{{common_error}}
Нами выполнено {{total_orders}} заказов! Ваш – следующий!
СКИДКИ! При заказе книг на сумму от 1500 руб. – скидка 50% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK,
при заказе книг на сумму от 3000 руб. — скидка 80% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK.
при заказе книг на сумму от 3000 руб. — скидка 80% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK.
Дневник писателя. (Достоевский)Купить книгу, доставка почтой, скачать бесплатно, читать онлайн, низкие цены со скидкой, ISBN 978-5-04-173143-4
| Название книги | Дневник писателя |
| Автор | Достоевский |
| Год публикации | 2022 |
| Издательство | Эксмо |
| Раздел каталога | Историческая и приключенческая литература (ID = 163) |
| Серия книги | Всемирная литература |
| ISBN | 978-5-04-173143-4 |
| EAN13 | 9785041731434 |
| Артикул | P_9785041731434 |
| Количество страниц | 672 |
| Тип переплета | цел. |
| Формат | - |
| Вес, г | 1840 |
Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:
Аннотация к книге "Дневник писателя"
автор Достоевский
Книга из серии 'Всемирная литература'
Читать онлайн выдержки из книги "Дневник писателя"
(Автор Достоевский)
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
До книги"Дневник писателя"
Вы также смотрели...
Другие книги серии "Всемирная литература"
Другие книги раздела "Историческая и приключенческая литература"
Читать онлайн выдержки из книги "Дневник писателя" (Автор Достоевский)
ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРАФедорДОСТОЕВСКИЙДневник писателяМОСКВА2022УДК 821.161.1-31ББК 84(2Рос=Рус)1-44Д70Оформление серии Н. ЯрусовойВ оформлении обложки использована репродукция портрета Ф. М. Достоевского работы художника В. Г. ПероваДостоевский, Федор Михайлович.Д70 Дневник писателя / Федор Достоевский. — Москва : Эксмо, 2022. — 672 с. — (Всемирная литература (с картинкой).18В\ 978-5-04-173143-4Ф. М. Достоевский живо откликался на все значительУДК 821.161.1-31ББК 84(2Рос=Рус)1-441^В1\ 978-5-04-173143-4«ОТЧЕТ О ВИДЕННОМ, СЛЫШАННОМ И ПРОЧИТАННОМ»Литературная деятельность Достоевского была сопряТакая потребность диктовалась не только своеобразиОднако Достоевский намеревался выпускать сначала единоличный журнал «Записная книга», а затем — «нечто вроде газеты». Эти замыслы частично осуществились в1873 году, когда в редактируемом им в это время журнале князя В. П. Мещерского «Гражданин» стали печататься первые главы «Дневника писателя». Но заданные рамки еженедельника и зависимость от издателя в какой-то стеС 1876 по 1881 год (с двухлетним перерывом, занятым работой над «Братьями Карамазовыми») Достоевский выИ в самом деле, на его страницах автор заводит присмиренные крестьяне и самодовольные буржуа. Читатель знакомится и с необычными суждениями автора о личноОднако «Дневник писателя» — не многокрасочная фотография и не калейдоскоп постоянно сменяющих друг друга пестрых фактов и непересекающихся тем. В нем есть свои закономерности, имеющие первостепенное значение. Взять, к примеру, «детскую тему», дающую к тому же наглядное представление о стиле и методах пубЭто характерное для каждой страницы «Дневника» столкновение личного и социального, конкретного и общи России угнетенным славянам. В 1875—1876 годах Герцеговина и Босния, а затем Болгария и Сербия восИ о чем бы ни заводил речь автор «Дневника» — будьто общество покровительства животным или литературТакая работа, кажущаяся непосильной в наше время и целой редакции, полностью захватывала Достоевского и требовала от него огромного напряжения физических и духовных сил. Ведь ему одному необходимо было собивыпуска Достоевский, по свидетельству очевидца, «неА успех действительно был огромным. Интерес чиВ адрес Достоевского стала поступать читательская почта. «К концу первого года издания «Дневника», — вспоминает метранпаж М. А. Александров, — между ФеМногие корреспонденты видели в авторе не только талантливого писателя, но и мудрого человека с чутким и отзывчивым сердцем, способного дать единственно праженно обиженных детей, признавалась: «Если бы можно было сейчас, сию минуту очутиться возле Вас, с какой радостью я обняла бы Вас, Федор Михайлович, за Ваш февральский «Дневник». Я так славно поплакала над ним и, кончив, пришла в такое праздничное настроение, что спасибо Вам. Мать». А вот еще одно трогательное приПодобные отклики доставляли Достоевскому глубоЧто же касается профессиональных отзывов в печати, опосредованных идейными пристрастиями, то и в них, несмотря на имевшиеся разногласия, отдавалась дань гражданской самоотверженности, благородству намерелись голоса, что он, напротив, не знает народа, не пониОднако в конце 1877 года Достоевский был вынужден приостановить печатание «Дневника писателя», чтобы целиком посвятить себя работе над романом «Братья КаОгромнейший успех речи на пушкинских торжествах и возникшая вокруг нее полемика свидетельствовали о все более возрастающей и духовно обеспеченной попукорректурные листы. Анна Григорьевна Достоевская вспоминала: «Среди дня стал беспокоиться насчет «ДневЧитая «Дневник писателя» сегодня, не перестаешь удивляться, может быть, самому главному в нем — что и через сто лет многие авторские выводы не только жгуче актуальны, но и жизненно необходимы при совестливой, глубокой и по-настоящему реалистической проверке нравственного содержания тех или иных задач и соответДумается, тайна неумирающего значения необычной и непривычной для нас публицистики заключается не столько в ее точности и остроте, сколько в мудром проПублицистика Достоевского дает редкий и выразимногостороннего и предугадывающего понимания совреНовые условия оказались благоприятными для развиПри столь своеобразном понимании разумности, своСреди признаков неустойчивого переходного времени Достоевский с горечью наблюдал и отчужденность высзданиями обнаруживается «какая-то безалаберщина, соДостоевского чрезвычайно озадачивало, что в эпоху «безалаберщины» и «великих обособлении» возникает «куча вопросов, страшная масса все новых, никогда не бывавших, до сих пор в народе неслыханных». Однако сложность «теперешнего момента» усугублялась в его представлении тем, что «каждый ответ родит еще по три новых вопроса, и пойдет это все сгексепбо. В результате хаос, но хаос бы еще хорошо: скороспелые решения задач хуже хаоса». Хуже потому, что не вылечивают социальБудучи принципиальным противником скороспелых и прямолинейных решений, Достоевский тщательно изуцессов, жизненных зависимостей, интимно-личностных отношений. Это сущностное зрение, в высшей степени свойственное не только его художественным, но и публиДостоевский отчетливо видел, как в процессе многоДостоевский страстно мечтал о такой целостности, когда люди, преодолев корыстолюбивые слабости своей натуры, могли бы искренне и простодушно обняться. «Выше этой мысли обняться ничего нет», — отмечено им в записных книжках. Без этой высшей цели автор «ДневСтать немного получше — оказывается такой задачей, которая по идеальности и сложности неизмеримо превышивал в «Дневнике писателя»: «Что бы тогда сталось с людьми? О, конечно, сперва все бы пришли в восторг. Люди обнимали бы друг друга в упоении, они бросились бы изучать открытия (а это взяло бы время); они вдруг почувствовали бы, так сказать, себя осыпанными счастьНо вряд ли и на одно поколение людей хватило бы этих восторгов! Люди вдруг увидели бы, что жизни уже более нет у них, нет свободы духа, нет воли и личности, что кто-то у них все украл разом; что исчез человеческий лик и настал скотский образ раба, образ скотины, с тою разницею, что скотина не знает, что она скотина, а челоЭти мысли заставляют вспомнить многочисленные выступления последнего времени в периодике по вопроглубине намного опережает размышления некоторых авПо многоходовой же логике Достоевского, осыпан- ность счастьем и зарытость в материальных благах не только не освобождают сознание человека от повседневДостоевский считал, что полное и скорое утоление потребностей понижает духовную высоту человека, незаВ представлении Достоевского подобные «идеалы» далеко не безобидны для нравственного состояния личпонимания. И тогда «чувство изящного обращается в жаГлубокое понимание подобных нетривиальных приПод несвятыми святынями в процитированных стротивость». «Учтив буду, а хлеба не дам», — раскрывал ДосВ записной книжке писателя есть такие слова: «ДуПоэтому важное значение в публицистике Достоевнауки, денежные дельцы... С беспокойством отмечал он, что никогда в России не считали новую условность — «золотой мешок» — за высшее на земле, что «никогда еще не возносился он на такое место и с таким значениК «лучшим людям», по его наблюдению, все чаще стали относить деятелей науки, искусства и просвещеПротиворечие между образованностью и нравственпример, вопросов: «Но многие ли из ученых устоят перед язвой мира? Ложная честь, самолюбие, сластолюбие заВ эпоху всевозможных смешений и сложных сочетаПо наблюдению Достоевского, наступили такие вреусловности за нечто безусловное, самоотождествление с играемой в обществе ролью придает их поведению неДаже в таланте писатель находил часто неизбежную возможность излишней «отзывчивости» и «игривости», что опять-таки невольно усыпляет совесть, уклоняет от истины, удаляет от человеколюбия. Например, увлечение красным словцом или высоким слогом постепенно мельНеразличение правды, основанное на искренней лжи, Достоевский обнаруживал и в необузданном оптимизме современных прогрессистов, возлагавших надежду при движении к всечеловеческому братству на успехи кульрели «коротенькие идейки и парикмахерское развитие... циничность мысли вследствие ее короткости, ничтожК тому же набравшая силу буржуазная цивилизация порождала процессы, не побуждавшие к глубокой духовСогласно этим неявным законам, прогресс и «гуманПодобные вопросы вставали перед ним и тогда, когда он анализировал радикальные теории утопического сова, основанные на равновеликой экономической пользе, не учитывают противоречивой глубины человеческой свободы, несовершенные движения которой изначально устремлены к расширению и возвышению своих прав, собственности, своеволия. По