Название книги | Прокляты и убиты |
Автор | Астафьев |
Год публикации | 2024 |
Издательство | АСТ |
Раздел каталога | Историческая и приключенческая литература (ID = 163) |
Серия книги | мЭксклюзивная классика |
ISBN | 978-5-17-112574-5 |
EAN13 | 9785171125745 |
Артикул | P_9785171125745 |
Количество страниц | 896 |
Тип переплета | мяг. м |
Формат | - |
Вес, г | 2400 |
Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:
Книга из серии 'мЭксклюзивная классика'
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
В. П. АСТАФЬЕВПРОКЛЯТЫ И УБИТЫИЗДАТЕЛЬСТВО АСТ МОСКВАУДК 821.161.1-31ББК 84(2Рос=Рус)6-44А91Серия «Эксклюзив: Русская классика»Серийное оформление Е. ФерезКомпьютерный дизайн А. ЧаругинойАстафьев, Виктор Петрович.А91 Прокляты и убиты : [роман] / Виктор Петрович Астафьев. — Москва : Издательство АСТ, 2021. — 896 с. — (Эксклюзив: Русская классика).ISBN 978-5-17-112574-5Над романом-эпопеей «Прокляты и убиты» Астафьев работал долго — с 1990 по 1994 г. — и так и не написал заНеобычно уже само название романа, пришедшее из пиСтоль же необычно в этой эпопее все — идея войны как наказания Божия, посланного народу за ужасы революции и отказ от веры; предельный реализм в описаниях солдатУДК 821.161.1-31ББК 84(2Рос=Рус)6-44ISBN 978-5-17-112574-5© В.П. Астафьев, наследники, 2018© ООО «Издательство АСТ», 2021Книга перваяЧЕРТОВА ЯМАЕсли же друг друга угрызаете и съеСвятой апостол ПавелЧАСТЬ ПЕРВАЯГлава перваяПоезд мерзло хрустнул, сжался, взвизгнул и, как бы изнемогши в долгом непрерывном беге, скрипя, постреВокруг поезда, спереди и сзади, тоже зябко. НедвижТак мог звучать зимний, морозом скованный лес, дышащий в себе, боящийся лишнего, неосторожного движения, глубокого вдоха и выдоха, от которого моНо лес нигде не проглядывался, не проступал, лишь угадывался в том месте, где морозная наволочь была осоЛешка Шестаков, угревшийся на верхней, багажной, полке, недоверчиво сдвинул шапку с уха: во вселенКогда новобранцев выгоняли из вагонов какие-то равнодушно-злые люди в ношеной военной форме и выЛишь приблизившись к сосновому лесу, осадившему теплыми вершинами зимний туман, сперва черно, затем зелено засветившемуся в сером недвижном мире, нововослед которому вылетал тот самый жуткий вой, склаЗнакомые по школе нехитрые слова песен, исторгаеИ вдруг дужкой железного замка захлестнуло сердСолдаты, угрюмо несущие на плечах и загорбках винбой они шли, на кровавую битву, и не устало бредущее по сосняку войско всаживало в колеблющийся песок стоптанные каблуки старой обуви, а люди, полные мощи и гнева, с лицами, обожженными не стужей, а пламенем битв, и веяло от них великой силой, которую не понять, не объяснить, лишь почувствовать возможно и сразу поИ когда новобранцев ввели в полутемный подвал, где вместо пола на песок были набросаны сосновые исДушу Лешки посетило то, что должно поселяться в капалкой тех, кто вздумает мочиться в казарме, шариться по котомкам или, тем паче, пить горючку, — он покорно повторил приказание и громче повторил слова старшего сержанта Яшкина, что, если кто нарушит, с тем разговор будет особый.У сержанта к рукаву шинели была привязана повязка, какие нацепляют людям, стоящим в почетном карауле. Он и назвался старшим караула по карантину. Яшкин уже побывал на фронте, имел орден, в запасном полку он оказался после госпиталя, с маршевой ротой вот-вот снова уйдет на передовую из этой чертовой ямы, чтоб она пропала, провалилась, сгорела в одночасье — так заявил он.