{{common_error}}
СКИДКИ! При заказе книг на сумму от 1500 руб. – скидка 50% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK,
при заказе книг на сумму от 3000 руб. — скидка 80% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK.

Убить некроманта (Мир Королей #1) (18+). (Далин)Купить книгу, доставка почтой, скачать бесплатно, читать онлайн, низкие цены со скидкой, ISBN 978-5-04-172738-3

Убить некроманта (Мир Королей #1) (18+)
{{price}}
НА СКЛАДЕ в наличии, шт. {{in_stock}}
Название книги Убить некроманта (Мир Королей #1) (18+)
Автор Далин
Год публикации 2022
Издательство Эксмо
Раздел каталога Фантастика (ID = 165)
Серия книги New Adult. Магические миры Макса Далина
ISBN 978-5-04-172738-3
EAN13 9785041727383
Артикул P_9785041727383
Количество страниц 448
Тип переплета цел.
Формат -
Вес, г 1280

Аннотация к книге "Убить некроманта (Мир Королей #1) (18+)"
автор Далин

Книга из серии 'New Adult. Магические миры Макса Далина'

Читать онлайн выдержки из книги "Убить некроманта (Мир Королей #1) (18+)"
(Автор Далин)

К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.

До книги"Убить некроманта (Мир Королей #1) (18+)"
Вы также смотрели...

Другие книги серии "New Adult. Магические миры Макса Далина"

Другие книги раздела "Фантастика"

Читать онлайн выдержки из книги "Убить некроманта (Мир Королей #1) (18+)" (Автор Далин)

ЧИТАЙТЕ В СЕРИИ
МЕЛУ АОИЬТ. МАГИЧЕСКИЕ МИРЫ
Макс Далин
УБИТЬ НЕКРОМАНТА
Дана Арнаутова
ГОД НЕКРОМАНТА.
ВОРОН И ВЕТВЬ
Екатерина Звонцова
СЕРЕБРДНАД КДДТВА
МАКС ДАЛИН
УбХтЬ
НЕКРОМАНТА
$
МОСКВА 2023
УДК 821.111-312.9(73)
ББК 84(7Сое)-44
УДК 821.111-312.9(73)
ББК 84(7Сое)-44
Д15
Иллюстрация на переплете 8е1апп
Далин, Макс.
Д15 Убить некроманта / Макс Далин. — Москва : Эксмо, 2023. — 448 с.
I8В^ 978-5-04-172738-3
Он — некромант, взошедший на престол. Тиран, ненави
Он убил отца и брата, чтобы получить трон. Он команду
Так о нём говорят. Но сколько в этом правды? Что движет тёмным владыкой на самом деле?
Он — Дольф, король Междугорья. И теперь он расскажет историю своей жизни сам.
I8В^ 978-5-04-172738-3
© М. Даёин, текст, 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
пособности к некромантии, говорят, по
Некоторые неистово хотят быть певцами и музыкантами, зовут учителей, платят им по золотому в час, тратят уйму времени и
море сил, чтобы выжать из лютни или флейты хоть сколько-нибудь гармоничный звук, — и без толку. Тер
Ничего не поделаешь.
С некромантией примерно так же. Некоторые вылезают из кожи, запираются в башнях, исходят на нет, заучивают наизусть целые тома, предлагают душу, а в результате получают припахивающий серой дымок из жиденькой пентаграммы. Чихнул — и нет его. А меня этому никто не учил, просто Дар, и всё. Не такой изящный, как музыкальная одарённость, но это уж чем богаты, тем и рады.
Я — интуитивный некромант, сколько себя пом
Родители что-то такое с самого начала подозрева
Вот, к примеру. По мнению святых отцов, чёр
Не те у меня черты лица. Мою проверяли. При
Не ошиблись. Спасибо, что не удушили в колыбе
Моё скромное везение.
Правда, не могу похвастаться жаркой родитель
Они ещё долго выясняли, откуда оно вылезло. Ведь наследственное проклятие! Очень неприятно сознавать, что кто-то из предков того... но из лето- писей-то не выкинешь. Нашли предка в седьмом ко
убить некроманта
посмел. Уединение любил. Любой бы любил, с таким выдающимся лицом. От одного взгляда на портрет брала оторопь: в правом глазу — три зрачка. Не счи
Но, в общем, проклятый предок ничем особенно ужасным себя не проявил. Скорее, наоборот: пытал
вышло. Так что счастливого ему пребывания в эдем
Ошиблись. Бывает.
рано расцвёл.
Мне ещё семи лет не исполнилось, когда я спровадил к праотцам своего гувернёра. Ког
Нестерпимым.
Но когда я смотрел, как он корчится, как у него глаза вылезают из орбит и всё такое — я не насла
к
меня поостерёгся, а ведь хотел до смерти, по глазам было видно.
В смысле — хотел до смерти отлупить до смерти. Но счёл, что себе дороже. Ха, мне это понравилось. Интересно, много бы нашлось таких, кому бы не по
Через год всё моё семейство меня... скажем так, опасалось. И дельно. Я же экспериментировать начал. Вот только никогда не проверял Дар на кошках, ниче
Правда, потом за меня взялись всерьёз, так что опыты пришлось бросить... на людях, по крайней мере. А на будущее я решил пользоваться Даром толь
Я иллюзий не питаю. Я рос маленьким безобраз
Но — умным. Я читал и наблюдал, читал и наблюдал. И всё, что прочитывал или видел, принимал к сведе
Я много видел. Мой папенька-король не знал о сво
Гуго Старый Идиот, я бы сказал. Он жил по запо
Его обворовывали все кому не лень, а ему и в го
Плебс жил впроголодь; пуд муки стоил ползолото
да оделял нищих. Щедро. Грошей по пять, по край
Святой Орден за батюшку молился. Ещё бы. Па
Косились на меня: последняя ты проклятая тварь в Междугорье, только потому и жив, что принц... И на мордах была написана надежда, что я особенно не заживусь. Нечего пятнать государев герб.
