j
Название книги | Петербург /м/ |
Автор | Белый |
Год публикации | 2022 |
Издательство | АСТ |
Раздел каталога | Историческая и приключенческая литература (ID = 163) |
Серия книги | мЭксклюзив: Русская классика |
ISBN | 978-5-17-147289-4 |
EAN13 | 9785171472894 |
Артикул | P_9785171472894 |
Количество страниц | 576 |
Тип переплета | мяг. |
Формат | - |
Вес, г | 1600 |
Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:
Книга из серии 'мЭксклюзив: Русская классика'
'\"Петербург\" занимает в русскоязычной прозе примерно то же место, что \"Улисс\" Джойса — в англоязычной и \"Процесс\" Кафки — в немецкоязычной.
Демонстративно классицистическая форма скрывает в себе поразительное буйство содержания: гоголевские мотивы смешиваются с отсылками к Достоевскому, а ирония и социальная сатира соседствуют с мистицизмом. Полтора дня из жизни петербургского сановника Аполлона Аполлоновича Аблеухова и его сына Николая становятся странной, смешной и завораживающей фантасмагорией, где в крепкий коктейль сбито все, чем жил Петербург начала XX в., — эзотерика и оккультизм разнообразного толка, митинги и политический терроризм, балы, маскарады и даже мода на сатанизм и самоубийства…'
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
АНДРЕЙ БЕЛЫЙПЕТЕРБУРГИЗДАТЕЛЬСТВО ACT МОСКВАУДК 821.161.1-32ББК 84(2Рос=Рус)6-44Б43Серия «Эксклюзив: Русская классика»Серийное оформление Е. Ферез, А. ФерезаКомпьютерный дизайн Е. ФерезБелый, Андрей.Б43 Петербург : [роман] / Андрей Белый. — Москва : Издательство АСТ, 2022. — 576 с. — (Эксклюзив: РусISBN 978-5-17-147289-4«Петербург» занимает в русскоязычной прозе примерно то же место, что «Улисс» Джойса — в англоязычной и «Процесс» Кафки — в немецкоязычной.Демонстративно классицистическая форма скрывает в себе поразительное буйство содержания: гоголевские мотивы смешиваXX века, — эзотерика и оккультизм разнообразного толка, митинги и политический терроризм, балы, маскарады и даже мода на сатаУДК 821.161.1-32ББК 84(2Рос=Рус)6-44ISBN 978-5-17-147289-4© ООО «Издательство АСТ», 2022ПРОЛОГВаши превосходительства, высокородия, благородия, граждане!Что есть Русская Империя наша?Русская Империя наша есть географическое единРусская Империя наша состоит из множества гороГрад первопрестольный — Москва; и мать градов русПетербург, или Санкт-Петербург, или Питер (что — то же) подлинно принадлежит Российской Империи. А Царьград, Константиноград (или, как говорят, КонРаспространимся более о Петербурге: есть — ПетерНевский Проспект обладает разительным свойством: он состоит из пространства для циркуляции публики; нумерованные дома ограничивают его; нумерация идет в порядке домов — и поиски нужного дома весьма облег-4 чаются. Невский Проспект, как и всякий проНевский Проспект прямолинеен (говоря между нами), потому что он — европейский проспект; всякий же евроПотому что Невский Проспект — прямолинейный проспект.Невский Проспект — немаловажный проспект в сем не русском — столичном — граде. Прочие русские гороИ разительно от них всех отличается Петербург.Если же вы продолжаете утверждать нелепейшую леЕсли же Петербург не столица, то — нет Петербурга. Это только кажется, что он существует.Как бы то ни было, Петербург не только нам кажется, но и оказывается — на картах: в виде двух друг в друге сидящих кружков с черной точкою в центре; и из этой вот математической точки, не имеющей измерения, заГЛАВА ПЕРВАЯ, в которой повествуется об одной достойной особе, ее умственных играх и эфемерности бытияБыла ужасная пора:О ней свежо воспоминанье.О ней, друзья мои, для вас Начну свое повествованье, — Печален будет мой рассказ.А. ПушкинАполлон Аполлонович АблеуховАполлон Аполлонович Аблеухов был весьма почтенЗдесь мы сделаем переход к предкам не столь удаленЭти предки (так кажется) проживали в киргиз-кай- сацкой орде, откуда в царствование императрицы Анны Иоанновны доблестно поступил на русскую службу мирЭтот прапрадед, как говорят, оказался истоком рода.6 Серый лакей с золотым галуном пуховкою стря—«Сам-то, вишь, встал.»—«Обтираются одеколоном, скоро пожалуют к ко- фию...»—«Утром почтарь говорил, будто барину — письмецо из Гишпании: с гишпанскою маркою».—«Я вам вот чтО замечу: меньше бы вы в письма-то совали свой нос.»—«Стало быть: Анна Петровна.»—«Ну и — стало быть.»—«Да я, так себе. Я — что: ничего.»Голова повара вдруг пропала. Аполлон Аполлонович Аблеухов прошествовал в кабинет.Лежащий на столе карандаш поразил внимание АполРассеянность проистекала оттого, что в сей миг его осенила глубокая дума; и тотчас же, в неурочное время, развернулась она в убегающий мысленный ход (Аполлон Аполлонович спешил в Учреждение). В «Дневнике», долРазвернувшийся мысленный ход Аполлон АполлоноПредварительно с какою-то неприятной настойчиво—«Николай Аполлонович встал?»—«Никак нет: еще не вставали.»Аполлон Аполлонович недовольно потер переносицу:— «Ээ... скажите: когда же — скажите — Ни- 7 колай Аполлонович, так сказать.»— «Да встают они поздновато-с.»— «Ну, как поздновато?»И тотчас, не дожидаясь ответа, прошествовал к коБыло ровно половина десятого.В десять часов он, старик, уезжал в Учреждение. НиНиколай Аполлонович был сенаторский сын.Словом, был он главой учреждения...Аполлон Аполлонович Аблеухов отличался поступкаЛента, носимая им, была синяя лента.А недавно из лаковой красной коробочки на обиталиКаково же было общественное положение из небытия восставшего здесь лица?Думаю, что вопрос достаточно неуместен: Аблеухова знала Россия по отменной пространности им произно8 Аполлон Аполлонович был главой Учреждения: ну, того ... как его?Словом, был главой Учреждения, разумеется, известЕсли сравнить худосочную, совершенно невзрачную фигурку моего почтенного мужа с неизмеримой громадМоему сенатору только что исполнилось шестьдесят восемь лет; и лицо его, бледное, напоминало и серое пресс-папье (в минуту торжественную), и — папье-маше (в час досуга); каменные сенаторские глаза, окруженные черно-зеленым провалом, в минуты усталости казались синей и громадней.От себя еще скажем: Аполлон Аполлонович не волноСеверо-востокВ дубовой столовой раздавалось хрипенье часов; кла— «Кто всех, Семеныч, почтеннее?»