлем на поле браней; В прибрежном злаке меч забыт И тускнет на тумане.
И тихо все кругом. В безмолвии ночей Напрасно чудится мне смерти завыванье И стук блистающих мечей, И падших ярое стенанье —
Лишь плещущим волнам внимает жадный слух; Умолк сражений клик знакомый, Вражды кровавой гаснут громы,
И факел мщения потух.
Но близок час! грядет минута роковая!
Уже летит ладья, где грозный трон сокрыт;
Кругом простерта мгла густая,
И, взором гибели сверкая, Бледнеющий мятеж на палубе сидит. Страшись, о Галлия! Европа! мщенье, мщенье! Рыдай — твой бич восстал — и все падет во прах, Всё сгибнет, и тогда, в всеобщем разрушенье,
Царем воссяду на гробах!»
Умолк. На небесах лежали мрачны тени, И месяц, дальних туч покинув темны сени, Дрожащий, слабый свет на запад изливал;
Восточная звезда играла в океане, И зрелася ладья, бегущая в тумане
Под сводом эльбских грозных скал.
И Галлия тебя, о хищник, осенила;
Побегли с трепетом законные цари.
Но зришь ли? Гаснет день, мгновенно тьма сокрыла
Лицо пылающей зари,
Простерлась тишина над бездною седою, Мрачится неба свод, гроза во мгле висит, Все смолкло... трепещи! погибель над тобою,
И жребий твой еще сокрыт!
К Пущину
(4 мая)
Любезный именинник, О Пущин дорогой!
Прибрел к тебе пустынник
С открытою душой;
С пришельцем обнимися —
Но доброго певца
Встречать не суетися
С парадного крыльца.
Он гость без этикета, Не требует привета Лукавой суеты;
Прими ж его лобзанья И чистые желанья Сердечной простоты! Устрой гостям пирушку; На столик вощаной Поставь пивную кружку И кубок пуншевой.
Старинный собутыльник! Забудемся на час.
Пускай ума светильник Погаснет ныне в нас, Пускай старик крылатый Летит на почтовых!
Нам дорог миг утраты В забавах лишь одних!
Ты счастлив, друг сердечный; В спокойствии златом Течет твой век беспечный, Проходит день за днем;
И ты в беседе граций, Не зная черных бед, Живешь, как жил Гораций, Хотя и не поэт.
Под кровом небогатым Ты вовсе не знаком С зловещим Гиппократом, С нахмуренным попом;
Не видишь у порогу Толпящихся забот;
Нашли к тебе дорогу Веселость и Эрот;
Ты любишь звон стаканов
И трубки дым густой, И демон метроманов Не властвует тобой. Ты счастлив в этой доле. Скажи, чего же боле Мне другу пожелать?
Придется замолчать...
Дай бог, чтоб я, с друзьями Встречая сотый май, Покрытый сединами, Сказал тебе стихами:
Вот кубок; наливай!
Веселье! будь до гроба Сопутник верный наш, И пусть умрем мы оба При стуке полных чаш!
Мечтатель
По небу крадется луна,
На холме тьма седеет,
На воды пала тишина,
С долины ветер веет, Молчит певица вешних дней
В пустыне темной рощи, Стада почили средь полей,
И тих полет полнощи;
И мирный неги уголок
Ночь сумраком одела,
В камине гаснет огонек,
И свечка нагорела;
Стоит богов домашних лик
В кивоте небогатом, И бледный теплится ночник
Пред глиняным пенатом.
Главою на руку склонен,
В забвении глубоком, Я в сладки думы погружен
На ложе одиноком;
С волшебной ночи темнотой,
При месячном сияньи, Слетают резвою толпой
Крылатые мечтанья,
И тихий, тихий льется глас;
Дрожат златые струны.
В глухой, безмолвный мрака час Поет мечтатель юный;
Исполнен тайною тоской, Молчаньем вдохновенный,
Летает резвою рукой
На лире оживленной.
Блажен, кто в низкий свой шалаш В мольбах не просит Счастья!
Ему Зевес надежный страж
От грозного ненастья;
На маках лени, в тихий час, Он сладко засыпает, И бранных труб ужасный глас Его не пробуждает.
