Название книги | Прелести культуры /м/ |
Автор | Зощенко |
Год публикации | 2022 |
Издательство | АСТ |
Раздел каталога | Историческая и приключенческая литература (ID = 163) |
Серия книги | мЭксклюзивная классика |
ISBN | 978-5-17-097312-5 |
EAN13 | 9785170973125 |
Артикул | P_9785170973125 |
Количество страниц | 416 |
Тип переплета | мяг. м |
Формат | - |
Вес, г | 1200 |
Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:
Книга из серии 'мЭксклюзивная классика' 'В этом сборнике представлены лучшие юмористические рассказы Михаила Зощенко: \"Аристократка\", \"На живца\", \"Честный гражданин\", \"Баня\", \"Нервные люди\", \"Прелести культуры\" и др. Почти сто лет прошло, а мы все равно смеемся, когда читаем эти новеллы. Мы часто цитируем их, подчас забывая, что цитата принадлежит перу Зощенко — его афоризмы и крылатые выражения уже стали неотъемлемой частью нашей культуры.'
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
М.М. ЗОЩЕНКОПРЕЛЕСТИ КУЛЬТУРЫИЗДАТЕЛЬСТВО ACT МОСКВАУДК 821.161.1-32ББК 84(2Рос=Рус)6-44З-88Серия «Эксклюзив: Русская классика»Серийное оформление Е. ФерезКомпьютерный дизайн А. КирсановойЗощенко, Михаил Михайлович.З-88 Прелести культуры : [сборник] / Михаил Михайлович Зощенко. — Москва : Издательство АСТ, 2021. — 416 с. — (Эксклюзив: Русская классика).ISBN 978-5-17-097312-5В этом сборнике представлены лучшие юмористиУДК 821.161.1-32ББК 84(2Рос=Рус)6-44ISBN 978-5-17-097312-5© М.М. Зощенко, наследники, 2016© ООО «Издательство АСТ», 2021ВОЙНА1До станции Кривые Горки третья рота мигом доеА тут еще Федюшка Лохматкин — оптик по всем делам.— Верно, — говорит, — положено это наивысшим начальством.А с кого требовать? Начальство все впереди, а поЛадно. Нельзя ехать.На станцию вышли. Кучками бродят. Торгов— Прошу, — говорит, — честью, баба, отойди от колокола. Убью на месте! Звонить нужно, потому поезд пассажирский...А баба ему такое:— Не отойду, кормилец, от колокола. Убей руА Федюшка уже тут. Народ растолкал ручкой.— Чего, — говорит, — тут такое приключилось?Баба слезой давится. Баба очень слезой давится.— Так и так, — говорит, — отряд заградительный лисью шубу... Зачем, мол, тебе, баба, шуба? Это, де— Не по правилу это. — сказала толпа.А тут еще с четвертого взвода — Ерш по фамилии.— Фу-ты, — говорит, — братцы, товарищ Федя, да отдадим бабе шубу!Тут все заговорили очень.— Живут, — говорят, — одни великолепной жизВеликий шум поднялся. А на шум — отряд загра— Разойдитесь, — кричат, — по мере возможноСлово за слово. Это, дескать, не по правилу, товаИные уже и винтовочки схватили, серьезно затвоОтряд в двенадцать человек — в цепь и к лесу. Не иначе как окопаются на опушке. Смешно!А народу все больше да больше. К цейхгаузу товаБаба тут взвизгнула очень тонко:— Вон она, лисья шуба, пять фунтов масла!А у самой каждое слово слезой омыто.— Не по правилу это, — решили люди, осматриА тут вдруг Ерш бочонок в темном углу нашел.Рукой он по бочонку похлопывает, а сам такое:— Фу-ты, братцы, а ведь это же масло.— Совершеннейшее масло, — сказали люди, выА Ерш все рукой по бочонку.— Именно, — говорит, — великолепное масло. И какая может быть война? И какой государственный масштаб?