j
Название книги | Обыкновенная история |
Автор | Гончаров |
Год публикации | 2021 |
Издательство | АСТ |
Раздел каталога | Историческая и приключенческая литература (ID = 163) |
Серия книги | Лучшая мировая классика |
ISBN | 978-5-17-137807-3 |
EAN13 | 9785171378073 |
Артикул | P_9785171378073 |
Количество страниц | 384 |
Тип переплета | цел. |
Формат | - |
Вес, г | 1120 |
Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
ИванГОНЧАРОВ;оИванГОНЧАРОВОбыкновенная история;oИздательство АСТ МоскваУДК 821.161.1-31ББК 84(2Рос=Рус)1-44Г65Гончаров, Иван Александрович.Г65 Обыкновенная история : [роман] / Иван ГончаISBN 978-5-17-137807-3 (Лучшая мировая классика)Серийное оформление и компьютерный дизайн В. ВоронинаISBN 978-5-17-146460-8 (Русская классика)Серийное оформление А.А. Кудрявцева«Воспитание чувств» по-русски.Один из самых глубоких и психологически точных ромаXIX века.Одно из лучших произведений Гончарова.История неслучившегося счастья и непростой, заведоISBN 978-5-17-137807-3(Лучшая мировая классика)ISBN 978-5-17-146460-8(Русская классика)УДК 821.161.1-31 ББК 84(2Рос=Рус)1-44© ООО «Издательство АСТ», 2021ЧАСТЬ ПЕРВАЯIОднажды летом, в деревне Грачах, у небогатой поТолько единственный сын Анны Павловны, АлекНа кухне стряпали в трое рук, как будто на десятерых, хотя все господское семейство только и состояло что из Анны Павловны да Александра Федорыча. В сарае выА суматоха была оттого, что Анна Павловна отпускаНе одна она оплакивала разлуку: сильно горевал тоже камердинер Сашеньки, Евсей. Он отправлялся с барином в Петербург, покидал самый теплый угол в дому, за леЗа лежанкой только и было места, чтоб поставить два стула и стол, на котором готовился чай, кофе, закуска. Евсей прочно занимал место и за печкой, и в сердце АгИстория об Аграфене и Евсее была уж старая история в доме. О ней, как обо всем на свете, поговорили, поЕвсей сидел молча и сильно вздыхал. Аграфена, на- супясь, суетилась по хозяйству. У ней горе выражалось по-своему. Она в тот день с ожесточением разлила чай и, вместо того чтоб первую чашку крепкого чаю подать, пообыкновению, барыне, выплеснула его вон: «никому, дескать, не доставайся», и твердо перенесла выговор. Кофе у ней перекипел, сливки подгорели, чашки вали— Аграфена Ивановна!.. — сказал он жалобно и неж— Ну что ты, разиня, тут расселся? — отвечала она, как будто он в первый раз тут сидел. — Пусти прочь: надо полотенце достать.— Эх, Аграфена Ивановна!.. — повторил он лениво, вздыхая и поднимаясь со стула и тотчас опять опускаясь, когда она взяла полотенце.— Только хнычет! Вот пострел навязался! Что это за наказание, господи! и не отвяжется!И она со звоном уронила ложку в полоскательную чашку.— Аграфена! — раздалось вдруг из другой комнаты, — ты, никак, с ума сошла! разве не знаешь, что Сашенька почивает! Подралась, что ли, с своим возлюбленным на прощанье?— Не пошевелись для тебя, сиди, как мертвая! — про— Прощайте, прощайте! — с громаднейшим вздохом сказал Евсей, — последний денек, Аграфена Ивановна!— И слава богу! пусть унесут вас черти отсюда: проОн тронул было ее за плечо — как она ему ответила! Он опять вздохнул, но с места не двигался; да напрасно и двинулся бы: Аграфене этого не хотелось. Евсей знал это и не смущался.— Кто-то сядет на мое место? — промолвил он, все со вздохом.— Леший! — отрывисто отвечала она.— Дай-то бог! лишь бы не Прошка. А кто-то в дураки с вами станет играть?— Ну хоть бы и Прошка, так что ж за беда? — со злоЕвсей встал.— Вы не играйте с Прошкой, ей-богу, не играйте! — сказал он с беспокойством и почти с угрозой.— А кто мне запретит? ты, что ли, образина этакая?