j
Название книги | Метро 2035 |
Автор | Глуховский |
Год публикации | 2023 |
Издательство | АСТ |
Раздел каталога | Фантастика (ID = 165) |
Серия книги | Глуховский |
ISBN | 978-5-17-113122-7 |
EAN13 | 9785171131227 |
Артикул | P_9785171131227 |
Количество страниц | 384 |
Тип переплета | цел. |
Формат | - |
Вес, г | 1120 |
Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:
Книга из серии 'Глуховский'
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
ДМИТРИЙ ГЛУХОВСКИЙИздательство «ACT» представляет книги Дмитрия Глуховского:МЕТРО 2033МЕТРО 2034МЕТРО 2035СУМЕРКИБУДУЩЕЕРАССКАЗЫ О РОДИНЕ ТЕКСТglukhovsky.ruДМИТРИЙ ГЛУХОВСКИЙроманфИздательство АСТ МоскваУДК 821.161.1-312.9ББК 84(2Рос=Рус)6-44Г55Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.Оформление обложки, форзаца, нахзаца — Илья ЯцкевичАвтор благодарит Ларису Смирнову и Илью Яцкевича за помощь в создании этой книгиГлуховский, Дмитрий Алексеевич.Г55 Метро 2035 : [фантастический роман] / Дмитрий Глуховский. — Москва: Издательство АСТ, 2021. — 384 с. — (Знаменитая трилогия).ISBN 978-5-17-113122-7Третья мировая стерла человечество с лица Земли. Планета опустела. Мегаполисы обращены в прах и пепел. Железные дороги ржавеют. Спутники одиноко болтаются на орбите. Радио молчит на всех частотах. Выжили толь«Метро 2035» продолжает — и завершает историю Артема из первой книги культовой трилогии. Эту книгу миллионы читателей ждали долгих деУДК 821.161.1-312.9ББК 84(2Рос=Рус)6-44ISBN 978-5-17-113122-7© Глуховский Д.А., 2017© ООО «Издательство АСТ», 2021Дмитрий Глуховский, 2015Фото Ильи ЯцкевичаГлава 1ТУТ МОСКВА— Нельзя, Артем.— Открывай. Открывай, говорю.— Начстанции сказал... Сказал, не выпускать никого.— Ты за идиота меня, что ли? Кого — никого? Кого это — «никого»?— У меня — приказ! С целью защиты станции... От облучения... Не открывать. Приказ у меня. Понимаешь?!— Тебе Сухой приказ дал? Тебе мой отчим такой приказ дал? Открывай давай.— Мне же по шапке из-за тебя, Артем...— Ну я сам тогда, если ты не можешь.— Алло... Сансеич... Да, на пост... Тут Артем... Ваш. А что я с ним сделаю-то? Да. Ждем.— Настучал, а? Молодец, Никицка. Настучал. Отвали! Я открою все равно. Все равно пойду!Но выскочили из караулки еще двое, втиснулись между Артемом и дверью, стали мягко толкать его, жалея. Артем — заранее усталый, под глазами круги, еще после вчерашнего подъема не оклемавшийся — с часовыми управиться не мог, хоть драться никто с ним и не собирался. Стали сползаться любопытные: чумазые мальчишки с волосами прозрачными, как стекло, одутловатые хозяйки с руками синими и стальными от бесконечной стирки в ледяной воде, усталые и готовые на что угодно бездумно пялиться фермеры из правого туннеля. Шептались. Смо— И все ходит и ходит. Что ходить-то?— Ага. И дверь каждый раз нараспашку. А оттуда сифонит, между прочим, сверху-то! Окаянный...— Слушай, нельзя же... Нельзя так про него. Он все-таки... Всех нас. Спас же. Детей твоих вот.— Спас, ага. А теперь что? Он для этого спасал их, что ль то? И сам рентген хавает, и нас всех тут... За компанию.— За хер ему туда, главное? Было бы хоть что! Для чего!Но вот среди всех этих лиц появилось одно: главное. Усы заброшены, воло— Разойтись всем. Слышали?— Вон Сухой. Сухой пришел. Пускай забирает своего.— Дядь Саш...— Опять ты, Артем? Мы говорили же с тобой...— Открой, дядь Саш.— Разошлись, кому сказано! Нечего глазеть тут! А ты — пойдем.Артем вместо этого сел на пол, на отполированный холодный гранит. При— Хватит, — одними губами, беззвучно, обозначил Сухой. — Люди и так шеп— Мне надо. Я должен.— Там ничего нет! Ничего! Нечего там искать!— Я же говорил тебе, дядя Саш.— Никита! Ты-то что зеваешь? Давай, проводи граждан!