Тут все закричали сразу:— Не нужно денег, если так... Без денег поедем, братцы, — экстра.2А очень великолепно жить в провинции. В столиПредседатель исполкома кур разводит, член тройки тоже кур разводит, доктор Гоглазов — кур, а комендант станции кролиководством занят.Чудак необыкновенный — этот комендант станТолько нынче нехорошая штука с ним вышла. Не удался день. С утра не удался день. С утра свиньи грядку турнепса пожрали. Хорошо, если его свиньи — к жиру, а если, скажем, Ипатовых.На станцию комендант серьезным пришел. А тут еще барышня с бантом телеграмму сует — дескать, срочно и секретной важности.Телеграмму прочел комендант — телом затрясся.«.белогвардейцы и мятежники. Поезд 433. Разо«Гм! Штука... Свиньи турнепс пожрали... Штука!»— Алло, исполком. Срочно и секретной важно«Гм! Штука. Мои — так к жиру, но Ипатовы, как пить дать Ипатовы».Комендант станции и председатель исполкома на высоте положения. И к полудню на всех заборах лиДивятся очень прохожие. Что ж это, граждане? Листок.На заборе театральная афиша — столичная труппа «Променад». Великолепные знаменитости.Пониже корявая бумажка, и на ней: «Настоящая персидская оттоманка за полцены, с разрешения жиА рядом листок — и крупней крупного:«Военное положение. Ходить до семи. Жиров полШтука! Как же так, граждане? Смешно — до семи. Если, скажем, секретарь исполкома, товарищ БычГм! Штука.3Председатель исполкома Петр Стульба с балкона слова лепит:— Белогвардейцы и мятежники. Разоружить. Притянуть. Поезд 43. Бочонок масла.Очень хорошо и длинно говорит председатель исполкома... Лепит — говорит, а сам руку этак вот, за пояс. Для истории. Иные так за борт или, ска— Позор! — сказал отряд матросов особого назнаКотелки за спиной звякнули. Перемигнулись штыки с солнцем.Напряглись клячонки. Клячонки-то очень напряПушку эту у вокзала поставили дулом вдаль. Клячонок распрягли — нехай пасутся. А сами — в цепь.Поезд едва до вокзала дошел — закричали как, задвигались матросы.— Оружие! Оружие, сукины дети, кладите!Дивится очень третья рота. Из теплушек лезет. А впереди Ерш из четвертого взвода вьюном вьется и всех подначивает:— Не покоримся, братцы! Немыслимо положить оружие. Выкатим, братцы, товарищ Федя, пулемет, да и, пожалуйста, стрельнем, жажахнем по клёшникам!И стрельнули бы (живут одни великолепной жизРучки сложил на желудок, дескать, делегат и нету у него оружия, выступил.— Совершенно, — говорит, — правое дело, това— Как? — подошли ближе матросы, — лисья шуба и масло?— Да. Лисья шуба, пять фунтов масла.— Как? — сказал комендант, высовываясь из окна, — пять фунтов масла?.. Алло, исполком! Срочно и секретной важности...— Как? — сказал председатель Стульба, вытаскиА Федюша — оптик по всем делам — говорит, землю роет. И даст же Бог такой словесный дар!— Шуба, — говорит, — и масло. Можно ли поТут матросы заговорили.— Очень, — говорят, — вы великолепно сделали, братишки. Очень даже мы любуемся вами.А сами-то трех клешников к пушке засылают. ДеПоговорили еще матросы, звякнули котелками, расправили клеши и — к дому.А Федюшка гоголем ходит.Полуротного Овчинкина совсем заслонил.Прямо-таки забил полуротного Овчинкина.Овчинкин даже с голосу спал — чай сидит пьет, а Федюшка командует.— Садись, — кричит, — третья геройская по ваго4А через три больших станции и с поезда сошли. По целине тут тридцать верст — и позиция.