его мнению, всякое «научСтремление достичь общечеловеческой гармонии «изЗакон искажения великодушных идей Достоевскийрассматривал с законом их таинственного отражения, то есть безотчетного столкновения в самой глубине души человека ощущения их смысловой неполноты и чувства их реальной неосуществимости для каждой конкретной личности с требованиями абсолютной разумности. Роль унавоживающего материала для будущей гармонии неМногосторонний анализ подобных законов показыРазмышляя над этими вопросами, он отмечая в «Дневнике писателя»: «Ясно и понятно до очевидности, что зло таится в человечестве глубже, чем предполагают лекаря-социалисты, что в никаком устройстве общества не избегнете зла, что душа человеческая останется та же, что ненормальность и грех исходят от нее самой и что, наконец, законы духа человеческого столь еще неизвестРаскрывая сложный духовный мир человека, многообнаруживал, что все они, несмотря на неодинаковое соПисатель внимательно изучал самые разные, казалось бы, мелочи (а на самом деле не мелочи!) окружавшей его жизни, часто находя в них, к своему сожалению, отражеНа таком небольшом примере писатель наглядно поных целей при ослаблении основополагающих идеалов создает, считал Достоевский, благоприятные условия, препятствующие самоуважению человека в собственном его положении и развивающие завистливую «роковую заДостоевский подчеркивает, что тщеславие и зависть, питающие затаенную наглость и ждущую своего часа неДостоевский утверждал, что свобода как величайшая ценность человека есть и самый крупный камень преодолении себя и воли своей, так чтобы под конец достигТакое перерождение от рабства к свободе, от своекоАбсолютным и прекрасным идеалом, создающим неВ эпоху Достоевского возникало много толкований духовности, много разных «нравственностей», которые скрыто или явно, осознанно или неосознанно, приспосабливались к порочным началам человеческой природы, а не искореняли их. Настоящая нравственность, по мнеБез «великой нравственной мысли», считал ДостоевНо именно в потере вековечных идеалов, высшего смысла, высшей цели жизни, в исчезновении «высших типов» вокруг Достоевский находил первопричину подхладнокровно; убивают, чтобы вынуть хоть рубль из кар«Почему же мы дрянь?» — спрашивал Достоевский, вникая в эти неосознанные учения и безотчетные вероваМолодежь, считал он, не может остановиться на еде, чинах, поклонении подчиненных, везде и всегда она жаДостоевскому казались легкомысленными и бесчестсти, угождая ее сиюминутным требованиям. В результате «многие из молодежи... действительно полюбили грубую похвалу, требуют себе лести и без разбора готовы обвиВ пренебрежении к высшим преемственным и объеПисатель подмечает, например, важную отрицательВ теплохладном равнодушии облегченной школы и вырастает незаметно поклонение «вечному и глупому идеалу середины, вседовольному самомнению и пошлому благоразумию», влияние которого может предупредить лишь воспитание, зароняющее в сердце «великие вопро-сы». По убеждению Достоевского, «без зачатков положиОбретение же «великой веры» зависит от преодоления разрыва между поколениями и соединения, как подчеркиВоспроизводя логику деятелей полуобразования и поОбращаясь к инициаторам «парикмахерского развиДостоевский не идеализировал народ, хорошо видел его недостатки, никогда не скрывал их, а, напротив, стреВместе с тем писатель призывал судить о нравственискренностию и широким всеоткрытым умом, и все это в самом привлекательном, гармоническом соединении. А если притом и так много грязи, то русский человек и тоскует от нее более сам, и верит, что все это — лишь наИменно в народной вере в вечный свет Достоевский находил основу для настоящего просвещения, без котоПри общем взгляде на публицистику писателя процеломудрие — эти духовно-душевные черты, свидетельстДостоевский подчеркивал в этой взаимосвязи особую роль незаметно-«детских» и миролюбиво-«женских» каЛетопись истории обычно заполнена героями, полкоально иного жизнетворчества, из которого было бы искоЭто значение связано и с излюбленной мыслью ДосПоэтому мудрое понимание собственной теоретичелаешь... нигде мировая гармония, если ты первый сам ее недостоин, злобен и горд...»Достигая высшей свободы для служения великому деДостоевский считал, что не «начало только всему» есть личное самосовершенствование, но и продолжение всего и исход. Оно объемлет, зиждет и сохраняет оргаТаким образом, подлинное преуспевание общества в самых разных областях неразрывно связано с внутренним нравственным благоустроением его граждан. Говоря, наменами, ничего по существу не меняя и рассуждая про себя: «...