— Есть, Сансеич. Так, кому тут приглашения отдельные? Шевели, шевели... — затараторил Никицка, сгребая толпу.— Ерунду ты говорил. Послушай... — Сухой выпустил надувавший его воздух, обмяк, сморщился, опустился рядом с Артемом. — Ты же гробишь себя. Дума— И что?— Сталкеры столько не поднимаются, сколько ты... Ты дозу-то пробовал счи— Я уверен, что слышал это.— А я уверен, что тебе причудилось. Некому там сигналы слать. Некому, Ар— Не верю.— Да мне, думаешь, дело есть, во что ты там веришь, а во что нет?! А вот если у тебя волосы выпадут, до этого есть! Если кровью ссать будешь, до этого — есть! Ты хочешь, чтобы хрен у тебя отсох?!Артем пожал плечами. Помолчал, взвешивая. Сухой ждал.— Я слышал это. Тогда, на башне. У Ульмана в рации.— А кроме тебя, никто не слышал. За все время, сколько ни слушали. Пустой эфир. И что?— И я пошел наверх, вот что. Вот и все.Артем поднялся на ноги, распрямил спину.— Я внуков хочу, — сказал ему снизу Сухой.— Чтобы они тут жили? В подземелье?— В метро, — поправил его Сухой.— В метро, — согласился Артем.— И нормально они тут проживут. Хотя бы родятся. А так...— Скажи им, чтобы открыли, дядь Саш.Сухой смотрел в пол. В черный блестящий гранит. Что-то там, видно, было.— Ты слышал, что люди говорят? Что крыша у тебя поехала. Тогда, на башне.Артем скривил улыбку.Набрал воздуха.— Чтобы внуки, знаешь что надо было, дядя Саш? Надо было детей своих рожать. Ими бы и командовал. И внуки бы на тебя тогда были похожи, а не хер знает на кого.Сухой зажмурился. Протикала секунда.— Никита, открой ему. Пускай валит. Пускай околеет. Насрать.Никицка послушался молча. Артем удовлетворенно кивнул.— Скоро вернусь, — сказал он Сухому уже из буфера.Тот по стенке поднялся, обернул к Артему сутулую спину и зашаркал прочь, полируя гранит.Грохнула дверь буфера, запираясь. Зажглась ярко-белая лампочка под поАртем влез в костюм — просторный, как чужой. Достал из сумки противогаз. Растянул резину, напялил ее, поморгал, привыкая смотреть через круглые туман— Готов.Заскрежетало надрывно, и железная стена — не стена, а гермоворота — поВверх уводили истертые и скользкие ступени бесконечного эскалатора. Станчтобы авиабомбы не колыхали. Конечно, если бы ядерная боеголовка ударила в Москву, был бы тут котлован, залитый стеклом. Но боеголовки все были переА у других городов противоракетной обороны не было.Артем крякнул, подсаживая ранец поудобней, воровато перекрестился, за* * *По железу каски стучал дождь, гулко стучал, казалось, Артему в самую голову. Болотные сапоги топли в грязи, ржа ручьями откуда-то сверху бежала куда-то вниз, на небе было навалено облаков — не продохнуть, и дома пустые стояли воСквозь аллею, составленную из сырых лысых коряг, виднелась громадная арка входа на ВДНХ. Вот кунсткамера-то: по поддельным античным храмам рассажеГиблое место — ВДНХ.Пару лет назад еще жила тут всякая дрянь, а теперь и ее не осталось. ОбещаВышло наоборот: сошла с земли ледяная короста, земля задышала и запотела, фон подскочил. А мутанты поцеплялись за жизнь своими когтищами — и, кто не сбежал, тот сдох. А человек сидел себе под землей, жил на станциях метро, и никуТрещал счетчик, начислял Артему дозу. Не брать его больше с собой, думал Артем, бесит только. Какая разница, сколько там натикает? Что это поменяет? Пока дело не сделано, пусть хоть истрещится.— Пускай говорят, Жень. Пускай считают, что крыша поехала. Они же не были тогда... На башне. Они же вообще из своего метро не вылезают. Откуда им знать, а? Крыша... Бомбил я их всех в... Объясняю же: вот ровно в тот момент, когда Ульман на башне антенну развернул... Пока он настраивался... Было что-то. СлыАвтомобильная развязка дыбилась у него над головой, асфальтовые ленты пошли волной и застыли, стряхнув машины; те попадали, как придется, кто на четыре лапы, а кто на спинку, и околели в таких позах.