j Смерть Вазир-Мухтара. Автор Тынянов / Купить книгу, доставка почтой, скачать бесплатно, читать онлайн, низкие цены со скидкой, ISBN 978-5-17-139037-2

{{common_error}}
СКИДКИ! При заказе книг на сумму от 1500 руб. – скидка 50% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK,
при заказе книг на сумму от 3000 руб. — скидка 80% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK.

Смерть Вазир-Мухтара. (Тынянов)Купить книгу, доставка почтой, скачать бесплатно, читать онлайн, низкие цены со скидкой, ISBN 978-5-17-139037-2

Смерть Вазир-Мухтара
Название книги Смерть Вазир-Мухтара
Автор Тынянов
Год публикации 2021
Издательство АСТ
Раздел каталога Историческая и приключенческая литература (ID = 163)
Серия книги Библиотека проекта Бориса Акунина ИРГ
ISBN 978-5-17-139037-2
EAN13 9785171390372
Артикул P_9785171390372
Количество страниц 448
Тип переплета цел.
Формат -
Вес, г 1280

Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:

Аннотация к книге "Смерть Вазир-Мухтара"
автор Тынянов

Книга из серии 'Библиотека проекта Бориса Акунина ИРГ' '"Смерть Вазир-Мухтара" – самый известный роман выдающегося российского писателя Ю.Н. Тынянова — по праву считается одним из лучших произведений исторической прозы XX века в русской литературе. В книге с достоверной точностью описывается последний год жизни великого писателя и дипломата Александра Сергеевича Грибоедова, создателя комедии "Горе от ума", полномочного представителя Российской империи в Персии, трагически погибшего в Тегеране в 1829 году.'

Читать онлайн выдержки из книги "Смерть Вазир-Мухтара"
(Автор Тынянов)

К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.

До книги"Смерть Вазир-Мухтара"
Вы также смотрели...

Другие книги серии "Библиотека проекта Бориса Акунина ИРГ"

Другие книги раздела "Историческая и приключенческая литература"

Читать онлайн выдержки из книги "Смерть Вазир-Мухтара" (Автор Тынянов)