А я взял и в детстве не подох. Горячку подце
Вообще непонятно, за что небеса мной наказали идеальную королевскую чету. Видимо, за грехи пред
Батюшка так любил матушку... Понятно за что: она подходила ему редкостно. Такая же, как и он сам,
восторженная дама с рыцарской романтикой в голов
Моего старшего брата, чудесного Людвига, ба
Он был, что называется, отважный, чудесный Людвиг. И, что называется, с сильным характером. Чуть что не по нему — лупил кулаками по столу и по тем, кто не увернулся, орал так, что витражи треска
Я-то ни то и ни сё. Я молчал. Ясно: подлая тварь, себе на уме.
Ему папенька дарил оружие, лошадей и всякую другую всячину. На меня смотрел очень выразитель
мой ошейник не сработает. Сами посудите, мог ли я хоть намекнуть ему, что думаю о его дворе.
Впрочем, я ж был не дурак. Я даже не пытался.
Так и жили. Старые, как сейчас говорят, добрые времена...
емона я впервые вызвал в ночь, когда мне ис
это да, тогда ещё не мог, силёнок не хватало сломать защиту Святого Слова... но вот пообщаться с Теми Са
От них меня не прикрыли. Никому в голову не пришло, что у ребёночка храбрости хватит. А хва
Все, помню, спали. Камергер мой после заката в мои покои отродясь не ходил — брезговал, а может, и боялся. Дежурный лакей крепко поддал со своим приятелем, дрыхли оба. Так что я наслаждался пол
мешали, чем бы я ни занимался. Мои покои к числу лучших во дворце не относились. Этакий уединённый закуток в одном из флигелей. Окнами милое жилище выходит на конюшни, вечно там сыро и темно, даже в солнечную погоду, а под ногами гуляют сквозняки и мыши. Топить вечно забывали, свечей давали ровно столько, чтоб в полной темноте не сидел — я огарки собирал или крал, если получалось. Приют, видите ли, отшельника — зачем проклятому свет? Обойдёт
Но, если начистоту, меня такое положение устра
Я пентаграмму ещё только разметил, — сердце аж в горло выскакивало, как волновался, — а Дар из меня прямо потёк. Рисую, помню, угольком на паркете, а линии под моими пальцами вспыхивают синим. Толь
Те Самые, я слышал, неопытными некромантами иногда закусывали. Не мой случай. Я всегда рассчи
Даже двойную линию защиты сделал. И срабо
Красивый вышел гад... красивый. Сейчас, как вспо
вроде грусти по старому другу. Если часто видишь су
Я знаю, большинство людей, когда Тех Самых ви
Люблю стихию. Свободу, силу — грозу, метель, ураган... Тех Самых на заре туманной юности тоже любил истово... пока кое-что не понял. Но это уже го
Гад, похоже, сообразил, что грохотать в моих по
— Изъяви свою волю, юный владыка, — свистя
Я руки на груди скрестил, инстинктивно. Потом узнал — идеальная поза.
— Мне нужна власть, — говорю. — Земная власть. Я хочу стать величайшим из королей. По-настоящему, а не марионеткой на троне, как отец.
— Абсолют меняется на душу, — отвечает.
— Не подходит, — говорю. — Дорого. Пусть будет не абсолют. Подешевле что-нибудь.
— Власть без любви народа, — шелестит. — Власть без награды. Дурная слава. Тяжёлая память. Устроит?
Я почувствовал, как у меня щёки вспыхнули. Иде
— Великолепно, — говорю. — То что надо. Сколько с меня?
— Плату Та Самая Сторона сама возьмёт. Для тебя, юный владыка, даром.
— Проклятие? — уточняю.
— Нет, не официальное. Тебя и так проклянут ты
— Не подходит, — повторяю. — Я уже решил.
— Да будет так, — шипит. — Выжжено на Скрижа
Вижу, ему уже скучно: всё решено, а взяли с меня мало. Ну и не стал его зря на границе миров держать. Разрезал себе ладонь, дал ему крови выпить — угостил за приход на зов. Потом отпустил.
Даже как-то слегка разочаровался. И гром не гря
Но, как я тогда размышлял, если с другой сторо
дал бы, они бы мигом подсуетились. А так — жди, пока сработает.
Я же пока не знал, как они берут сами. И сколь
Но душа осталась при мне, не верьте слухам. И са
ервое, что я заметил, — это как моё отражение в зеркале день ото дня меняется.
Правы святые наставники: зеркало есть орудие Тех Самых. Да ещё какое!
У подростков кожа часто портится. Воспаляется и всё такое. Но с моими прыщами ничто бы не срав
В общем, ощущалось так: как на себя гляну, думаю не о короне, а куда бы пойти удавиться, чтоб никто потом труп не нашёл. Родная маменька на меня смо
Мой драгоценный братец девиц валял пачками. От судомоек и швеек до благородных включительно. Без долгих разговоров... как и полагается воплоще
А второй принц, которому шёл четырнадцатый, шпионил безбожно. И чем больше видел, тем сильнее тошнило. Цепляло, но тошнило.
Я тогда ещё не понимал почему.
Вернее — догадывался. Со мной-то все эти фрей- линки вели себя официально до невозможности и просто леденели, как декабрьская луна. Смотрит та
Не просто убить, а так, чтобы почувствовала. Чтобы дошла моя злоба у неё до сердца, до костей, до печёнок... и до некоторых других внутренних частей.
Сказано: учитесь властвовать собой. Вот уж я учился...
