j
Название книги | Джейн Эйр |
Автор | Бронте |
Год публикации | 2022 |
Издательство | АСТ |
Раздел каталога | Историческая и приключенческая литература (ID = 163) |
Серия книги | Лучшая мировая классика |
ISBN | 978-5-17-112548-6 |
EAN13 | 9785171125486 |
Артикул | P_9785171125486 |
Количество страниц | 448 |
Тип переплета | цел. |
Формат | - |
Вес, г | 1280 |
Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:
Книга из серии 'Лучшая мировая классика'
'Одна из лучших книг не только английской, но и мировой литературы.
\rКнига, экранизированная множество раз.
\rПроходят века, сменяются эпохи, а трогательная и увлекательная история печальных и захватывающих приключений бедной, но гордой, умной и волевой юной гувернантки Джейн Эйр и ее непростых отношений с загадочным мистером Рочестером не только не теряет популярности, но, напротив, покоряет сердца все новых и новых читателей.
\r'
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
ШАРЛОТТАБРОНТЕДжейн ЭйрИздательство ACT МоскваУДК 821.111-31ББК 84(4Вел)-44Б88Перевод с английского И. ГуровойБронте, Шарлотта.Б88 Джейн Эйр : [роман] / Шарлотта Бронте ; [пер. с англ. И. Гуровой]. — Москва: Издательство АСТ, 2021. — 448 с.ISBN 978-5-17-112548-6 (С.: Лучшая мировая классика)Серийное оформление и дизайн обложки В. ВоронинаISBN 978-5-17-063720-1 (С.: Зарубежная классика)Серийное оформление А.А. КудрявцеваКомпьютерный дизайн Э. КунтышОдна из лучших книг не только английской, но и мировой литературы.Книга, экранизированная множество раз.Проходят века, сменяются эпохи, — а трогательная и увлекательная история печальных и захватывающих приключений бедной, но гордой, умной и волевой юной гувернантки Джейн Эйр и ее непростых отношеУДК 821.111-31ББК 84(4Вел)-44© Перевод. И. Гурова, наследники, 2015© ООО «Издательство АСТ», 2021У. Теккерею, эсквайру, с глубочайшим уважением посвящает автор эту книгуПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРАВ предисловии к первому изданию «Джейн Эйр» нужды не было, и мне не пришлось его писать. Но это, второе, издание требует нескольких вступительных слов благодарности и кое- каких пояснений.Благодарность мне должно принести:Во-первых, Публике — за снисходительность, с какой она склонила слух к незатейливой повести, ничем особо не блистаюВо-вторых, Печати — за благожелательную и беспристрастВ-третьих, моим Издателям — за помощь, какую их тактичПечать и Публика для меня лишь неопределенные обобщеПризнав таким образом свой долг тем, кто способствовал выблагочестию, сему наместнику Бога в земной юдоли. Таким неСветские условности еще не нравственность. Ханжество еще не религия. Обличать ханжество еще не значит нападать на релиВсе эти вещи и дела диаметрально противоположны, они столь же различны, как порок и добродетель. Люди слишком уж часто путают их, а путать их нельзя. Нельзя принимать внешность за суть. Нельзя допускать, чтобы узкие человеческие доктрины, слуСвету может не нравиться разделение этих идей, поскольку он привык сливать их воедино и находит удобным выдавать внешАхав не любил Михея, ибо тот не пророчествовал о нем добСреди нас живет человек, чьи слова не предназначены для того, чтобы приятно щекотать нежные уши. Он, мне кажется, предстает перед великими мира сего, как некогда сын Иемлая предстал пеПочему я называю этого человека? Я называю его, ибо вижу, что ум его гораздо более глубок и уникален, чем сознают соврества наших дней, главного мастера среди тех тружеников, кто стремится восстановить во всей чистоте извращенный порядок вещей; ибо считаю, что ни один критик его творений еще не нашел подобающего ему сравнения или слов, верно определяю21 декабря 1847 года.Каррер БеллГлава 1Пойти гулять после обеда в тот день было никак нельзя. Утром мы около часа бродили по садовым дорожкам среди оголившихся кустов, но к обеду (миссис Рид, если не было гостей, обедала рано) ледяной зимний ветер нагнал такие хмурые тучи и захлестал таким дождем, что ни о каких прогулках и речи быть не могло.А я обрадовалась. Долгие прогулки, особенно в сырые знобкие дни, мне никогда не нравились. И каким мучительным было возТеперь указанные Элиза, Джон и Джорджиана ласкались в гостиной к маменьке: она полулежала на кушетке у камина и, окруженная своими ангельчиками (в эту минуту они не ссори— А что Бетти наговорила, будто я сделала?