— «Полагаю я, Аполлон Аполлонович, что 9 почтеннее всех — действительный тайный соАполлон Аполлонович улыбнулся одними губами:— «И не так полагаете: всех почтеннее — трубочист...»Камердинер знал уже окончание каламбура: но об этом он из почтенья — молчок.— «Почему же, барин, осмелюсь спросить, такая честь трубочисту?»— «Перед действительным тайным советником, Се— «Полагаю, что — так, ваше высокопрев-ство.»— «Трубочист. Перед ним посторонится и действи— «Вот оно как-с», — вставил почтительно камерди— «Так-то вот: только есть должность почтеннее.»И тут же прибавил:— «Ватерклозетчика.»— «Пфф!..»— «Сам трубочист перед ним посторонится, а не только действительный тайный советник.»И — глоток кофея. Но заметим же: Аполлон Аполло— «Вот-с, Аполлон Аполлонович, тоже бывало: Анна Петровна мне сказывала.»При словах же «Анна Петровна» седой камердинер осекся.— «Пальто серое-с?»— «Пальто серое.»— «Полагаю я, что серые и перчатки-с?»— «Нет, перчатки мне замшевые.»— «Потрудитесь, ваше высокопревосходительство, обождать-с: ведь перчатки-то у нас в шифоньерке: полка бе — северо-запад».Аполлон Аполлонович только раз вошел в мелочи жизни: он однажды проделал ревизию своему инвентарю;10 инвентарь был регистрирован в порядке и устаУложивши очки свои, Аполлон Аполлонович отмечал у себя на реестре мелким, бисерным почерком: очки, полка — бе и СВ, то есть северо-восток; копию же с рееВ лакированном доме житейские грозы протекали бесшумно; тем не менее грозы житейские протекали здесь гибельно: событьями не гремели они; не блистали в сердца очистительно стрелами молний; но из хриплого горла струей ядовитых флюидов вырывали воздух они; и крутились в сознании обитателей мозговые какие-то игры, как густые пары в герметически закупоренных котлах.Барон, боронаСо стола поднялась холодная длинноногая бронза; ламповый абажур не сверкал фиолетово-розовым тоном, расписанным тонко: секрет этой краски девятнадцатый век потерял; стекло потемнело от времени; тонкая росЗолотые трюмо в оконных простенках отовсюду глоАполлон Аполлонович распахнул быстро дверь, опитому назад — тридцать лет. Воспоминания о ту- 11 манной лагуне, гондоле и арии, рыдающей в отТотчас же глаза перевел на рояль он.С желтой лаковой крышки там разблистались листики бронзовой инкрустации; и опять (докучная память!) Аполлон Аполлонович вспомнил: белую петербургскую ночь; в окнах широкая там бежала река; и стояла луна; и гремела рулада Шопена: помнится — игрывала ШопеРазблистались листики инкрустации — перламутра и бронзы — на коробочках, полочках, выходящих из стен. Аполлон Аполлонович уселся в ампирное кресло, где на бледно-лазурном атласе сиденья завивались веночки, и с китайского он подносика ухватился рукою за пачку нераспечатанных писем; наклонилась к конвертам лысая его голова. В ожидании лакея с неизменным «лошади поданы» углублялся он здесь, перед отъездом на службу, в чтение утренней корреспонденции.Так же он поступил и сегодня.И конвертики разрывались: за конвертом конверт; обыкновенный, почтовый — марка наклеена косо, нераз— «Мм. Так-с, так-с, так-с: очень хорошо-с.»И конверт был бережно спрятан.— «Мм. Просьба.»— «Просьба и просьба.»Конверты разрывались небрежно; это — со временем, потом: как-нибудь.Конверт из массивной серой бумаги — запечатанный, с вензелем, без марки и с печатью на сургуче.— «Мм. Граф Дубльве... ЧтО такое?.. Просит при— «Ммм... Ага!..»Граф Дубльве, начальник девятого департамента, был противник сенатора и враг хуторского хозяйства.Далее. Бледно-розовый, миниатюрный конвертик; рука сенатора дрогнула; он узнал этот почерк — почерк12 Анны Петровны; он разглядывал испанскую марку, но конверта не распечатал:— «Мм... деньги...»— «Деньги были же посланы?»— «Деньги посланы будут!!..»— «Гм. Записать.»Аполлон Аполлонович, думая, что достал каранда— «?..»— «Поданы-с.»Аполлон Аполлонович поднял лысую голову и проНа стенах висели картины, отливая масляным лоНад роялем висела уменьшенная копия с картины Давида «Distribution des aigles par Napoleon premier»*. Картина изображала великого Императора в венке и горХолодно было великолепье гостиной от полного отНо сенатором Аблеуховым оно возводилось в принОно запечатлевалось: в хозяине, в статуях, в слугах, даже в тигровом темном бульдоге, проживающем где-то* Полное название произведения — фр. Serment de 1’armde fait a 1’empereur aprcs la distribution des aigles au champ de Mars, 5 ddcembre 1804, что буквально переводится как «Клятва армии, принесенная императору после раздачи орлов на Марсовом поле, 5 декабря 1804 года». — Здесь и далее примеч. ред.близ кухни; в этом доме конфузились все, уступаяместо паркету, картинам и статуям, улыбаясь, конфузясь и глотая слова: угождали и кланялись, и кидаС отъезда Анны Петровны: безмолвствовала гостиная, опустилась крышка рояля: не гремела рулада.Да — по поводу Анны Петровны, или (проще сказать) по поводу письма из Испании: едва Аполлон Аполлоно— «Письмо не прочел...»— «Как же: станет читать он.»— «Отошлет?»— «Да уж видно.»— «Эдакий, прости Господи, камень.»— «Вы, я вам скажу, тоже: соблюдали бы вы словесКогда Аполлон Аполлонович спускался в переднюю, то его седой камердинер, спускаясь в переднюю тоже, снизу вверх поглядывал на почтенные уши, сжимая в руке табакерку — подарок министра.Аполлон Аполлонович остановился на лестнице и по— «Мм. Послушайте.»— «Ваше высокопревосходительство?»Аполлон Аполлонович подыскивал подходящее слово:— «Что вообще — да — поделывает. поделывает.»— «?..»— «Николай Аполлонович».— «Ничего себе, Аполлон Аполлонович, здраствуют.»— «А еще?»— «По-прежнему: затворяться изволят и книжки чи— «И книжки?»— «Потом еще гуляют по комнатам-с.»— «Гуляют — да, да. И. И? Как?»— «Гуляют. В халате-с!..»14— «Вчера они поджидали к себе.»— «Поджидали кого?»— «Костюмера.»— «Какой такой костюмер?»— «Костюмер-с.»— «Гм-гм. Для чего же такого?»— «Я так полагаю, что они поедут на бал.»— «Ага — так: поедут на бал.»Аполлон Аполлонович потер себе переносицу: лицо его просветилось улыбкой и стало вдруг старческим:— «Вы из крестьян?»— «Точно так-с!»— «Ну, так вы — знаете ли — барон».