j
НА СКЛАДЕ в наличии, шт. | {{in_stock}} |
Название книги | Люди, которые всегда со мной /м/ |
Автор | Абгарян |
Год публикации | 2023 |
Издательство | АСТ |
Раздел каталога | Историческая и приключенческая литература (ID = 163) |
Серия книги | мЭксклюзивная классика |
ISBN | 978-5-17-101626-5 |
EAN13 | 9785171016265 |
Артикул | P_9785171016265 |
Количество страниц | 352 |
Тип переплета | мяг. м |
Формат | - |
Вес, г | 1040 |
Книга из серии 'мЭксклюзивная классика'
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
НАРИНЭ АБГАРЯНЛЮДИ, КОТОРЫЕ ВСЕГДА СО МНОЙМоскваИздательство АСТУДК 821. 161. 1ББК 84 (2Рос = Рус) 6А13Серия «Эксклюзивная новая классика»Иллюстрации: Сона АбгарянХудожественное оформление: Е. ФерезАбгарян, НаринэА13 Люди, которые всегда со мной / Наринэ Абгарян. — Москва : Издательство АСТ, 2022. — 346, [1] с. — (Эксклюзивная новая классика).ISBN 978-5-17-101626-5«Люди, которые всегда со мной» — это семей© Наринэ Абгарян, 2014© Сона Абгарян, иллюстрации, 2014© ООО «Издательство АСТ», 2021ПРЕДИСЛОВИЕАрмянское нагорье видело насвоем веку много прекрасного: языческие капища — с жертвенными хороводами, обращенными к солнцу крашенными хной ладонями жрецов и жриц; остро1; рвущие душу песнопения — песнь пахаря, песнь зари, песнь урожая, песнь провожающих на войну, песнь встре1 Кошениль, маленькие червецы, обитающие в корнях растебуждающая. Песнь исцеляющая и песнь оплакиваюАрмянское нагорье насквозь пропитано кровью и слезами. Много горя оно повидало на своем веку: бесконечные войны — выматывающие, несправедОсобенно тяжело пришлось во времена правI. По свидетельству историков, Аббас I угнал в глубь Персии практичеЕдинственными, кто не подчинился указу шаха, были армяне Карабаха. Карабахские мелики — княС голода карабахцы не погибли. Через какое-то время они покинули ущелья, спустились в низины иорганизовали Карабахское ханство — пять княжеств, объединенных в Хамсу 1. Карабахская Хамса оказаВ один промозглый февральский день с севера, с ущелья горы Мургуз, прибыл груженный нехиВ начале XIX века его императорское величе1 От армянского «хамс» — пять.Первый, в попытке сделать предсказуемым и управИ вновь появился на ладони мира стертый когда-то до основания городок Берд, названный в честь старой полуразрушенной крепости, что возДЕВОЧКАПетухи кричали так неистово, словно, заново сотворивши мир, спешили подеНехотя отступала утренняя дымка: цепляясь за колючие ветви малинника, клубясь марлевым рваГусто замычала корова — это соседка Вардик вывела свою Маришку из темного хлева. Маришка привычно потянется к забору, толкнет лбом калитку, выйдет на улицу и побредет вдоль по неровной узМаришка неспешным шагом дойдет до обрыва, свернет с каменистой дороги к кромке и станет остоТогда лежащая у ног пастуха огромная кавказНайдой, ступая по самой кромке тропы и тяжело ходя крутыми боками.— Безрогая ты скотина, вот ты кто такая, Маришка.— Старик поднимется, отряхнет колени, с трудом выпря— Здравствуйте, уста Амбо! — станут здороваться водители, почтительно притормаживая рядом.— Как здоровье?— Здравствуй и доброй тебе удачи,— важно будет отвечать им старик,— на работу небось?— На работу, а как же!— Вот и мы на работу.— И пастух, тяжело опира— Охаааа-ай,— старик остановится, заслонит лаИ Господь ответит ему, обернувшись птичьим ще— Пусть слава твоя будет вечной, Амбо-джан.УТРОМама спускается по ступенькам, прихватывает кончиками пальцев тяжелые металлические перила, шлепки весело стучат по ее пяткам. Мама в моей ко— Прекрати душераздирающе вздыхать,— говоБидончик эмалированный, белый, с букетом желтых цветов на оттопыренном толстеньком боку. Я поднимаю крышку и заглядываю внутрь. Пусто. Еще бы не пусто, последнее молоко сегодня пурово представлять, что ложка — это лезвие конька, и чертить ею на белом катке замысловатые бороздки. Тогда по этим бороздкам тоненьким ручейком бежит желтое растаявшее масло. Красота красотой, а есть невозможно.