Нет, поймите меня правильно. С точки зрения... ну, с обычной точки зрения, как принц, я мог бы и приказать такой. Чтобы унизить её, просто до пола опустить, до дворцовых подземелий. Подчинились бы. Стал бы настаивать — подчинились бы даже та
приказывал, даже не пытался. Гордость не позволяла, гордость. И стыд.
О, как за отрочество своё неприкаянное и окаян
Они же меня ненавидели за прыщи на морде и за перекошенную фигуру. А я их — за выражения лиц и за позы. Кто из нас имел больше прав на ненависть?
Меня — за внешнее. Я их — за внутреннее.
Тяжело оказалось смириться. Я только догадывал
Первый урожай ягодок появился, когда я влю
В пажа. Ага. В маменькиного. Без памяти.
Некстати решил понаблюдать, как его будут по
высшего сорта. Во-первых, кому-то плохо. Во-вторых, плохо не мне. А в-третьих, этот кто-то — мой потен
интересными почти всегда, развлечение
А вот в тот раз не прошло. Совершенно неожидан
Что это было — первый в жизни приступ сочув
Его звали Нэд. От внешности остались зелёные глаза, улыбка — щербинка между передними зубами, волосы слегка рыжеватые... Первая любовь. Как меня это тогда ранило... до крови.
Там плотского было очень мало... разве что меня всегда смущали красивые люди. С детства. Но не в красоте дело. Влюбился в душу. Наверное, в гордость не по титулу... сейчас уж не разберёшь. В общем, по
С ним всё так просто вышло — диву дашься. Он-то был не фрейлина, ему я приказал остаться. Легко. И как мы с ним болтали обо всём на свете, кто бы знал! Он разбирался в таких материях, которые я знал только краешком, по книгам и шпионя: для него это была рутина, будни и то, в чём непременно надо разбираться хорошо. Надо думать. Пажи существу
го такого, в чём нас потом дружно обвинили, между нами не было, разве что лихо обсуждали всякую вся
Я просто не был ему отвратителен. Это меня по
Я в первый раз в жизни плакал в чьём-то присут
Нэд, Нэд... не повезло нам.
Через неделю нас поймали вдвоём. Смешно ска
Как папенька на меня орал! Какими словами на
все отстанут и будет ему благо. А меня заклинило. Кровь.
Вот это они и сказали потом. Я, как они сказали, закоснел в грехе, несмотря на юный возраст. Прокля
Выжгли.
Заперли меня в каморку для провинившихся слуг, только в отличие от тех самых слуг к стене приковали серебряной цепью. Во избежание. А над дверью при
А за окном, около скотного двора и выгребной ямы, представьте себе, у выгребной ямы — сплошное милосердие и рыцарство! — повесили Нэда. За то, что он якобы научил принца всяким непотребствам. Сняли с двух столбов качели, на которых птичницы качались, закинули верёвку...
Я там несколько месяцев просидел на хлебе и воде, глядя, как разлагается его труп. Я был — ярость во плоти. Сначала просто рыдал от ярости, от тоски, от бессилия, был готов грызть эту цепь. Потом пере
Я теперь понимаю, что это Те Самые организова
Силы берутся из любви и ненависти. Только так.
ЫПУС ыпустили меня перед свадьбой братца.
Я бы дольше там просидел. Меня бы, наверное, (2/ в конце концов заточили куда-нибудь в каземат, в башню или ещё куда подальше, но решили, что сло
Отец мне сообщил, что прощает меня. Ради огром
Я кивал, смотрел в пол. Не мог взглянуть на его лицо, боялся: Дар внутри меня бушевал, как пар в кот
Они меня не спросили, прощаю ли я их. А я не простил. И решил для себя: никогда не буду оставлять в живых тех, кто меня ненавидит. И в раскаяние ве
Дудки.
Маменька меня поцеловала в лоб. Всё щебетала, щебетала, как она рада, что я исправился. Как ей хо
А она сказала: «Ничего, ничего, Дольф, всё дур
Нашёл его в гардеробной.
Он стоял перед зеркалами, парадный костюм при
Он мне дал подойти, так что я тоже в этих чёрто
Можно понять, правда?
И со мной заговорил в точности как отец. Так же благодушно, весело и снисходительно.
— А, — сказал, — славно, что тебя выпустили. Рад. Поглядишь, как это бывает по-человечески.
— Ага, — говорю. И смотрю в пол.
А он продолжил. Улыбаясь. Мой дорогой братец.
— Хорошо, хорошо. Тебе, в конце концов, надо учиться жить, как подобает принцу. На охоту со мной съездишь. Бал посмотришь. Танцевать с тобой, ко-
нечно, едва ли кто-нибудь захочет, но музыку послу
— Ага, — говорю. Всё равно ему не нужны мои от
Он улыбнулся так мечтательно.
— Невеста — Прекрасная Розамунда. Из Края Де
— Ага, — говорю.
Не стала обдумывать. Ну да. Шестая дочь этого бедолаги из Края Девяти Озёр. Он себе чуть пупок не развязал, придумывая, что всей этой ораве девиц дать в приданое. Разорился, в долги влез. Король, н-да... Младшенькая, все говорили, хороша, как эльф. А де
Но наша благородная фамилия за приданым не гонится. Были бы у невесты честь и добродетель. И древность рода.
Дерьма тоже... Ещё бы она стала обдумывать. Принц из Междугорья всё-таки. Страна небедная, мо
— Поздравляю, — говорю.
— Завидуешь небось, — говорит. С сердечной улыб
И в этот самый миг я вдруг почувствовал, как за
душе... чуть не заорал, так Дар жёг щит Святого Слова. Хотелось корчиться и по полу кататься. Едва стерпел.
И вдруг отпустило.