— «?»— «Борона у вас есть?»— «Борона была-с у родителя».— «Ну, вот видите, а еще говорите.»Аполлон Аполлонович, взяв цилиндр, прошел в отКарета пролетела в туманИзморось поливала улицы и проспекты, тротуары и крыши; низвергалась холодными струйками с жестяных желобов.Изморось поливала прохожих: награждала их гриппаИз одной бесконечности убегал он в другую; 15 и потом спотыкался о набережную; здесь приА там-то, там-то: глубина, зеленоватая муть; издалека- далека, будто дальше, чем следует, опустились испуганно и принизились острова; принизились земли; и принизиВ это хмурое петербургское утро распахнулись тяжеМолодцеватый квартальный, проходивший мимо крыльца, поглупел и вытянулся в струну, когда Аполлон Аполлонович Аблеухов в сером пальто и в высоком черАполлон Аполлонович Аблеухов бросил мгновенный, растерянный взгляд на квартального надзирателя, на каСерый лакей поспешно хлопнул каретною дверцею. Карета стремительно пролетела в туман; и случайный квартальный, потрясенный всем виденным, долго-долго глядел чрез плечо в грязноватый туман — туда, куда стре16 и все черные, мокрые зонты. Посмотрел туда же и почтенный лакей, посмотрел направо, налево, на мост, на пространство Невы, где так блекло чертились туманные, многотрубные дали, и откуда испуганно поЗдесь, в самом начале, должен я прервать нить моего повествования, чтоб представить читателю местодей- ствие одной драмы. Предварительно следует исправить вкравшуюся неточность: в ней повинен не автор, а авторКвадраты, параллелепипеды, кубы— «Гей, Гей...»Это покрикивал кучер.И карета разбрызгивала во все стороны грязь.Там, где взвесилась только одна туманная сырость, матово намечался сперва, потом с неба на землю спуКарета же пролетела на Невский.Аполлон Аполлонович Аблеухов покачивался на атПланомерность и симметрия успокоили нервы сенаГармонической простотой отличалися его вкусы.Более всего он любил прямолинейный проспект; этот проспект напоминал ему о течении времени между двух жизненных точек; и еще об одном: иные все города представляют собой деревянную кучу домишек, и ра- 17 зительно от них всех отличается Петербург.Мокрый, скользкий проспект: там дома сливалися кубами в планомерный, пятиэтажный ряд; этот ряд отВсякий раз вдохновение овладевало душою сенатора, как стрелою линию Невского разрезал его лакированный куб: там, за окнами, виднелась домовая нумерация; и шла циркуляция; там, оттуда — в ясные дни издалека-далека, сверкали слепительно: золотая игла, облака, луч багроА там были — линии: Нева, острова. Верно в те дале— на теневых своих парусах полетел к Петербургу оттуда Летучий Голландец из свинцовых проПоотплывали темные тени. Адские кабачки же остаАполлон Аполлонович островов не любил: население там — фабричное, грубое; многотысячный рой людской там бредет по утрам к многотрубным заводам; и теперь вот он знал, что там циркулирует браунинг; и еще кое- что. Аполлон Аполлонович думал: жители островов при-18 числены к народонаселению Российской ИмпеАполлон Аполлонович не хотел думать далее: непоИ вот, глядя мечтательно в ту бескрайность туманов, государственный человек из черного куба кареты вдруг расширился во все стороны и над ней воспарил; и ему захотелось, чтоб вперед пролетела карета, чтоб проспекПосле линии всех симметричностей успокаивала его фигура — квадрат.Он, бывало, подолгу предавался бездумному созерцаЗигзагообразной же линии он не мог выносить.Здесь, в карете, Аполлон Аполлонович наслаждался подолгу без дум четырехугольными стенками, пребывая в центре черного, совершенного и атласом затянутого куба: Аполлон Аполлонович был рожден для одиночноМокрый, скользкий проспект пересекся мок-рым проспектом под прямым, девяностоградусИ такие же точно там возвышались дома, и такие же серые проходили там токи людские, и такой же стоял там зелено-желтый туман. Сосредоточенно побежали там лица; тротуары шептались и шаркали; растирались калоНо параллельно с бегущим проспектом был бегущий проспект с все таким же рядом коробок, нумерацией, обЕсть бесконечность в бесконечности бегущих проЗа Петербургом же — ничего нет.Жители островов поражают васЖители островов поражают вас какими-то воровскиБыл последний день сентября.20 На Васильевском Острове, в глубине семнадцаНезнакомец с черными усиками показался на пороЗатем, закрыв дверь, медленно стал незнакомец спуМой незнакомец отнесся с отменною осторожностью в обращении с узелком.Лестница была, само собой разумеется, черной, усеОдной рукой он тогда ухватился за лестничные периА затем в встрече с дворником, поднимавшимся вверх по лестнице с перекинутой чрез плечо охапкою осиновых дров и загородившим дорогу, незнакомец с черными усиНе было бы иначе понятно поведение моего незнаКогда знаменательный незнакомец осторожно спурогу, роняя к ногам незнакомца куриную вну- 21 тренность; лицо моего незнакомца передернула судорога; голова же нервно закинулась, обнаружив нежЭти движения были свойственны барышням доброго времени, когда барышни этого времени начинали испыИ такие ж точно движенья отмечают подчас молодых, изнуренных бессонницей современников. Незнакомец такою бессонницею страдал: прокуренность его обиталиИ вот незнакомец — на дворике, четырехугольнике, залитом сплошь асфальтом и отовсюду притиснутом пяЛинии!Только в вас осталась память петровского Петербурга.Параллельные линии на болотах некогда провел Петр; линии те обросли то гранитом, то каменным, а то дереЛишь здесь, меж громадин, остались петровские до22 Линии!Как они изменились: как их изменили эти суроНезнакомец припомнил: в том вон окошке того глянОн думал, что жизнь дорожает и рабочему люду будет скоро — нечего есть; что оттуда, с моста, вонзается сюда Петербург своими проспектными стрелами с ватагою каНезнакомец мой с острова Петербург давно ненавиНезнакомец это подумал и зажал в кармане кулак; вспомнил он циркуляр и вспомнил, что падали листья: незнакомец мой все знал наизусть. Эти павшие листья — для скольких последние листья: незнакомец мой стал — синеватая тень.От себя же мы скажем: о, русские люди, русские люди! Вы толпы скользящих теней с островов к себе не пускайПоздно...