мы уж лучше сами как-нибудь там исправимся, пообчистимся, ну, что-нибудь введем новое, более, так сказать, прогрессивное, духу века соответствующее, ну там станем как-нибудь добродетельнее или что...» В резульОтсутствие «главного шагу» ослабляет, по мысли Досбя и вдруг выведет, что одному-де кулаку и мироеду жиДля одоления этого фатума необходимо, утверждал Достоевский, направить внимание «в некую глубь, в коПо убеждению Достоевского, в числе новых принцизультатами духовного труда многих предшествующих поНадо помнить и не забывать, подчеркивал ДостоевДостоевский не сомневался, что нравственные начала являются основой всему, в том числе и благополучию гоДля достойной и долговечной жизни народам и госусти ее идеал духовный, так тотчас же начинала падать и национальность, а вместе падал и весь ее гражданский устав, и померкали все те гражданские идеалы, которые успевали в ней сложиться... Стало быть, гражданские идеалы всегда прямо и органично связаны с идеалами нравственными, а главное то, что несомненно из них только одних и выходят! Сами же по себе никогда не явСледовательно, политика чести и великодушия, котоПо логике Достоевского, принципы «святости текуИменно в контексте нравственно состоятельной погода русского государства заключается в том, чтобы всегда поступать честно, идти даже на математически явИстория показывала Достоевскому, что Россия сильЗалоги такой жизни Достоевский находил и в верпредположить смешную мысль, что природа одарила нас лишь одними литературными способностями. Все остальВообще следует подчеркнуть, что в своих публицистиКазалось бы, при такой постановке вопроса на перее литературе дела и литературе сплошного отрицания, скованных своей заданностью и предвзятостью и не имеюНе отражая «прямо» и «направленно» злободневные события и факты действительности, литература красоты тем не менее и создает как раз образы, вбирающие в себя наиболее существенные черты текущей жизни. Татьяна Ларина и Евгений Онегин Пушкина, Пирогов и ХлестаКурицу ль впредь яйца учат, или курица будет по-прежХудожественное обобщение социально-психологичеИ потому высшим нравственным сознанием, качеств душе человека, а не откладываться за слоем благоприЛишь выпукло обозначив ростки зла в ядре внутренВ представлении Достоевского выбор пути всего челоВыпалывая сорняки из собственной души, обнаружиБОРИС ТАРАСОВДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ.1873ВСТУПЛЕНИЕДвадцатого декабря я узнал, что уже все решено и что я редактор «Гражданина». Это чрезвычайное событие, то есть чрезвычайное для меня (я никого не хочу обижать), произошло, однако, довольно просто. Двадцатого декаббыло бы неимоверно приятно слушать. На случай, если б я в Китае был так глуп и чист сердцем, что, приступая к редакторству и сознавая слабость моих способностей, ощутил бы в себе страх и угрызение совести, — мне бы тотчас же было доказано, что я вдвое глуп, питая такие чувПодозреваю, однако, что в Китае князь Мещерский непременно бы со мною схитрил, пригласив меня в ре1, сам же, напротив, стал отлично писать статьи, — так что к бамбуку призывали бы меня всего лишь через номер. Зато я бы выучился пиВ Китае я бы отлично писал; здесь это гораздо труд2. В «Голосе» они пишутся в восемь, в деУ нас говорить с другими — наука, то есть с первого взгляда, пожалуй, так же, как и в Китае; как и там, есть несколько очень упрощенных и чисто научных приемов. Прежде, например, слова «я ничего не понимаю» означа3 — и вы тотчас же ставите себя на отменную выНо этот упрощенный прием ничего не доказывает. В сущности, у нас каждый подозревает другого в глупоПожалуй, мы тот же Китай, но только без его порядПравда и то: если никто не хочет задумываться, то, казалось бы, тем легче русскому литератору. Да, легче действительно; и горе тому литератору и издателю, котоили даже нанять его, и только с ним одним и разговариИтак, вот к какому изданию я приобщил себя. ПолоОднажды свинья поспорила со львом и вызвала его на дуэль. Воротясь домой, одумалась и струсила. Собралось все стадо, подумали и решили так:— Видишь, свинья, тут у нас поблизости есть одна яма; поди вываляйся в ней хорошенько и явись так на место. Увидишь.Свинья так и сделала. Лев пришел, понюхал, поморВот басня. Конечно, львов у нас нет, — не по климаКстати, расскажу еще присказку.Однажды, разговаривая с покойным Герценом, я очень хвалил ему одно его сочинение — «С того берега».Об этой книге, к величайшему моему удовольствию, с похвалой отнесся и Михаил Петрович Погодин в своей превосходной и любопытнейшей статье4 о свидании его за границей с Герценом. Эта книга написана в форме разговора двух лиц, Герцена и его оппонента.— И мне особенно нравится, — заметил я между про— Да ведь в том-то и вся штука, — засмеялся Гер— Ну что, как ты думаешь?— Да хорошо-то, хорошо, и видно, что ты очень умен, но только охота тебе была с таким дураком свое время теБелинский бросился на диван, лицом в подушку, и закричал, смеясь что есть мочи:— Зарезал! Зарезал!СТАРЫЕ ЛЮДИЭтот анекдот о Белинском напомнил мне теперь мое первое вступление на литературное поприще, бог знает сколько лет тому назад; грустное, роковое для меня вреРусский дворянин и гражданин мира (франц.).