Кишкой растянулась рота по шоссе. А впередиОвчинкин. Овчинкин компасом покрутит, на карту взглянет и прет без ошибки, что по Невскому.Вскоре в деревню в большую пришли. На ночь по трое в хату расположились. Федюша и Ерш наилучА в доме том американка жила. Очень прекрасная из себя. Русская, но в прошлом году из Америки верРасположились трое, картошку кушают, а Ерш все свою линию ведет.— И какая, — говорит, — братцы, товарищ Федя, война? И какой государственный масштаб? В лесок бы теперь, в земляночку. А в земляночке — лежишь, куришь...Но Федюша не слушает — глазом разговаривает с американкой.Американка рукой по бедрам, Федюша глазом, — дескать, хороша, точно хороша. Американка плечиИ час не прошел, а Федюша уж, как Хедив-паша, с американкой на печи сидят.Ерш внизу мелким бесом, а сам Илье Ильичу ти— Скалозубая. И какой в ней толк? Зубами, гаВот и господин Илья Ильич — интеллигенция рот— Да, — сказал Илья Ильич. — А ведь и точно плохо. А главное, радости никакой. И почему так? Что такое со мной произошло?..Поднял голову Илья Ильич, смотрит: Федюша с печки вниз спускается.— Ох, — говорит Федюша, — загрызла меня, братцы, американка. До того загрызла, что и слов нет. Сосет в груди. Остаться нужно. Эх, кабы день-два! Эх, мать честная, все пропадет! Останусь. А ведь остаРадуется Ерш, лицо — улыбка.— Да ну?— Да. Останусь. Сама американка присоветоЛадно.5Американка фонарем светила, Федюша рядом под локоток, а Ерш и ротная интеллигенция сзади.— Здесь, — засов отодвинула американка. — Сюда заходите. И ни Боже мой, покуда не позову.— Ладно.Очень скверно в лицо пахнуло. А ведь что ж?По доброй воле. Сели у стенки. Гм! Запах.А у Ерша счастье на лице.— Дальше-то что? — улыбается, — дальше-то, братцы, товарищ Федя, что? Ведь и государственный масштаб теперь к черту!.. А дальше-то не иначе как в лес. Дальше-то прямая дорожка в лес. Да только пучерная, красивенькая, кудряшечки этакие... Стой-по- стой! Откуда есть такой? Тут и стукнуть по черепу. И концы в воду. И лошади себе. И повозку себе.— Да, — сказал Федюша, — а и шельма же она, братцы! Страсть люблю таких! «И ты, — говорит, — мне очень нравишься, Федюша. Больше жизни. Да только зачем нам жизни свои зря спутывать? Ты голый, соколик, да и у меня по пятьсот две думских да кольцо дареное.»— Плохо, — вдруг испугался Илья Ильич, — это что ж? Выходит, что в разбойники? Опять несоот— Прямая дорожка в лес, братцы, товарищ Федя, — бормотал Ерш, засыпая. — Говорят, объяви«В разбойники, — думал Илья Ильич, закрывая глаза. — И что меня удержит? Россия. Гм. Может, России-то уже нет, да и русских нет. То есть, конечно, есть, да живут ли они? Может быть, все как я, может быть, у всех — великое «все равно».»Под утро заснули трое и видели сны.6Уже и солнце проткнуло все щели в овине, а Ерш спит — раскинулся, лицо — улыбка, сам в золотых полосах, будто зебра.А Федюша все в щель смотрит. Да только тихо на дворе: куры ходят, вон свинья у самого носа хрюкнула, а больше никого не видать. И что за причина такая?Ротная интеллигенция тоже в щель — ничего. Ерш проснулся.— Фу-ты, — говорит, — братцы, а ведь ку- шать-жрать хочется.Только видит Федя: старуха на крыльцо мотну— Тс... — цыкает ей Федя, — ты, чертова старуха! Гм... Притча. Не слышит, чертова бабка, сук ей в нос!