j
Название книги | 1916. Война и мир |
Автор | Миропольский |
Год публикации | 2018 |
Издательство | АСТ |
Раздел каталога | Историческая и приключенческая литература (ID = 163) |
Серия книги | Петербургский Дюма |
ISBN | 978-5-17-108058-7 |
EAN13 | 9785171080587 |
Артикул | P_9785171080587 |
Количество страниц | 480 |
Тип переплета | цел. |
Формат | - |
Вес, г | 680 |
Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
ДМИТРИЙ МИРОПОЛЬСКИЙДМИТРИЙ МИРОПОЛЬСКИЙВОЙНА И МИРИздательство ACT МОСКВАУДК 821.161.1-31ББК 84(2Рос=Рус)6-44М64Дизайн обложки — Анастасия ОрловаРазработка макета — Ирина ГришинаЛюбое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.Серия «Петербургский Дюма»Миропольский, Дмитрий Владимирович.М64Издательство АСТ, 2018. — 480 с. — (Петербургский Дюма).ISBN 978-5-17-108058-7Невероятно жаркое лето 1912 года.Начинающий поэт Владимир Маяковский впервые приезжает в Петербург и окуНебывало холодная зима 1916 года.Разгар мировой бойни. Пролиты реки крови, рушатся огромные империи. ВлаУДК 821.161.1-31ББК 84(2Рос=Рус)6-44ISBN 978-5-17-108058-7© Д.В. Миропольский, 2018© ООО «Издательство АСТ», 2018Я — поэт. Этим и интересен. Владимир МаяковскийПосмотрите кругом — сколько неправды есть!Григорий РаспутинИсторию побеждённых пишут победители.Уинстон ЧерчилльВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ* Л стекающая кровью Европа надеялась.W1 В Лондоне и Берлине, в Париже и Вене по календарю римского || Ж Ж папы Григория настал уже тысяча девятьсот семнадцатый год,который сулил скорый конец мировой войны.Петроград отставал от прочих европейских столиц на две недели. РосСвою фамилию — Перебейнос — этот немолодой жандармский офицер будто получил в подарок от Гоголя. Сейчас он притулился за ободранным канцелярским столом в полицейском участке, не расстёгивая шинели и не разматывая башлыка. В углу гудела рифлёными боками печь, и кто-то серСочились каплями сосульки на усах и стриженой бороде; оттаивали погоны, обмёрзший эфес шашки-селёдки. Перебейнос неуверенно дершевелить пальцами ног в валенках тоже не порадовала: икры напряглись, дрогнули лодыжки, но дальше. Худо дело.В ночь на семнадцатое декабря Перебейнос сдал дежурство и уже соСлабо утешало то, что незавидную участь Перебейноса нынче разделяли многие. Приказано было обшарить все помойки и свалки, обойти все тупики и закоулки — и самым тщательным образом осмотреть все до единой реки, речки и каналы столицы, намертво скованные ледяным панцирем. ПоначалуПеребейнос мотался вместе с подчинёнными: в случае чего ему надлежало оказаться на месте и командовать. Но долго в таком режиме не протянешь. Когда поиски пошли по очередному кругу, он стал хотя бы на время пряПеребейнос поставил стакан с чаем на стол. Бесполезно звякнула ло— Ваше благородие, нашли! Ваше благородие.Перебейнос разлепил неподъёмные веки. Такой же, как он, закутан— Нашли, ваше благородие.Перебейнос поморгал, энергично потёр уши и начал постепенно при— Точно нашли, или опять?..— Точно, ваше благородие! Вроде, нашли.— Дурак ты, братец.Нос у посыльного был мертвенно-сизым. В памяти офицера с гоголевПеребейнос тяжело поднялся, опираясь на стол:— Ладно, едем!Служебного возка на месте не оказалось. Шкуру спущу, подумал Перебейнос, и они с посыльным отправились пешком со Съезжинской к Большому проспекту ловить извозчика.Сани с огромным ватным «ванькой» на козлах махнули чуть не через всю Петроградскую сторону и вынесли с Большого на Каменноостровский проспект. Офицер проводил взглядом проплывшую по левую руку заиндеОни проехали богатый доходный дом, принадлежавший бухарскому эмиру Сеид-Мир-Алим-хану, и много более скромный домик знаменитого скульптора Опекушина.Миновали окружённую деревьями, похожую на аккуратный слоёный торт оранжерею Игеля — и знаменитый «колосс» архитектора Щуко, украшенный эркерами и помпезной лепкой...Оставили позади богадельню купцов первой гильдии Садовникова и Ге— Как-то мы странно едем, — недовольно пробурчал Перебейнос.