Название книги | Записки врача |
Автор | Вересаев |
Год публикации | 2022 |
Издательство | Эксмо |
Раздел каталога | Историческая и приключенческая литература (ID = 163) |
Серия книги | Всемирная литература |
ISBN | 978-5-04-173144-1 |
EAN13 | 9785041731441 |
Артикул | P_9785041731441 |
Количество страниц | 320 |
Тип переплета | цел. |
Формат | - |
Вес, г | 960 |
Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:
Книга из серии 'Всемирная литература'
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРАВикентийВЕРЕСАЕВЗаписки врачаМОСКВА2022УДК 821.161.1-31ББК 84(2Рос=Рус)1-44В31Оформление серии Н. ЯрусовойВ оформлении переплета использованы фрагменты работы художника Карла АспелинаВересаев, Викентий Викентьевич.Ш41 Записки врача / Викентий Вересаев. — Москва : Эксмо, 2022. — 320 с. — (Всемирная литература (с карШ5\ 978-5-04-173144-1Популярная шутка гласит, что в конце XIX века больше всего писателей выпускали медицинские институты.Вот и Викентий Вересаев (1867—1945), современник Чехова и Булгакова, тоже был врачом с литературным даром. Свой нелегкий трудовой опыт он переложил на страницы повести «Записки врача», которая сразу после выхода в 1901 году вызвала большой общеПойдете ли вы на операцию к начинающему врачу? Доверяете ли вы выписанному рецепту? Согласитесь ли на эксперименты со здоровьем во имя науки и прогресса?УДК 821.161.1-31ББК 84(2Рос=Рус)1-44Ы?\ 978-5-04-173144-1© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022Предисловие к первому изданиюПастор. Неужели в вашем материнском сердце нет голоса, который бы запрещал вам разруГ - жа Альвинг. Что же тогПастор. Что же тогда будет с идеалами?Г - жа Альвинг. Ах, идеалы, идеалы!Г. Ибсен «Привидения»Предлагаемые «Записки»1 вызвали против меня сре1 К «Запискам врача» и к статье «По поводу “Записок врача”» подстрочные примечания, за исключением особо оговоренных, принадлежат В. Вересаеву. — Ред.лей; слухи могут дойти до низших слоев общества, до невежественного народа, и оттолкнуть его от медициНегодование это представляется мне очень знамеС самого поступления моего на медицинский фаМне кажется, тут возможно лишь одно объяснение: все боятся, что если поднимать и обсуждать подобные вопросы, то это может «подорвать доверие к врачам». И вот на самые серьезные и жгучие вопросы врачебногодела набрасывается непроницаемое покрывало, и о них молчат, как будто их совсем не существует. А между тем это систематическое замалчивание сделало и продолМне говорят: если вы считали необходимым поднять ваши вопросы, то почему вы не прибегли к специальВ Средние века один вормсский врач, Ресслин, изВремена эти давно миновали; специальная печать пользуется теперь исключительно родным языком, доВпрочем, суть дела не в этом, суть вот в чем: почему профанам не следует знать о существовании указываеУзнав правду, профаны могут потерять доверие к врачам и медицине... Какой это старый-старый, негодДля пользы данного момента иногда по необходиЧто профаны не в состоянии разрешить поднимаеМне предъявляют еще другое обвинение. Одна расПетербург, апрель 1901 г.ПредисловиеК ДВЕНАДЦАТОМУ ИЗДАНИЮДвадцать семь лет прошло со времени выхода в свет этой книги; в промежуток этих лет легли события, глубокою пропастью отделившие вопросы и интересы прежние от нынешних. А книга продолжает требовать все новых изданий; диспуты, посвященные ее обсужНа некоторых из этих вопросов я считал бы нужным тут остановиться.И на диспутах и в частных разговорах мне нередко приходится в последние годы слышать такого рода воз— Вы выказываете слишком много заботы об отТак сейчас говорят очень многие.