— Матушка, Аграфена Ивановна! — начал он умоляОна отвечала на объятие локтем в грудь.— Матушка, Аграфена Ивановна! — повторил он, — будет ли Прошка любить вас так, как я? Поглядите, какой он озорник: ни одной женщине проходу не даст. А я-то! э-эх! Вы у меня, что синь-порох в глазу! Если б не барская воля, так... эх!..Он при этом крякнул и махнул рукой. Аграфена не выдержала: и у ней наконец горе обнаружилось в слезах.— Да отстанешь ли ты от меня, окаянный? — говори— И к вам лез? Ах, мерзавец! А вы небось не скажете! Я бы его...— Полезь-ка, так узнает! Разве нет в дворне женского пола, кроме меня? С Прошкой свяжусь! вишь, что выдуОн, того и гляди, норовит ударить человека или сожрать что-нибудь барское из-под рук — и не увидишь.— Уж если, Аграфена Ивановна, случай такой при— Вот еще выдумал! — накинулась на него Аграфе— Бог вас награди за вашу добродетель! как камень с плеч! — воскликнул Евсей.— Обрадовался! — зверски закричала она опять, — есть чему радоваться — радуйся!И губы у ней побелели от злости. Оба замолчали.— Аграфена Ивановна! — робко сказал Евсей немно— Ну, что еще?— Я ведь и забыл: у меня нынче с утра во рту маковой росинки не было.— Только и дела!— С горя, матушка.Она достала с нижней полки шкафа, из-за головы сахару, стакан водки и два огромные ломтя хлеба с вет— На вот, подавись! О, чтоб тебя... да тише, не чавкай на весь дом.Она отвернулась от него с выражением будто ненаМежду тем в воротах показался ямщик с тройкой лошадей. Через шею коренной переброшена была дуга. Колокольчик, привязанный к седелке, глухо и несвобод— Поди-ка на цыпочках, тихохонько, посмотри, спит ли Сашенька? — сказала она. — Он, мой голубчик, проспит, пожалуй, и последний денек: так и не нагляИ пошла.— Поди-ка ты, не корова! — ворчала Аграфена, воро- тясь к себе. — Вишь, корову нашла! много ли у тебя этаНавстречу Анне Павловне шел и сам Александр Фе- дорыч, белокурый молодой человек, в цвете лет, здоровья и сил. Он весело поздоровался с матерью, но, увидев вдруг чемодан и узлы, смутился, молча отошел к окну и стал чертить пальцем по стеклу. Через минуту он уже опять говорил с матерью и беспечно, даже с радостью смотрел на дорожные сборы.— Что это ты, мой дружок, как заспался, — сказала Анна Павловна, — даже личико отекло? Дай-ка вытру тебе глаза и щеки розовой водой.— Нет, маменька, не надо.— Чего ты хочешь позавтракать: чайку прежде или кофейку? Я велела сделать и битое мясо со сметаной на сковороде — чего хочешь?— Все равно, маменька.Анна Павловна продолжала укладывать белье, потом остановилась и посмотрела на сына с тоской.— Саша!.. — сказала она через несколько времени.— Чего изволите, маменька?Она медлила говорить, как будто чего-то боялась.— Куда ты едешь, мой друг, зачем? — спросила она наконец тихим голосом.— Как куда, маменька? в Петербург, затем... затем... чтоб...— Послушай, Саша, — сказала она в волнении, по— Остаться! как можно! да ведь и... белье уложено, — сказал он, не зная, что выдумать.— Уложено белье! да вот... вот... вот... гляди — и не уложено.Она в три приема вынула все из чемодана.— Как же это так, маменька? собрался — и вдруг опять! Что скажут...Он опечалился.— Я не столько для себя самой, сколько для тебя же отговариваю. Зачем ты едешь? Искать счастья? Да разве тебе здесь нехорошо? разве мать день-деньской не дума— Вот, маменька, что вы! она так...— Да, да, будто я не вижу... Ах! чтоб не забыть: она взяла обрубить твои платки — «я, говорит, сама, сама,никому не дам, и метку сделаю», — видишь, чего же еще тебе? Останься!Он слушал молча, поникнув головой, и играл кистью своего шлафрока.