Я поднял глаза и посмотрел на Людвига. Смотрел и ощущал, как Дар протёк через трещину, то-онень- кой струйкой. Как чёрный ручеёк влился в братцев мозг, но не разорвал мозг в клочья, нет — собрался где-то внутри маленькой лужицей, таким стоячим бо
А Людвиг ровно ничего не понял. Понятливость — вообще не наша семейная добродетель. Да ему бы и в голову не могло прийти, что он сейчас сломал мою за
Он посмотрел мне в глаза — мне казалось, что в них моя смертная злоба горящими буквами выжже
— Что?! Проникся? Ну то-то. Беги, малыш, играй — сейчас портные придут. К этому костюму ещё плащ полагается — белый с золотым подбоем, представля
— Очень красиво, — говорю.
Еле выдавил из себя. И ушёл.
Я сам не знал и никто не знал, что мой Дар так силён, чтобы проломить три освящённые печати на серебре. А тем более — что я могу наносить раны, которые открываются не сразу. Это уже высшие сту
под силу. Но этой мощью меня не Те Самые Силы одарили, это я понял точно.
Это я такой подарок получил от своих родных и близких. Это мои собственные боль, ярость и безза
И я им за это тоже не благодарен, потому что, если бы этого не случилось, на моей душе было бы гораздо меньше шрамов.
юдвиг умирал целую неделю.
Смешно, но меня даже в мыслях никто не запо
Они возились с Людвигом.
Лейб-медик сначала сказал: похоже на чёрную оспу. Потом понаблюдал-понаблюдал: нет, скорее на проказу, но осложнённую и нетипичную. И тогда со
И все эти лейб-медики, просто медики, лекари, знахари, святые отцы кружились вокруг Людвигова ложа, как вороньё вокруг падали — чёрные, хмурые. Обсуждали, советы давали, поили его всякой дрянью...
Ни одного некроманта, конечно, не позвали. Лю
мол, злоба его убивает. Но кто их слушать будет? От лукавого. И потом, где бы взяли некроманта в та
Обо мне говорят, что я не знаю жалости... Оче
Я не наслаждался, не верьте слухам. Я смотрел на него, на его смазливое личико в язвах, на руки, высох
Ох, если б он меня позвал и попросил смерти! Если бы он что-нибудь понял, хоть перед самым кон
Но так не бывает.
Он смотрел на знахарей бешено и хрипел:
— Быдло тупое! Холуи ленивые! Что, ни один иди
Ему и в голову не могло прийти, что кому-то мо
не страдал, мой братец Людвиг. Он был здоровый, его никогда не били, ему давали всё, что он попро
О, как его бесило, что Господь Бог его не слуша
Уже перед самым концом он скулил как щенок:
— Папенька, сделайте что-нибудь! Ну сделайте! Я жить хочу!
И папенька смахивал скупую мужскую слезу, а ма
Я же теперь стал наследником. Вот так.
Людвиг мне сказал напоследок:
— Ты, Дольф, сам знаешь: ты в наследные принцы не годишься. Ты выродок. Но судьба за тебя, будь всё неладно — радуйся давай! Радуйся!
А отец с матерью меня взглядами просто в пол впечатывали. Они тоже так думали, слово в слово. Меня их отвращение к земле гнуло, в узел завязыва
Если бы не неделя с Нэдом, они бы меня стопта
Когда Людвига хоронили, я придерживал гробо
ДеНу день его похорон как раз собирались устроить помолвку.
Прекрасная Розамунда стояла в сторонке, вся мокрая от слёз, вся в чёрном: замученный пушистый котёночек, который попал под ливень. Маленькая такая, тоненькая — в свите своей, среди громадных баронов и толстых фрейлин. Всё, помню, пожима
Кого я всерьёз жалел — так это её. Так хорошо пристроили девчонку — и вот такое разочарование страшное. И какими глазами она смотрела на Людви
Я думал — ишь, ещё не невеста, а уже вдова. Бед
Ребёнок я ещё был, ребёнок. Не знал, на что Те Самые Силы способны, но на что обычные люди спо
Государь-то Края Девяти Озёр вовсе и не собирал
матку, аж клочья летели. Старший принц умер — пу
Папенька, как я слышал, ответил: «Да не совсем».
Ну и что? Кому это интересно-то? Кого волнует? Ещё подрастёт, чем бы дитя ни тешилось... И потом — ему уже, считай, сравнялось четырнадцать, а девочке ещё не исполнилось пятнадцати: ровесники!
Батюшка мой слабо отбивался. А папенька Роза
Только это никого не остановило. Они были в та
Подумаешь, некромант. Хоть вурдалак.
Я же бедную девчонку больше жалел, чем её соб
Меня лейб-медики осматривали, и озёрный, и па
В городе объявили, что наша помолвка состоит
А я сидел в любимой клетушке на сторожевой башне и строил иллюзии. Нэда вспоминал, вспоми
Клянусь Той Самой Стороной или Господом, если вы так легче поверите: ни о каких непристойностях не думал. Ни о самомалейших. Просто размечтался: как я Розамунде объясню, что я ей не враг, что оби
Что вопросами престолонаследия станем зани
И не из-за неё.
А к ней подойти не получалось. Она вечно с дуэнь
Я не влюблён в неё был, нет... но она меня занима
Поговорить иногда ужасно хотелось. Это у меня редкое удовольствие было: разговор. Я иногда даже романы читал, как там люди разговаривают, хотя не любил романы, кислятину сопливую. А тут, думаю, повезло мне. Девчонки любят болтать, просто сами не свои. А я буду слушать. Им же нравится, когда их слушают. Узнаю, что она ещё любит, почитаю книж
Скромные мечты... Я даже пару уроков танцев взял, хоть на балы никогда не ходил и танцевать тер
Тяжёлые выдались три месяца, как вспомнишь. Я про всё забыл, даже книг не читал, ходил как в тумане каком-то. Всё казалось, теперь начнётся со
воет, каменный холод, весь мир против тебя, и ты ку
Мне тогда хотелось только тепла — больше почти ничего.