Есть два рода коллективизма: коллективизм пчел, муравьев, стадных животных, первобытных людей —и тот коллективизм, к которому стремимся мы. При первом коллективизме личность, особь — полнейшее ничто, она никого не интересует. Трутней в ульях корПрямо поражает легкомыслие, с каким сейчас отнотвердо убежденных в необходимости жертв во всяком серьезном деле, — соберите их и скажите:— Если вы придете в больницу, то, может быть, мы будем вас лечить, а может быть, отдадим в руки молодоПопробуйте, скажите так, — и вы увидите, что вам ответят закаленные революционеры, вполне убежденСлучайно в книге моей оказался незатронутым очень острый в нашем деле вопрос о врачебной тайне. СледуРаньше в вопросе о врачебной тайне у нас царила точка зрения, которую энергично отстаивал професМанассеин в этой области не останавливался перед самыми крайними выводами. Помню два таких приК частному глазному врачу обратился за помощью железнодорожный машинист. Исследуя его, врач поДругой случай — такой. К одному парижскому вранепосредственно разглашает ее словами, а вообще, когДля нас точка зрения Манассеина на врачебную тайну представляется совершенно неприемлемою. Где сохранение врачебной тайны грозит вредом обществу или окружающим больного лицам, там не может быть никакой речи о сохранении врачебной тайны. Вопрос о врачебной тайне безусловно должен регулироваться соВ настоящее время по вопросу о врачебной тайне у нас царит точка зрения, диаметрально противополож«— Мы держим курс на полное уничтожение врачебной тайны. Врачебной тайны не должно быть. Это вытекает из нашего основного лозунга, что “болезнь — не позор, а несчастие”. Но, как и везде, в наш переходный пери«Проф. А. И. Абрикосов, — продолжает газетный отчет, — от имени московской профессуры полностью солидаризировался со словами наркома и этим как бы признал вопрос исчерпанным».Я лично никак не могу признать этим вопрос ислезнь больной — как на «позор» или как на «несчастие». Если же сохранение тайны никаким общественным вредом не грозит, то врач обязан сохранять вверенную ему больным тайну, как бы он сам ни смотрел на данТочка зрения, энергично выдвигаемая Н. А. Семаш— Вы меня сегодня видите в первый и последний раз. Я вам скажу все.И рассказала, что она страдает известным тайным пороком, это ее очень мучило, она обратилась за по— Негодяй, — никакого об этом не может быть и спора!Повторяю: если нет в соблюдении тайны никакосебе представить всего многообразия случаев, когда наПоложение: «Мы держим курс на полное уничто9 марта 1928 г. МоскваЗаписки врачаЯкончил курс на медицинском факультете семь лет назад. Из этого читатель может видеть, чего он вправе ждать от моих записок. Записки мои — это не записки старого, опытного врача, подводящего итоги своим долгим наблюдениям и размышлениям, вырабоIЯ учился в гимназии хорошо, но, как и большин1 Развитие мое шло помимо школы, помимо школы приобретаВсе это резко изменилось, когда я поступил в уни1 Уверяю тебя (лат.). — Ред.сохранения материи и энергии, но в душе совершенно не верил в них. Впоследствии мне пришлось убедиться, что и большинство людей имеет не менее младенческое представление обо всем, что находится перед их глазаЧто касается анатомии, то часто приходится слыславного, от ее присутствия на душе становится хорошо и светло, а между тем все, составляющее ее, мне хорошо известно, и ничего в ней нет особенного: на ее мозге те же извилины, что и на сотнях виденных мною мозгов, мускулы ее так же насквозь пропитаны жиром, котоЕще более сильное впечатление, чем предлагаемые знания, произвел на меня метод, царивший в этих знаНа втором курсе подготовительные, теоретические предметы закончились. Я сдал полулекарский экзамен. Начались занятия в клиниках.Здесь характер получаемых знаний резко изменился. Вместо отвлеченной науки на первый план выдвинулся живой человек; теории воспаления, микроскопические препараты опухолей и бактерий сменились подлинныВскоре после начала клинических занятий в клинику старших курсов был положен огородник, заболевший столбняком. Мы ходили смотреть его. В палате стояла тишина. Больной был мужик громадного роста, плотУжасно было не только то, что существуют подобдвору крепкий парень-конюх, поскользнулся и ударил— Подлецы вы все, шарлатаны! Да убейте же вы меня, ради создателя, — одного только я у вас прошу!