Пускай, ударя в звучный щит И с видом дерзновенным, Мне Слава издали грозит
Перстом окровавленным,
И бранны вьются знамена, И пышет бой кровавый —
Прелестна сердцу тишина;
Нейду, нейду за Славой.
Нашел в глуши я мирный кров И дни веду смиренно;
Дана мне лира от богов, Поэту дар бесценный;
И муза верная со мной:
Хвала тебе, богиня!
Тобою красен домик мой И дикая пустыня.
На слабом утре дней златых Певца ты осенила,
Венком из миртов молодых Чело его покрыла, И, горним светом озарясь, Влетела в скромну келью
И чуть дышала, преклонясь Над детской колыбелью.
О, будь мне спутницей младой До самых врат могилы!
Летай с мечтаньем надо мной, Расправя легки крылы;
Гоните мрачную печаль, Пленяйте ум... обманом, И милой жизни светлу даль Кажите за туманом!
И тих мой будет поздний час; И смерти добрый гений
Шепнет, у двери постучась: «Пора в жилище теней!..» Так в зимний вечер сладкий сон Приходит в мирны сени, Венчанный маком и склонен На посох томной лени.
Мое завещание друзьям
Хочу я завтра умереть И в мир волшебный наслажденья, На тихий берег вод забвенья, Веселой тенью отлететь.
Прости навек, очарованье, Отрада жизни и любви! Приближьтесь, о друзья мои, Благоговенье и вниманье! — Певец решился умереть. — Итак, с вечернею луною, В саду нельзя ли дерн одеть Узорной белой пеленою? На темный берег сонных вод, Где мы вели беседы наши, Нельзя ль, устроя длинный ход, Нести наполненные чаши?
Зовите на последний пир Спесивой Семелеи сына, Эрота, друга наших лир, Богов и смертных властелина.
Пускай веселье прибежит, Махая резвою гремушкой, И нас от сердца рассмешит За полной пенистою кружкой. Пускай игривою толпой Слетят родные наши музы; Им первый кубок круговой. Друзья! священны нам их узы; До ранней утренней звезды, До тихого лучей рассвета Не выйдут из руки поэта Фиалы братской череды;
В последний раз мою цевницу, Мечтаний сладостных певицу, Прижму к восторженной груди. В последний раз, томимый нежно, Не вспомню вечность и друзей;
В последний раз на груди снежной Упьюсь отрадой юных дней!
Когда ж восток озолотится Во тьме денницей молодой, И белый топол озарится, Покрытый утренней росой, Подайте грозд Анакреона, Он был учителем моим; И я сойду путем одним На грустный берег Ахерона. Простите, милые друзья, Подайте руку, до свиданья! И дайте, дайте обещанье, Когда навек укроюсь я, Мое исполнить завещанье. Приди, певец мой дорогой, Воспевший Вакха и Темиру1, Тебе дарю я лень и лиру, Да будут музы над тобой!.. Ты не забудешь дружбы нашей,
1 А. А. Дельвиг.
О Пущин, ветреный мудрец! Прими с моей глубокой чашей Увядший миртовый венец! Друзья! вам сердце оставляю И память прошлых красных дней, Окованных счастливой ленью На ложе маков и лилей;
Мои стихи дарю забвенью, Последний вздох, о други, ей!..
На тихий праздник погребенья
Я вас обязан пригласить;
Веселость, друг уединенья, Билеты будет разносить...
Стекитесь резвою толпою,
Главы в венках, рука с рукою, И пусть на гробе, где певец Исчезнет в рощах Геликона, Напишет беглый ваш резец: «Здесь дремлет юноша-мудрец, Питомец нег и Аполлона».
Моя эпитафия
Здесь Пушкин погребен; он с музой молодою, С любовью, леностью провел веселый век, Не делал доброго, однако ж был душою, Ей-богу, добрый человек.
Сраженный рыцарь
Последним сияньем за лесом горя, Вечерняя тихо потухла заря,
Безмолвна долина глухая; В тумане пустынном клубится река, Ленивой грядою идут облака, Меж ими луна золотая.
Чугунные латы на холме лежат, Копье раздробленно, в перчатке булат, И щит под шеломом заржавым,
Вонзилися шпоры в увлаженный мох: Лежат неподвижно, и месяца рог
Над ними в блистанье кровавом.