А она была тоненькая, с тёмно-золотой косой, с длинной шейкой, с громадными глазищами, синими, бархатными, будто дно у них выложено фиалками... с маленьким ротиком, бледно-розовым, как лепесто
Ужасно была похожа на эльфа, как их на старин
Что это выдумка. Правда, красивая.
ето, помню, тогда выдалось холодное, а осень и подавно — холодная, туманная... Выглянешь утром из окна — туман лежит пластами, хоть режь его, сумеречно так, пасмурно — и на душе смут
но, беспокойно, будто её царапает что-то... Тяжёлый был год, тяжёлый. Очень для меня памятный и тя
Свадьбу назначили в начале октября.
Мне тоже сшили такой костюмчик, как покойно
Только если Людвиг в этом белом выглядел как солн
Я давно заметил: если когда и выгляжу более-менее сносно, так это только в виде небрежном, растрёпан
Но церемониймейстер, портной и вся эта ком
Запаковали меня в эту парчу и атлас, как флейту в футляр. Воротник накрахмалили, и он перекаши
Потом стало всё равно. Потом. Но в четырнадцать лет это кажется жутко важным: хорош ты внешне или плох. Глупо. Ребячество. Но ничего не поделаешь. Вот я стоял у зеркал, глотал комок в горле и думал, что лучше сбежать в дикие леса и стать там отшель
А тем паче — перед Розамундой.
Тем более что она вплыла в храм лилией из инея, в острых бриллиантовых огоньках, бледнее круже-
ва вокруг её личика, на белом — одни глаза, тёмные сапфиры, а в них отражаются свечи. И пока она ко мне подходила — я себя и этак, и так... Всеми словами. Про себя.
Смотреть я на неё не мог, надо же на святого отца — но рука у неё, помню, холодная была и влаж
Там, в храме, я всё плохое, что о девчонках и о романах думал, будто куда-то в дальний ящик запер. Я поверил, в собственные мечты поверил, в хорошее поверил... в то, во что верить нельзя. Очередная глу
Потом был обед. Скучный, церемонный. Розамун
Вот тут-то мне и закралась в голову мысль, что эта свадьба — тоже кусок моих постоянных налогов Той Самой Стороне. Я это додумать до конца побоялся, до холодного пота между лопатками, но это-то сущая правда была. Правда.
Единственная правда на том пиру, будь он нела
еле дождался, чтобы нас оставили, наконец, од
Шут отца Розамунды, гнидка горбатенькая, ещё вякнул, что, мол, юного жениха снедает нетерпение наконец взглянуть, в тон ли робам на невесте подвяз
Я решил, что со всей этой сволочью потом по
Ждала своего часа. Я ещё не знал какого.
Мы пришли в спальню. Поганое брачное гнёздыш
Я посмотрел на Розамунду, а она опустила глаза. И мне стало ещё страшнее — до судорог.
— Вы устали, да? — говорю. Ничего умнее на язык не идёт.
— Да, — отвечает. Еле слышно. Она в моём присут
— Может, — говорю, — вы, сударыня, глинтвейна хотите выпить? Или орешков вам насыпать?
— Нет.
Тихо, но резко. Нет. Всё нет. И я сказал:
— Вам плохо?
Она подняла голову, встретила мой взгляд — как щитом. И лицо у неё было напряжённое, упрямое и какое-то ядовитое — совсем не эльфийское, я бы ска
Они не признают никаких законов поединка. Бьют в больное место и прикрываются чем-нибудь непреодолимым, вроде слёз или обвинений. Я об этом совсем забыл. Размечтался. И теперь мне напо
— Мне прекрасно, — сказала она. — Я счастлива. Вы же всё сделали для моего счастья.
Я не понял. И растерялся.
— Ну как же, — продолжает. И в голосе яда всё больше и больше. — Вы же некромант, все говорят. Это вы убили Людвига.
Достань она из корсажа кинжал и воткни мне в горло — то на то и вышло бы. Я задохнулся, толь
— Я много о вас знаю, Дольф. Вы упиваетесь смертями, как гиена. Вы с детства завидовали Люд
убили Людвига из зависти и из похоти — я об этом легко догадалась. Вы влюбились в меня и разбили моё сердце. Вам хотелось меня получить — и вы получили. Как вы жестоки и как вы низки!
Я сел. Я потерял дар речи. А она продолжала:
— Людвиг был лучше вас в тысячу раз, Дольф. Он был красив, он был благороден, он был добр и любе
И заплакала.
А я подумал, что он говорил удивительные вещи фрейлинам, прачкам, горничным, бельёвщицам — даже кухаркам. И уж что другое — а любить он был способен так, что только мебель трещала. И что её благородный Людвиг с доброй улыбкой наблюдал, как Нэд стоит и плачет куда горше, чем Розамунда, а на его шею накидывают петлю.
У меня сжались кулаки сами собой, и лицо, види
— Вам нестерпимо слушать правду, да? Вы уже и меня убить готовы, палач?
А я не привык говорить. Не умел оправдываться, не умел быть галантным, вообще ничего такого не умел. И я сказал как умел.
— Если я палач, — говорю, — что ж вы сказали «да» в храме?
Она разрыдалась в голос. Её всю трясло от слёз, мне хотелось погладить её по голове или обнять, но я боялся, что она это не так поймёт. Я не злился на
неё, нет. Я понимал, что её обманули маменькины статс-дамы, забили ей голову всяким вздором... я не знал, что с этим делать, но мне казалось, что она не виновата.
Я чувствовал ледяную бессильную ярость на судь
Я тогда ещё не знал, что очень красивые и очень беспомощные с виду люди могут быть самыми изощ
А она, рыдая, выкрикнула:
— Теперь у вас хватает жестокости попрекать меня послушанием! Как я могла ослушаться отца, как?!
— Сказали бы, что я убил брата, — говорю. — От
— Я говорила! — всхлипывает. — Но мне никто не верит!