Артем огляделся коротко и двинул вверх по шершавому высунутому языку заезда на эстакаду. Немного было пройти — километра, может, полтора. У сле— А почему не верят? Просто не верят, и все. Ну да, никто не слышал позывНе хотелось смотреть на Останкинскую башню, но и не видеть ее было нель— Я когда на башне в тот раз... — Артем скованно мотнул головой в ее стороПлыли над голым лесом два колосса — Рабочий и Колхозница, схватившиеся в странной своей позе, то ли по льду скользя, то ли танго крутящие, но друг на друга не глядя, как бесполые. А куда тогда они смотрят? Видно им с их высоты, что за горизонтом, интересно?Слева осталось чертово колесо ВДНХ, огромное, как шестеренка того мехаНа колесе написано было «850»: столько лет исполнилось Москве, когда его поставили. Артем подумал, что исправлять это число смысла нет: если время неНекрасивые и невеселые небоскребы, казавшиеся раньше бело-сине-крас— Может, сегодня... — без знака вопроса спросил Артем, хоть и помня, что уши у неба заткнуты облачной ватой.Там, конечно, не расслышали.Подъезд.Подъезд как подъезд.Домофон осиротел, железная дверь обесточена, в аквариуме консьержа соВнизу — три немецких блестящих лифта, распахнутые и сверкающие нержа— Всегда... Пешком...Ранец весил сейчас всю тонну; и эта тонна давила Артема в бетон, мешала идти, с шага сбивала. Но Артем все равно шагал — как заведенный; и как заве— Ну и что, что нет противо... ракет... Все равно... Должны были... Должны были еще где-то... Люди... Не может быть, чтобы только тут... Чтобы только в МоНе бывал, конечно, Артем, в свои двадцать шесть ни во Франции, ни в Таи— Почему бы... Почему бы только одной Москве остаться? Нелогично, Жень! Понимаешь? Нелогично! А значит... Значит, просто мы поймать их... Их поВысотка была пустой, но все равно звучала, жила: через балконы влетал веИзвестно, что там, за стучащими беспокойно дверями: разграбленные кварРаньше можно было встретить в иной квартире бывшего хозяина: ткнется противогазным хоботом в какую-нибудь игрушку и плачет через хобот гнусаво, и не слышит, как к нему сзади подошли. А теперь уж давно никого не попадалось. Кто-то остался лежать с дырой в спине рядом с этой своей дурацкой игрушкой, а другие поглядели на него и поняли: нету наверху дома, и нету там ничего. Бетон, кирпич, слякоть, асфальт треснутый, кости желтые, труха из всего, ну и фон. Так в Москве — и так во всем мире. Нет нигде жизни, кроме метро. Факт. ОбщеизВсем известный, кроме Артема.А вдруг есть на бескрайней Земле еще одно место, пригодное для человека? Для Артема и для Ани? Для всех со станции? Место, где не было бы над головой чугунного потолка, и где можно было бы расти до неба? Построить себе дом — свой, жизнь — свою, и из этого места уже обживать дальше заново постепенно всю сожженную землю?— Всех наших... Разместил бы... На воздухе... Жили бы...Сорок шесть этажей.Можно было бы остановиться и на сороковом, да и на тридцатом; никто ведь не говорил Артему, что непременно надо забраться на самую вершину. Но он отчего-то вбил себе в голову, что если и может у него что получиться, то только там, на крыше.— Конечно... Не... Не так... Высоко... Как на башне... Тогда... Но... Но...Окошки противогаза запрели, сердце взламывало грудную клетку, и как буд— Высота... Может... Там же... Метров триста... Высота... Поэтому, может... Поэтому, наверное... С высоты... Ловит...Он свалил с себя ранец: дотащил. Уперся окаменевшей спиной в крышку люка, выдавил его наружу, выбрался на площадку. И только тут упал. Лежал наВид отсюда был...