Вкруг холма обходит друг сильного — конь;
В очах горделивых померкнул огонь — Он бранную голову клонит.
Беспечным копытом бьет камень долин — И смотрит на латы — конь верный один И дико трепещет и стонет.
Во тьме заблудившись, пришелец идет, С надеждою робость он в сердце несет — Склонясь над дорожной клюкою, На холм он взобрался, и в тусклую даль Он смотрит и сходит — и звонкую сталь Толкает усталой ногою.
Хладеет пришелец, кольчуги звучат.
Погибшего грозно в них кости стучат,
По камням шелом покатился, Скрывался в нем череп... при звуке глухом Заржал конь ретивый, скок лётом на холм —
Взглянул. и главою склонился.
Уж путник далече в тьме бродит ночной, Всё мнится, что кости хрустят под ногой.
Но утро денница выводит — Сраженный во брани на холме лежит, И латы недвижны, и шлем не стучит, И конь вкруг погибшего ходит.
К Дельвигу1
Послушай, муз невинных
Лукавый духовник: Жилец полей пустынных, Поэтов грешный лик
1 Ответ на напечатанное в «Российском музеуме» послание А. А. Дельвига «Пушкину».
Умножил я собою, И я главой поник Пред милою мечтою; Мой дядюшка-поэт На то мне дал совет И с музами сосватал. Сначала я шалил, Шутя стихи кроил, А там их напечатал, И вот теперь я брат Бестолкову пустому, Тому, сему, другому, Да я ж и виноват!
Спасибо за посланье — Но что мне пользы в том? На грешника потом Ведь станут в посмеянье Указывать перстом! Изменник! с Аполлоном Ты, видно, заодно;
А мне прослыть Прадоном Отныне суждено.
Везде беды застану! Увы мне, метроману, Куда сокроюсь я?
Предатели-друзья Невинное творенье Украдкой в город шлют И плод уединенья Тисненью предают,— Бумагу убивают!
Поэта окружают С улыбкой остряки.
«Ах, сударь! мне сказали, Вы пишете стишки;
Увидеть их нельзя ли? Вы в них изображали, Конечно, ручейки, Конечно, василечек,
Иль тихий ветерочек, И рощи, и цветки...»
О Дельвиг! начертали Мне музы мой удел; Но ты ль мои печали Умножить захотел?
В объятиях Морфея Беспечный дух лелея, Еще хоть год один Позволь мне полениться И негой насладиться,— Я, право, неги сын!
А там, хоть нет охоты, Но придут уж заботы Со всех ко мне сторон: И буду принужден С журналами сражаться, С газетой торговаться, С Графовым1 восхищаться. Помилуй, Аполлон!
Роза
Где наша роза, Друзья мои? Увяла роза, Дитя зари.
Не говори:
Так вянет младость!
Не говори:
Вот жизни радость! Цветку скажи: Прости, жалею!
И на лилею Нам укажи.
1 Гр. Д. И. Хвостов.
Александру
Утихла брань племен; в пределах отдаленных Не слышен битвы шум и голос труб военных; С небесной высоты, при звуке стройных лир, На землю мрачную нисходит светлый мир. Свершилось!.. Русский царь, достиг ты славной цели! Вотще надменные на родину летели;
Вотще впреди знамен бесчисленных дружин В могущей дерзости венчанный исполин На гибель грозно шел, влек цепи за собою: Меч огненный блеснул за дымною Москвою! Звезда губителя потухла в вечной мгле, И пламенный венец померкнул на челе!
Содрогся счастья сын, и, брошенный судьбою, Он землю русскую не взвидел под собою.
Бежит. и мести гром слетел ему во след;
И с трона гордый пал. и вновь восстал. и нет!
Тебе, наш храбрый царь, хвала, благодаренье! Когда полки врагов покрыли отдаленье, Во броню ополчась, взложив пернатый шлем, Колена преклонив пред вышним алтарем, Ты браней меч извлек и клятву дал святую От ига оградить страну свою родную.
Мы вняли клятве сей; и гордые сердца В восторге пламенном летели вслед отца И смертью роковой горели и дрожали; И россы пред врагом твердыней грозной стали!