«ИСТОРИЯ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА»
РЕДАКЦИОННО-ИЗДАТЕЛЬСКАЯ ГРУППА «ЖАНРОВАЯ ЛИТЕРАТУРА»
ПРЕДСТАВЛЯЕТ
БИБЛИОТЕКА ПРОЕКТА БОРИСА АКУНИНА «ИСТОРИЯ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА»
ВАЛЕНТИН ИВАНОВ Русь изначальная Русь Великая
ПАВЕЛ ЗАГРЕБЕЛЬНЫЙ Евпраксия
Ярослав Мудрый
АНТОНИН ЛАДИНСКИЙ Голубь над Понтом
ВЕРА ПАНОВА Сказание об Ольге
БОРИС ВАСИЛЬЕВ Вещий Олег Владимир Красное Солнышко
ВАСИЛИЙ ЯН Чингисхан Батый
ИСАЙ КАЛАШНИКОВ Жестокий век
ВАЛЕРИЙ ЯЗВИЦКИЙ Иван III — государь всея Руси
АЛЕКСЕЙ ЮГОВ Ратоборцы
ДМИТРИЙ БАЛАШОВ Куликово поле Степной закат
А.К. ТОЛСТОЙ Князь Серебряный Драматические произведения
ЛЕВ ЖДАНОВ Царь Иоанн Грозный Последний фаворит
АЛЕКСЕЙ ЧАПЫГИН Гулящие люди
ВСЕВОЛОД СОЛОВЬЕВ Царь-девица
АНАТОЛИЙ БРУСНИКИН Девятный Спас
АЛЕКСЕЙ ТОЛСТОЙ Петр Первый
ЕКАТЕРИНА II ВЕЛИКАЯ Мемуары
ЛЕВ ТОЛСТОЙ Хаджи-Мурат
СОФИЯ ШУАЗЁЛЬ-ГУФЬЕ Исторические мемуары об импера
А.П. ЕРМОЛОВ
Записки русского генерала.
1812 год
И.Д. ЯКУШКИН Записки декабриста
АДАМ ЧАРТОРЫЖСКИЙ Мемуары
Ю.Н. ТЫНЯНОВ
Кюхля
Смерть Вазир-Мухтара
«ИСТОРИЯ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА»
ЮРИЙ ТЫНЯНОВ ♦ СМЕРТЬ ВАЗИР-МУХТАРА ♦
Издательство ACT Москва
УДК 821.161.1-311.6
ББК 84(2Рос=Рус)6-44
Т93
Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
Библиотека проекта Бориса Акунина «История Российского государства» издается с 2014 года
Серийное оформление — Андрей Ферез Дизайн переплета — Константин Парсаданян
Тынянов, Ю.Н.
Т93 Смерть Вазир-Мухтара : [роман] / Юрий Никола
ISBN 978-5-17-139037-2
Библиотека проекта «История Российского государства» — это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны от самых ее истоков.
«Смерть Вазир-Мухтара» — самый известный роман замечательXX века в русской литературе. В книге с достоверной точностью описывается последний год жизни великого писателя и дипломата Александра Сергеевича Гри
УДК 821.161.1-311.6
ББК 84(2Рос=Рус)6-44
ISBN 978-5-17-139037-2
© B. Akunin, 2021
© ООО «Издательство АСТ», 2021
Взгляни на лик холодный сей, Взгляни: в нем жизни нет;
Но как на нем былых страстей Еще заметен след!
Так ярый ток, оледенев,
Над бездною висит,
Утратив прежний грозный рев, Храня движенья вид.
Евгений Баратынский
а очень холодной площади в декабре месяце тысяча во
Лица удивительной немоты появились сразу, тут же на площади, лица, тянущиеся лосинами щек, готовые лопнуть жилами. Жилы были жандармскими кантами северной не
Тогда начали мерить числом и мерой, судить порхающих отцов; отцы были осуждены на казнь и бесславную жизнь.
Случайный путешественник-француз, пораженный устройством русского механизма, писал о нем: «империя каталогов», и добавлял: «блестящих».
Отцы пригнулись, дети зашевелились, отцы стали боять
И были пустоты.
За пустотами мало кто разглядел, что кровь отлила от порхающих, как шпага ломких, отцов, что кровь века пере
Дети были моложе отцов всего на два, на три года. Ру
Дуло два ветра: на восток и на запад, и оба несли с собою: соль и смерть отцам и деньги — детям.
Чем была политика для отцов?
«Что такое тайное общество? Мы ходили в Париже к девчонкам, здесь пойдем на Медведя», — так говорил де
Он не был легкомыслен, он дразнил потом Николая из Сибири письмами и проектами, написанными издеватель
Бунт и женщины были сладострастием стихов и даже слов обыденного разговора. Отсюда же шла и смерть, от бунта и женщин.
Людей, умиравших раньше своего века, смерть застигала внезапно, как любовь, как дождь.
«Он схватил за руку испуганного доктора и просил настоятельно помощи, громко требуя и крича на него: „Да понимаешь ли, мой друг, что я жить хочу, жить хо- чу!“».
Так умирал Ермолов, законсервированный Николаем в банку полководец двадцатых годов.
И врач, сдавленный его рукой, упал в обморок.
Они узнавали друг друга потом в толпе тридцатых годов, люди двадцатых, — у них был такой «масонский знак», взгляд такой и в особенности усмешка, которой другие не понимали. Усмешка была почти детская.
Кругом они слышали другие слова, они всеми силами бились над таким словом, как «камер-юнкер» или «аренда», и тоже их не понимали. Они жизнью расплачивались ино
Людям двадцатых годов досталась тяжелая смерть, по
У них было в тридцатых годах верное чутье, когда че
Что дружба? Что любовь?
Дружбу они обронили где-то в предыдущем десятиле
тии, и от нее осталась только привычка писать письма да ходатайствовать за виноватых друзей — кстати, тогда вино