Как если бы умереть, полететь уже в рай, но упереться вдруг в стеклянный потолок, и зависнуть там, и болтаться под этим потолком, ни туда и ни сюда. Но понятно, что вниз с такой высоты вернуться больше нельзя: когда ты сверху увиРядом высились еще два таких же небоскреба, прежде пестрые, ныне серые. Но Артем всегда именно на этот поднимался. Так уютней было.Случилась между облаками на секунду бойница, стрельнуло из нее солнце; и вдруг показалось, что блеснуло что-то с соседнего дома, не то с крыши, не то из пыльного окна одной из верхних квартир. Как будто зеркальцем кто-то луч пойГлаза сами съезжали все время, как Артем ни отводил их, к переродившемуБотанический сад.Артем его другим помнил. Только его-то он и помнил из всего пропавшего довоенного мира.Странное дело: вот вся твоя жизнь состоит из кафеля, тюбингов, текущих поНо вдруг есть в ней крохотный кусок другого: майское прохладное утро, по- детски нежная недавняя зелень на стройных деревьях, изрисованные цветными мелками парковые дорожки, томительная очередь за пломбиром, и сам этот пломбир, в стаканчике, не то что сладкий там, а просто неземной. И голос матеИ все это, другое — такое неуместное и невозможное, что ты и не понимаешь уже, было ли оно с тобой наяву или просто приснилось? Но как этому сниться, если ты такого никогда не видел и не знал?Стояли у Артема перед глазами меловые рисунки на дорожках, и солнце сквозь дырявую листву золотыми иголками, и мороженка в руке, и оранжевые смешные утки по коричневому зеркалу пруда, и шаткие мосточки через этот пруд осененный — так страшно в воду упасть, а еще страшней в него уронить вафельА вот лица ее, лица своей мамы, Артем вспомнить не мог. Старался вызвать его, на ночь просил себя увидеть его хотя бы во сне, пусть бы и забыть снова к утру — но ничего не получалось. Неужели не нашлось в его голове крохотного уголка, где мать могла бы спрятаться и переждать смерть и черноту? Видно, не нашлось. Но как может человек быть — и совсем исчезнуть?А день тот, а мир тот — они куда могли запропаститься? Вот же они были — тут, рядом, только глаза закрыть. Конечно, в них можно вернуться. Где-то на землеони должны были спастись, остаться — и звать всех, кто потерялся: мы тут, а вы где? Надо только услышать их. Надо только уметь слушать.Артем поморгал, потер веки, чтобы глаза видели снова сегодня, а не двадТам была радиостанция — армейская, громоздкая, зеленая-исцарапанная, и еще одна бандура: железный ящик с ручкой-крутилкой. Самодельная динамоАртем связал все провода, прошел по крыше круг, разматывая шнур, отер воду с лица и снова нехотя влез в противогаз. Сжал голову наушниками. Огладил пальцами клавиши. Крутанул рукоять динамо-машины: моргнул диод, зажужжаЩелкнул тумблером.Закрыл глаза, потому что боялся, что они помешают ему выловить в шуме радиоприбоя бутылку с письмом с далекого континента, где выжил кто-то еще. Закачался на волнах. И динамо крутил — словно рукой на плоту надувном подНаушники зашипели, завыли тоненько «Ииииу...» сквозь шорох, заперхали чахоточно; помолчали — и снова шипеть. Как будто Артем бродил по туберкулезНичего из Питера. Ничего из Екатеринбурга.Молчал Лондон. Молчал Париж. Молчали Бангкок и Нью-Йорк.Неважно уже давно было, кто начал ту войну. Неважно было, с чего она наШшшшш...Пустота была в эфире. Бескрайняя пустота.ИиииуБолтались на орбите неприкаянные спутники связи: никто их не звал, и они сходили с ума от одиночества, и бросались на Землю, чтобы пусть уж лучше сгоНи слова из Пекина. И Токио — могила.А Артем все равно крутил эту проклятую ручку, крутил, греб, греб, крутил.Как тихо было! Невозможно тихо. Невыносимо.— Тут Москва! Тут Москва! Ответьте!Это его голос, Артема. Это он, как всегда, не дождался, не вытерпел.— Тут Москва! Прием! Ответьте!Ииииииу.