тип, явившийся только в России и который нигде, кроме России, не мог явиться. Герцен не эмигрировал, не полавек необыкновенный; но чем бы он ни был — писал ли свои записки, издавал ли журнал с Прудоном, выходил ли в Париже на баррикады (что так комически описал в своих записках); страдал ли, радовался ли, сомневался ли; посылал ли в Россию в шестьдесят третьем году, в угоду полякам, свое воззвание к русским революционеБелинский был по преимуществу не рефлективная личность, а именно беззаветно восторженная, всегда, во всю его жизнь. Первая повесть моя «Бедные люди» вос5 в одном из своих воззваний, года два тому назад, начала прямо с знаменательного замогут создать лишь муравейник, а не социальную «гармоТут оставалась, однако, сияющая личность самого Христа, с которою всего труднее было бороться. Учение Христово он, как социалист, необходимо должен был разрушать, называть его ложным и невежественным че— Да знаете ли вы, — взвизгивал он раз вечером (он иногда как-то взвизгивал, если очень горячился), обра* «Жизнь Иисуса» (франц.).щаясь ко мне, — знаете ли вы, что нельзя насчитывать грехи человеку и обременять его долгами и подставными ланитами, когда общество так подло устроено, что челоВ этот вечер мы были не одни, присутствовал один из друзей Белинского6, которого он весьма уважал и во мно7.— Мне даже умилительно смотреть на него, — пре— Ну не-ет! — подхватил друг Белинского. (Я помню, мы сидели, а он расхаживал взад и вперед по комнате.) — Ну нет; если бы теперь появился Христос, он бы примк— Ну да, ну да, — вдруг и с удивительною поспешноЭти двигатели человечества, к которым предназнача8, теперь совершенно забытый Кабет9, Пьер Леру10 и Прудон11, тогда еще только начинавший свою деятельность. Этих четырех, сколько припомню, всего более уважал тогда Белинский. Фурье12 уже далеко не так уважался. Об них толковалось у него по целым ве13. (Белинский, не могшийвсю жизнь научиться ни одному иностранному языку,произносил: Фиербах.) О Штраусе14 говорилось с благоПри такой теплой вере в свою идею это был, разумеЭтот всеблаженный человек, обладавший таким уди— Я сюда часто захожу взглянуть, как идет постройка (вокзала Николаевской железной дороги, тогда еще строЭто было горячо и хорошо сказано; Белинский нико— А вот как зароют в могилу (он знал, что у него чаВ последний год его жизни я уже не ходил к нему. Он меня невзлюбил; но я страстно принял все учение его. Еще год спустя, в Тобольске, когда мы в ожидании дальэтих великих страдалиц, добровольно последовавших за своими мужьями в Сибирь. Они бросили все: знатность, богатство, связи и родных, всем пожертвовали для высоСРЕДАКажется, одно общее ощущение всех присяжных засеустановился у нас новый (правый) суд. Мне в мечтаниях мерещились заседания, где почти сплошь будут заседать, например, крестьяне, вчерашние крепостные. Прокурор, адвокаты будут к ним обращаться, заискивая и заглядыИ вот, однако же, замечательно теперь, что они не ка15 и профессоров университета. Уже одна эта общность представляет прелюбопытную тему для разНедавно в одной из наших влиятельнейших газет, в очень скромной и очень благонамеренной статейке, была мельком проведена догадка: уж не наклонны ли наши присяжные, как люди, вдруг и ни с того ни с сего ощу«Просто жаль губить чужую судьбу; человеки тоже. Русский народ жалостлив», — разрешают иные, как слуЯ, однако же, всегда думал, что в Англии, например, народ тоже жалостлив; и если и нет в нем, так сказать, слабосердости, как в нашем русском народе, то по крайней мере гуманность есть; есть сознание и живо чувство христианского долга к ближнему, и, может быть, довеА между тем там присяжный заседатель понимает, чуть только займет свое место в зале суда, что он не тольстраны всё те же, крепки, не изменились, стоят, как и прежде стояли.— Даже хоть и предположить, — слышится мне го— Конечно, есть правда в вашем замечании, — отве— Русский народ? Позвольте, — слышится мне дружет быть, хорошо-с, умиление-то это сердечное. Это, мо«Это отчасти славянофильский голос», — рассуждаю я про себя. Мысль действительно утешительная, а догадка о смирении народном пред властью, полученною даром и дарованною пока «недостойному», уж конечно, почище догадки о желании «поддразнить прокурора», хотя все-таВ самом деле, ведь если уж мы считаем, что сами иной раз еще хуже преступника, то тем самым признаем— Так вот тут-то и оправдать?Нет, напротив: именно тут-то и надо сказать правду и зло назвать злом; но зато половину тяготы приговора взять на себя. Войдем в залу суда с мыслью, что и мы вита и без преступлений». «Так как общество гадко устроеДелая человека ответственным, христианство тем са— Ну, вы, однако же, — слышится мне чей-то язви«Конечно, конечно, где же им до «среды», то есть сплошь-то всем, — задумываюсь я, — но ведь идеи, одна— Вот на! — хохочет язвительный голос.— А что, если наш народ особенно наклонен к учению о среде, даже по существу своему, по своим, полоЯзвительный голос хохочет еще громче, но как-то вы- деланно.* * *Нет, тут с народом пока еще только фортель, а не «философия среды». Тут есть одна ошибка, один обман, и в этом обмане много соблазна.