Над женщинами в двадцатых годах шутили и вовсе не делали тайн из любви. Иногда только дрались или умирали с таким видом, как будто говорили: «Завтра побывать у Истоминой». Был такой термин у эпохи: «сердца раны». Кстати, он вовсе не препятствовал бракам по расчету.
В тридцатых годах поэты стали писать глупым красави
щиков».
Благо было тем, кто псами лег в двадцатые годы, моло
Как страшна была жизнь превращаемых, жизнь тех из двадцатых годов, у которых перемещалась кровь!
Они чувствовали на себе опыты, направляемые чужой рукой, пальцы которой не дрогнут.
Время бродило.
Всегда в крови бродит время, у каждого периода есть свой вид брожения.
Было в двадцатых годах винное брожение — Пушкин.
Грибоедов был уксусным брожением.
А там — с Лермонтова идет по слову и крови гнилостное брожение, как звон гитары.
Запах самых тонких духов закрепляется на разложении, на отбросе (амбра — отброс морского животного), и самый тонкий запах ближе всего к вони.
Вот — уже в наши дни поэты забыли даже о духах и про
В этот день я отодвинул рукой запах духов и отбросов. Старый азиатский уксус лежит в моих венах, и кровь про
Человек небольшого роста, желтый и чопорный, зани
Он лежит неподвижно, глаза его блестят со сна.
Он протянул руку за очками, к столику.
Он не думает, не говорит.
Еще ничего не решено.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Шаруль бело из кана ла садык.
[Величайшее несчастье, когда нет истинного друга. Стих арабского поэта иль-Мутанаббия (915-965).
Источник указан академиком И.Ю. Крачковским.]
Грибоедов. Письмо к Булгарину
1
Он вытянулся на руках, подался корпусом вперед; от этого нос и губы у него вытянулись гусем.
Странное дело! На юношеской постели, как бы помимо его воли, вернулись разные привычки. Именно по утрам он так потягивался, прислушивался к отчему дому: встала ли маменька? язвит ли уже папеньку? По ошибке влетела до
Чего он хлопотал с этой своей палкой?
И он воровато прикрыл ресницы, слегка шмыгнул носом под одеялом.
Конечно, тотчас же опомнился.
Протянул желтую руку к столику, пристроил на нос очки.
Он спал прекрасно: ему хорошо спалось только на новом месте. Отчий дом оказался сегодня новым местом, он пре
Алексей Федорович Грибоедов, дядя с палкой, умер пять лет назад. Его и зарыли здесь, на Москве.
Войти он, стало быть, не мог.
Скончался в свое время и папенька.
Но все же раздавались отчие звуки.
Часы перекликались из комнаты в комнату, как петухи, через деревянные стены. У maman в будуаре маятник всег
Затем шваркающий звук, и кто-то плевал.
Значение звука он долго не мог определить.
Потом затаенный смех (несомненно, женский), шварка
Александр вообще проявлял в доме за этот последний приезд необыкновенную наглость: он налетел, как персид
Так, он вздумал, что «Александр Сергеевич не могут, чтобы ему чистить платье в людской», ночевал наверху — и вот теперь тискал девушку.
Все же Александр Сергеевич улыбнулся, потому что лю
Маменька опять трюхнула колокольцем, оберегала его покой от Сашки, а сама ведь тем будила его, несносно.
Тогда, как бы из озорства, из желания передразнить не
Вошел крадучись, извиваясь змеем, шаркая туфлями, Александр. Походка его напоминала походку дервиша в «Страстях Алиевых». На вытянутых руках он нес платье, как жертву божеству, кок его уже был смазан квасом и за
Так они и молчали обыкновенно, любуясь друг другом.
— Подай кофе.
— Каву-с? Мигом, — щеголяя персидским словом, Саш
(«Тоже, кафечи. Нашел дурак, перед кем хвастать».)
— Карету от извозчика заказал?
— Ждет-с.
Александр, кланяясь носом на каждом шагу, пошел вон.
Как затравленный, унылый зверь, Грибоедов смотрел на свое черное платье.
У самого борта сюртука он заметил пылинку, снял ее и покраснел. Он не хотел думать о том, что вскоре здесь засияет алмазная звезда, и между тем даже со всею живо
Кофе.
Быстро он оделся, с отчаянностью решился, прошел к маменькину будуару и стукнул как деревянным пальцем в деревянную дверь.
Entrez? [Войдите?]
Изумление было фальшиво, повышение было взято в вопросе на терцию выше, чем следовало бы, голос maman был сладостным dolce в его нынешний приезд, медовым dolce. [нежным].
Склонив покорные длинные ресницы, он прошел сразу же через много запахов: пахли патки с одеколонью, серные частицы, можжевеловые порошки.
Маменька сидела со взбитыми на висках жидкими пат- ками, не седыми, а бесцветными.
Она в лорнет, прищурясь, смотрела на Александра. Взгляд был слегка плотояден. Чин статского советника был обещан Александру.
— Как вы спали, мой сын? Ваш Сашка второе утро всех будит.
