j
Название книги | Красный смех |
Автор | Андреев |
Год публикации | 2022 |
Издательство | АСТ |
Раздел каталога | Историческая и приключенческая литература (ID = 163) |
Серия книги | мЭксклюзивная классика |
ISBN | 978-5-17-115092-1 |
EAN13 | 9785171150921 |
Артикул | P_9785171150921 |
Количество страниц | 0 |
Тип переплета | мяг. м |
Формат | - |
Вес, г | 160 |
Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:
Книга из серии 'мЭксклюзивная классика'
'Рассказ \"Красный смех\" — одно из самых страшных произведений Андреева, сложная и символичная картина ужасов войны.
\rНа войне можно уцелеть. Но можно ли ее пережить? Вернуться и просто забыть?
\rИли война, со всем ее кромешным ужасом и безумием, с ее нелепостью и жестокостью, так и остается навеки в сознании уцелевшего, обреченного поневоле снова и снова возвращаться мыслями к воспоминаниям о пережитом?..
\rВ сборник также вошли повесть \"Жизнь Василия Фивейского\", рассказ \"Губернатор\" и другие произведения писателя.
\r'
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
Л. Н. АНДРЕЕВКРАСНЫЙ СМЕХИЗДАТЕЛЬСТВО АСТ МОСКВАУДК 821.161.1-312.4ББК 84(2Рос=Рус)6-44А65Серия «Эксклюзив: Русская классика»Серийное оформление Е. ФерезКомпьютерный дизайн А. ЧаругинойАндреев, Леонид Николаевич.А65 Красный смех : [сборник] / Леонид Николаевич АнISBN 978-5-17-115092-1Рассказ «Красный смех» — одно из самых страшных произведений Андреева, сложная и символичная картина ужасов войны.На войне можно уцелеть. Но можно ли ее пережить? Вернуться и просто забыть?Или война, со всем ее кромешным ужасом и безуВ сборник также вошли повесть «Жизнь Василия Фи- вейского», рассказ «Губернатор» и другие произведения писателя.УДК 821.161.1-312.4ББК 84(2Рос=Рус)6-44ISBN 978-5-17-115092-1© ООО «Издательство АСТ», 2019ИГО ВОЙНЫПризнания маленького человека о великих дняхИлье Ефимовичу Репину с любовью и глубоким уважением посвящает авторЧасть первая1914 годС.-Петербург, августа 15-го дняГоворя по чистой совести моей, как на духу, я и до сих пор не вполне уяснил себе это странное обстояНу, война и война, — конечно, не обрадуешься и в ладоши бить не станешь, но все дело довольно-таки простое и бывалое... давно ли была хоть бы та же японская? Да вот и сейчас, когда уже происходят кроПоложим, нельзя отрицать и того, что в душе есть- таки довольно сильное беспокойство или тревога. не знаю, как это назвать; или даже вернее: некоторая соо детишках и разоренных домах, так сразу точно хоА тогда я испугался чрезвычайно, положительно до смешного, теперь не только рассказать, но и наедине вспомнить стыдно. Представить себе только одно: 20-го июля я заплатил тридцать рублей за дрянную подводу, чтобы из Шувалова, с дачи, добраться до города, а через каких-нибудь пять дней со всею семьею ехал по железВо всех лавках по дороге хлеб продают, сколько хочешь, а у меня — в кармане за каким-то дьяволом сухая корка! На всякий случай, предусмотрительность и расчет. О господи!Погода была превосходная, чудесная, а нам и в погоду-то не верилось, все казалось, что либо поне то что другие: даже цветочки еще рву, шучу, детей и жену ободряю!»Вот какой герой сверхъестественный!А что было, когда мы к вечеру ввалились в нашу квартиру, какая Пасха необыкновенная! Истинный восторг, блаженство и ликование! А когда свечку заНо что самое удивительное: решительно не могу припомнить, когда прошел у меня этот дурацкий страх и как это случилось, что всего через пять дней мы споКонечно, в значительной степени меня подвинтила жена, Александра Евгеньевна, своим почти что бесНо отчего же все это?Теперь я так это объясняю. По-видимому, мне, как и всем другим, в тот день что-то представилось, какое-то сверхъестественное видение, настолько поОдно я вполне отчетливо помню: самих немцев с их кайзером я нисколько не боялся и даже вовсе позабыл о них, как будто и не в них дело; да и как могли немцы в один день прилететь в Шувалово — всякий дурак поДа и кто такие немцы? В конце концов все такие же люди, как и мы, и нас они, вероятно, боятся ни больше, ни меньше, чем мы их. Дело, так сказать, обоВот еще помню я, как тогда, на шоссе, меня удивмне тоже отвечает «здравствуйте», а не какое-нибудь совсем непонятное: бала-бала.