Обман этот можно разъяснить в таком виде, примеПоложим, народ называет осужденных «несчастныЕсть идеи невысказанные, бессознательные и только лишь сильно чувствуемые; таких идей много как бы слиИдея эта чисто русская. Ни в одном европейском навозгласил ее еще задолго до своих философов и толковКороче, этим словом «несчастные» народ как бы гоСогласитесь, что ничего нет легче, как применить к такому взгляду учение о «среде»: «Общество скверно, поВот в этом-то софистическом выводе и состоит тот фортель, о котором я говорил.Нет, народ не отрицает преступления и знает, что преступник виновен. Народ знает только, что и сам он виновен вместе с каждым преступником. Но, обвиняя сеПредставьте же теперь, что если сам преступник, слынется от такого лжетолкования народ и назовет его измеЯ бы мог представить и примеры тому, но отложим их пока и скажем так.Преступник и намеревающийся совершить преступлеМожет, и назовет; без сомнения, назовет; народ жалоВот наша вера, наша общая вера, хотелось бы мне сказать; вера всех уповающих и ожидающих. Прибавлю еще два слова.Я был в каторге и видал преступников, «решеных» преступников. Повторяю, это была долгая школа. Ни один из них не переставал себя считать преступником. С виду это был страшный и жестокий народ. «Куражилящихся перед исповедью; прислушивался к отдельным внезапным словам их, к их восклицаниям; помню их лиНе хотел бы я, чтобы слова мои были приняты за жессворовать».И неужто вы думаете, что, отпуская всех сплошь неЕще недавно я жил несколько лет сряду за границей. Когда я выехал из России, новый суд только что у нас на16; на детей их, не знающих родного языка или забывающих его. Мне ясно было, что половина их самою силою вещей обратится под конец в эмигрантов. Об этом мне всегда было больно дули. Читаешь — там оправдали жену, убившую мужа. ПреИ вот я давно уже снова на родине.«Да полно, жалко ли им в самом деле» — ведь вот воМужик забивает жену, увечит ее долгие годы, ругается над нею хуже, чем над собакой. В отчаянии решившись на самоубийство, идет она почти обезумевшая в свой деИстория этой женщины, впрочем, известна, слишком недавняя. Ее читали во всех газетах и, может быть, еще помнят. Просто-запросто жена от побоев мужа повесиЯ все воображал себе его фигуру: сказано, что он выродятся в разной обстановке: неужели вы не поверите, что эта женщина в другой обстановке могла бы быть ка17 Я ведь не говорю, что была, — и было бы это очень смешно утверждать, — но ведь могло быть в заА он ей, уходя, своим методическим, медленным и важным голосом: «Не смей есть этот хлеб, это мой хлеб».Под конец ему нравилось тоже вешать ее за ноги, как вешал курицу. Повесит, должно быть, а сам отойдет, сяОна удавилась в мае поутру, должно быть, в ясный веКогда она повесилась и захрипела, девочка закричала ей из угла: «Мама, на что ты давишься?» Потом робко подошла, окликнула висевшую, дико осмотрела ее и неИ вот он перед судом — важный, пухлый, сосредотоЗаметьте, что девочка свидетельствовала против отца. Она рассказала все и исторгла, говорят, слезы присутст«Достоин снисхождения!» И ведь этот приговор дан зазнамо. Знали ведь, что ожидает ребенка. К кому, к чему снисхождение? Чувствуешь себя как в каком-то вихре; захватило вас и вертит, и вертит.Постойте, расскажу еще анекдот.Когда-то, еще до новых судов (впрочем, незадолго до них), прочитал я в наших газетах вот какой один фактик: мать таскала на руках ребенка годового или четырнадцаЭто факт, я читал. Но вот представьте, что это случиНу, представьте это себе; я по крайней мере матерей приглашаю представить. То-то, должно быть, вертелся бытут адвокат:— Господа присяжные, конечно, случай этот нельзя назвать вполне гуманным, но возьмите дело в его целоО, конечно, я понимаю всю полезность и всю высоту адвокатского звания, всеми уважаемого. Но нельзя же не взглянуть иногда с одной точки, — согласен, легкомыс— Да подите! — восклицает вдруг давешний язвительА жена, привешенная вверх ногами как курица, а «это мой хлеб, не смей есть его», а девочка, дрожащая на печи, полчаса слушающая крики матери, а «мама, на что ты да«Неразвитость, тупость, пожалейте, среда», — настаиВЛАС18Помните ли вы Власа? Он что-то мне вспоминается.В армяке с открытым воротом, С обнаженной головой, Медленно проходит городом Дядя Влас — старик седой. На груди икона медная: Просит он на Божий храм...У этого Власа, как известно, прежде «Бога не было»;...побоямиВ гроб жену свою вогнал, Промышляющих разбоями, Конокрадов укрывал.Даже и конокрадов, — пугает нас поэт, впадая в тон набожной старушки. Ух ведь какие грехи! Ну и грянул же гром. Заболел Влас и видел видение, после которого поВидел света преставление, Видел грешников в аду:Мучат бесы их проворные, Жалит ведьма-егоза, Ефиопы — видом черные И как углие глаза.Те на длинный шест нанизаны, Те горячий лижут пол...Одним словом, невообразимые ужасы, так даже, что страшно читать. «Но всего не описать», — продолжает поэт.Богомолки, бабы умные, Могут лучше рассказать.О поэт! (к несчастию, истинный поэт наш) если бы вы не подходили к народу с вашими восторгами, про коБогомолки, бабы умные, Могут лучше рассказать, —то не оскорбили бы и нас выводом, что вот из-за таких-то в конце концов бабьих пустяковВырастают храмы божииПо лицу земли родной.