Иногда так бывает. Снаружи одно, а внутри — соМама расстраивается, когда я не ем. Говорит, что я ее в гроб вгоню своим упрямством. А еще говорит, что я так с голоду помру, и в школу меня не возьмут. Очень надо. Небось в школе тоже кормят манной ка— Не греми так бидоном,— говорит мама,— и смотри под ноги.Мы идем покупать молоко к соседке Вардик, у коиз хлебного мякиша слепил фигурку с шестью выстуОни вообще умные, эти взрослые, вот если бы еще манную кашу не придумывали! Ей-богу, словно никогда детьми не были. Вырастают и забывают все свои детские невкусности.Дядю Левана я люблю и всегда здороваюсь с ним через забор. А тетя Вардик мне совсем не нравится. У нее громкий колючий голос и голубые прозрачные глаза. Они смотрят будто сквозь тебя, и взгляд из них холодный-холодный. А по центру торчит маленьМы идем сначала по нашему двору, потом по саду нани 1 Тамар: мимо низенькой яблони, потом мимо об1 Прабабушка.смешно, эти подсолнухи — высокий зеленый стебель с торчащими большими листьями и мятый газетный узел вместо семечкового круга. Подсолнухи обматыВ общем, идем мы мимо подсолнухов, мимо куПотом мы поворачиваем к старой каменной печи — она большая и уютная, с кривенькой крышей и тяжелой металлической заслонкой. Эта заслонка словно кляпом закрывает выгнутый подковой рот печи. Когда бабушка Тата печет хлеб, она сначала жарко растапливает печку, потом, как только дрова выгорают, выгребает в сторону угли и раскладывает внутри большие круглые хлеба. От печи несет тамелко. И тут главное не путаться под ногами, чтобы она успевала сначала длинной деревянной лопатой раскладывать взошедшие круги теста, а потом вытаСразу за печкой узкая тропинка, резко поверТеперь я боюсь Гектора и редко одна выхожу за калитку.— Вардик-тёооо-тя?! — зовет мама.— Иду! — Тетя Вардик выходит на порог, руки у нее большие и мокрые. Она привычным жестом цепляет край фартука, вытирает ладони, забирает бидон и семенит к дому.— Мам? — Я дергаю маму за подол платья.— Да.— Мама смотрит на меня сверху вниз, густая челка лезет в глаза, над челкой смешным узлом топорщится моя синяя косынка. Когда-то у мамы были длинные-предлинные волосы, а теперь они совсем короткие.— А зачем ты все-таки повязала косынку?Она поправляет челку и смеется.— Тебе не нравится? Сейчас модно носить такие узлы на голове, вот и я не отстаю от новой моды. Что скажешь?Когда мне говорят «что скажешь», я сразу надува— Ну если тебе нравится, то ходи с этим узлом на голове.— И, чуть подумав, добавляю: — Мне тоже нравится!— Вот спасибо.— Мама наклоняется и прижимается щекой к моей щеке.— Ты моя девочка!Я крепко обхватываю ее за шею и, хоть понимаю, что говорить об этом неправильно, но все равно шепчу:— Мам, а почему ты ночью плакала?Мама резко освобождается, выпрямляется и снова смеется. Только смех у нее теперь совсем не лучезарный, а такой, знаете ли, грустный смех, дела- ный.— И ничего я не плакала, дочка, просто мне снился плохой сон, вот я и проснулась от страха.— И она де— А что тебе снилось?— Представляешь, а я уже забыла!— Совсем-совсем не помнишь? — Я хожу босо— Все забыла, совсем все! Наверное, это хорошо, да? Что скажешь?И тут я снова надуваюсь от гордости, и у меня миНо тут приходит тетя Вардик и протягивает нам бидончик.— Спасибо,— говорит мама, расплачивается за молоко, берет меня за руку, и мы идем обратно через сад нани Тамар.Тетя Вардик не отвечает, я аж затылком чувствую, как она смотрит нам вслед своим долгим колючим взглядом, по-курьи склонив набок круглую голову. Дома мама поднимает крышку бидона, и у нее дела— Опять разбавляла молоко водой, вон какое си— Не обижайся на нее, дочка.