«К мечам!» — раздался клик, и вихрем понеслись, Знамена, восшумев, по ветру развились;
Обнялся с братом брат; и милым дали руку Младые ратники на грустную разлуку;
Сразились. Воспылал свободы ярый бой, И смерть хватала их холодною рукой!.. А я. вдали громов, в сени твоей надежной. Я тихо расцветал беспечный, безмятежный! Увы! мне не судил таинственный предел Сражаться за тебя под градом вражьих стрел! Сыны Бородина, о кульмские герои!
Я видел, как на брань летели ваши строи; Душой восторженной за братьями спешил. Почто ж на бранный дол я крови не пролил? Почто, сжимая меч младенческой рукою, Покрытый ранами, не пал я пред тобою И славы под крылом наутро не почил? Почто великих дел свидетелем не был?
О, сколь величествен, бессмертный, ты явился, Когда на сильного с сынами устремился;
И, чела приподняв из мрачности гробов, Народы, падшие под бременем оков, Тяжелой цепию с восторгом потрясали И с робкой радостью друг друга вопрошали: «Ужель свободны мы?.. Ужели грозный пал?.. Кто смелый? Кто в громах на севере восстал?..» И ветхую главу Европа преклонила, Царя-спасителя колена окружила Освобожденною от рабских уз рукой, И власть мятежная исчезла пред тобой!
И ныне ты к сынам, о царь наш, возвратился, И край полуночи восторгом озарился!
Склони на свой народ смиренья полный взгляд — Все лица радостью, любовию блестят, Внемли — повсюду весть отрадная несется, Повсюду гордый клик веселья раздается;
По стогнам шум, везде сияет торжество, И ты среди толпы, России божество!
Встречать вождя побед летят твои дружины. Старик, счастливый век забыв Екатерины, Взирает на тебя с безмолвною слезой.
Ты наш, о русский царь! оставь же шлем стальной, И грозный меч войны, и щит — ограду нашу;
Излей пред Янусом священну мира чашу И, брани сокрушив могущею рукой, Вселенну осени желанной тишиной!..
И придут времена спокойствия златые, Покроет шлемы ржа, и стрелы каленые, В колчанах скрытые, забудут свой полет; Счастливый селянин, не зная бурных бед,
По нивам повлечет плуг, миром изощренный; Суда летучие, торговлей окриленны, Кормами рассекут свободный океан, И юные сыны воинственных славян Спокойной праздности с досадой предадутся, И молча некогда вкруг старца соберутся, Преклонят жадный слух, и ветхим костылем И стан, и ратный строй, и дальний бор с холмом На прахе начертит он медленно пред ними, Словами истины, свободными, простыми, Им славу прошлых лет в рассказах оживит И доброго царя в слезах благословит.
* * *
Итак, я счастлив был, итак, я наслаждался, Отрадой тихою, восторгом упивался...
И где веселья быстрый день?
Промчался лётом сновиденья, Увяла прелесть наслажденья, И снова вкруг меня угрюмой скуки тень!..
К живописцу
Дитя харит и вдохновенья, В порыве пламенной души, Небрежной кистью наслажденья Мне друга сердца напиши;
Красу невинности прелестной, Надежды милые черты, Улыбку радости небесной И взоры самой красоты.
Вкруг тонкого Гебеи стана Венерин пояс повяжи, Сокрытой прелестью Альбана Мою царицу окружи.
Прозрачны волны покрывала Накинь на трепетную грудь,
Чтоб и под ним она дышала, Хотела тайно воздохнуть.
Представь мечту любви стыдливой, И той, которою дышу, Рукой любовника счастливой Внизу я имя подпишу.
К ней
Эльвина, милый друг! приди, подай мне руку. Я вяну, прекрати тяжелый жизни сон;
Скажи, увижу ли, на долгую ль разлуку
Я роком осужден?
Ужели никогда на друга друг не взглянет? Иль вечной темнотой покрыты дни мои?
Ужели никогда нас утро не застанет
В объятиях любви?
Эльвина! почему в часы глубокой ночи Я не могу тебя с восторгом обнимать, На милую стремить томленья полны очи
И страстью трепетать?