Николаевский Мост полиция и не думала разводить; темные повалили тени по мосту; между теми тенямии темная повалила по мосту тень незнакомца. 23 В руке у нее равномерно качался не то чтобы маИ, увидев, расширились, засветились, блеснули...В зеленоватом освещении петербургского утра, в спаСпаянный маревом сам в себе поток распадался на звенья потока: протекало звено за звеном; умопостигаемо каждое удалялось от каждого, как система планет от сиС предтекущей толпой престарелый сенатор сообщалВдруг... —— лицо его сморщилось и передернулось тиком; суБезотчетность сенаторского движенья не поддавалась обычному толкованию; кодекс правил сенатора ничего такого не предусматривал.24 Созерцая текущие силуэты — котелки, перья, фуражки, фуражки, фуражки, перья, — Аполлон Аполлонович уподоблял их точкам на небосводе; но одна из сих точек, срываяся с орбиты, с головокружительной быстротой понеслась на него, принимая форму громад— созерцая текущие силуэты (фуражки, фуражки, перья), Аполлон Аполлонович из фуражек, из перьев, из котелков увидал с угла пару бешеных глаз: глаза выЭтот бешеный взгляд был сознательно брошенным взглядом и принадлежал разночинцу с черными усиками, в пальто с поднятым воротником; углубляясь впоследДело было так просто: стиснутая потоком пролеток, карета остановилась у перекрестка (городовой там прилишь в трудности подвести то лицо под любую изсуществующих категорий — ни в чем более...Наблюдение это промелькнуло бы в сенаторской гоВ ту же четверть секунды сенатор увидел в глазах неВот тогда-то вот глаза незнакомца расширились, заПролетела карета; с нею же пролетел Аполлон АполТам, в роях грязноватого дыма, откинувшись к стенке кареты, в глазах видел он то же все: рои грязноватого дыма; сердце забилось; и ширилось, ширилось, шириАполлон Аполлонович Аблеухов страдал расширениВсе это длилось мгновенье.Аполлон Аполлонович, машинально надевши циАполлон Аполлонович снова выглянул из кареты: то, чтО он видел теперь, изгладило бывшее: мокрый, скольз26 Кони остановились. Городовой отдал под козыПять лет уж прошло с той поры, как Аполлон АполДверь распахнулась: медная булава простучала. АполАполлон Аполлонович стоял и дышал.— «Ваше высокопревосходительство. Сядьте-с. Ишь ты, как задыхаетесь.»— «Все-то бегаете, будто маленький мальчик.»— «Посидите, ваше высокопревосходительство: от— «Так-то вот-с.»— «Может. водицы?»Но лицо именитого мужа просветилось, стало ребяче— «А скажите, пожалуйста: кто муж графини?»— «Графини-с?.. А какой, позволю спросить?»— «Нет, просто графини?»— «?»— «Муж графини — графин?»«Хе-хе-хе-с.»А уму непокорное сердце трепетало и билось; и от этого все кругом было: тем — да не тем.Двух бедно одетых курсисточек...Среди медленно протекающих толп протекал незнаЭто ухо и этот череп!Вспомнив их, незнакомец кинулся в бегство.Протекала пара за парой: протекали тройки, четвер— «Вы знаете?» — пронеслось где-то справа и погасИ потом вынырнуло опять:— «Собираются...»— «Что?»— «Бросить.»Зашушукало сзади.Незнакомец с черными усиками, обернувшись, уви— «В кого же»?— «Кого, кого», — перешукнулось издали; и вот тем— «Абл.»И сказавши, пара прошла.— «Аблеухова?»— «В Аблеухова?!»Но пара докончила где-то там.— «Абл. ейка меня кк.исла.тою. попробуй.»И пара икала.Но незнакомец стоял, потрясенный всем слышанным:— «Собираются?..»— «Бросить?..»— «В Абл.»28— «Нет же: не собираются...»А кругом зашепталось:— «Поскорее.»И потом опять сзади:— «Пора же.»И пропавши за перекрестком, напало из нового пере— «Пора. право.»Незнакомец услышал не «право», а «прово-»; и докон— «Прово-кация?!»Провокация загуляла по Невскому. Провокация из— «В Абл.»И незнакомец подумал:— «В Аблеухова».Просто он от себя присоединил предлог ве, ер: приПровокация, стало быть, в нем сидела самом; а он от нее убегал: убегал — от себя. Он был своей собственной тенью.О, русские люди, русские люди!Толпы зыбких теней не пускайте вы с острова: вкрадВ двенадцать часов, по традиции, глухой пушечный выстрел торжественно огласил Санкт-Петербург, столиЛишь тень моя — неуловимый молодой чело-век — не сотрясся и не расплылся от выстрела, беспрепятственно совершая свой пробег до Невы. Вдруг чуткое ухо моего незнакомца услышало за спиною вос— «Неуловимый!..»— «Смотрите — Неуловимый!..»— «Какая смелость!..»И когда, уличенный, повернулся он своим островным лицом, то увидел в упор на себя устремленные глазки двух бедно одетых курсисточек...Да вы помолчите!..— «Бьыбы... бьыбы...»Так громыхал мужчина за столиком: мужчина громадных размеров; кусок желтой семги он запихивал в рот и, давясь, выкрикивал непонятности. Кажется, он выкрикивал:«Вы-бы.»Но слышалось:— «БЫ-бы...»И компания тощих пиджачников начинала визжать:— «А-ахха-ха, аха-ха!..»Петербургская улица осенью проницает весь оргаПолучив обжигающий ладонь номерок от верхнего платья, разночинец с парою усиков наконец вошел в зал.— «А-а-а.»Оглушили его сперва голоса.30— «Видите, видите, видите.»— «Не говорите.»— «Ме-емме.»— «И водки.»— «Да помилуйте. да подите. Да как бы не так.»Все то бросилось ему в лоб; за спиною же, с Невского, за ним вдогонку бежало:— «Пора. право.»— «Что право?»— «Кация — акация — кассация.»— «Бл.»— «И водки.»Ресторанное помещение состояло из грязненькой комнатки; пол натирался мастикою; стены были распи— «Пора.»— «Собираются бросить.»— «В Абл.»— «Прав.»Ах, праздные мысли!..На стене красовался зеленый кудреватый шпинат, ри— «Вам с пикончиком?»Одутловатый хозяин из-за водочной стоечки обра— «Нет, без пикону мне».А сам думал: почему был испуганный взгляд — за калась; из руки — черной замшевой — его по спине 31 не огрел и злой бич циркуляра; черная замшеваярука протряслась там безвластно; была она не рука, а... ручоночка...Он глядел: на прилавке сохла закуска, прокисали все какие-то вялые листики под стеклянными колпаками с грудою третьеводнишних перепрелых котлеток.— «Еще рюмку.»Там вдали посиживал праздно потеющий муж с пре— «Чего извоетс?..»— «Чаво бы нибудь.»— «Дыньки-с?»— «К шуту: мыло с сахаром твоя дынька.»— «Бананчика-с?»— «Неприличнава сорта фрухт.»— «Астраханского винограду-с?»