— Вот здорово, — говорю. — Вы вышли замуж за того, кого хотели убить?
Она вытерла слёзы и пожала плечами. В этом вся соль. Добавить нечего. Она ведь тоже была ещё ребёнком — такая непосредственная. Ещё не умела врать, как взрослые дамы — по-настоящему.
амое отвратительное, что мы в ту ночь легли в постель вместе.
Я сидел на краешке ложа и ел конфеты. Мин
вкус до рвоты: как случается что-нибудь стыдное, тя-
жёлое, больное, так во рту этот привкус. Сладкий, горьковатый, ореховый.
Я вообще сладкое не люблю. Но хотелось руки чем-нибудь занять и рот занять, а, кроме этого минда
А Розамунда сидела с другой стороны и тоже ела миндаль. Всхлипывала и хрустела конфетами. Я по
Мы ужасно долго так сидели. Часы на башне про
В конце концов я сказал:
— Сударыня, я спать хочу. Я тут лягу на краю, ладно? Похоть? Какая похоть?
Я чувствовал себя как каторжник в цепях. Или как узник в тюрьме. И бежать было некуда.
А Розамунда посмотрела на меня презрительно и говорит, ещё холоднее и ядовитее, чем раньше:
— Вы, значит, совсем не мужчина? Да?
Я проглотил злой смешок. И сказал:
— Вы решите для себя, сударыня, кто я — похотли
Розамунда прищурилась и выпалила:
— А, так, значит, это вы решили надо мной поизде
всё должно делаться по обычаю, если вы не помните. И иначе — я не знаю, какими глазами буду смотреть завтра на вашу мать.
— У вас что, — говорю, — несколько пар глаз?
Розамунда вздохнула устало, и глаза — единствен
Она была нереально красива. И беззащитна. А я чувствовал себя злобной тварью. Нестерпимо хоте
И сказал, смягчив тон, как мог:
— Да я ничего такого не имел в виду. Я же не сле
Из неё на мгновение радость полыхнула, этакой вспышкой — р-раз и нет. Я подумал, что правильный комплимент вспомнил и что стоило свеч читать ро
Я сейчас понимаю, что я тогда подтвердил ей, что у меня одна похоть на уме. Но тогда... слепым щенком я был тогда. Безмерно наивным.
Я ужасно долго расстёгивал крючки у неё на ро
Я не мог это сделать, не прикасаясь — а прикаса
Потому что, если тебе нужно делать что-то против воли, это моментально превращается в работу. Даже любовь.
Дальше был затянувшийся кошмар. Розамунда не хотела, чтобы я её целовал, дёргалась, когда я пытал
К тому же я не мог избавиться от мысли, что ранил Розамунду. Крови оказалось немного, но от тяжёлых ран бывает и меньше. Мне было тошно, жалко, тос
раздвинувшись так, как только слышал, как Розамунда вороча- мне ужасно хотелось подать ей
Мы легли спать, ложе позволило. Я ется и всхлипывает, руку или сказать что-нибудь доброе, вроде «Не бери
те близко к сердцу, сударыня», но я уже знал, что это бесполезно.
И сочувствовать ей глупо. И жалеть её глупо. В от
Розамунда теперь была дама, а я её супруг перед небесами... Теперь лучшее, что я мог сделать для неё — это не лезть с дурацкими нежностями, а немед
Те Самые Силы получили свой сладкий кусок. Те
а ак и началась эта моя новая жизнь.
Следующий день после свадьбы принёс сплош
Так всё и пошло. Розамунда жила в кабинете для рукоделий, там у неё её свита, камеристки, чтица —
там ей читали вслух слюнявые баллады о неземной любви и рыцарские романы, в которых у героев див
А я жил в библиотеке. Или на башне. Или шлял
— Будешь делать только то, что я велю! Подлый выродок, даже заикаться не смей! — что-то в таком роде.
Я больше заикаться не стал. Я хорошенько рас
Я очень внимательно слушал. А после Совета шёл в библиотеку, доставал карты Междугорья и окрест
Книжка была совсем новенькая, когда я её украл. А теперь выглядела довольно неказисто, но зато я мог её читать наизусть с любого места, как Священное
Писание. Хенрик Валлонский был мой единствен
С помощью этого моего учителя и карт с земле
Потому что я понял: никто из вассалов не смел впрямую врать моему папеньке. Но они говорили, чуть-чуть меняя ударения, и он думал, что всё прекрас
Я пока ничего не мог сказать. Но я по-прежнему принимал всё к сведению. Я очень уважал этих тро
Два или три раза в месяц меня ловил личный ле
рые вся эта компания рассчитывала по звёздам или ещё по чему-то — когда мы могли наконец подарить Междугорью продолжение династии. Этих дней я че
А Дар...
С тех пор как я убил Людвига, все эти серебря
Смерть.
Чем больше я читал, тем более интересные вещи приходили мне в голову.
По приказу моих милых родных бедное тело Нэда — кости с клочьями плоти — бросили в ров, где хоронили казнённых без напутствия Святого Орде
Я ему жизнь спасти не мог, но уж посмертие-то спас — и знаю, что он это понял. И Дар мне после этого стал особенно драгоценен. Лучшая часть меня.
Я бродил ночами по дворцовым переходам и чуял обострившимся Даром места, где была пролита кровь. Несколько раз я отпускал души, привязанные к месту своей насильственной смерти: их убили по приказу моих предков, и, отпуская призраки на волю, я радо
Я до такой степени научился общаться с неупоко- енными, что поговорил даже со страдающей душой бедолаги, замурованного в стену сотню с небольшим лет назад. Он имел неосторожность прилюдно ска
Мы с ним посплетничали о королевской власти. И я простил его от имени предков и облегчил ему уход, насколько смог.
