j
Название книги | Наполеон |
Автор | Мережковский |
Год публикации | 2020 |
Издательство | АСТ |
Раздел каталога | Историческая и приключенческая литература (ID = 163) |
Серия книги | Библиотека проекта Б. Акунина |
ISBN | 978-5-17-121383-1 |
EAN13 | 9785171213831 |
Артикул | P_9785171213831 |
Количество страниц | 384 |
Тип переплета | цел. |
Формат | - |
Вес, г | 1120 |
Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
Библиотека проекта Бориса Акунина «ИСТОРИЯ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА»ДМИТРИЙ МЕРЕЖКОВСКИЙНАПОЛЕОНИздательство АСТ МоскваУДК 821.161.1-311.6ББК 84(2Рос=Рус)6-44М52Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.Библиотека проекта Бориса Акунина «История Российского государства» издается с 2014 годаОформление — Андрей ФерезВ оформлении использованы иллюстрации, предоставленные агентством Shutterstock и свободными источниками.Мережковский Д.С.М52 Наполеон / Дмитрий Сергеевич Мережковский. — Москва: ИздательISBN 978-5-17-121383-1Библиотека проекта «История Российского государства» — это рекомендованные БориД.С. Мережковский — один из крупнейших русских писателей и оригинальных мыслиРоман-биография «Наполеон» — одно из самых значительных его произведений, наУДК 821.161.1-311.6ББК 84(2Рос=Рус)6-44© B. Akunin, 2020© ООО «Издательство АСТ», 2020Том первый НАПОЛЕОН — ЧЕЛОВЕКСудьи НаполеонаСвершитель роковой безвестного веленья.ПушкинПоказать лицо человека, дать заглянуть в душу его — такова цель всякого жизнеописания, «жизни героя», по Плутарху.Наполеону в этом смысле не посчастливилось. Не то чтобы о нем писа«Этот великий человек становится все более неизвестным», — говорит Стендаль, его современник. «История Наполеона — самая неизвестная из всех историй», — говорит наш современник Леон Блуа.Это значит: в течение больше ста лет «неизвестность» Наполеона возДа, как это ни странно, Наполеон, при всей своей славе, неведом. СоМожет быть, это происходит и оттого, что, по словам Гераклита, «конИли, может быть, душа его вообще неуловима книгами: проходит сквозь них, как вода сквозь пальцы? Тайна ее, под испытующим взглядом истории, только углубляется, как очень глубокие и прозрачные воды под лучом прожектора.Да, неизвестность Наполеона происходит и от этого; но, кажется, не только от этого. В чужую душу нельзя войти, но можно входить в нее или проходить мимо. Кажется, мы проходим мимо души Наполеона.Узнавать чужую душу — значит оценивать ее, взвешивать на весах своей души. А в чьей душе весы для такой тяжести, как Наполеон?5«Я ни с чем не могу сравнить чувства, испытанного мною в присутТаково впечатление всех, кто приближается к нему, друзей и недругов, одинаково: может быть, это даже не величье, но, уж наверное, огромность, несоизмеримость его души с другими человеческими душами. Он среди нас, как Гулливер среди лилипутов.Маленькими глазками, увеличивающими, как микроскопы, лилипуты видят каждую клеточку Гулливеровой кожи, но лица его не видят; оно им кажется страшным и мутным пятном; маленькими аршинами могут они6Поль Деларош. Наполеон I Бонапарт. 1807 г.измерить тело его с математической точностью; но вообразить, почувТак мы не можем себя почувствовать в душе Наполеона. А ведь именКажется, только один человек мог судить Наполеона, как равный равЖозеф Шабор. Наполеон в апогее славы78«В жизни Гёте не было большего события, чем это реальнейшее суще«Наполеон есть краткое изображение мира». «Жизнь его — жизнь по«Страх, внушаемый Наполеоном, — говорит госпожа де Сталь, — про«Он миру чужд был. Всё в нем было тайной», — понял Наполеона ниЭту «иную душу» в себе он и сам сознает. «Я всегда один среди люИ о государственном человеке — о себе самом: «Он всегда один, с одЭта «иная душа» не только устрашает, отталкивает людей, но и приБожий посланник, мученик за человечество, новый Прометей, распяни из-за одного человека так не боролись любовь и ненависть. Противо«Тысячелетия пройдут, прежде чем повторятся такие обстоятельства, как мои, и выдвинут другого человека, подобного мне». Он говорит это без гордости, или гордость его так похожа на смирение, что их почти не различить.