Трижды мой незнакомец проглотил терпкий бесцветИ сознание незнакомца на миг прояснилось: и он вспомнил: безработные голодали там; безработные там просили его; и он обещал им; и взял от них — да? Где узелочек? Вот он, вот — рядом, тут. Взял от них узеВ самом деле: та невская встреча повышибла память.— «Арбузика-с?»— «К шуту арбузик: только хруст на зубах; а во рту — хоть бы что.»32Но бородатый мужчина вдруг выпалил:— «Мне вот чего: раков.»Незнакомец с черными усиками уселся за столик, поджидать ту особу, которая.— «Не желаете ль рюмочку?»Праздно потеющий бородач весело подмигнул.— «Благодарствуйте.»— «Отчего же-с?»— «Да пил я.»— «Выпили бы и еще: в маём кумпанействе.»Незнакомец мой что-то сообразил: подозрительно по— «Тульские будете?»Незнакомец с неудовольствием оторвался от мысли и сказал с достаточной грубостью — сказал фистулою:— «И вовсе не тульский.»— «Аткелева ж?..»— «Вам зачем?»— «Так.»— «Ну: из Москвы.»И плечами пожавши, сердито он отвернулся.И он думал: нет, он не думал — думы думались сами, расширяясь и открывая картину: брезенты, канаты, се— «По камерческой части?» (Ах ты, Господи!)— «Нет: просто — так...»И сам сказал себе:— «Сыщик.»— «Вот оно: а мы — в кучерах.»33— «Шурин та мой у Кистинтина Кистинтиновича ку— «Ну и что ж?»— «Да что ж: ничаво — здесь сваи.»Ясное дело, что — сыщик: поскорее бы приходила особа.Бородач между тем горемычно задумался над тарел— «О, Господи, Господи!..»О чем были думы? Васильевские? Кули и рабочий? Да, конечно: жизнь дорожает, рабочему нечего есть.Почему? Потому что: черным мостом туда вонзается Петербург; мостом и проспектными стрелами, — чтоб под кучами каменных гробов задавить бедноту; Петер— «Острова раздавить!..»Он теперь только понял, что было на Невском ПроВдруг —.Но о вдруг мы — впоследствии.Письменный стол там стоялАполлон Аполлонович прицеливался к текущему де34 столе он представил сложенные бумаги, порядок их и на этих бумагах им сделанные пометки, форВ краткий миг от департаментской лестницы до двеА — портрет? То есть: —И нет его — и Русь оставил он...Кто он? Сенатор? Аполлон Аполлонович Аблеухов? Да нет же: Вячеслав Константинович. А он, Аполлон Аполлонович?И мнится — очередь за мной,Зовет меня мой Дельвиг милый.Очередь — очередь: по очереди —И над землей сошлися новы тучиИ ураган их.Праздная мозговая игра!Кучка бумаг выскочила на поверхность: Аполлон Аполлонович, прицелившись к текущему деловому дню, обратился к чиновнику:— «Потрудитесь, Герман Германович, приготовить мне дело — то самое, как его.»— «Дело дьякона Зракова с приложением веществен— «Нет, не это.»— «Помещика Пузова, за номером?..»— «Нет: дело об Ухтомских Ухабах.»Только что он хотел открыть дверь, ведущую в каби—глаза: расширились, удивились, сбесились — гла- 35 за разночинца... И зачем, зачем был зигзаг руки?..Пренеприятный. И разночинца он как будто бы видел — где-то, когда-то: может быть, нигде, никогда.Аполлон Аполлонович открыл дверь кабинета.Письменный стол стоял на своем месте с кучкою деРазночинца он видел— «Николай Аполлонович.»Тут Аполлон Аполлонович.— «Нет-с: позвольте».— «?..»— «Что за чертовщина?»Аполлон Аполлонович остановился у двери, потому что — как же иначе?Невинная мозговая игра самопроизвольно вновь вдвинулась в мозг, то есть в кучу бумаг и прошений: мозАполлон Аполлонович вспомнил: разночинца однаРазночинца однажды он видел — представьте себе — у себя на дому.Помнит: как-то спускался он с лестницы, отправляясь на Выход; на лестнице Николай Аполлонович, перегнув36тебя посещает, голубчик мой?»Николай Аполлонович опустил бы глаза:— «Да так себе, папаша: меня посещают...»Разговор и прервался бы.Оттого-то вот Аполлон Аполлонович не заинтересоГлаза и тогда: расширились, заиграли, блеснули; зна— «Обо всем — так-с, так-с.»— «Надо будет.»— «Навести точнейшую справку.»Свои точнейшие справки получал государственный человек не прямым, а окольным путем.Аполлон Аполлонович посмотрел за дверь кабинета: письменные столы, письменные столы! Кучи дел! К деАполлон Аполлонович успокоился и погрузился в раСтранные свойстваМозговая игра носителя бриллиантовых знаков отлиПриняв во внимание это странное, весьма 37 странное, чрезвычайно странное обстоятельство, лучше бы Аполлон Аполлонович не откидывал от себя ни одной праздной мысли, продолжая и праздные мысли носить в своей голове: ибо каждая праздная мысль разАполлон Аполлонович был в известном смысле как Зевс: из его головы вытекали боги, богини и гении. Мы уже видели: один такой гений (незнакомец с черными усиками), возникая как образ, забытийствовал далее прямо уже в желтоватых невских пространствах, утверУбегали и упрочнялись.И одна такая бежавшая мысль незнакомца была мысТак круг замкнулся.Аполлон Аполлонович был в известном смысле как Зевс: едва из его головы родилась вооруженная узелком Незнакомец-Паллада, как полезла оттуда другая, такая же точно Паллада.Палладою этою был сенаторский дом.Каменная громада убежала из мозга; и вот дом открыЛакей поднимался по лестнице; страдал он одыш38 И опять-таки — зала: прекрасная! Окна и стены: стены немного холодные... Но лакей был в гостиМы окинули прекрасное обиталище, руководствуясь общим признаком, коим сенатор привык наделять все предметы.Так: —— в кои веки попав на цветущее лоно природы, Аполлон Аполлонович видел то же и здесь, что и мы; то есть: видел он — цветущее лоно природы; но для нас это лоно распадалось мгновенно на признаки: на фиалки, на лютики, одуванчики и гвоздики; но сенатор отдельности эти возводил вновь к единству. Мы сказали б конечно:—«Вот лютик!»—«Вот незабудочка.»Аполлон Аполлонович говорил и просто, и кратко:—«Цветы.»—«Цветок.»Между нами будь сказано: Аполлон Аполлонович все цветы одинаково почему-то считал колокольчиками. —С лаконической краткостью охарактеризовал бы он и свой собственный дом, для него состоявший из стен (образующих квадраты и кубы), из прорезанных окон, паркетов, стульев, столов; далее — начинались детали.Лакей вступил в коридор.