— Джейн, я не терплю хныканья и дерзких вопросов, к тому же ребенок, столь грубо говорящий о старших, поистине невыноК гостиной примыкала малая столовая для завтраков, и я ускользнула туда. Там стоял книжный шкаф, и минуту спустя яуже держала в руке толстый том, в котором, как я предусмотриСправа меня прятали алые складки гардины, слева прозрачЯ вернулась к моей книге — «Истории британских птиц» БьюиГде Северный вскипает Океан Вокруг нагих унылых островов Далекой Туле; где на грозные Гебриды Гнев рушат атлантические волны.*Не могли не привлечь моего внимания и описания суровых, мрачных берегов Лапландии, Сибири, Шпицбергена, Новой Зем* Здесь и далее перевод стихов И. Гуровой.Не могу выразить, какую меланхолию будило изображение заДва судна, скованные штилем на зеркальной глади дремлюСтраницу, на которой дьявол крепко держал вора за его суму, я тут же перевернула, холодея от ужаса.Как и другую, где на вершине скалы сидел кто-то черный и рогатый, глядя на толпу вдалеке, окружающую виселицу.Каждая картинка содержала какую-то историю, часто загаС Бьюиком на коленях я была счастлива, то есть счастлива на свой лад. И боялась только одного: что мне помешают, как и произошло слишком скоро. Дверь отворилась.— Ба! Госпожа Нюня! — раздался голос Джона Рида и тотчас умолк, так как комната оказалась пустой. — Куда, прах ее побе«Хорошо, что я задернула гардину», — подумала я, лихора— Она за гардиной, Джек, где ей еще быть?И я сразу вышла в комнату, дрожа при одной мысли, что упомянутый Джек вытащит меня оттуда насильно.— Чего вам? — спросила я с неловкой робостью.— Ну-ка скажи: «Что вам угодно, мастер Рид?» — последовал ответ. — А угодно мне, чтобы ты подошла сюда!Он плюхнулся в кресло и жестом приказал, чтобы я встала перед ним. Джон Рид был четырнадцатилетним школьником (на четыре года старше меня, так как мне было тогда всего десять), крупным и плотным для своего возраста, с землистой нездоровой кожей, грубыми чертами широкого лица, толстыми руками и большими ступнями. За столом он обжирался, и из-за постоянного несварения желудка глаза у него были мутными и тусклыми, а щеки дряблыми. Собственно, ему полагалось бы сейчас быть в школе, но его маменька забрала его домой на месяц-два «по приДжон питал очень мало любви к матери и сестрам, а ко мне — живейшую антипатию. Он издевался надо мной и бил меня — и не два-три раза в неделю, не раз-другой на дню, но непрерывно: каждый мой нерв изнывал от страха перед ним, и все мое сущеПривычно подчиняясь Джону, я подошла к его креслу. При— Это тебе за то, что ты дерзко отвечала маменьке в гостиной, — сказал он, — и за то, что ты подло пряталась за занавеской, и за то, как ты на меня смотрела две минуты назад, слышишь, крыса!Я давно привыкла к грубостям Джона Рида, и мне в голову не приходило возражать ему. Меня заботило лишь то, как перенести удар, который неизбежно должен был последовать за бранью.— Что ты делала за занавеской? — спросил он.— Читала.— Покажи книгу.Я вернулась к окну и принесла ее.— Ты не смеешь брать наши книги; мама говорит, что ты примена, есть то же, что едим мы, и носить одежду, за которую платит маменька. Ну, я проучу тебя, как рыться на моих книжных полках! Они ведь мои, весь дом мой — или станет моим через несколько лет. Иди встань у двери, подальше от зеркала и окон.Я послушалась, не сообразив сначала, что он задумал. Но когда увидела, как он поднял книгу, прицелился и вскочил, чтобы швыр— Гадкий, злой мальчишка! — крикнула я. — Ты как убийца, ты как надсмотрщик над рабами, ты как римские императоры!Я читала «Историю Рима» Голдсмита и имела свое суждение о Нероне, Калигуле и прочих. И про себя проводила параллели, хотя вовсе не собиралась вот так выложить их вслух.— Как! Как! — завопил он. — Она сказала мне такое? Вы ее слышали, Элиза и Джорджиана? Ну, я скажу маменьке, но сперва...Он ринулся на меня. Я почувствовала, как он ухватил меня за волосы и за плечо... но он напал на существо, доведенное до от— Подумать только! Набросилась на мастера Джона, как по— Просто невообразимо, до чего она разъярилась!