Возница и посыльный молчали, а возок проскрипел по мосту через Ма— Покататься решил, скотина? — спросил возницу Перебейнос, выДобраться сюда от Съезжинской можно в два счёта: повернуть на Боль— Напрямую-то боязно, ваше благородие, — тянул обозванный «ваньПеребейнос простого человека обижать не стал, плюнул и заплатил. Солдаты и вправду нынче пошаливали; в Петрограде дожидались отправУ Большого Петровского моста уже толпились зеваки — немного, и всё же Перебейнос подивился. Жилья поблизости, можно сказать, нет. Интересно, откуда они всегда берутся? Как ухитряются заранее узнать, куда идти глазеть? И что заставляет их часами торчать на моро— На мост и на реку никого не пускать, — привычно бросил Перебей- нос одному из своих унтеров. Придерживая шашку, он спустился, почти съехал отлогим берегом на лёд и зашагал туда, где маячили караульные.Как и большинство столичных жителей, раньше Перебейнос часто езПеребейнос поскользнулся, но удержался на ногах. Какой толстый лёд! Толстенный. Такой даже возы с дровами выдерживает. Поперёк Невы, вон, трамвай пустили по вмороженным прямо в лёд рельсам — ничего, не хрустит. Что же там увидали ребятушки?Двое городовых стояли в сотне шагов от моста и едва смогли откозы— Здесь? — спросил он.— Здесь, ваше благородие, — просипел один, дохнув паром.То ли днями кому-то в особняках понадобилось обновить ледник — стужа, не стужа. То ли приезжали сюда водовозы. По себе они остави— Та-ак, — грозно протянул Перебейнос. — Нашли, значит? А раньше куда смотрели, остолопы? Сколько раз уже здесь ходили!Проштрафившиеся, еле живые от холода и усталости, угрюмо потопта— Так мы это. Я вон там об лёд запнулся. Гляжу — во льду галоша. Хорошая такая галоша, новая совсем. И майна рядом. Вот мы и смекнули по течению малёхо пошукать.— Слеподырки, мать вас всех, — сквозь зубы процедил Перебейнос. — Ладно, теперь-то чего ждём? Раньше начали — раньше закончили! Сами себя задерживаем! Ну, живо, живо!Его люди уже добыли на берегу топоры и пешни со стальными наконечПока они обкалывали лёд и расчищали майну, Перебейнос ждал рядом, растирая руки и ударяя валенком о валенок. В голове крутилась прежняя мысль — о фляге с нагретым на животе коньяком — и ещё одна, которуюон старался прогнать подальше. Лучше бы находка оказалась ошибкой, чем угодно, только не тем, что они действительно искали с утра семнад...а она оказалась именно тем самым.На лёд, наконец, выволокли окоченевшее тело.— Рукавом примёрз, — деловито сообщил один из городовых. — Здесь течение сильное, в залив утащило бы — сто лет не найти. А там корюшка съест, она завсегда мертвякам лица гложет.— А ну тихо мне! — прикрикнул Перебейнос. — И нечего глазеть.Сам он обречённо разглядывал утопленника, завёрнутого в плотную синюю штору и связанного верёвками по рукам и ногам. Впрочем, свяУтопленник быстро покрывался ледяной коркой. Среднего роста мужКровь пропитала всклокоченные пегие волосы на размозжённом за— Господи, за что же это. мне? — прошептал Перебейнос.Он лихорадочно перебирал в уме события и обрывки слухов последних дней, начиная с семнадцатого декабря, и в одно мгновение успел вспом.о государе императоре, который сейчас так далеко отсюда — на вой.о государыне императрице, что в яростной истерике сыплет беззакон.о кузене и любимце государя, великом князе Дмитрии Павловиче, по приказу государыни заключённом под домашний арест..об аресте молодого князя Феликса Юсупова и стрельбе в его дворце на набережной Мойки..о шальном автомобиле из императорского гаража, метавшемся через Острова в ночь на семнадцатое....о болтовне депутата Государственной думы, националиста и паяца Пуришкевича, про немецких шпионов и спасение России..и о себе, простом служаке с забавной, будто вычитанной у классика малоросской фамилией Перебейнос, для которого эта страшная находка может обернуться по-разному: или наградой — или так, что лучше даже не думать.Потому что перед ним в окровавленной вышитой рубахе, в сапогах с одной галошей и с дыркой во лбу обмерзал труп того, о ком за последВозле полыньи на Малой Невке распласталось изувеченное и простреНа льду связанным лежал мёртвый персонаж бульварных газет, на все лады склонявших его прозвище — святой чёрт.