Второе утро он хотел удрать из дому. На этот раз он решился, и, по-видимому, предстояло объясниться. Удирал он в Петербург, собственно, даже не удирал — он вез Тур- кменчайский мир в Петербург и мог только проездом оста
Настасья Федоровна прожилась.
Была ли она мотовкой? Она была жадна. Все же деньги плыли сквозь пальцы, сыпались песком — и опять начина
Настасья Федоровна была умна, хозяйка, мать — куда девались деньги? Самый воздух грибоедовского дома как бы ел их. Уже мужики были высосаны до последней край
Александр прекрасно понимал значение голоса и лорнеlegato [плавно] было приглашением погово
Все это, разумеется, должно было кончиться скандалом
и сорваться; и мать, и сын, зная это, оттягивали.
Мать не знала, чего хочет сын. Он мог остаться на Мо
Так решали за его спиной, как за маленького; хуже все
Персия была выгодна в первую голову деньгами, и чи
— Ты сегодня дома обедаешь?
— Нет, maman, я приглашен.
Он не был приглашен, но не мог себя принудить обедать дома. Обеды были, признаться, дурные.
Настасья Федоровна шаловливо посмотрела в лорнет.
— Опять кулисы и опять актрисы? — Его мать, говоря
— У меня дела, матушка. Вы всё меня двадцатилетним считаете.
— В Петербург, вижу, не так уж торопишься.
— Напротив, завтра же утром и выезжаю.
Она любовалась им в лорнет.
— Где же твой Лев и твое Солнце? Александр осторож
— Лев и Солнце, маменька, уже давно покоятся у ро
Она отвела лорнет.
— Уже?
Заложенный орден давал ей превосходство. Разговор был неминуем.
— Сборы твои не слишком скоры? — Она суетливо взби
— Нет. Я, собственно, не имею права долее одного дня медлить. Я и так задержался. Дело нешуточное.
— Я не об этих сборах говорю, я говорю о том, что ты собираешься делать.
Он пожал плечами, взглянул себе под ноги:
— Я, право, не подумал еще. — И поднял на нее совсем чужое, не Сашино лицо: немолодое, с облезшими по вискам волосами и пронзительным взглядом. — Это зависит от од
Она забилась испуганно прозрачными завитушками на лбу и снизила совершенно голос, как сообщница:
— Какого проекта, мой сын?
— .о котором, maman, рано говорить.
Казалось бы, победил. А вот и нет, начиналась патетика, которая была горше всего.
Alexandre, я вас умоляю, — она сложила ладони, — по
нула платочком красные глаза и высморкалась. — И Jean, — сказала она совершенно спокойно о Паскевиче, — мне писал: в Персию. В Персию, да и только. — Последние слова она произнесла убежденно. — Впрочем, я не знаю: может быть, ты, Саша, рассудил даже заняться здесь журналами?
Очень мирно, но, боже, что за legato! И Jean, и Персия, и все решительная дичь: не хочет он в Персию, и не поедет он в Персию.
— Я сказал Ивану Федоровичу, что прошу представить меня только к денежному награждению. Я всё предвидел, маменька. — Опять посмотрел на нее дипломатом, статским советником, восточным царьком. — Я же, собственно, рас
Перед самым порогом спасения Настасья Федоровна
остановила его, прищурясь:
— Ты возьмешь каретку?
Он был готов ездить решительно на всем: на дрожках гитарой, на щеголеватом купеческом калибре, но только не в семейственной каретке.
— За мною прислал карету Степан Никитич. — Он солгал.
— А-а.
И он спасся к парадным сеням, через первую гости
дивана, и две горки а-ля помпадур.
Глупей и новей нельзя было ничего и представить, новые приобретения разорявшейся Настасьи Федоровны.
И карсель на одном столе, чистой бронзы.
Он постоял в углу у двери, перед столбом, который вил
кверху крючком и этим крючком держал висящий фонарь с расписными стеклами.
Всё было неудавшаяся Азия, разорение и обман.
Не хватало, чтобы стены и потолок были оклеены раз
Это был его дом, его Heim [домашний очаг], его детство. И как он всё это любил.
Он устремился в сени, накинул плащ, выбежал из дому, упал в карету.
2
Озираясь с некоторым любопытством, он получил впе
Одни и те же русские мужики шли по мостовой — взад и вперед.
Щеголь пронесся на дрожках от Новинской площади, и сряду такой же в противоположную сторону. Впрочем, он понял, в чем здесь дело: оба щеголя были в эриванках.
Не успели еще взять Эривани, как московские патриоты выражали уже свою суетность, напялив на головы эти кру
Нет, для Москвы, любезного отечества, не стоило драть
Пересек Тверскую, поехал по Садовой. Подозрительно грязны и узки были переулки, вливавшиеся в главные ули
Он поймал себя на азиатских сравнениях, это была лень ума.
Все эти безостановочные дни, что он в какой-то лихо
Возможна доставка книги в , а также в любой другой город страны Почтой России, СДЭК, ОЗОН-доставкой или транспортной компанией.
{{searchData}}
whatsup