Был Яшкин малоросл, худ, зол. Борода у него почти не росла, реденько торчало что-то на прогнутых непробри- тых санках челюсти, да сорно лепилась редкая поросль под носом, глаза желтые, унылые, кожа под ними мелко сморщенная, на лбу тоже желта. Он грелся, налегши груЯшкин прошелся по карантину, обшарил кошачьими глазами лепившихся на нарах новобранцев — многие уже спали, блатняки из золотишных забоев Байкита, Верх- Енисейска, с Тыра-Понта, как они говорили о других, секретных районах, сложив ноги калачом, сидели крукраю нар лепились тесно, будто ласточки на проводах, уже неделю назад прибывшие новобранцы и терпеливо ждали своего часа. Яшкин знал, чего они ждали, прошелНа нижних нарах, в притемненной глубине, кто-то молился: «Боже милостив, Боже правый, избави меня от лукавого и от соблазна всякого...»— Отставить! — на всякий случай приказал Яшкин и последовал дальше, отпуская замечания тем, кто чего- то не так и не то делал.Поскольку все население карантина ничего не делало, то и замечания скоро иссякли.Яшкин вернулся к штабному месту, к печке, назначив по пути две команды пилить и колоть дрова на улице, сам опять устроился на чурбаке против квадратно проВ казарме было не совсем тепло и не совсем холодно, как и бывает в глубоком земляном подвале. Печка лишь оживляла зажатую в подземелье, тусклую жизнь со сперСтарообрядцы, уткнувшись смятыми бородами друг в дружку, что-то побубнили, посовещались, и один из них, здоровенный, в нелепом картузе без козырька, соломоть и, назвав фамилию — Зеленцов, сунул в тут же возникшие руки хлеб, комок мяса и принялся чистить луковицу.— Сохатина! — раздался голос Зеленцова с нар, ско— Некурящие мы, — потупился старообрядец.— И непьющие?— По святым праздникам коды. Пива...Лешка протянул кисет Зеленцову, тот закурил, взвесил кисет на руке и, не спросив, отсыпал в горсть табаку. Яшкин неторопливо, безразлично жевал, двигая скобБак, ведра на три объемом, был поставлен на печку, в печке зашипело. К воде потянулись жаждущие с кружНа запах картошки из темных недр казармы являл— Па-аа-абереги-ы-ы-ысь! — послышалось в казарЯшкин отодвинулся от устья печки, в дыру натолкали поленья, да так щедро, что торцы их торчали наружу. Печка подумала-подумала, пощелкала, постреляла да и занялась, загудела благодарно, замалинилась с боков. Народ, со всех сторон родственно ее объявший, ел карСтарообрядец в знатном картузе назвался Колей РынНад Колей начали подтрунивать, он добродушно улы— Я ж тебе, парнишша, говорил: покуль от еды воздер12 Скипятится, и пей — как рукой сымет.Весь народ и сержант Яшкин тоже с интересом уста— Что это? Что за лекарство? — расспрашивал народ, потому что не одному Петьке Мусикову — так звали пар— Сушеная черемуховая кора с ягодой черемухи, кро— Брюхо-то зачем? Кому? — веселея, уже дружелюбно спросил Колю Рындина старший сержант Яшкин.— Кому-кому! Не мне жа! Жэншынам, конешно, чтоНарод сдержанно хохотнул, раздвинулся, уступая Коле Рындину место подле главного командира — Яшкина. Петьку Мусикова и еще каких-то дохлых парней почти силком напоили горячим настоем. Петьке сухарей кто- то дал, он ими по-собачьи громко хрустел. Тем време— Если не уйметесь, на мороз выгоню! — фальцетом звучал Яшкин. — Дрова пилить!— Я б твою маму, генерал.— Маму евоную не трожь, она у него целка.— Х-хэ! Семерых родила и все целкой была!..— Одного она родила, но зато фартового, гы-гы!..— Сказал, выгоню!— Хто это выгонит? Хто? Уж не ты ли, глистав обмороке?— Молчать!— Стирки* не трожь, генерал! Пасть порву!— У пасти хозяин есть.— Сти-ырки не рви, пас-скуда!Из-под навеса нар на Яшкина метнулся до пояса раз— Шухер еще раз подымете, тем же финарем...Блатняки утихли, казарма присмирела. Коля Рындин опасливо поозирался и с уважением воззрился на ЗеленЯшкин приспустил буденновский шлем, на подбо— Хворат товарищ сержант, — заключил Коля Рын14*Карты.примать? Каку траву? Баушка Секлетинья сказывала, да не запомнил, балбес.— Да он с фронта желтый, со зла и перепугу.— Да но-о!Дежурные до утра не продержались. Лешка, привалив— О-ой, мама! Чё это такое? Где я?Утром карантин плакал, стонал, матерился, исходил истерическими криками — все пухлые мешки новобранЯшкин пытался выдворить народ на улицу на умыва