«Если бы мне удалось сделать то, что я хотел, я умер бы со славой велиФрансуа Жерар. Наполеон Бонапарт — Первый консул. 1803 г.910ком смиренно. А вот еще смиреннее: «Скоро меня забудут, мало найдут историки, что обо мне сказать». — «Если бы в Кремле пушечное ядро убиКажется иногда, что он и сам себя не знает, так же как мы — его. Знает только, что тяжко земле носить такого, как он. «Когда я умру, весь мир вздохнет с облегчением: „Уф!“ Будущее покажет, не лучше ли было бы для спокойствия мира, чтобы меня никогда не существовало».Это с одной стороны, а с другой: «Пожалеют, пожалеют когда-нибудь люди о моих несчастьях и моем паденье!» «Будете плакать обо мне кроваFu vera gloria?Ai posteri ardua sentanzia.Была ли слава его истинной?Трудный суд над ней принадлежит потомкам.Но и потомки оказались не лучшими судьями, чем современники.«Чудовищная помесь пророка с шарлатаном», «Лжив, как военный бюллетень» — это недаром во дни его сделалось пословицей. «Крепкая, ясная, простая итальянская природа его разложилась в мутной атмосфере французского фанфаронства». Изолгался окончательно и «провалился в пустоту». «Бедный Наполеон! Наш последний герой!» Таков суд Карлейля в его знаменитой книге «Поклонение героям». Если суд верен, то трудно понять, как мог очутиться в сонме героев этот «провалившийся в пустоту шарлатан». Впрочем, образ Наполеона начерчен здесь так скудно, грубо и поверхностно, что едва ли стоит долго останавливаться на нем.Тэн сильнее Карлейля. Книга его о Наполеоне, кажется, и есть то по«Безмерный во всем, но еще более странный, не только преступает он за все черты, но и выходит из всех рамок; своим темпераментом, своими инстинктами, своими способностями, своим воображением, своими страте гениальных замыслов, по героической силе духа, ума и воли со времен Цезаря не было ничего подобного».Таково начало, а вот конец: «Дело наполеоновской политики есть дело эгоизма, которому служит гений; в его общеевропейском здании, так же как во французском, надо всем господствовавший эгоизм испортил всю постройку». Наполеон среди людей — «великолепный хищный зверь, пуЖан Батист Эдуард Детайль. Наполеон в 1806 году1112велик и зловреден; чем больше, тем зловреднее», «Это эгоизм, выросший в чудовище и воздвигший среди человеческого общества колоссальное я, которое удлиняет постепенно, кругами, свои хищные и цепкие щупальца; всякое сопротивление оскорбляет его, всякая свобода стесняет, и, в при- свояемой себе безграничной области, оно не терпит никакой жизни, если только она не придаток и не орудие его собственной жизни». Другими словами, исполинский паук, захвативший мир в свои лапы и сосущий его, как муху, или адская машина, изобретенная диаволом, чтобы разрушить мир; или, наконец, апокалипсический зверь, выходящий из бездны; «На- полеон-Аполлион, Губитель», как толковали имя его тогдашние начетчики Апокалипсиса.«Вот видите, матушка, какое вы породили чудовище!» — смеялся он, читая подобные пасквили.В 1814 году, после первого отреченья, когда комиссары союзников везНечто подобное происходит и с Тэном: в начале книги он поклоняется герою, а в конце — вешает чучело его.