И в радости немой, в блаженстве наслажденья Твой шепот сладостный и тихий стон внимать, И тихо в скромной тьме для неги пробужденья
Близ милой засыпать?
^1
1816
* * *
Заутра с свечкой грошевою Явлюсь пред образом святым. Мой друг! остался я живым, Но был уж смерти под косою: Сазонов1 был моим слугою, А Пешель2 — лекарем моим.
ИЗ письма
К кн. П. А. Вяземскому
Блажен, кто в шуме городском Мечтает об уединеньи, Кто видит только в отдаленьи Пустыню, садик, сельский дом, Холмы с безмолвными лесами, Долину с резвым ручейком И даже... стадо с пастухом!
Блажен, кто с добрыми друзьями Сидит до ночи за столом И над славенскими глупцами Смеется русскими стихами;
Блажен, кто шумную Москву Для хижинки не покидает.
И не во сне, а наяву
Свою любовницу ласкает!..
1 Лицейский дядька; служил в Лицее два года и за это время совер
2 Лицейский врач.
ИЗ ПИСЬМА
К В. Л. Пушкину
Христос воскрес, питомец Феба! Дай бог, чтоб милостию неба Рассудок на Руси воскрес;
Он что-то, кажется, исчез.
Дай бог, чтобы во всей вселенной Воскресли мир и тишина, Чтоб в Академии почтенной Воскресли члены ото сна;
Чтоб в наши грешны времена Воскресла предков добродетель, Чтобы Шихматовым на зло Воскреснул новый Буало — Расколов, глупости свидетель; А с ним побольше серебра И золота е1 се1ега.
Но да не будет воскресенья Усопшей прозы и стихов.
Да не воскреснут от забвенья Покойный господин Бобров, Хвалы газетчика достойный, И Николев, поэт покойный, И беспокойный граф Хвостов, И все, которые на свете Писали слишком мудрено, То есть, и хладно и темно, Что очень стыдно и грешно!
Принцу Оранскому1
Довольно битвы мчался гром, Тупился меч окровавленный, И смерть погибельным крылом Шумела грозно над вселенной!
1 Написано для праздника по случаю женитьбы сына нидерландско
Свершилось. взорами царей Европы твердый мир основан;
Оковы свергнувший злодей1 Могущей бранью снова скован.
Узрел он в пламени Москву — И был низвержен ужас мира, Покрыла падшего главу Благословенного порфира.
И мглой повлекся окружен;
Притек и с буйной вдруг изменой Уж воздвигал свой шаткий трон... И пал отторжен от вселенной.
Утихло все. — Не мчится гром, Не блещет меч окровавленный, И брань погибельным крылом Не мчится грозно над вселенной.
Хвала, о юноша герой!
С героем дивным Альбиона2 Он верных вел в последний бой И мстил за лилии Бурбона.
Пред ним мятежных гром гремел, Текли во след щиты кровавы;
Грозой он в бранной мгле летел И разливал блистанье славы.
Его текла младая кровь3, На нем сияет язва чести: Венчай, венчай его, любовь! Достойный был он воин мести.
1 Наполеон.
2 Герцог Веллингтон, командующий союзными войсками в битве при Ватерлоо.
3 Принц Оранский был ранен в битве при Ватерлоо.
Экспромт на Огареву1
В молчаньи пред тобой сижу. Напрасно чувствую мученье, Напрасно на тебя гляжу: Того уж верно не скажу, Что говорит воображенье.
К Жуковскому
Благослови, поэт!.. В тиши парнасской сени Я с трепетом склонил пред музами колени, Опасною тропой с надеждой полетел, Мне жребий вынул Феб, и лира мой удел. Страшусь, неопытный, бесславного паденья, Но пылкого смирить не в силах я влеченья, Не грозный приговор на гибель внемлю я: Сокрытого в веках священный судия2, Страж верный прошлых лет, наперсник муз любимый И бледной зависти предмет неколебимый Приветливым меня вниманьем ободрил;
И Дмитров слабый дар с улыбкой похвалил;
И славный старец наш, царей певец избранный3, Крылатым гением и грацией венчанный, В слезах обнял меня дрожащею рукой, И счастье мне предрек, незнаемое мной.
И ты, природою на песни обреченный!