В хороший летний вечер он посидел на росистой траве...Каждую минуту, на каждом шагу нас подстерегают опасности: защититься от них невозможно, потому что они слишком разнообразны, бежать некуда, потому что они везде. Само здоровье наше — это не спокойное соНужны какие-то идеальные, для нашей жизни собездельники — от праздности; неосторожные — от неС новым и странным чувством я приглядывался к окружавшим меня людям, и меня все больше поКогда я в первый раз приступил к изучению теопроцесс родов. Брюшные органы, скомканные и при— Ну, ну, сударыня, потерпите немножко! — невозНочь была бесконечно длинна. Роженица уж пере— Доктор, скажите, я не умру? — спрашивала она с тоскою.Утром в клинику пришел наведаться о состоянии росудорожно сводиться в отчаянных усилиях вытолкнуть из себя ребенка; ребенок, наконец, вышел; он вышел с громадною кровяною опухолью на левой стороне за— Роды были легкие и малоинтересные, — сказал асЭто все тоже было «нормально»!.. И дело тут не в том, что «цивилизация» сделала роды труднее: в тяжеОписанные впечатления ложились на душу одно за другим, без перерыва, все усиливая густоту красок.Однажды ночью я проснулся. Мне снилось, что я шел по какому-то узкому, темному переулку: на меня наехала карета, ударила дышлом в бок, и у меня обратолько для этого и жить. Беречься? Но этим теряешь приспособляемость; птица безнаказанно спит под доВскоре это страданье встало передо мною в реальной форме. У меня на левой руке под мышкою находилась небольшая родинка; ни с того ни с сего она вдруг наобыкновенно и развивается из невинных родинок. Как на эшафот, пошел я на прием к нашему профессору-хи— Профессор, у меня, кажется... саркома на руке, — сказал я обрывающимся голосом.Профессор внимательно посмотрел на меня.— Вы медик третьего курса? — спросил он.— Да.— Покажите вашу саркому.Я разделся. Профессор срезал ножницами тонкую ножку, на которой держалась опухоль.— Вы себе натерли родинку рукавом, — больше ничего. Возьмите себе на память вашу саркому, — доЯ ушел сконфуженный и радостный, и стыдно мне было за мою ребяческую мнительность. Но спустя некоЯ пошел к профессору-терапевту. Не высказывая своих подозрений, я просто рассказал ему все, что со мною делается. По мере того как я говорил, профессор все больше хмурился.— Вы полагаете, что у вас ШаЬе1ек тярШиз, — резко сказал он. — Это очень хорошо, что вы так прилежно изучаете Штрюмпеля: вы не забыли решительно ни одIIПредметом нашего изучения стал живой, страдаюВпрочем, привычка эта вырабатывается скорее, чем можно бы думать, и я не знаю случая, чтобы медик,одолевший препаровку трупов, отказался от врачебной дороги вследствие неспособности привыкнуть к стонам и крови. И слава богу, разумеется, потому что такое отМы учимся на больных; с этой целью больные и принимаются в клиники; если кто из них не захочет поРазумеется, больного при этом стараются по возмож— Если вы приставите стетоскоп к груди больноИ режущим глаза контрастом представляется это одинокое страдание, служащее предметом равнодушных объяснений и упражнений; кто другой, а сам больНо вот больной умирает. Те же правила, которые требуют от больных, чтобы они беспрекословно давали себя исследовать учащимся, предписывают также обяКаждый день по утрам в прихожей и у подъезда кли— Ведь болезнь у него известная, — что ж его еще после смерти терзать?И здесь, конечно, она встречает тот же отказ: вскрыть умершего необходимо, — без этого клиническое препоЯ не ропщу,Что бог прибрал младенчика, А больно то, зачем они Ругалися над ним?Зачем, как черны вороны, На части тело белоеТерзали?.. НеужлиНи бог, ни царь не вступятся?Однажды летом я был на вскрытии девочки, умер— Вы что тут делаете, а? — вдруг раздался в дверях задыхающийся голос.На пороге стоял человек в пиджаке, с рыжею бород— Что вы тут делаете, разбойники?! — завопил он, трясясь и уставясь на нас широко раскрытыми глазами.У прозектора замер нож в руке.