Название книги | Загадки истории |
Автор | Радзинский |
Год публикации | 2020 |
Издательство | АСТ |
Раздел каталога | Историческая и приключенческая литература (ID = 163) |
Серия книги | Радзинский |
ISBN | 978-5-17-121418-0 |
EAN13 | 9785171214180 |
Артикул | P_9785171214180 |
Количество страниц | 416 |
Тип переплета | цел. |
Формат | - |
Вес, г | 600 |
Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
Эдвард Радзинский.ЛучшееЭдвард РадзинскийЗАГАДКИ ИСТОРИИИздательство АСТ МоскваУДК 821.161.1-311.6ББК 84 (2Рос=Рус)6-44Р15Дизайн обложки Виктории ВоронинойРадзинский, Эдвард Станиславович.Р 15 Загадки истории/Радзинский Э.С. - Москва: ИздательISBN 978-5-17-121418-0Княжна Тараканова, Казанова, Моцарт. Что общего межУДК 821.161.1-311.6ББК 84 (2Рос=Рус)6-44ISBN 978-5-17-121418-0© ООО Издательство АСТ, 2020Последняя из дома РомановыхДомики старой МосквыСлава прабабушек томных, Домики старой Москвы, Из переулочков скромных Все исчезаете вы.Марина ЦветаеваОни прячутся в старых, кривых московских переулках. И там, велиАх, эти дома желтой охры. античный фриз на фронтоне — гирлянВ дни молодости моей довелось мне жить в таком доме. И в долгие зимКак он попал ко мне?.. Как уцелел после всех пожаров, войн, революций и отчаянных скитаний несчастной семьи? Когда-нибудь я расскажу и эту историю. когда-нибудь.Старинный бронзовый шандал со свечой, загороженный маленьЯ погасил электрический свет, засветил свечу — и побежали по потолку, по стенам зала торопливые тени.И проступило изображение на экране: у горящего камина на фоне высокого окна сидит молодая красавица. Неотрывно глядит она внебольшой серебряный таз, стоящий у ее ног. В тазу по воде плавают крохотные кораблики с зажженными свечами.Это старинное венецианское гадание. В тот день она решила узнать свою судьбу. О, если бы она ее узнала!Как я любил разглядывать ее лицо на старинном экране. Томно склонив головку с распущенными волосами, она глядит в серебВ эту женщину были влюблены самые блестящие люди века. Ее красоте завидовала Мария Антуанетта. И мечтательный гетман Огинский, и властительный немецкий государь князь Лимбург были у ее ног. Ей объяснялся в любви самый блестящий донжуан Франции — принц Лозен. И граф Алексей Орлов, самый блестящий донжуан России...Тогда, в том доме, я собирал по крохам все, что осталось, о ней.И, читая полуистлевшие письма истлевших ее любовников, я шептал вслед за ними безумные слова: «Ваши глаза — центр мироздания.», «Ваши губы — моя религия.», «Ваши руки подобны плющу нежносИ все чаще стало мерещиться мне.Исчезал московский домик Пропадал, тонул в снежной метели.И видение Санкт-Петербурга: белая петербургская ночь, безжалосСамое неправдоподобное в этой истории, что это правда.Джакомо КазановаКто не жил в XVIII веке — тот вообще не жил.ТалейранНесколько точных датВ конце мая 1775 года пришла в Кронштадт из Средиземного моря русская военная эскадра. И хотя люди давно не были дома, никому не было дозволено ступить на берег.Из именного указа императрицы Екатерины Второй генерал-гу«Князь Александр Михайлович! Контр-адмирал Грейг, прибывший с эскадрой с ливорнского рейда, имеет на корабле своем под караулом ту женщину. Контр-адмиралу приказано без именного указа никому ее не отдавать. Моя воля: чтобы вы...»24 мая 1775 года.Была ночь, но во дворце генерал-губернатора Санкт-Петербурга князя Голицына не спали. Князь Александр Михайлович, грузный шестидесятилетний старик, сидел в своем кабинете. Перед ним наТучный князь тяжело поднялся с кресел, пошел к дверям. Распах— Прими присягу, Александр Матвеевич, — обратился князь к капитану.— Клянусь молчать вечно о том, что надлежит мне увидеть и исполнить. — звучал в тишине голос Толстого.— И людей своих к присяге приведешь. И растолкуй им, что, коли хоть одна душа узнает, — наказание беспощадное. В Кронштадтпоплывете ночью... И вернешься с нею в крепость тоже ночью... чтоб ни одна душа.И князь обнял капитана:— Ну, храни тебя Бог!В ночь с 24-го на 25 мая 1775 года.Яхта с капитаном Толстым и шестью преображенцами с потушенныГлубокой ночью подплыли к Кронштадту. Неслышно скользила яхта по военному рейду.