А затем миссис Рид приказала:— Уведите ее в Красную комнату и заприте там!В меня тотчас вцепились две пары рук и понесли наверх.Глава 2Я сопротивлялась до самого конца. Нечто новое для меня и заметно укрепившее дурное мнение обо мне и Бесси, и мисс Эбфранцузы. Понимая, что секундный бунт уже обрек меня на не— Держите ее руки, мисс Эббот, она хуже бешеной кошки!— Стыдно! Стыдно! — вскричала камеристка. — Какое мерз— Хозяина? Как так — хозяина? Разве я служанка?— Нет, вы ниже, чем последняя судомойка, ведь вы едите свой хлеб даром. Ну-ка сядьте и хорошенько подумайте о своем дурном сердце.К этому времени они уже водворили меня в комнату, указан— Раз не хотите сидеть смирно, придется вас связать. Мисс Эббот, одолжите мне ваши подвязки, мои она сразу разорвет.Мисс Эббот отвернулась, чтобы снять с пухлой ноги требуе— Не снимайте их! — вырвался у меня крик. — Я не встану.И в подтверждение я обеими руками вцепилась в мягкое си— Ну, смотри! — сказала Бесси, а когда убедилась, что я и правда присмирела, то отпустила меня, и они с мисс Эббот сто— Прежде она такого не вытворяла, — наконец сказала Бес— Только оно всегда в ней сидело, — ответила та. — Я хозяйБесси ничего не ответила, но затем сказала мне:— Вам бы след помнить, мисс, что вы миссис Рид всем обяМне нечего было ответить на эти слова. Слышала я их не в первый раз. Самые первые мои воспоминания включали вот та— И вам не след считать себя ровней молодым барышням и мастеру Риду потому только, что хозяйка по доброте своей позво— Мы ж вам это все говорим для вашей же пользы, — добави— А кроме того, — подхватила мисс Эббот, — ее Боженька покарает: поразит смертью, когда она будет беситься, и куда ей тогда прямая дорога? Пойдем, Бесси, оставим ее. Вот уж не хотеОни ушли, закрыв за собой дверь и заперев ее.Красная комната была запасной спальней, которой пользоваВ комнате царил холод, так как в ней редко топили камин; там стояла мертвая тишина, так как она находилась далеко от кухни и детской, и она казалась мрачной, так как туда редко кто-нибудь входил. Только горничные по субботам стирали с зеркал и мебели пыль, тихо осевшую на них за неделю; да изредка ее посещала сама миссис Рид, чтобы проверить содержимое потайного ящика комода, где хранились разные документы, шкатулка с ее драгоценностями и миниатюра ее покойного мужа. Эти последние слова заключают в себе тайну Красной комнаты, то заклятие, из-за котоМистер Рид девять лет покоился в могиле, и свой последний вздох он испустил на этой кровати. Здесь он лежал в гробу, отсюСиденье, к которому Бесси и злобная мисс Эббот пригвоздиЗа эти минуты во мне пробудилось суеверие, но час его полВсе тиранические издевательства Джона Рида, спесивое беззолотые локончики словно бы чаруют всех, кто ни посмотрит на нее, заранее искупая любые провинности. Джону ни в чем не преГолова у меня все болела от полученного удара, от ушиба о дверной косяк, а из ссадины все еще сочилась кровь, но никто не побранил Джона за то, что он без всякой причины набросился на меня, а я, потому лишь, что воспротивилась ему, пытаясь избе«Несправедливо! Несправедливо!» — твердил мой рассудок, обретший взрослую, хотя и временную остроту от боли и обиды. И они же породили решимость прибегнуть к любому средству, только бы спастись от невыносимой тирании, — например, убеКакие душевные муки терзали меня в эти последние часы унылого дня! В каком смятении пребывал мой мозг, как бунтоваЯ вносила дисгармонию в Гейтсхед-Холл. Я же была иной, чем все остальные там: у меня не было ничего общего ни с мисмне подружку, а слуги не старались бы сваливать на меня вину за все, что могло приключиться в детской.Дневной свет мало-помалу прощался с Красной комнатой; время шло к половине пятого, и пасмурный день переходил в гнетущие сумерки. Я слышала, как дождь все еще неумолчно стуМеня осенила странная мысль. Я не сомневалась — никогда не сомневалась, — что мистер Рид, будь он жив, обходился бы со мной заботливо и ласково. И вот теперь, глядя на белую кровать и тонущие в сумраке стены, а порой и обращая завороженный взгляд на смутно поблескивающее зеркало, я начала припоми