— Ну, ну, чего тебе тут? Ступай! — сказал побледнев— Ребят здесь свежуете, а?! — кричал тот с каким-то плачущим воем, судорожно топчась на месте и тряся сжатыми кулаками. — Вы что с моей девочкой исделали?Он рванулся вперед. Служитель схватил его сзади под мышки и потащил вон; мещанин уцепился руками за косяк двери и закричал: «Караул!..»Служителю удалось, наконец, вытолкать его в коЕсли у этого человека заболеет другой ребенок, то он разорится на лечение, предоставит ребенку умереть без помощи, но в клинику его не повезет: для отца это поСказать кстати, право вскрывать умерших больных присвоили себе, помимо клиник, и вообще все больнивятся перед врачами на колени, суют им взятки, — все напрасно; из боязни вскрытия близкие нередко всеми мерами противятся помещению больного в больницу, и он гибнет дома вследствие плохой обстановки и нераВ больнице, где я впоследствии работал, произошел однажды такой случай: лежал у нас мальчик лет пяти с брюшным тифом; у него появились признаки прободеНо кому особенно приходится терпеть из-за того, что мы принуждены изучать медицину на людях, — это лечащимся в клинике женщинам. Тяжело вспоминать, потому что приходится краснеть за себя; но я сказал, что буду писать все.Пропедевтическая клиника. На эстраду к профессоБыло ли во мне какое-нибудь сладострастное чувИ случаев, разумеется, было очень много. Особенженная до пояса, пока мы один за другим выслушиваем ее. Я старался смотреть на нее глазами врача, но я не мог не видеть, что у нее красивые плечи и грудь, я не мог не видеть, что и товарищи мои что-то уж слишком интереНа амбулаторный прием нашего профессора-сифи— Где у вас сыпь? — спросил профессор больную.— На руке.— Ну, это пустяки. Бывшие фурункулы. Еще где?— На груди, — запнувшись, ответила больная. — Но там совсем то же самое.— Покажите!— Да там то же самое, нечего показывать, — возра— Ну, а вы нам все-таки покажите; мы о-чень любоПосле долгого сопротивления больная наконец сня— Ну, это тоже пустяки, — сказал профессор. — Больше нигде нет? Скажите вашему доктору, что у вас нет ничего серьезного.Тем временем ассистент, оттянув у больной сзади рубашку, осмотрел ее спину.— Сергей Иванович, вот еще! — вполголоса произПрофессор заглянул больной за рубашку.— А-а, это дело другое! — сказал он. — Разденьтесь совсем, — пойдите за ширмочку... Следующая!Больная медленно ушла за ширму. Профессор осмо— Ну, а что та наша больная? Разделась она? — спроАссистент побежал за ширму. Больная стояла одетая и плакала. Он заставил ее раздеться до рубашки. Боль— Одевайтесь, — сказал, наконец, профессор. — Трудно еще, господа, сказать что-нибудь определенБольная уже оделась. Она стояла, тяжело дыша и неподвижно глядя в пол широко открытыми глазами.— Нет, я больше не приду! — ответила она дрожа— Чего это она? — с недоумением спросил професВ тот же день, вечером, ко мне зашла одна знакомая курсистка. Я рассказал ей описанный случай.— Да, тяжело! — сказала она. — Но в конце концов что же делать? Иначе учиться нельзя, — приходится ми— Совершенно верно. Но ответьте мне вот на что: если бы вам предстояло нечто подобное, — только представьте себе это ясно, — пошли ли бы вы к нам?Она помолчала.— Не пошла бы... Ни за что! — виновато улыбнулась она, с дрожью поведя плечами. — Лучше бы умерла.А ведь она глубоко уважала науку и понимала, что «иначе учиться нельзя». Та же ничего этого не понимаЭта-то нужда и гонит бедняков в клиники на полькрайней мере, в маленьких городах. Кто хочет получить от нее действительную пользу, должен сам исследовать больных. Страх перед подобными исследованиями в приЕсли рассуждать отвлеченно, то такая щепетильИ тем не менее — «иначе учиться нельзя», это несоЗдесь мы наталкиваемся на одно из тех противовпоследствии: существование медицинской школы — школы гуманнейшей из всех наук — немыслимо без попрания самой элементарной гуманности. Пользуясь невозможностью бедняков лечиться на собственные средства, наша школа обращает больных в манекены для