— Тата достает из шкафчика эмалированную кастрюлю, красную в бе— Пусть тогда молоко дороже продает. Обманы— Не знаю.— Тата заливает в кастрюлю молоко и ставит на маленький огонь, попутно объясняя мне: чтобы молоко не пригорело, его всегда разогревают на маленьком огне, запомнишь? — Потом она оборачивается к маме, мама стоит у окна, задумчиво смотрит во двор, узел платка смешно топорщится у нее на голове, и Тата какое-то время глядит на этот узел, потом вздыхает и говорит: — Ты во всем ищешь правду, дочка. Отпусти. Есть вещи, которые нужно воспринимать как данность. Проще смириться.— Не могу,— говорит мама и продолжает смоДЕНЬЯ спряталась от всех за домом и плачу. Ну то есть не совсем, конечно, плачу, можно даже сказать, что совсем не плачу, так просто жалобно скулю.Сегодня пеструшки заклевали мою любимую куНаш дом стоит на отвесном склоне холма. Чтобы как-то удержать сползающую в ущелье плодородНа «ступень» ниже раскинулся большой фруктовый сад, там растут яблони, и груши, и слива ренклод, и айва, и ореховые деревья, и даже голубые ели растут. В дальнем углу сада Тата развела огород с грядками кинзы, базилика, петрушки и укропа и с обязатель1. Потому что если в сезон зелени к обеду не подают котем, то дедушка в знак протеста уходит из-за стола. Уж не знаю, что он в нем такого нашел! Я пробовала несколько раз — пахучая, острая на вкус зелень, ничего особенного, но вот поди ж ты, дед ее очень любит, с сыром или без, и сильно расЗа огородом, сразу за грядками с зеленью, наПетух у нас жутко драчливый и крикливый, но во1 Водяной салат.нависающим над левым глазом. Этот нависающий гребешок придает петуху залихватский пиратский вид. Он периодически взлетает на деревянный забор и кричит оттуда победным криком свое «кукареку», а куры бегают кругом всполошенными стайками. Иногда я подбираю во дворе зеленые и синие петуНесколько дней назад нани Тамар купила на ба— Осторожно,— испугалась нани,— не споткнись!— Не споткнусь,— успокаиваю я, а сама изо всех сил бегу к ней,— что у тебя в сумке?— А вот что.— Нани Тамар открывает авоську и вытаскивает оттуда маленькую кипенно-белую куНаши пеструшки коричнево-оранжевые, с темумеют быстро бегать и даже немного, в несколько коЯ ее сразу полюбила.— А можно это будет моя курочка?— Можно, конечно,— кивнула нани и выпустила курочку в сад.— Как ты ее назовешь?— Я придумаю,— обещала я.Петух при виде новой курочки торжественно растопырился всеми перьями, взлетел на забор и победно закукарекал. Он у нас всегда был очень любвеобильным и чуть ли не ежеминутно покрывал какую-нибудь зазевавшуюся пеструшку. Пеструшки, истово квохча, выскакивали потом из-под него и убеС появлением беленькой курочки петух прекраСегодня Тата открыла курятник и выпустила кур. Они, недовольно бурча, разбрелись по двору, а истос ковавшийся петух снова погнался за новенькой курочкой. Пеструшки недобро наблюдали эту карЯ кинулась во двор спасать ее, но Тата не дала мне это сделать, она схватила меня в охапку и прижала к себе:— Тут ничего не поделаешь, все равно ее убьют.И все молча наблюдали, как пеструшки доби— Вы заметили, как себя вел петух? — Тяжело сту— Все как у людей,— вздохнула Тата и взяла меня за руку,— все как у людей. Пойдем. Обед стынет.ВЕЧЕРМы с Витькой ковыряемся у него во дворе. РазСейчас бетонная плита пуста, и по ней шустро беВитька живет через две дороги от нашего дома, на локте той улицы, которая огибает ущелье северной стороной. Эта улица, резко заворачивая, упирается острым углом в скалу, а потом долго скатывается вниз, в сторону развалин старой часовни.К часовне часто ходят старушки. Они зажигают на обломках покрытых лишайником хачкаров 1 желтые тонкие свечки и долго потом стоят, заслонив ладо1 Крест-камень.