И тут не мешает нам вспомнить: промелькнувшие мимо (картины, рояль, зеркала, перламутр, инкрустация столиков), — словом, все, промелькнувшее мимо, не могСтроилась иллюзия комнаты; и потом разлеталась бесследно, воздвигая за гранью сознания свои туманные плоскости; и когда захлопнул лакей за собой гостинные тяжелые двери, когда он стучал сапогами по гулкому коридорчику, это только стучало в висках: Аполлон Аполлонович страдал геморроидальными приливами крови.За захлопнутой дверью не оказалось гости- 39 ной: оказались... мозговые пространства: извиДом — каменная громада — не домом был; каменная громада была Сенаторской Головой: Аполлон АполлоноСтранные, весьма странные, чрезвычайно странные свойства!Наша рольПетербургские улицы обладают несомненнейшим свойством: превращают в тени прохожих; тени же петерЭто видели мы на примере с таинственным незнакомОн, возникши, как мысль, в сенаторской голове, поОт перекрестка до ресторанчика на Миллионной опиОбследуем теперь его душу; но прежде обследуем ре40 лишь желание сенатора Аблеухова, чтобы агент охранного отделения неуклонно бы следовал по стопам незнакомца; славный сенатор и сам бы взялся за телефонную трубку, чтоб посредством ее передать, куда следует, свою мысль; к счастию для себя, он не знал обиПозвольте, позвольте...Не попали ли мы сами впросак? Ну, какой в самом деле мы агент? Агент — есть. И не дремлет он, ей-богу, не дремлет. Роль наша оказалась праздною ролью.Когда незнакомец исчез в дверях ресторанчика и нас охватило желание туда воспоследовать тоже, мы обернуПаршивенькая фигурка низкорослого господинчика составляла главное содержание силуэта второго; лицо силуэта было достаточно видно: но лица также мы не успели увидеть, ибо мы удивились огромности его бороСделав вид, что глядим в облака, пропустили мы тем— «Гм?»— «Здесь.»— «Так я и думал: меры приняты; это на случай, если бы вы его мне не показали у моста».— «А какие вы приняли меры?..»— «Да я там, в ресторанчике, посадил человека».— «Ах, напрасно вы принимаете меры! Я же вам го— «Простите, это я из усердия...»— «Вы бы прежде посоветовались со мной.Ваши меры прекрасны.»— «Сами же вы говорите.»— «Да, но ваши прекрасные меры.»— «Гм.»— «Что?.. Ваши прекрасные меры — перепутают все.»Пара прошла пять шагов, остановилась; и опять ска— «Гм!.. Придется мне. Гм!.. Пожелать теперь вам успеха.»— «Ну какое же может быть в том сомнение: пред— «Гм?»— «Что такое вы говорите?»— «Проклятый насморк».— «Я же о деле.»— «Гм.»— «Души настроены, как инструменты: и составляют концерт — что такое вы говорите? Дирижеру из-за кулис остается взмахивать палочкой. Сенатору Аблеухову из— «Проклятый насморк.»— «Николаю Аполлоновичу предстоит. Словом: концертное трио, где Россия — партер. Вы меня пони— «Послушайте: брали бы жалованье.»— «Нет, вы меня не поймете!»— «Пойму: гм-гм-гм — положительно не хватает платков».— «Что такое?»— «Да насморк же!.. А зверь — гм-гм-гм — не уйдет?»— «Ну, куда ему.»— «А то брали бы жалованье.»42тист, понимаете ли, — артист!»— «Своего рода...»— «Что такое?»— «Ничего: лечусь сальной свечкой».Фигурка повынимала иссморканный носовой платок и опять чмыхала носом.— «Я же о деле! Так-таки передайте им, что Николай Аполлонович обещание дал.»— «Сальная свечка, прекрасное средство от на— «Расскажите им все, что вы слышали от меня: дело это поставлено.»— «Вечером намажешь ноздрю, утром — как рукой сняло.»— «Дело поставлено, опять-таки говорю, как часов.»— «Нос очищен, дышишь свободно.»— «Как часовой механизм!..»— «А?»— «Часовой, черт возьми, механизм».— «Заложило ухо: не слышу».— «Ча-со-вой ме-ха-.»— «Апчхи!..»Под бородавкою загулял вновь платочек: две тени медленно утекали в промозглую муть. Скоро тень толстяИ вошла в ресторанчик.И при том лицо лоснилосьЧитатель!«Вдруг» знакомы тебе. Почему же, как страус, ты пря— «Милостивый государь, извините меня: вы, долИ меня, наверное, уличишь в декадентстве. 43 Ты и сейчас предо мною, как страус; но тщетно ты прячешься — ты прекрасно меня понимаешь; поСлушай же...Твое «вдруг» крадется за твоею спиной, иногда же оно предшествует твоему появлению в комнате; в первом слу—«Сударыня, не позволите ли закрыть дверь; у меня особое нервное ощущение: я спиною терпеть не могу сиТы смеешься, она смеется.Иногда же при входе в гостиную тебя встретят всеоб—«А мы только что вас поминали.»И ты отвечаешь:—«Это, верно, сердце сердцу подало весть».Все смеются. Ты тоже смеешься: будто не было тут «вдруг».Иногда же чуждое «вдруг» поглядит на тебя из-за плеч собеседника, пожелая снюхаться с «вдруг» твоим собственТвое «вдруг» кормится твоею мозговою игрою; гнус44 Мы оставили в ресторанчике незнакомца. Вдруг незнакомец обернулся стремительно; ему покаТут он сообразил: по лестнице поднималась, конечА когда незнакомец мой отвернулся от двери, то в дверь вошел тотчас же неприятный толстяк; и, идя к неТут незнакомец мой обернулся и вздрогнул: особа дру— «Александр Иванович...»— «Липпанченко!»— «Я — самый.»— «Липпанченко, вы меня заставляете ждать».Шейный воротничок у особы был повязан галсту- хом — атласно-красным, кричащим и заколотым крупЗаняв место за столиком незнакомца, особа довольно воскликнула:— «Кофейник. И — послушайте — коньяку: там буИ кругом раздавалось:— «Ты-то пил со мной?»— «Пил.»— «Ел?..»— «Ел.»— «И какая же ты, с позволения сказать, свинья.»— «Осторожнее», — вскрикнул мой незнако- 45 мец: неприятный толстяк, названный незнакомцем Липпанченко, захотел положить темно-желтый свой локоть на лист газетного чтения: лист газетного чтения накрывал узелочек.— «Что такое?» — Тут Липпанченко, снявши лист газетного чтения, увидал узелок: и губы Липпанченко дрогнули.— «Это... это... и есть?»— «Да: это — и есть».Губы Липпанченко продолжали дрожать: губы Лип- панченко напоминали кусочки на ломтики нарезанной семги — не желто-красной, а маслянистой и желтой (семгу такую, наверное, ты едал на блинах в небогатом семействе).— «Как вы, Александр Иванович, скажу я вам, не— «Ведь еще лишь движенье (положи я только лоИ с особою бережливостью переложила особа узело— «Ну да, было бы с нами с обоими.», — неприятно сострил незнакомец. — «Были бы оба мы.»Видимо, он наслаждался смущением, особы кото— «Я, конечно, не за себя, а за.»— «Конечно, уж вы не за себя, а за.» — особе поддаА кругом раздавалось:— «Свиньей не ругайтесь.»