упражнений, топчет без пощады стыдливость женКакой из этого возможен выход, я решительно не знаю; я знаю только, что медицина необходима, и инаIIIНа третьем курсе, недели через две после начала заХирург заметно волновался: он нервно крутил усы и притворно скучающим взглядом блуждал по рядам студентов; когда профессор-патолог отпускал какую- нибудь шуточку, он спешил предупредительно улыбнуться; вообще в его отношении к патологу было что-то заискивающее, как у школьника перед экзаменатором. Я смотрел на него, и мне странно было подумать, — неужели это тот самый грозный №№, который таким величественным олимпийцем глядит в своей клинике?— От перитонита умерла? — коротко спросил па— Да.— Оперирована?— Оперирована.— Угу! — промычал патолог, чуть дрогнув бровью, и приступил к вскрытию.Ассистент-прозектор сделал на трупе длинный кожный разрез от подбородка до лонного сращения. Патолог осторожно вскрыл брюшную полость и стал осматривать воспаленную брюшину и склеившиеся кишечные петли... Хирург уж накануне высказал нам в клинике предполагаемую им причину смерти больной: опухоль, которую он хотел вырезать, оказалась сильно сращенною с внутренностями; вероятно, при удалеВскрытие кончилось. В своем эпикризе патолог заПрофессора любезно пожали друг другу руки и ушли. Студенты повалили к выходу.Странное и тяжелое впечатление произвело на меня это первое виденное мною вскрытие. «Перитонит был вызван поранением кишечника; такое поранение трудЯ испытывал такое ощущение, как будто попал в школу к авгурам. Мы — те же будущие авгуры, нас стесЧем дальше шло теперь мое знакомство с медициЮег Сей! йег Мейтап ^811е1еЬ1 ги Гаккеп: Шг аигейкШШП Ше дгокк ипй к1ете ^е1|, ит ек ат Епйе деЬп ги 1аккеп, ^1е’к Сой дейаШ1.В лечении болезней меня поражала чрезвычайная шаткость и неопределенность показаний, обилие предТо и дело мне теперь приходилось узнавать вещи, которые все больше колебали во мне уважение и дове1 «Дух медицины понять нетрудно: вы тщательно изучаете и большой и малый мир, чтобы в конце концов предоставить всему идти, как угодно богу».птоматических показаний нет; «но ведь вы не можете оставить больного без лекарства», — и вот в этих слуЯ начинал все больше проникаться полнейшим меговорил, что, сознаваясь откровенно, «вся наша медиКаким образом из всего только что описанного мог я сделать такое резкое и решительное заключение? Мне кажется, основанием этому мне послужило то очень распространенное мнение, которое бессознательно разОдин случай произвел во мне полный переворот. В нашу хирургическую клинику поступила женщина лет под пятьдесят с большою опухолью в левой стороне живота. Куратором к этой больной был назначен я. На обязанности студента-куратора лежит исследовать данкуратор излагает перед аудиторией историю его боС гидронефрозом очень легко смешать эхинококк почки: мы много раз видели также мягкие саркоматозные опухоли почек, относительно которых мы были уверены, что имели дело с гидронефрозом («Частная хирургия» Тильманса).Рак почки нередко принимался за брюшинные опухоПри кистах яичника встречаются очень неприятные диагностические ошибки... Дифференциальное распозКлинические симптомы рака поджелудочной железы почти никогда не бывают настолько ясны, чтоб можно было поставить диагноз (Штрюмпель).Скептически и враждебно настроенный к медицине, я с презрительной улыбкой перечитывал эти признания в ее бессилии и неумелости. Я как будто даже был доПришло время демонстрировать мою больную. Ее внесли на носилках в аудиторию. Меня вызвали к ней. Я прочел анамнез больной и изложил, что нашел у ней при исследовании.— Какой же ваш диагноз? — спросил профессор.— Не знаю, — ответил я, насупившись.— Ну, приблизительно?Я молча пожал плечами.— Случай, положим, действительно не из легких, — сказал профессор и приступил сам к расспросу больСначала он предоставил самой больной рассказать об ее болезни. Для меня ее рассказ послужил основою всему моему исследованию; профессор же придал это