попросили Бога, а свеча погасла не догорев, то Он не услышит вашей молитвы.Наши старушки все как на подбор маленькие, морщинистые, согбенные, но живые и в движениях очень быстрые. Головы их покрыты легкими летЯ люблю наблюдать за старушками, особенно когда они приходят в часовню. Они долго стоят над мигающими в наступающих сумерках свечами, впаВитькина бабушка считает, что по молодости и по глупости никто в Бога не верит, и лишь к старости люди понимают, что всю жизнь, даже не зная того, получается, что только с людьми, потому что Бог меня не слышит. Думаю, тут моя вина. Если бы я умела праВитькина бабушка добрая и ласковая, я ее очень люблю. Она воспитывает Витьку одна, то есть они одни-одинешеньки на целом белом свете, и никого у них больше нет. Потому что Витькин папа погиб на войне с душманами.В самой большой комнате, что на втором этаже их дома, висит его портрет, обвязанный по краю черной шелковой лентой. Витькина бабушка подходит к пор— Цавд танем 1.Тихо говорит, шепотом. Если я рядом, то обязаГде Витькина мама — никто не знает. Нани Тамар называет ее кукушкой и каждый раз морщится, когда кто-то говорит о ней. Я не совсем понимаю, что пло1 Возьму твою боль (арм.).во рту, потому что они невеселые. Недавно покаЯ после этого мультика какое-то время плакала, поА мама обняла меня и говорит: «Какая ты у меня умная девочка».Не то что я такая умная, просто не хочу, чтобы мама превращалась в кукушку и улетала от меня.Так вот, когда нани назвала Витькину маму кукушА он пожимает плечом и ничего не отвечает. Он вообще ничего не говорит, когда про маму спрашиПоэтому я постояла немного рядом, а потом по— Бабушка Лусинэ, а Витькина мама когда-нибудь болела?Витькина бабушка не умеет сразу отвечать на во— Ешь.И ты начинаешь есть. А что тебе еще остается делать? И вот, когда ты сидишь с набитым ртом, и у тебя на лице пышно цветут молочные усы, она переспрашивает:— И чего ты хотела у меня узнать?— Витькина мама болела? — повторяю я, вгрыза— Болела, конечно. А зачем тебе это? — удивля— А Витька ей приносил воды, когда она болела?— Нет. Он был очень маленький, когда его мама от нас уехала.— Бабушка Лусинэ тяжело встает, подходит к окну и нарочито сердито отчитывает внука: — Виктор, брось ты наконец этот кусок брезента, сколько можно возиться!— Тати 1, я хочу конуру смастерить. Если смастерю, заведем себе Джульбарса?Витька всю жизнь мечтает о гампре 2, и чтобы звали его обязательно Джульбарс. Только гампры очень много едят, и я даже не представляю, как они1 Бабушка.2 Гампр — армянский волкодав. Порода собак, ведущая проего прокормят, если заведут. Сами еле-еле концы с концами сводят.Витькина бабушка ничего не говорит, она какое-то время наблюдает за внуком, потом захлопывает окно и оборачивается ко мне:— Его мама уехала, когда ему восемь месяцев было. Он еще ходить не умел, только на четвереньках ползал. А зачем ты это спрашиваешь?— Просто так.— Я отщипываю от сыра небольшой кусочек, задумчиво жую.— Я уже наелась, можно пойду с Витькой поиграю?— Можно.Вот так я и узнала, что мамы уходят не только потому, что дети им воды не приносят. Иногда у мам случаются какие-то другие причины, видимо, такие важные, что они бросают своих детей, как кукушки. Надо же, вот и я назвала Витькину маму кукушкой. Хоть в мыслях, но назвала. Главное, ему не проговариваться, а то он обидится, а обиНаступил ранний вечер, и тень от дома хоть и тя— И зачем тогда их называют турки, если они не ядовитые? — водит плечом Витька.— «Турки» означает «ядовитое»? — спрашиваю я. Витька старше и умнее, ему уже восемь лет, и он много чего знает.— «Турки» означает «нельзя»,— шмыгает носом Витька.— Мне так бабушка сказала.— А сбиваем мы их зачем? — Я заношу над оче— Потому что так надо.