Тогда эти бедные души, запертые в кровавых пят
Чтобы не слонялись по дворцу, как по тюремной камере. Как я.
Но именно там, в подвале, одна интересная поту
Его звали Бернард. При жизни. Он принёс мне официальную присягу по всей форме, принятой две
Чудный призрак. Когда он собирался в подобие телесной формы, становился мерцающей тенью сухо
Его удушили двое придворных его же собствен
Меня же Бернард слёзно просил не отпускать его к престолу Господню — наверное, потому, что от Божьего Суда не ожидал для своей души ничего хоро
и правдой согласно своей потрясающей, отточенной с годами квалификации.
— Я, — говорил, — ваше драгоценное высочество, теперь-то, стало быть, могу куда как больше пользы короне принести. Я же теперь и через дверцу, и через стеночку — в любую щёлку пробраться могу. Коли бы мне суметь из подполья-то выйти, уж я бы вам, ваше высочество, на всё раскрыл глаза-то. Людишки-то, чай, вовсе избаловались без пригляду. Вот кабы мне раньше этот талант иметь, ужо пакостники-то не об
И хихикал. Душка. Только сильно убивался, что ручку мне облобызать не может.
Я его отвязал. И даже пожаловал придворную должность — шеф Тайной Канцелярии. Уж моя-то Канцелярия получилась самая Тайная из всех мыслику.
Старик даже прослезился, когда я ему сообщил своё решение. Бумагу с моей подписью и гербовой печатью о вступлении Бернарда в должность я ему, конечно, отдать не мог, — как бы он её взял, — но составил по всем правилам, показал ему и спрятал
у себя. Старик обожал всю эту канцелярщину, стоило ж сделать приятное своему приближённому.
И меня он действительно любил. Призрак некро
Так я приобрёл дополнительные глаза и уши, а за
— ...дядюшка-то ваш, принц Марк, по братце-то ва
ка в обход вашего высочества на трон взгромоздить — так-таки и сказал, не посовестился...
В общем, я потихоньку с помощью Бернарда весь двор разделил на настоящих врагов, пассивных врагов и недоброжелателей. Друзей у меня не было: Бернард утверждал, что обо мне никто не говорит хорошо за глаза, и я знал, что он прав. Я не питал иллюзий — общее пугало, некромант, выродок, урод, проклятая кровь — и только собирался принять меры, чтобы не подвернуться под яд или нож до того, как Та Самая Сторона начнёт выполнять обещание.
Я ещё не понимал, что обещание уже потихоньку выполняется...
Розамунда, несмотря на все наши тошные уси
семя, какой я мужчина, чем мы занимаемся, я буду ви
Предполагалось, что я терзаю Розамунду своими нечистыми страстями. На самом деле я отрабатывал супружеский долг, как мужик — барщину, не стано
ла меня ещё и за то, что не становилась полнее. Она была ослепительно прекрасна; я казался себе идио
А батюшкина свита шепталась: не дай Бог, деточ
Уже хорошо.
Прошёл год, прошёл второй, третий приходил к повороту, на мою голову уже сложили все ругатель
Мне сказали: «Первый раз от тебя забрезжила ка
Я тихо обрадовался. Я надеялся, что от меня от
Людвига. А может, маменька ожидала, что моя жена родит ей нового Людвига, не знаю.
Я же очень продуктивно проводил время. Я учился.
Учителей у меня не было уже давно. С тех пор как я прикончил гувернёра, придворные профессора и мудрецы ко мне в наставники не рвались. А батюшка решил, что если уж я умею читать-писать, то больше
Поэтому я до всего доходил сам. Дар много по
У меня, к примеру, в семнадцать на руках живого места не было — я учился поднимать мертвецов про
Когда первый труп встал — у меня от радости ды
лячек. Ничегошеньки она не могла — поводила мут
Наверное, мои упражнения кто-то видел. Слу
Поднятых трупов непосвящённые жутко боятся — никогда не понимал, с чего бы. При дворе болтали об оживлении, о том, что трупы вожделеют к живым женщинам, что будто готовы разорвать на куски и со
бая вещь. Душа его уже далеко, и на душу это никак не влияет, как на голову живой девицы не влияет то, что из её остриженных волос сделали шиньон и кто- то его носит.
Нет, кусаться труп можно заставить. Зубы же у них есть, если при жизни от старости не выпали. Только мертвецу ведь всё равно, терзать кого-то или репку сажать. Мёртвым телом, как мужики говорят, хоть сарай подпирай. Но простые объяснения никого не устраивают. Всем кажется, что некромантия — дело страшное и таинственное, поэтому даже самые обыч
Некромантия считается злом. А по мне, любое знание, хоть тайное, хоть явное, — не зло и не добро. Оно как меч, смотря кто его держит и против чего на
Меня окончательно окрестили Кладбищенским Грифом. И всё время норовили намекнуть, что от меня мертвечиной несёт. А может, иногда и несло... бывало, придёшь на рассвете, вымотанный, будто на тебе поле пахали, руки болят, голова чугунная... за
им этим в глаза не тычет. Только я ведь некромант! Я оскверняю могилы! Я нарушаю благородный покой умерших! Я — святотатец!
А они — святые.
Честно говоря, я не слишком ко всему этому при
А то вот ещё вспомнил — забавно. Помню, зимой — мне восемнадцатый год шёл — кладбище замёрзло, поднимать из-под снега тяжело и холодно, так я не постоянно там ошивался. Находил себе занятия в тепле, чтоб и в сосульку не превратиться, и опыт не растерять. Так вот эти ослы из ночного патруля меня увидали — как я поднял скелет из-под половиц в нежи
Потом от меня неделю все придворные шараха
Сына. И его, натурально, назвали Людвигом. Я был против, но меня никто не спрашивал. Как во
Мне его показали один раз и унесли, будто я могу его перепачкать взглядом. Чистенький младенчик. Без меток проклятой крови.