Но хоть и по «глупости» своей ходит с котомкою Влас, но серьезность его страдания вы все-таки поняли; все же вас поразила величавая фигура его. (Да ведь и поэт же вы; не могло быть иначе.)Сила вся души великаяВ дело Божие ушла, —великолепно говорите вы. Хочу, впрочем, верить, что вы вставили вашу насмешку невольно, страха ради либеральРоздал Влас свое имение, Сам остался бос и гол И сбирать на построение Храма божьего пошел.С той поры мужик скитается Вот уж скоро тридцать лет, Подаянием питается — Строго держит свой обет.Полон скорбью неутешною Смуглолиц, высок и прям,(чудо как хорошо!)Ходит он стопой неспешною По селеньям, городам.Ходит с образом и с книгою, Сам с собой все говорит И железною веригою Тихо на ходу звенит.Чудо, чудо как хорошо! Даже так хорошо, что точно и не вы писали; точно это не вы, а другой кто заместо вас кривлялся потом «на Волге», в великолепных тоже сти19. А впрочем — не кривлялись вы и «на Волге», разве только немножко: вы и на Волге любили общечеловека в бурлаке и действительно страдаЯ потому припомнил этого стихотворного Власа, что слышал на днях один удивительно фантастический расНа Руси, по монастырям, есть, говорят, и теперь иные схимники, монахи — исповедники и советодатели. Хороверия, а просто в совершенном отчаянии за спасение свое. А прослышит вдруг про какого-нибудь такого мона«И вот, — говорил один из таких старцев однажды в дружеской беседе наедине с одним слушателем, — выслуИ тут-то он и рассказал ту удивительную повесть из народного быта, о которой я выше упомянул.«Вижу, вползает ко мне раз мужик на коленях. Я еще из окна видел, как он полз по земле. Первым словом ко мне:— Нет мне спасения; проклят! И что бы ты ни скаЯ его кое-как успокоил; вижу, за страданием приполз человек; издалека.— Собрались мы в деревне несколько парней, — на— Это никак невозможно тебе, чтобы ты сделал, как говоришь. Хвастаешь.Я ему стал клятву давать.— Нет, стой, поклянись, говорит, своим спасением на том свете, что все сделаешь, как я тебе укажу.Поклялся.— Теперь скоро пост, говорит, стань говеть. Когда пойдешь к причастью — причастье прими, но не проглоТак я и сделал. Прямо из церкви повел меня в огород. Взял жердь, воткнул в землю и говорит: положи! Я поло— Теперь, говорит, принеси ружье.Я принес.— Заряди.Зарядил.— Подыми и выстрели.Я поднял руку и наметился. И вот только бы выстреПроисходило это еще за несколько лет до прихода к старцу. Кто был этот Влас, откуда и как его имя — ста* * *Во-первых, мне именно удивительно — удивительно всего более — самое начало дела, то есть возможность таЗатем замечательна собственно медицинская частьфакта. Галлюсинация есть преимущественно явление боДругое дело психологическая часть факта. Тут являидти больше некуда. Но особенно характерно то, что обЯ думаю, самая главная, самая коренная духовная покакую-нибудь обиду и упрекает обидчика, тут ли он, нет ли. Он дерзостно, пожалуй, доказывает, что он чуть ли не генерал, горько ругается, если ему не верят, и, чтобы увеКто натолкнул обоих парней на спор о том: «Кто сде— Не побоюсь ничего, сделаю все, что укажешь; по— Хвастаешь, убежишь, как мышь в подполье, насмеМожно было выбрать для состязания что-нибудь очень дерзкое и другого рода — разбой, убийство, открыНет. Самые страшные «дерзости» кажутся искусителю слишком обыкновенными. Он придумывает неслыханНемыслимую? А между тем одно уже то, что он именМожно многое не сознавать, а лишь чувствовать. Можно очень много знать бессознательно. Но, не правда ли, любопытная душа, и, главное, из этого быта. В этом все ведь и дело. Хорошо бы тоже узнать, как он считал себя: виновнее или нет своей жертвы? Судя по кажущеГоворят, русский народ плохо знает Евангелие, не знает основных правил веры. Конечно, так, но Христа он знает и носит его в своем сердце искони. В этом нет нивенная любовь народа русского есть Христос, и он любит образ его по-своему, то есть до страдания. Названием же православного, то есть истиннее всех исповедующего Христа, он гордится более всего. Повторю: можно очень много знать бессознательно.И вот надругаться над такой святыней народною, раЖертва, однако же, не сдается, не смиряется, не пугаНо здесь была совсем не бесчувственность. Сверх тоеще продлил борьбу, и, наверно, он-то и способствовал привести ее к окончанию именно тем, что удалял от сердца грешника всякое чувство умиления, и чем сильнее подавлял его, тем невозможнее оно становилось. ОщущеПусть и это. Даже и это бы ничего перед вынесенным жертвою ужасом. То-то и есть, что тут должно было быть непременно на дне души и у того и у другого некоторое адское наслаждение собственной гибелью, захватываюЗаметьте еще, что искуситель не открыл своей жертве всей тайны: она еще не знала, выходя из церкви, что должна будет сделать с святыней, до самого того моменНо, может быть, придя в огород, оба они уже не помОбратим внимание на то, что заряжание ружья есть операция, во всяком случае требующая некоторого вни20 кричала палачу: «Епсоге ип шошеп!, шопкхеиг 1е Ъоиггеаи, епсоге ип шошеп!!»