— «Да я не ругаюсь».— «Нет, ругаетесь: попрекаете, что платили. Что ж такой, что платили; уплатили тогда, нынче плачу — я.»46ступок расцелую...»— «За свинью не сердись: а я — ем, ем.»— «Уж ешьте вы, ешьте: так-то правильней.»— «Вот-с Александр Иванович, вот-с что, родной мой, этот вы узелок», — Липпанченко покосился, — «снесете немедленно к Николаю Аполлоновичу».— «Аблеухову?»— «Да: к нему — на хранение».— «Но позвольте: на хранении узелок может лежать у меня.»— «Неудобно: вас могут схватить; там же будет в соТут толстяк, наклонившися, зашептал что-то на ухо моему незнакомцу:— «Шу-шу-шу.»— «Аблеухова?»— «Шу.»— «Аблеухову?..»— «Шу-шу-шу.»— «С Аблеуховым?..»— «Да, не с сенатором, а с сенаторским сыном: коли будете у него, так уж, сделайте милость, ему передайте заодно с узелком — это вот письмецо: тут вот.»Прямо к лицу незнакомца приваливалась Липпан- ченки узколобая голова; в орбитах затаились пытливо сверлящие глазки; чуть вздрагивала губа и посасывала воздух. Незнакомец с черными усиками прислушивался к шептанию толстого господина, стараясь расслышать внимательно содержание шепота, заглушаемого рестобудто шепчутся здесь о мирах и планетных си- 47 стемах; но стоило вслушаться в шепот, как страшное содержание шепота оказывалось содержанием будничным:— «Письмецо передайте...»— «Как, разве Николай Аполлонович находится в особых сношениях?»Особа прищурила глазки и прищелкнула язычком.— «Я же думал, что все сношения с ним — через меня.»— «А вот видите — нет.»Кругом раздавалось:— «Ешь, ешь, друг.»— «Отхвати-ка мне говяжьего студню».— «В пище истина.»— «ЧтО есть истина?»— «Истина — естина.»— «Знаю сам.»— «Коли знаешь, так ладно: подставляй тарелку и ешь.»Темно-желтая пара Липпанченки напомнила незна— «Прислушайтесь к шуму.»— «Да, изрядно шумят».— «Звук шума на “и”, но слышится “ы”.»Липпанченко, осовелый, погрузился в какую-то думу.48кое... Или я ошибаюсь?..»— «Нет, нет: нисколько», — не слушая, Липпанчен- ко пробурчал и на миг оторвался от выкладок своей мысли.— «Все слова на еры тривиальны до безобразия: не то “и”; “и-и-и” — голубой небосвод, мысль, кристалл; звук и-и-и вызывает во мне представление о загнутом клюве орлином; а слова на “еры” тривиальны; наприНезнакомец мой прервал свою речь: Липпанченко сидел перед ним бесформенной глыбою; и дым от его паС соседнего столика кто-то, икая, воскликнул: — «Ерыкало ты, ерыкало!..»— «Извините, Липпанченко: вы не монгол?»— «Почему такой странный вопрос?..»— «Так, мне показалось.»— «Во всех русских ведь течет монгольская кровь.»А к соседнему столику привалило толстое пузо; и с со— «Быкобойцу Анофриеву!..»— «Почтение!»— «Быкобойцу городских боен. Присаживайтесь.»— «Половой!..»— «Ну, как у вас?..»— «Половой: поставь-ка “Сон Негра”.»И трубы машины мычали во здравие быкобойца, как бык под ножом быкобойца.Какой такой костюмер?Помещение Николая Аполлоновича состояло из комСпальня: спальню огромная занимала кровать; красКабинет был уставлен дубовыми полками, туго набиКабинетная мебель была темно-зеленой обивки; и прекрасен был бюст... разумеется, Канта же.Два уже года Николай Аполлонович не поднимался раньше полудня. Два с половиною ж года пред тем проДва с половиною года назад Николай Аполлонович не расхаживал по дому в бухарском халате; ермолка не украшала его восточную гостиную комнату; два с полоИ значительно ранее сына изволил откушивать кофе Аполлон Аполлонович.Встречи папаши с сынком происходили лишь за обе50сточного человека.Николай Аполлонович только что получил письмо; письмо с незнакомым почерком: какие-то жалкие вирши с любовно-революционным оттенком и с разительной подписью: «Пламенеющая душа». Желая для точности ознакомиться с содержанием виршей, Николай Аполло— «А-а... Где же очки?..»— «Черт возьми.»— «Потерял?»— «Скажите, пожалуйста».— «А?..»Николай Аполлонович, так же как и Аполлон АполДвижения его были стремительны, как движения его высокопревосходительного папаши; так же, как и АполСиневатые жилки совпали с синевою вокруг громадНиколай Аполлонович был перед нами в татарской ермолке; но сними ее он, — предстала бы шапка белоу крестьянских младенцев — особенно в Бело- 51 руссии.Бросив небрежно письмо, Николай Аполлонович сел пред раскрытою книгою; и вчерашнее чтение отчетливо возникало пред ним (какой-то трактат). Вспомнилась и глава, и страница: припоминался и легко проведенный зигзаг округленного ногтя; ходы изгибные мыслей и свои пометки — карандашом на полях; лицо его теперь ожиЗдесь, в своей комнате, Николай Аполлонович воисЭтот центр — умозаключал.Но едва удалось Николаю Аполлоновичу сегодня отНиколай Аполлонович оторвался от книги: к нему постучали:— «Ну?..»— «ЧтО такое?»Из-за двери раздался глухой и почтительный голос.— «Там-с...»— «Вас спрашивают-с...»Сосредоточиваясь в мысли, Николай Аполлонович запирал на ключ свою рабочую комнату: тогда ему начи52 построений; комнатное пространство смешиваИ сместив себя так, Николай Аполлонович становилВот почему он любил запираться: голос, шорох или шаг постороннего человека, превращая вселенную в ком— «ЧтО такое?»— «Не слышу...»Но из дали пространств ответствовал голос лакея:— «Там пришел человек».Тут лицо Николая Аполлоновича приняло вдруг до— «А, так это от костюмера: костюмер принес мне костюм.»Какой такой костюмер?Николай Аполлонович, подобравши полу халата, за— «Это — вы?..»— «Костюмер?»— «От костюмера?»— «Костюмер прислал мне костюм?»И опять повторим от себя: какой такой костюмер?В комнате Николая Аполлоновича появилась кардон- ка, Николай Аполлонович запер двери на ключ; суетливо он разрезал бечевку; и приподнял он крышку; далее, вытащил из кардонки: сперва масочку с черною 53 кружевной бородой, а за масочкой вытащил Николай Аполлонович пышное ярко-красное домино, заСкоро он стоял перед зеркалом — весь атласный и красный, приподняв над лицом миниатюрную масочку; черное кружево бороды, отвернувшися, упадало на плеПосле этого маскарада Николай Аполлонович с чрезМокрая осеньМокрая осень летела над Петербургом; и невесело так мерцал сентябрёвский денек.