И мы какое-то время давим жучков, их удиви— Ты почему такая непослушная, я же с тобой чеВот ведь, и он туда же!— Витька, а отчего мы так турок не любим? — Я заВитька откидывает в сторону лист лопуха и смо— Тати говорит, что они нам очень плохое сдеНОЧЬВ темноте я делаюсь совсем беззащитной. ПоВ темноте мне страшно, поэтому я держусь одной рукой за лапку зайчика, другой держусь за куклу, а на груди у меня лежит книжка. Теперь меня никто не до— Завтра нани отведет меня снимать страх,— назавтра приводить. Велела взять небольшой кусок мяса и булавку. Этой булавкой знахарка будет тыкать в мясо и читать молитву. Нани предупредила, что, как только она начнет тыкать булавкой в мясо, на меня нападет зевота, и чтобы я не пугалась, потому что так из меня будут страхи выходить.А потом, когда знахарка вдоволь начитается своих молитв, мы сходим с нани на перекресток трех доДеду нани велела ничего не говорить. Да я и сама не стала бы рассказывать. А то дед у меня о-го-го ка— Все это ерунда,— сердито шуршит дед своими газетами.— Нет никаких духов, и нечего ребенку гоА нани упрямо поджимает губы и ничего ему не отвечает. Но делает все по-своему. У нас в семье все жутко упрямые. А потом удивляются, в кого это я таИ я разговариваю так, с зайчиком, с куклой, с книжкой разговариваю и смотрю в окно, на выкатившийся из-за высоких холмов желтый круг луны, на звезды — огромные, мерцающие, далекие, слушаю ласковое пение сверчков, и глаза у меня сами собой закрываются.Если немного, совсем чуть-чуть, подтянуться на руках, чтобы улечься животом на широкий подоконА она расправляет на веревке белье и, улыбаясь, что-то ласковое говорит ему.Я знаю, она — самая красивая женщина на свете.Мне не слышно, что она говорит, я еложу животом по подоконнику, чтобы придвинуться ближе. Очень хочется туда, во двор, но мне не дали шоколадки, и я играю в обиженную девочку. Я успела даже поИногда я упрямлюсь и ничего не могу с собой по— Дочка, пойдешь со мной во двор?Обиженно молчу.Ушла. Теперь вон вывешивает стирку, а я наблюком и крахмалом белье, я даже чувствую его влажное прикосновение к своему лицу. Кругом жара, а под теА то не дали мне конфет, видите ли.Я слезаю с подоконника, выглядываю в дверь. Никого. Прокрадываюсь в ее комнату, нерешиЗачем я это делаю — не знаю. Просто лежу тихоОна ее отрезала под корень и ходит с короткой стрижкой. И я знаю почему. Но делаю вид, что не знаю. Потому что я как-то ее спросила, не осталось ли фотографии девочки, а она окаменела вся, и губы сразу сделались бледные-бледные. И я поняла, что не надо об этом говорить. И не говорю, ведь я большая, хоть и веду себя как маленькая, капризничаю, наговорит — тогда не получишь конфет. И я обижаюсь и ухожу в свою комнату. Упрямлюсь.Что-то в этом мире не так, я знаю.А еще у нее янтарные бусы, и в одной крупной бусине можно разглядеть прозрачное крылышко какого-то насекомого. Она говорит, что капнула смола, оторвала крылышко, и застыло оно в камне. И я смотрю на это крылышко и думаю, что насекомое, наверное, всю жизнь потом горевало. Еще бы — леУ насекомых тоже случаются беды.А потом я вдруг понимаю, что больнее не тогда, когда крылышко оторвали, а когда сам его оторвал. Вот как она себе косу отрезала. Горе было таким большим, что она растерялась, побежала по комнаИ хранит теперь ее в шкатулке. Не знаю, зачем хранит.И я лежу вот так, думаю, а потом вдруг слезаю с кровати и засовываю косу за пазуху.И бесшумно спускаюсь во двор, и иду, сначала медленно, не оборачиваясь, потом быстрее, и наковниз по пологому склону, через две дороги, чепоэтому я мчусь дальше, через овраг, мимо крипоэтому я зажмуриваюсь, вытаскиваю из-за паВЕРА1— Зо-я те-тя! Зо-я те-тя!Высокие железные ворота закрыты на массивную задвижку, ржавчина выступила из-под облуплен«Бу-буммммм!» — загудело на всю округу, когда он, разбежавшись, швырнул в ворота камень.