Двор ужасно радовался. Господь милостив, чудо явил: у младенца все достоинства благородных пред
Я не участвовал. Да меня и не приглашали.
После родов моя прелестная супруга меня в опо
И я убрался к гнилым дружкам. И неожиданно об
очь, помню, стояла морозная: дышать больно, всё внутри смерзается. Полнолуние. Красиво так: снег блестит, как парча, деревья все в инее, памятники на могилах тоже в инее, этакое парадное убранство. Я ещё подумал: будто важных гостей ждём. Как в воду глядел.
Важный гость вышел из тени старого склепа и ко мне... не пошёл, нет — потёк, поплыл, как хотите. Так ходят кошки, змеи ползают, но люди так не передвига
дело: Дар на него отозвался, как струна на камертон, чистым, точным, нежным звуком.
Я стоял, — сердце рёбра ломало, — задрав подборо
Тёмные горящие рубины. Всевидящие очи Князя Сумерек.
Я протянул руку, — ни в чём не был уверен, но блюл ритуал, — и он обозначил поцелуй. Руки у меня замёрзли, без перчаток, чтоб чужая кожа не мешала в работе, но уста у него были холодней самого моро
Я тогда почувствовал такое запредельное бла
И тут он молвил — голос низкий, нежный, медо
— Я вас приветствую, ваше высочество. Сумерки вас приветствуют. Моё имя — Оскар.
У меня в горле пересохло. Еле выговорил: «Здрав
А он продолжает:
— Мы давно видим вас за работой, ваше прекрас
Я тем временем взял себя в руки, отдышался — и говорю:
— Я рад, что вы со мной заговорили, Князь. Это у меня промашка вышла. Мне давно надо было побе
Тогда Оскар мне улыбнулся, как люди никогда не улыбались, кроме Нэда, может быть, и сказал:
— Ваше высочество, вам не в чем себя упрекнуть. Вы юны, а в городе нет ни одного некроманта, кото
Как я его любил в тот момент, как был ему благо
к
ваше дове-
улыбнулся. крохотные
пришёл и подарил. Мне так редко делали подарки — я бы отдарился чем угодно.
Я ему сказал:
— Дорогой Князь, я буду счастлив воспользовать
Оскар тряхнул тёмными кудрями, Только клыки в лунном свете блеснули, кинжалы, отлитые из сахара.
— Ваше высочество, ваше общество и рие — такая неописуемо огромная честь для меня, а близость вашего Дара — такое редкое наслаждение...
Тогда я подумал: он хочет греться моим огнём. Нормальное желание — погреться. Я ему это с удо
И в его речи нет никаких двойных подкладок. В лю
отом много болтали, что я поил вампиров кро
Трупам нужно только приказывать, демонам мож
И с тем же успехом.
Единственный настоящий король вампиров — судьба. Они слушаются только её и только по её ука
А мне хотелось, чтобы неумершие меня любили. Слабая компенсация за нелюбовь людей. Поэтому я из кожи вон лез, чтобы не сделать какой-нибудь неловкости — и не делал. Только то, что они прини
Сидишь, бывало, в обществе Оскара и пары-трой
как у пригревшихся кошек. Если прищуриться и не обращать на Дар внимания, то будто с людьми болта
Оскар не первый раз за своё четырёхсотлетнее бытие имел дело с некромантами. И общался с ними, и тайное знание изучал, так что опыт имел немалый. Вот разве что дружил нечасто. А я ему приглянулся — и он меня учил таким вещам, в которых книги не под
И ещё: вампиры меня усиливали. За то, что я их грел, они несли мне Силу, которую собирали смертя
В городе обо мне болтали, что я брал вампиров в постель. Ну это ж святое! Меня вообще сватали со всеми силами, с которыми я имел дело. Кроме, кажет
который не шляется по непотребным девкам — тем более мужчина с моей славой. Никто же не знал, что меня при мысли о постели просто мутит после су- пружеской-то спальни. В общем, мои прегрешения с неумершими — это тоже неправда.
Даже не знаю, к сожалению или к счастью.
Вампиры не делят ложе с живыми, а уж с некро
Правда, мои неумершие подданные, существа очень чувствительные к одиночеству, мне сочувство
Я для старого вампира был талантливый мальчик, воспитанник, и ему это импонировало. Мы с Оска
Я знаю: Оскар не плёл никаких интриг... но его ино
Соблазн меня чуть не убил. Я спать не мог, не только губы — руки себе в кровь искусал, размышляя. Хотелось невероятно. Но я отказался.
Прими я этот подарок — принял бы вместе с ко
Я не мог отказаться от людей.
Я не питал иллюзий: люди ненавидели меня. А я... не знаю, уж наверняка не любил их — но меня к ним влекло, как магнитом. И я всё время ловил себя на мысли, как буду использовать Дар, когда стану коро
Оскар меня понял. Огорчился, но не настаивал. Вампиры независимы и тактичны. Он даже не пре
Мне, например, нравилась Агнесса, одна из его младших учениц. Девы-вампиры обычно выглядят опасно, дико, как стихия, облечённая плотью, а Агнес
скамеечке около меня. Клала головку мне на колени, и я её волосы перебирал.
Она совсем юная была, Силу имела такую про
Так что вампиров я отстранённо и осторожно, но всё-таки любил. От неприкаянности. И за то, что они видели моё внутреннее естество, а не пытались судить по жалкой внешности. И через некоторое вре
Я бы пригласил их к своему двору, но.
Одна из главных заповедей неумерших: Сумерки кончаются с рассветом. Вампиры в человеческую по
Тоже совсем неплохо.
Ведь их дружба уже приносила мне немалую поль
Возможна доставка книги в , а также в любой другой город страны Почтой России, СДЭК, ОЗОН-доставкой или транспортной компанией.
{{searchData}}
whatsup