«Святослав». «Африка». «Не тронь меня». «Европа». «СаУ шестидесятипушечного адмиральского судна «Три иерарха» яхта замедлила ход.В каюте капитана Толстого уже ждал контр-адмирал Самуэль Кар— Весь завтрашний день, капитан, вы и ваши люди проведете в каютах. — Грейг говорил по-французски: он был не так давно на русской службе и плохо владел русским. — Ни с кем из корабельной команды не видеться и не разговаривать. И только когда на корабле отойдут ко сну.Ночь, 25 мая 1775 года.На темную палубу вывели нескольких мужчин и двух женщин. Одна из женщин одета в черный плащ с капюшоном, глубоко надвинутым на лицо.— Настоятельно прошу вас, госпожа, — обратился Грейг по-итаНе дослушав адмирала, женщина молча направилась к борту.Ее усадили в покойное кресло и спустили вниз — на яхту.Адмирал почтительно помогал ей.Дважды прозвенели куранты на Петропавловской крепости, когда яхта пристала к гранитным стенам.В белой ночи на пристани темнела фигура в плаще и треуголке. Яхту встречал сам хозяин крепости — Андрей Григорьевич ЧерныЖенщина в черном плаще молча глядела на гранитные стены и беспощадный золотой шпиль...Арестованных быстро размещали по казематам Алексеевского раИ в крепости наступила тишина. Будто ничего и не произошло.Комендант Чернышев торжественно ввел женщину в просторное помещение, состоявшее из трех светлых и, главное, сухих комнаток, что было большой редкостью в крепости, постоянно затоплявшейЖенщина сбросила капюшон — и бешено сверкнули ее раскосые глаза.— По какой причине осмелились арестовать меня? — яростно выкрикнула она по-итальянски.26 мая 1775 года, ранним утром, в своем кабинете за бюро с медаль«Всемилостивейшая государыня! Известная женщина и свиты ее два поляка и слуги и одна служанка привезены и посажены сего дня в два часа поутру за караулом в приготовленные для них в АлексеПрошло два с лишним года.В ночь на 5 декабря 1777 года в Санкт-Петербурге стояли лютые морозы.В Петропавловской крепости куранты уже пробили полночь, когда из Алексеевского равелина обер-комендант Чернышев и солдаты вынесли гроб.Горели факелы. С трудом копали солдаты смерзшуюся землю.— Копать веселее! — покрикивал комендант.Все глубже, глубже яма.Комендант осветил ее факелом, удовлетворенно кивнул.Солдаты опустили гроб и торопливо забросали мерзлой землей.На рассвете 5 декабря пошел густой снег. Мело, мело по мерзлой земле.Из рапорта санкт-петербургского обер-коменданта генерал-майора Андрея Чернышева:«...Означенная женщина волею Божьей умре... А пятого числа в том же Алексеевском равелине той же командой, при ней в карауле состоявшей, была похоронена. По объявлении присяги о строжайСнежная метель разыгралась над Петербургом. Все потонуло в этой метели: дворцы, крепость. И могила.И к утру не осталось никаких следов — только белое поле у АлекДействующие лица: «Орлов со шрамом»Я не поручил бы ему ни жены, ни дочери, но я мог бы совершить с ним великие дела.Граф Федор Головкин.Портреты И воспоминанияПрошло ровно тридцать лет. 5 декабря 1807 года.В Москве, во дворце графа Алексея Григорьевича Орлова в НескучПо бесконечной анфиладе дворца движется согнутая фигуЗолотая спина шествует мимо портрета в великолепной раме.На портрете изображен молодой красавец, увешанный орденами, в Андреевской ленте через плечо, на фоне горящих кораблей. Это сам хозяин дворца граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский в молодые годы. Герой, победитель турок в морском сражении в Чесменской бухте, где перестал существовать турецкий флот.Горят, горят корабли на портрете.Именно тогда, в 1770 году, французский посол докладывал из ПетерТяжелый стук медленных старческих шагов по анфиладе дворца.Но это все в прошлом. Нынче графу за семьдесят — и он мирно доживает свой век в Москве, вот уж который год изумляя ПервоНа Масленой граф со свитой — непременный зритель кулачных боев между воспитанниками Славяно-греческой академии и униС превеликим удовольствием наблюдает Его сиятельство, как с дикими криками, гиканьем сходятся молодые парни в кулачном бою на ледяных горах у кремлевской стены. (Горы заливали на месте нынешнего Александровского сада.)Когда граф был помоложе, то и сам участвовал.Ох, как страшились дерущиеся, когда в толпе страшно возникала исполинская фигура! И яростно бросалась в общую потасовку.