* В двадцать раз она бы выстрадала больше в эту даровую минуту, если б ей ее подарили, а все-таки кричала и молила о ней. Но если предположить, что заряжание ружья было для нашего грешника вроде как у Дюбарри «епсоге ип шошеп!», то, уж конечно, он бы не мог после такого момента опять«Еще минуточку, господин палач, еще минуточку!» (франц.)обратиться к своему ужасу, от которого раз оторвался, и продолжать дело, наводить и стрелять. Тут просто бы онемели руки и перестали бы слушаться, ружье бы вываИ вот в самый последний момент — вся ложь, вся ниСуд прогремел из его сердца, конечно. Почему проНу а другой-то Влас, оставшийся, искуситель? ЛегенВот почему еще желательно бы: что, если это и впрямь настоящий нигилист деревенский, доморощенный отриЕсли уж есть и такие черты даже и в народном харакшел даже очень плоховат. Жаль, что тут нельзя узнать ниКонечно, интерес рассказанной истории, — если только в ней есть интерес, — лишь в том, что она истин21 в настоящий момент несомненна. Да ведь девятнадцатым февралем и закончился по-настоящему петровский период русской истории, так что мы давно уже вступили в полнейшую неизвестность.ПО ПОВОДУ ВЫСТАВКИЯ заходил на выставку. На венскую всемирную вывсе-таки приходит на мысль: возможно ли там понять нажется, ничего не заключили. «Пиковая дама», «Капитанвсякой другой европейской национальности, чем науЯ, конечно, не говорю, что в Европе не поймут наших, например, пейзажистов: виды Крыма, Кавказа, даже на22, вся характерность коПро исторический род и говорить нечего; в чисто исесть по карману, конечно, личность ничтожная; но теНу вот в эстонской или лифляндской каюте игра в карты — это, конечно, понятно, особенно фигура мальшим и знаем, об чем он говорит, знаем весь оборот его вранья, его слог, его чувства. Я уверен, что если бы г-н Перов (и он наверно бы смог это сделать) изобразил французских или немецких охотников (конечно, по-друНе знаю, как отнесутся в Вене к «Псаломщикам» МаЯ ужасно боюсь «направления», если оно овладевает молодым художником, особенно при начале его поприща; и как вы думаете, чего именно тут боюсь: а вот имен23, а наших писателей), хотя бы с виду и походило на то, что называют «удовле24 — решительно этот почтенный поэт наш ходит теперь в мундире. А ведь даже и в этих поэмах есть несколько хорошего и намекает на прежний талант г-на Некрасова. Но что делать: мундирный сюжет, мундирность приема, мундирность мысли, слога, натуральности... да, мундирЧуть только я прочел в газетах о бурлаках г-на Репислугу художнику. Славные, знакомые фигуры: два переНекоторую утрировку можно заметить, впрочем, и у г-на Репина: это именно в костюмах, и то только в двух фигурах. Такие лохмотья даже и быть не могут. Эта руконце зимы, как не раз извещали по крайней мере, корой питаются и идут по весне к хозяину тянуть барку, по крайней мере иные, из-за одной только каши, почти без всякого уговора. Примеры бывали, что с первых дней так и умрет у каши бурлак, навалившись на нее с голодухи, задушится, «лопнет». Лекаря взрезывали, говорят, этих людей и находили одну только кашу до самого горла. Вот это какие иногда субъекты. Но все же невысказанное слово золотое, тем более что такую рубашку и надеть нельзя, если раз только снять: не влезет. Впрочем, в сравЖаль, что я ничего не знаю о г-не Репине. Любопытния. Мне кажется, что художник как будто предчувству25: иной художник-жанрист (и даже из самых талантливых) удивится даже, как возможЧто такое в сущности жанр? Жанр есть искусство изоточно реально, как и действительно существующее, хотя Диккенс и взял только идеал действительности.) Между тем у нас именно происходит смешение понятий о дейстТут совсем ничего не объяснено, тут нет историчеС какой бы вы ни захотели судить точки зрения, со* * *Однако я и забыл о выставке. Впрочем... Какой же я репортер; я хотел лишь сделать несколько отметок «по поводу». Тем не менее редакция обещает поместить подМЕЧТЫ И ГРЕЗЫ1Мы в прошлом № «Гражданина» опять заговорили о пьянстве, или, скорее, о возможности исцеления от язвы всенародного пьянства, о наших надеждах, о нашей вере в ближайшее лучшее будущее. Но уже давно и невольно грусть и сомнения приходят на сердце. Конечно, за текуПосле меня хоть потоп (франц.).тельно помечтать иногда о дальнейшем, если только мечВзять уже то, что нам во что бы ни стало и как можно скорее надо стать великой европейской державой. Поло26. Разумеется, я желаю и по- прежнему продолжаю желать изо всех моих сил, чтобы драгоценные, твердые и самостоятельные начала, присуочень будет даже невыгодно, если соседи наши нас расОгромный сосед изучает нас неусыпно и, кажется, уже многое видит насквозь. Не вдаваясь в тонкости, возьТеперь почти в каждые десять лет изменяется оружие, даже чаще. Лет через пятнадцать, может, будут стрелять уже не ружьями, а какой-нибудь молнией, какою-нибудь всесожигающею электрическою струею из машины. Ска
Возможна доставка книги в , а также в любой другой город страны Почтой России, СДЭК, ОЗОН-доставкой или транспортной компанией.