Просидели час. Тихо.Заспалась, должно быть, Маруся-американочка. Еще час просидели. Федюша начал засов ножом коНожом отодвинул засов.— Сейчас, — говорит, — братцы.И сам по двору тенью.Только прибегает обратно — глаза круглые и сам не в себе очень.— Нету, — говорит, — американки. Ушла чертова Маруська. С полуротным с Овчинкиным вовсе ушла. Сама старуха — сук ей в нос! — призналась. Дескать, полуротный Овчинкин к вечеру вестового засылал, а к ночи и сам в гости пожаловал. Жрали, — говоВышли на двор. Ушла, мать честная, и следов нет.Посмотрел Федя на солнце, на дорогу посмотрел. И куда ушла? В какую сторону? Без компаса никак нельзя узнать.— Эх, испортила американка жизнь! Угробила, чертова Маруська! Очень даже грустно сложились обПосмотрел Федя Лохматкин на Марусин дом — сосет в сердце.«Красавица!» — подумал.В окно глянул, а в окне старухин нос.— Тьфу ты, мерзкая старуха, до чего скверно смоА тут Ерш, лицо — улыбка.— Что ж, — говорит, — братцы, товарищ Федя, — судьба. И какая там война? И какой государственный масштаб? В лесок уйдем. Прямая дорожка без комИ трое зашагали в лес.7Бродили в лесу до вечера. А вечером повис над боОгонь развели веселый, но было невесело. До утра просидели очень даже грустные, а утром дальше пошли. Прошли немного — верст пять, и вдруг закри— Едут!Верно. Вдали негромко звенели бубенцы.— Едут! — застонал Ерш. — Тащите же бревно, сук вам в нос!Но никто не двигался.А у Ерша паучьи руки — очень ему трудно из каОднако тотчас выволок бревно это и накатил на дорогу.Били железом по камню лошади, и за поворотом показалась желтая повозка с седоком.— Стой! — закричал Ерш. — Идем же, братцы, то— Стой, постой! — повторил Ерш и вытащил нож, подбегая.— А-а!.. — дико закричал седок.Во весь рост встал. Трясется челюсть. В руке реВздрогнули лошади, лес ахнул тихонечко.— Братцы, — тонко закричал Ерш, — так нельзя! Он револьвером... — И хотел к лесу. Но упал лицом в грязь и затих.Выстрелил два раза седок. Железом бешено заА на бревне сидел Илья Ильич и тоскливо смо1921ИСПОВЕДЬНа Страстной неделе бабка Фекла сильно разориФекла долго и старательно прилаживала свечку поближе к образу. А когда приладила, отошла неФекла долго молилась, бормоча себе под нос всяо грязный каменный пол, вздыхая и кряхтя, пошла к исповеди.Исповедь происходила у алтаря за ширмой.Бабка Фекла встала в очередь за какой-то древИсповедники входили туда и через минуту, взды«Торопится поп, — подумала Фекла. — И чего тоФекла вошла за ширму, низко поклонилась попу и припала к ручке.— Как звать-то? — спросил поп, благословляя.— Феклой зовут.— Ну, рассказывай, Фекла, — сказал поп, — какие грехи? В чем грешна? Не злословишь ли по-пустому? Не редко ли к Богу прибегаешь?— Грешна, батюшка, конечно, — сказала Фекла, кланяясь.— Бог простит, — сказал поп, покрывая Феклу епитрахилью. — В Бога-то веруешь ли? Не сомнева— В Бога-то верую, — сказала Фекла. — Сын-то, конечно, приходит, например, выражается, осуждает, одним словом. А я-то верую.— Это хорошо, матка, — сказал поп. — Не подда— Осуждает, — сказала Фекла. — Это, говорит, пустяки — ихняя вера. Нету, говорит, не существует Бога, хоть все небо и облака обыщи...— Бог есть, — строго сказал поп. — Не поддавайся на это. А чего, вспомни, сын-то еще говорил?