Вера поежилась, вспоминая, как старая Зоя сыустроила такой скандал, что вся улица сбежалась по— Ты не можешь своего остолопа унять? Ты что, новый забор будешь мне ставить? — визжала старая Зоя. От крика глаза ее почти вылезли из орбит, а на лбу вздулась темная вена. Казалось, поднажми она еще чуть — вена лопнет и брызнет во все стороны веером кровавых капель.Тетя Надя виновато молчала, только вздыхала, а старая Зоя все не унималась. Расталкивала зевак, отПашка не дурак, чтобы сразу возвращаться. Он целый день прятался на той стороне реки, в катаком1.1 Кировабад был разделен на две части рекой. На одной стоXX века. Царская власть придерживалась омерТетя Надя не дала сыну переступить через поных против верхов, стравливала низы. Особенно такая политика оправдывала себя в густонаселенном разнообразной публикой Закавказье. Умело спровоцированная агентами царской полиции акция превращалась в бушующий пожар. Возникшие, казалось бы, из-за пустяка — пущенного слуха или банальной драки — волнеСо времен последних столкновений прошло уже почти полтого часа, пока, громко топая и о чем-то увлеченно споря, не вернулись с улицы братья — Мишка и Вася.Девятилетний Мишка был старшим ребенком в семье. Младший, пятилетний Васька, будучи тихим, покладистым мальчиком, ласковым к родителям и сестре, к старшему брату относился как к объекту повышенной терпимости и делал все от себя зависяВаська доводил брата умеючи. Некоторое время вел себя тише воды ниже травы — усыплял бдитель— Мелюзга, а гордый,— одобрительно хмыкал Мишка.— Ну! — соглашался Васька.Вере было жалко обоих братьев. Она понимала, что Мишке и побегать хочется, и в футбол погонять, да и дел у него, как у любого девятилетнего мальчика, невпроворот. Жили они бедно, денег почти никогда не хватало, вот Мишка и крутился как умел, чтобы заработать себе на карманные расходы. То в катакостей варили клей и мололи муку, а тряпье перелиЕсли не удавалось раздобыть что-нибудь в катаЕсли Мишке удавалось убежать из дома так, чтобы брат за ним не увязался, Вася оставался с Верой. Он неприкрыто горевал — ему со старшим братом было интереснее, чем с сестрой,— та не рыскала по гоРодители дни напролет пропадали на работе: мама — в больнице, где она работала хирургической медсестрой, папа — в своей мастерской по пошиву и ремонту обуви. Забота о доме и братьях лежала на плечах шестилетней Веры. Мишка полдня пропанет — пододвинет тазик, перевернет его вверх дном, взберется на него, осторожно перенесет на стол маМама работала тяжело и много, первая-вторая смена, ночные дежурства. Вернется домой — соседи тут как тут, у этого температура, у того головная боль никак не уймется, третьему спину скрутило... Только и слышно: «Марья Ивановна, помоги, Марья ИваМарт в том году выдался неласковым — зябким и даже морозным, совсем непривычным для жарких южных широт. Который день по городу шастал колюветер завертывался на этом пятачке в ледяную воНо зима, несомненно, отступала, нехотя поддава— Курр-курр,— долетали с небес их трогательные крики, Вера замирала с открытыми глазами, натягиОтец, заслышав хриплый бой часов, тяжело воронагибался, поправлял тулуп, подтыкал его со всех сторон.— Не спится, Андро? — шептала мама.— Покурить встал! — неохотно отзывался отец.Вера прислушивалась, как он ворочался в по— Зо-я те-тя! Зо-я те-тя! — нерешительно позвала Вера.Она поставила на землю тяжелый таз, попрыгала на месте, пытаясь согреться, подышала на озябшие пальцы. Обняла себя крест-накрест, спрятала руки под мышками. Обвела взглядом высокие, арочные ворота. Можно было чуть потянуть на себя створку и посмотреть, что творится во дворе. Но Вера побоТут, словно услышав ее мысли, в воротах появи— Чего тебе?