«Привычка к самым жестоким фактам менее сушит сердце, чем отвлеЗнаменье времени — то, что на книгу Тэна никто не ответил, потому что беспомощную, хотя и добросовестную книгу Артюр-Леви, где доказыИ еще знаменье: в приговоре над Наполеоном Восток согласился с ЗаРусскому пророку также никто не ответил, как европейскому ученому. И человеческое стадо жадно ринулось, куда поманили его пастухи. «Толпав подлости своей радуется унижению высокого, слабости могучего: „Он мал, как мы, он мерзок, как мы!“ Врете, подлецы: он мал и мерзок — не так, как вы, — иначе!» (Пушкин).Леон Блуа — совершенная противоположность Тэну и Л. Толстому. Книга его «Душа Наполеона», странная, смутная, безмерная, иногда почти безумная, но гениально глубокая, — одна из замечательнейших книг о НаОстрота и новизна ее в том, что автор делает методом исторического познания миф — кажущийся миф, действительный религиозный опыт, свой личный и всенародный. Он знает, как знали посвященные в Элевсин- ские таинства, что миф — не лживая басня, а вещий символ, прообраз утаенной истины, покров на мистерии и что, не подняв его, не проник«Наполеон необъясним; самый необъяснимый из людей, потому что он прежде и больше всего прообраз Того, Кто должен прийти и Кто, может быть, уже недалеко; прообраз и предтеча, совсем близкий к нам». — «Кто из нас, французов или даже иностранцев конца XIX века, не чувствовал безмерной печали в развязке несравненной Эпопеи? Кого из обладающих только атомом души не угнетала мысль о падении, воистину слишком внезапном, великой Империи с ее Вождем? Не угнетало воспоминание, что еще только вчера люди, казалось, были на высочайшей вершине челоПотерянный и возвращенный рай — вот покров Наполеонова мифа над мистерией; вот где душа народа соприкоснулась с душой героя.«Бред сумасшедшего или лубочная картинка», — может быть, решил бы Тэн о книге Блуа, и был бы неправ. Не бывает ли, не была ли от 1793 до 1815-го «психология масс» похожа на «бред сумасшедшего» и «лубочная картинка» не драгоценный ли документ для историка?Тем-то и драгоценен Блуа, что продолжает в душе своей Наполеонову «психологию масс», воскрешает Наполеонов миф. Когда он говорит о «своем Императоре», на глазах у него блестят такие же слезы, как у старых усачей-гренадеров Великой Армии; тем-то он и драгоценен, что доказыва13Из гроба встает Император.«И то важно знать не одним французам, но и всем европейцам, потому что Герой может им всем понадобиться: „Будете плакать обо мне кровавыБлуа считает себя «добрым католиком», а добрые католики считают его злейшим еретиком. Но нет никакого сомнения, что он христианин, или, по крайней мере, хочет быть христианином. Но иногда и христиани14Жак-Луи Давид. Набросок для портрета Наполеона I в коронационном костюмеклета, нового Адама, который возвратит ветхому Адаму, человечеству, поТрудно также решить, молится ли Блуа или кощунствует, когда говоДа, может быть, это и кощунство; но, прежде чем решать, вспомним: «Я топтал точило один, и из народов никого не было со Мною; и Я топтал их во гневе Моем и попирал их в ярости Моей; кровь их брызгала на ризы Мои, и Я запятнал все одеяние Свое» (Ис. 63.3).Вот почему и кротчайший из апостолов помнит, что «страшно впасть в руки Бога живого». Если бы и мы этого не забывали, то, может быть, не отразился бы в наши дни лик Божий в кровавом зеркале войны так ужасВо всяком случае, нельзя делать, как это делает Тэн, одного Наполеона ответственным за 2 000 000 людей, погибших в войнах его. Получив в наКак бы то ни было, Блуа, несомненно, прав в одном: история НаполеоЧто же думает народ о Наполеоне? Это трудно узнать не только потому, что народ молчит, но и потому, что мысли его слишком далеки от наших.15