Странный сибирский мужик, загадочный любимец государевой семьи.Григорий Распутин.ЧАСТЬ ПЕРВАЯМИРГлава IСАНКТ-ПЕТЕРБУРГ. УТРОTO ^M том, что могучая сборная Германии скорее всего раската||шестнадцать-ноль?!Маяковский разложил газету на столике и уткнулся в спортивную коГлавный недостаток нашей сборной команды — её полная несыгранность... Здесь совершенно запрещены наши толчки. Голькипера вовсе нельзя толкать. У нас же постоянно стараКерамическая плошка прижимала край газеты, которую шевелил налеЛетом двенадцатого года в Петербурге установилась необычайная жара. Короткие белые ночи не приносили желанной прохлады. А поутру лучи беспощадного солнца вновь раскаляли не успевшие остынуть мостоМаяковский облюбовал столик в открытом кафе прямо на гранитном спуске к Неве, против Адмиралтейства. Неподалёку изнурённые зноем ра-бочие разбирали одряхлевший деревянный Дворцовый мост. Наконец-то в казне нашлись деньги, чтобы связать каменные набережные АдмиралКоротая время ожидания, Маяковский листал заметки репортёров с Пятой Олимпиады в Стокгольме, которые смаковали провал российРазгром полный, небывалый! Отчего же не получить пораФранция, поставленная в неблагоприятные для неё услоНа газетные строчки упала тень, и раскатистый бас произнёс:— Владимир Владимирович, вы газетку не подвинете?Маяковский оторвался от чтения, поднял голову и сощурился от неВысокий, плечистый Давид Бурлюк, подойдя против солнца, навис над столиком и поставил на него сразу шесть пузатых кружек с пивом. Их ручМаяковский отдёрнул газету, а Бурлюк тяжело опустился на стул на— Ох, хорошо, — выдохнул он. — Что пишут?— Наши продули немцам ноль-шестнадцать!— Во что играли? — вежливо осведомился Бурлюк. — Вы не стесняйОн залпом прикончил кружку и потянулся за следующей.Маяковский возмутился:— Поразительное безразличие. В футбол играли, в футбол! Мы же первый раз на олимпиаде, в клочья надо было всех рвать, а эти. Вот уж точно — убожество. Трудно, что ли, найти в целой стране одиннадцать человек, которые могут нормально мячик пинать?!— Думаю, по такой жаре охотников на ваш футбол найдётся немного.Ветерок с Невы не освежал, а лишь лохматил кудри Давида и ронял длинный чуб на глаза Володи. День только начался, но солнце уже палило немилосердно и доставляло грузному Бурлюку страдания, пожар которых он пытался залить пивом.Маяковский пил оригинально. Он взял кружку левой рукой и приль— Охотников — больше чем достаточно! — категорично заявил он. — Сборные Москвы и Петербурга, вон, чуть не передрались, кому в Швецию ехать. Киевляне тоже хотели... И жара тут ни при чём! Объясните мне, почему, например, борцы могут, а футболисты нет? Слыхали про Клейна?Не отрываясь от напитка, Бурлюк пожал могучими плечами.— Вы только представьте, Давид Давидыч! Турнир по греко-римской борьбе, полуфинал. Сорок два градуса в тени, тёмный ковёр.— Всё, я уже умер, — вставил Бурлюк, опорожнивший вторую кружку.— .и на ковре — двое, — продолжал Маяковский. — Наш — Мар— Между прочим, финны тоже наши, — заметил Бурлюк. — Великое княжество Финляндское, сколько я помню, входит в состав Российской империи.— Они и выступают под нашим флагом, — нетерпеливо махнул рукой Маяковский, — только Олимпийский комитет у них свой. Так вот, Клейн боролся с Асикайненом десять часов!Бурлюк посмотрел недоверчиво.— Сколько?!— Ну, почти десять. Девять часов сорок минут с двумя короткими пе— Ага, я прямо это вижу, — подхватил Давид и заговорил, удачно имитируя прибалтийский акцент и неторопливую манеру речи: — КрасаИронии и актёрства Маяковский не оценил.— Клейн — герой, — сердито буркнул он, бросил в рот горсть орешков и отхлебнул ещё пива. — Он бы и Юханссона в финале победил. Только Олимпиада где? В Швеции. А Юханссон — швед. Сговорились там, кто надо, и судьи потребовали, чтобы финал состоялся немедленно. Клейн был еле живой и отказался, конечно, вот и получил только серебряную медаль. Хотя она золотой стоит!— М-да. Нет правды на земле, но нет её и выше! Хотя это слабое уте