Улицы в городе увидели — опять все удивились, точно двести тысяч выиграли; городовой на углу стоит (даже еще знакомый) — опять все заахали от изумТеперь я уж ничего не понимаю в этом страхе своем и только стыжусь. Есть и еще один факт, кроме Лидочкиного цветочка, который очень больно колет мою совесть. Трус я или нет, об этом ввиду вышеизИ вот я, по совести моей столь замечательно честРазумеется, теперь и это только смешно и может вызвать только улыбку: ну что могло сделаться с этой дурой Анисьей в Шувалове? Да ничего и не сделалось, и через два же дня она сама явилась, как писаная, на нашу городскую квартиру, ухитрилась как-то попасть на поезд и даже банку с малосольными огурцами прии, главное, нужно было оставить человека убрать и поОдно можно сказать в утешение: Анисья хоть и плакала тогда и просилась с нами, но нисколько не обиделась, что ее не взяли, и никогда никого из нас не упрекает. Дура баба.Август 16-го дняЭтот дневник мой я пишу по вечерам и ночам под видом служебных бумаг, которые якобы беру на дом из конторы. Александра Евгеньевна, моя жена, во всех отношениях чудесный и даже редкий челоНачну с великого признанья: какой я среди всеобшеньки, которая очень любит музыку и готовилась в консерваторию; ввиду военного времени, для сокраДа, я счастлив, и вот главные причины моего счаЗдесь я еще соткровенничаю. Когда у нас в конторе рассматривают карту и кричат, что эта война необыкНо что бы ни говорили в конторе и как бы ни кричто тут может быть хорошего и разумного. И когда я представлю, что я пошел на войну и стою среди чиВот сейчас я нарочно всего себя осмотрел сверху донизу: что во мне такого соблазнительного, чтобы целиться, и где этот соблазн сидит: во лбу? в груди? в животе? И сколько я себя ни осматриваю и сколько ни ощупываю, вижу только одно: человек я как челоНу, — а если немец не ощупывает своего живота и совершенно серьезно целится, чтобы убить, и поНу, и пускай. Разумеется, гордости очень мало в том, чтобы бояться за свою жизнь и ощупывать живот, как кубышку, и Георгия с бантом за это не получишь, но я и не гонюсь за Георгием и в герои Малахова курНе я хотел войны, и Вильгельм ведь не прислал ко мне посла с вопросом, согласен ли я драться, а просто взял и объявил: дерись!Само собой понятно, что я люблю мою родину, Россию, и раз на нее напали, то будь это хоть дурак или сумасшедший, я должен защищать ее, не щадя этого своего живота. Это само собою понятно, и гоВсе это само собою понятно, и дело в том, что мне, по счастью, сорок пять лет, и я имею полное право не трогаться с места, думать и рассуждать, как хочу, быть трусом и дураком, а может быть, и не дураком — мое право. Судьба! Вместо того чтобы называться Ильей Петровичем Дементьевым и жить в городе Петербурге, на Почтамтской, я мог быть каким-нибудь бельгийДа и мало ли что могло быть! Могло быть и то, что вместо нашего банкирского дома, который крекак падаль, или болтался на веревке! У всякого своя судьба.Но гадать о том, чего нет, совершенно бесполезно, и сколько бы я ни жалел бельгийца или нашего сол...Сейчас Сашенька играла бельгийский гимн, и я слушал. Какая прекрасная музыка! Сколько в ней воНет! Сколько ни доказывай наши конторские полиСашенька говорит, что поздно, зовет спать. Или мне и тому не радоваться, что после дня честной раПетроград, августа 19-го дня, вторникДень исторический: переименовались в Петроград. Отныне я петроградец.Оно красиво, да и трудно будет привыкать. Конрого Петербурга, да еще Санкт-Петербурга. В этом Петрограде чувствуешь себя так, будто в новом сюрАвгуста 22-го дняМы продолжаем побеждать. Пруссия занята наНечего греха таить: как я ни миролюбив, а все-таки приятно и самому поздравлять и принимать поздравЛюбопытно для моралистов некоторое свойство человеческой души: что хорошего в пожаре? — а чем яростнее разгорается огонь, тем несомненнее какое-то праздничное ощущение. Или это так празднично дейгимназии, когда мимо проезжал с колокольцами поКонечно, о несчастных погорельцах мало кто думал в эту минуту. Признаться, я и сейчас испыОдин тяжелый камень на сердце — это Павлуша. Пока все благополучно и он где-то в Пруссии шагает победителем, но кто может поручиться за завтрашний день? А где был бы я теперь, да и был бы, если бы не сорок пять лет мне считалось от роду, а двадцать-тридСентября 7-го дня, воскресеньеВот уже две недели и два дня, как от Павлуши нет никаких известий. По последним его письмам можно было заключить, что он где-то в Пруссии, где так ужасно были разбиты Самсоновские корпуса. КоУ Инны Ивановны, кроме младшего, Павлуши, есть еще сын, семейный, у которого она, собственно,и живет, так как своих средств не имеет; но оттого ли, что Николай порядочно суховатый человек, или по самой природе вещей ее больше тянет к дочери, всяЯ и сам люблю Павлушу и без содрогания не могу подумать, что, быть может, сейчас, в эту самую миИ я знаю, что если не теперь (мне почему-то ка