— Что ты найдешь в Петербурге? — продолжала она. — Ты думаешь, там тебе такое же житье будет, как здесь! Э, мой друг! Бог знает чего насмотришься и натерпишьОн кашлянул и вздохнул, но не сказал ни слова.— А посмотри-ка сюда, — продолжала она, отворяя дверь на балкон, — и тебе не жаль покинуть такой уголок?С балкона в комнату пахнуло свежестью. От дома на далекое пространство раскидывался сад из старых лип, густого шиповника, черемухи и кустов сирени. Между деревьями пестрели цветы, бежали в разные стороны дорожки, далее тихо плескалось в берега озеро, облитое к одной стороне золотыми лучами утреннего солнца и гладкое, как зеркало; с другой — темно-синее, как небо, которое отражалось в нем, и едва подернутое зыбью. А там нивы с волнующимися, разноцветными хлебами шли амфитеатром и примыкали к темному лесу.Анна Павловна, прикрыв одной рукой глаза от солнца, другой указывала сыну попеременно на каждый предмет.— Погляди-ка, — говорила она, — какой красотой бог одел поля наши! Вон с тех полей одной ржи до пятисот четвертей сберем; а вон и пшеничка есть, и гречиха, тольОн молчал.— Да ты не слушаешь, — сказала она. — Куда это ты так пристально загляделся?Он молча и задумчиво указал рукой вдаль. Анна Пав— Так вот что! — проговорила она наконец уныло. — Ну, мой друг, бог с тобой! поезжай, уж если тебя так тянет отсюда: я не удерживаю! По крайней мере не скажешь, что мать заедает твою молодость и жизнь.Бедная мать! вот тебе и награда за твою любовь! Того ли ожидала ты? В том-то и дело, что матери не ожидают наград. Мать любит без толку и без разбору. Велики вы, славны, красивы, горды, переходит имя ваше из уст в уста, гремят ваши дела по свету — голова старушки трясется от радости, она плачет, смеется и молится долго и жарко. А сынок, большею частью, и не думает поделиться славойс родительницею. Нищи ли вы духом и умом, отметила ли вас природа клеймом безобразия, точит ли жало недуга ваше сердце или тело, наконец отталкивают вас от себя люди и нет вам места между ними — тем более места в сердце матери. Она сильнее прижимает к груди уродлиКак назвать Александра бесчувственным за то, что он решился на разлуку? Ему было двадцать лет. Жизнь от пелен ему улыбалась; мать лелеяла и баловала его, как балуют единственное чадо; нянька все пела ему над коО горе, слезах, бедствиях он знал только по слуху, как знают о какой-нибудь заразе, которая не обнаружилась, но глухо где-то таится в народе. От этого будущее предЕму скоро тесен стал домашний мир. Природу, ласки матери, благоговение няньки и всей дворни, мягкую постель, вкусные яства и мурлыканье Васьки — все эти блага, которые так дорого ценятся на склоне жизни, он весело менял на неизвестное, полное увлекательной и таинственной прелести. Даже любовь Софьи, первая, нежная и розовая любовь, не удерживала его. Что ему эта любовь? Он мечтал о колоссальной страсти, которая не знает никаких преград и свершает громкие подвиги. Он любил Софью пока маленькою любовью, в ожидании большой. Мечтал он и о пользе, которую принесет отечеству. Он прилежно и многому учился. В аттестате его сказано было, что он знает с дюжину наук да с полдюКак же ему было остаться? Мать желала — это опять другое и очень естественное дело. В сердце ее отжили все чувства, кроме одного — любви к сыну, и оно жарко ухАлександр был избалован, но не испорчен домашнею жизнью. Природа так хорошо создала его, что любовь матери и поклонение окружающих подействовали тольГораздо более беды для него было в том, что мать его, при всей своей нежности, не могла дать ему настоящего взгляда на жизнь и не приготовила его на борьбу с тем, что ожидало его и ожидает всякого впереди. Но для это