Не ты ль мне руку дал в завет любви священный? Могу ль забыть я час, когда перед тобой Безмолвный я стоял, и молнийной струей Душа к возвышенной душе твоей летела И, тайно съединясь, в восторгах пламенела,— Нет, нет! решился я — без страха в трудный путь, Отважной верою исполнилася грудь.
Творцы бессмертные, питомцы вдохновенья!.. Вы цель мне кажете в туманах отдаленья,
1 Е.С.Огарева — царскосельская знакомая А. С. Пушкина.
2 Карамзин. (Прим. А. С. Пушкина.)
3 Державин. (Прим. А. С. Пушкина.)
Лечу к безвестному отважною мечтой, И, мнится, гений ваш промчался надо мной!
Но что? Под грозною парнасскою скалою Какое зрелище открылось предо мною? В ужасной темноте пещерной глубины Вражды и зависти угрюмые сыны, Возвышенных творцов зоилы записные Сидят — бессмыслицы дружины боевые. Далеко диких лир несется резкий вой, Варяжские стихи визжит варягов строй.
Смех общий им ответ; над мрачными толпами Во мгле два призрака склонилися главами1. Один на груды сел и прозы и стихов — Тяжелые плоды полунощных трудов, Усопших од, поэм забвенные могилы!
С улыбкой внемлет вой стопосложитель хилый: Пред ним растерзанный стенает Телемах; Железное перо скрыпит в его перстах
И тянет за собой гекзаметры сухие, Спондеи жесткие и дактилы тугие. Ретивой музою прославленный певец, Гордись — ты Мевия надутый образец! Но кто другой, в дыму безумного куренья, Стоит среди толпы друзей непросвещенья? Торжественной хвалы к нему несется шум: Он — он под рифмою попрал и вкус и ум; Ты ль это, слабое дитя чужих уроков, Завистливый гордец, холодный Сумароков, Без силы, без огня, с посредственным умом, Предрассуждениям обязанный венцом
И с Пинда сброшенный и проклятый Расином? Ему ли, карлику, тягаться с исполином?
Ему ль оспоривать тот лавровый венец, В котором возблистал бессмертный наш певец, Веселье россиян, полунощное диво?.. 2 Нет! в тихой Лете он потонет молчаливо,
1 Имеются в виду В. К. Тредиаковский и А. П. Сумароков.
2 Ломоносов. (Прим. А. С. Пушкина.)
Уж на челе его забвения печать, Предбудущим векам что мог он передать? Страшилась грация цинической свирели, И персты грубые на лире костенели.
Пусть будет Мевием в речах превознесен — Явится Депрео1, исчезнет Шапелен.
И что ж? всегда смешным останется смешное; Невежду пестует невежество слепое.
Оно сокрыло их во мрачный свой приют;
Там прозу и стихи отважно все куют,
Там все враги наук, все глухи — лишь не немы, Те слогом Никона печатают поэмы, Одни славянских од громады громоздят, Другие в бешеных трагедиях хрипят, Тот, верный своему мятежному союзу2, На сцену возведя зевающую музу, Бессмертных гениев сорвать с Парнаса мнит. Рука содрогнулась, удар его скользит, Вотще бросается с завистливым кинжалом, Куплетом ранен он, низвержен в прах журналом,— При свистах критики к собратьям он бюжит...
И маковый венец Феспису ими свит.
Все, руку положив на том «Тилемахиды», Клянутся отомстить сотрудников обиды, Волнуясь восстают неистовой толпой.
Беда, кто в свет рожден с чувствительной душой! Кто тайно мог пленить красавиц нежной лирой, Кто смело просвистал шутливою сатирой, Кто выражается правдивым языком И русской глупости не хочет бить челом!..
Он враг отечества, он сеятель разврата! И речи сыплются дождем на супостата.
И вы восстаньте же, парнасские жрецы, Природой и трудом воспитанны певцы В счастливой ереси и вкуса и ученья,
1 Буало.
2 А. А. Шаховской.
Разите дерзостных друзей непросвещенья. Отмститель гения, друг истины, поэт!
Лиющая с небес и жизнь и вечный свет, Стрелою гибели десница Аполлона Сражает наконец ужасного Пифона.