Вера отвела глаза. Старая Зоя отлично знала, за— Здравствуйте, тетя Зоя, можно попросить у вас немного коровьих лепешек? — Вера подняла с земли таз и протерла ладонью дно, убирая налипСтарая Зоя недовольно пожевала губами, рассма— Что, мне кизяк не нужен? — ржаво отозвалась она.— За зиму почти весь вышел!— Мне совсем немного. Для пола.— Вера громко, виновато сглотнула.— Отец снова уехал? — Старая Зоя глядела длинными, узкими, злыми глазами. От того, как она смотрела, делалось холодно в животе — взгляд ее словно гипнотизировал и, вкрадываясь куда-то со— Стой здесь.— Не дождавшись ответа, Зоя выВера запахнула ворот пальто, пытаясь как-то приСтарая Зоя изготавливала традиционную армянный чеснок. Солила говяжью вырезку, держала под гнетом, чтобы вытекла лишняя жидкость, обмазыКировабад был по-послевоенному нищ и обездоНо нашлись фарисеи, которые, лицемерно отводя взгляд от развороченных детских люлек и неостывСемнадцатилетний сын старой Зои был одним из первых, кто кинулся грабить покинутые дома. Ничем не брезговал, опустошал кладовки, выносил мебель и ковры, перестукивал стены в поисках спрятанного золота и серебра. Потому, когда через год он погиб от поножовщины, никто из-за этого горевать не стал — собаке собачья смерть. Со смертью младшего сына старая Зоя осталась совсем одна. Старшего сына и мужа похоронила еще до войны — мужа забрала чахотка, сын уехал на заработки в Баку и погиб на стройке — сорвался с высоты. А спустя три года не стало и младшего — продул в карты большие деньги, затеял драку, чтобы силой отобрать проигранное, его и убили ударом ножа в живот.Долго переживать смерть сына Зоя не стала — шла война, надо было как-то выживать. Она быстро смекПосле войны Зоя проснулась по-настоящему богаСтарую Зою никто не любил — скупая, нечестная на руку, обозленная. Но и не игнорировали — здороГромко лязгнул засов, распахнулась дверца в арочных воротах.— На,— старая Зоя протянула таз с коровьими ле— Конечно, достаточно,— заволновалась Вера,— спасибо вам большое.Она вздохнула с облегчением — главная проИдти было недалеко, но дорога казалась бескочтобы привести в порядок сад и проветрить верхние, запертые в его отсутствие комнаты. Пока они с Андро занимались перекапыванием и уборкой садового участка, Вера помогала маме перемывать окна и наВера очень любила визиты Мухи-дайи. Он был отличным рассказчиком, знал все углы и закоулки города, помнил истории и легенды, что тянулись за каждым полуразрушенным строением — будь оно мусульманское или христианское. Охотно возился с детьми, учил их играть в нарды и шахматы. Они с отдопускались, вечерние беседы взрослых были не для их ушей. Лишь однажды Вера ухватила кусочек заВ тот день Вера задержалась наверху дольше обычного, никак не могла оторваться от нотной тетради, все удивлялась дробному рисунку не— Дочка,— позвала снизу Марья,— поздно, пора ложиться.— Сейчас! — Вера еще какое-то время прово— Да, я убил. Но я не убийца! — выкрикнул тот жестким, не терпящим возражения тоном.Вздрогнув от слова «убийца», Вера вжалась спи— Андро, никто тебя не осуждает,— мягко ото— За то, что убил, я свое уже отсидел,— перебил его отец,— пятнадцать лет. Пятнадцать! И если ты спроОн чиркнул спичкой, затянулся:— Мухи-дайи, ты сам видел, сколько у меня на— Ну что ты так горячишься? Не оправдывайся.— Да не оправдываюсь я! Смертей на моей сове— Ты чего так долго? — сонно отозвался Васька.— Да так, ничего. Спи.— Она обняла брата за хуона шумно выдохнула, зарылась лицом в мягкие ку2Дома никого не было — Мишка с Васькой, наспех позавтракав хлебом и подслащенным кипятком, убеИдти до улицы Шаумяна, где жила Лилькина семья, было недалеко. Если дворами, то вообще пять минут прогулочным шагом. С жильем Мель- кумовым не повезло — крохотных размеров, угло