«В воскресенье, перед дворцом в Нескучном, граф неизменно устраивает бега своих знаменитых рысаков.»И мчатся по снежной дороге дивные кони. И пляшут перед дворцом столь любимые Его сиятельством скоморохи да песельКак справедливо сказал о графе поэт: «Дыша всем русским, он до страсти любил отечественные развлечения.»И сегодня, в солнечный морозный день, в доме графа, как всегда, готовились к веселью — ждали троек со скоморохами и цыганами. И граф тоже готовился.Все ближе тяжелые шаги по роскошной анфиладе. Испуганные лица лакеев.Громадная согнутая спина в золотом камзоле повернулась — и на фоне портрета молодого красавца возникло изборожденное морщинами, обрюзгшее лицо старика в парике. Слуга в дверях дрожащими руками аккуратно положил кисточкой пудру на его парик.И старый граф продолжал свое шествие по анфиладе.В последнее время у графа Алексея Григорьевича появились больДвижется согнутая фигура... И в дверях каждой следующей комнаты дрожащий лакей украшает пудрой графский парик. И крестится, когда граф проходит мимо.Старик миновал последнего лакея и очутился в сверкавшей зале: бесчисленные зеркала в холодном зимнем солнце беспощадно повУсмехаясь, старик оглядывал себя в зеркалах — он доволен.— Отменно. Не стыдно будет на балу сегодня, — обращается он к крохотному старичку в мундире, с Чесменской медалью.Тридцать восемь лет назад сержант Изотов закрыл грудью графа от турецкой пули в знаменитом Чесменском бою. И теперь доживает век в его доме, являясь нынче основным собеседником того, кто именовался когда-то «властелином России».— Когда цыгане с плясунами да песельниками придут — пустить их на бал. Она веселье любила, — радостно приказал граф.— Да какой же нынче бал, Ваше сиятельство? Никакого бала у нас нет, — удивился старый слуга.— Ан есть, — с торжеством ответил граф. — Пятое число сегод— Да что ж вы, Ваше сиятельство. Алексей Григорьевич? — проГраф посмотрел на испуганного старика мутными глазами. На мгновение сознание вернулось к нему.— Подать мое яблоко, сержант, — приказал он весело.Старый сержант заулыбался: он любил эту молодецкую шутку. Он достал из кармана заготовленное яблоко. Граф взял яблоко и легко раздавил его двумя пальцами. И счастливо засмеялся.— Что яблоко! Говорят, вы быка одним ударом прихлопнуть могли, — подобострастно сказал Изотов.— Да что быка! Я государя императора Петра Федоровича одним ударом. — И бешеные глаза человека со шрамом взглянули на несчастного сержанта. Тот только перекрестился.И вновь глаза графа помутнели.— Что же мы тут... гости никак пожаловали? — И граф торопливо пошел к высоким дверям залы.Он широко распахнул двери и склонился в низком поклоне:— Матушка государыня к холопу своему. А мы как раз про мужа твоего убиенного. да про «известную женщину» толкуем.Граф не договорил и вновь склонился в поклоне:— А вот и консул английский сэр Дик с распрекрасной супругой своей. много способствовал сей англичанин в поимке «известной женщины». А вот и адмирал Грейг. большие заслуги и у него в этом деле были.Граф стоял один в пустой зале и бесконечно церемонно раскла— Ваше сиятельство. Ваше сиятельство.Но граф не слышал. Он видел, как в залу вошла она. Как тогда, на корабле, на ней был длинный черный плащ с капюшоном, надГраф захрипел и упал навзничь на драгоценный паркет.К дворцу уже подлетали тройки. С визгом и хохотом соскакивали цыгане, удалые скоморохи да плясуны. Обезумевшие люди графа бестолково носились перед домом, разгоняя приехавшихГраф умирал. Умирал тяжело, в муках. Речь отказала — он хрипел. И глаза его наполнялись слезами. Он лежал на огромной кровати, под потолком, украшенным плафоном «Триумф Минервы»: аллегоНа стене висел парадный портрет императрицы: Екатерина со скипетром и короной.На столике у кровати лежал золотой медальон в форме сердца, осыпанного бриллиантами. Медальон был раскрыт, и внутри него улыбалась все та же императрица.Только трое во всей России имели право носить такой медаИногда он забывался. И в забытьи слышал собственный голос. И видел лицо деда, так напоминающее чье-то лицо.— Чье лицо? — прошептал он.И понял: его лицо. лицо старика, умирающего сейчас в пос