Смотрите: поражен враждебными стрелами, С потухшим факелом, с недвижными крылами К вам Озерова дух взывает: други! месть!..
Вам оскорбленный вкус, вам знанья дали весть — Летите на врагов: и Феб и музы с вами!
Разите варваров кровавыми стихами;
Невежество, смирясь, потупит хладный взор, Спесивых риторов безграмотный собор...
Но вижу: возвещать нам истины опасно, Уж Мевий на меня нахмурился ужасно, И смертный приговор талантам возгремел. Гонения терпеть ужель и мой удел?
Что нужды? смело в даль, дорогою прямою, Ученью руку дав, поддержанный тобою, Их злобы не страшусь; мне твердый Карамзин, Мне ты пример. Что крик безумных сих дружин? Пускай беседуют отверженные Феба;
Им прозы, ни стихов не послан дар от неба. Их слава — им же стыд; творенья — смех уму; И в тьме возникшие низвергнутся во тьму.
Окно
Недавно темною порою, Когда пустынная луна Текла туманною стезею, Я видел — дева у окна Одна задумчиво сидела, Дышала в тайном страхе грудь. Она с волнением глядела На темный под холмами путь.
«Я здесь!» — шепнули торопливо, И дева трепетной рукой
Окно открыла боязливо... Луна покрылась темнотой. «Счастливец! — молвил я с тоскою,— Тебя веселье ждет одно.
Когда ж вечернею порою И мне откроется окно?»
Осеннее утро
Поднялся шум; свирелью полевой Оглашено мое уединенье, И с образом любовницы драгой Последнее слетело сновиденье. С небес уже скатилась ночи тень, Взошла заря, блистает бледный день — А вкруг меня глухое запустенье.
Уж нет ее. я был у берегов, Где милая ходила в вечер ясный; На берегу, на зелени лугов Я не нашел чуть видимых следов, Оставленных ногой ее прекрасной. Задумчиво бродя в глуши лесов, Произносил я имя несравненной; Я звал ее — и глас уединенный Пустых долин позвал ее в дали.
К ручью пришел, мечтами привлеченный; Его струи медлительно текли, Не трепетал в них образ незабвенный.
Уж нет ее!.. До сладостной весны Простился я с блаженством и с душою. Уж осени холодною рукою Главы берез и лип обнажены, Она шумит в дубравах опустелых;
Там день и ночь кружится желтый лист, Стоит туман на волнах охладелых, И слышится мгновенный ветра свист. Поля, холмы, знакомые дубравы! Хранители священной тишины! Свидетели моей тоски, забавы!
Забыты вы. до сладостной весны!
РАЗЛУКА
Когда пробил последний счастью час, Когда в слезах над бездной я проснулся И, трепетный, уже в последний раз К руке твоей устами прикоснулся — Да! помню всё; я сердцем ужаснулся, Но заглушал несносную печаль;
Я говорил: «Не вечная разлука Все радости уносит ныне вдаль. Забудемся, в мечтах потонет мука; Уныние, губительная скука Пустынника приют не посетят;
Мою печаль усладой муза встретит; Утешусь я — и дружбы тихий взгляд Души моей холодный мрак осветит».
Как мало я любовь и сердце знал! Часы идут, за ними дни проходят, Но горестям отрады не приводят И не несут забвения фиал.
О милая, повсюду ты со мною, Но я уныл и втайне я грущу. Блеснет ли день за синею горою, Взойдет ли ночь с осеннею луною — Я всё тебя, прелестный друг, ищу; Засну ли я, лишь о тебе мечтаю, Одну тебя в неверном вижу сне; Задумаюсь — невольно призываю, Заслушаюсь — твой голос слышен мне. Рассеянный сижу между друзьями, Невнятен мне их шумный разговор, Гляжу на них недвижными глазами, Не узнает уж их мой хладный взор!
И ты со мной, о лира, приуныла, Наперсница души моей больной! Твоей струны печален звон глухой, И лишь любви ты голос не забыла!.. О верная, грусти, грусти со мной,
Харка, сын вождя
100 и 1 стихотворение, которое надо знать.
Возможна доставка книги в , а также в любой другой город страны Почтой России, СДЭК, ОЗОН-доставкой или транспортной компанией.
{{searchData}}
whatsup