Зеленоватым роем проносились там облачные клоки; они сгущались в желтоватый дым, припадающий к крыОписав в небе траурную дугу, темная полоса копоти высоко встала от труб пароходных; и хвостом упала в Неву.И бурлила Нева, и кричала отчаянно там свистком загудевшего пароходика, разбивала свои водяные, сталь54 И на этом мрачнеющем фоне хвостатой и виснуУ большого черного моста остановился он.Неприятная улыбка на мгновение вспыхнула на лице его и угасла; воспоминанья о неудачной любви охватили его, хлынувши натиском холодного ветра; Николай Аполлонович вспомнил одну туманную ночь; тою ночью он перегнулся через перила; обернулся и увидел, что ниВот тогда-то созрел у него необдуманный план: дать ужасное обещание одной легкомысленной партии.Вспоминая теперь этот свой неудачный поступок, Николай Аполлонович неприятнейшим образом улыбал—«Красавец», — постоянно слышалось вокруг Ни—«Античная маска.»—«Аполлон Бельведерский».— «Красавец.»Встречные дамы, по всей вероятности, так говорили о нем.— «Эта бледность лица...»— «Этот мраморный профиль.»— «Божественно.»Встречные дамы, по всей вероятности, так говорили друг другу.Но если бы Николай Аполлонович с дамами пожелал вступить в разговор, про себя сказали бы дамы:— «Уродище.»Где с подъезда насмешливо полагают лапу на серую гранитную лапу два меланхолических льва, — там, у это— «Сергей Сергеевич?»Офицер (высокий блондин с остроконечной бород— «А. здравствуйте. Вы куда?»— «Мне на Пантелеймоновскую», — солгал Николай Аполлонович, чтоб пройти с офицером по Мойке.— «Пойдемте, пожалуй.»«Вы куда?» — вторично солгал Николай Аполлоно— «Я — домой».— «Стало быть, по пути».Между окнами желтого, казенного здания над обоими повисали ряды каменных львиных морд; каждая морда висела над гербом, оплетенным гирляндой из камня.Точно стараясь не касаться какого-то тяжелого про56 колая Аполлоновича, о плутнях, обнаруженных офицером в провиантской комиссии (офицер заведовал, где-то там, провиантом).Между окнами желтого, казенного здания над обоими повисали ряды каменных морд; каждая висла над гербом, оплетенным гирляндою.Так проговорили они всю дорогу.И вот уже — Мойка: то же светлое, трехэтажное пя— «Ну, прощайте. вам дальше?..»Сердце Николая Аполлоновича усиленно застучало: что-то спросить собирался он; и — нет: не спросил; он теперь стоял одиноко перед захлопнутой Дверью; воспоТо же светлое, пятиколонное здание с полосою орнаОгненным мороком вечером залит проспект. Ровно высятся яблоки электрических светов посередине. По бокам же играет переменный блеск вывесок; здесь, здесь и здесь вспыхнут вдруг рубины огней; вспыхнут там — изумруды. Мгновение: там — рубины; изумруды же — здесь, здесь и здесь.Огненным мороком вечером залит Невский. И горят бриллиантовым светом стены многих домов: ярко искрятлучезарная, разевает на Невский витрина свою 57 огненную пасть; всюду десятки, сотни адских огНо если бы ты, безумец, дерзнул пойти навстречу ГеНикакой Геенны и не было б.Николай Аполлонович Невского не видал, в глазах его был тот же все домик: окна, тени за окнами; за окнами, может быть, веселые голоса: желтого кирасира, барона Оммау-Оммергау; синего кирасира, графа Авена и ее — ее голос... Вот, сидит Сергей Сергеич, офицер, и вставляет, быть может, в веселые шутки:— «А я шел сейчас с Николаем Аполлоновичем Аблеуховым.»Аполлон Аполлонович вспомнилДа, Аполлон Аполлонович вспомнил: недавно услы58новича в Учреждении), пожимая руки проситеИ на это заметили:—«Он берет всего одну ноту: презрения.»Тут вмешались заступники:—«Господа, оставьте, пожалуйста: это — от геморроя.» И все согласились.Дверь распахнулась: вошел Аполлон Аполлонович. Шутка испуганно оборвалась (так юркий мышонок влетаАполлон Аполлонович подошел к окну; две детские головки в окнах там стоящего дома увидели против себя за стеклом там стоящего дома лицевое пятно неизвестИ головки там в окнах пропали.Здесь, в кабинете высокого Учреждения, Аполлон Аполлонович воистину вырастал в некий центр: в серию государственных учреждений, кабинетов и зеленых стоЗдесь был он последней инстанцией — донесений, прошений и телеграмм.Инстанцию эту в государственном организме он отЗдесь сознание отделялось от доблестной личности, проливаясь вокруг между стен, проясняясь невероятно,концентрируясь со столь большой силой в един- 59 ственной точке (меж глазами и лбом), что казалось, невидимый, беленький огонек, вспыхнувши между глазами и лбом, разбрасывал вокруг снопы змеевидных молний; мысли-молнии разлетались, как змеи, от лысой его головы; и если бы ясновидящий стал в ту минуту пред лицом почтенного мужа, без сомнения пред собой он увидел бы голову Горгоны медузы.И медузиным ужасом охватил бы его Аполлон АполЗдесь сознание отделялось от доблестной личности: личность же с пучиною всевозможных волнений (сего побочного следствия существованья души) представляВ Учреждении Аполлон Аполлонович проводил часы за просмотром бумажного производства: из воссиявшего центра (меж глазами и лбом) вылетали все циркуляры к начальникам подведомственных учреждений. И поЭту жизнь Аполлон Аполлонович сравнивал с полоВыходя из холодом пронизанных стен, Аполлон Аполлонович становился вдруг обывателем.Лишь отсюда он возвышался и безумно парил над Россией, вызывая у недругов роковое сравнение (с нетоАполлон Аполлонович был сегодня особенно четок: на доклад не кивнула ни разу его голая голова; Аполлон Аполлонович боялся выказать слабость: при исправле60 нию, что собственный его сын, Николай АполОкно позволяло видеть нижнюю часть балкона. ПоКак Аполлон Аполлонович, каменный бородач приСобираяся выйти к толпе ожидавших просителей, Аполлон Аполлонович улыбался; улыбка же происходила от робости: что-то ждет его за дверьми.Аполлон Аполлонович проводил свою жизнь меж двуИ вот: он — робел.А уж дверь отворилась; секретарь, молодой человек, с либерально как-то на шейном крахмале бьющимся ор— «Нет, нет!.. Сделайте, как я говорил. И знаешь ли», — сказал Аполлон Аполлонович, остановился, по— «Ти ли...»Он хотел сказать «знаете ли», но вышло: «знаешь ли. ти ли.»О его рассеянности ходили легенды; однажды Аполпришел в величайшее смущение, из которого его вывел лакей, предложивши у него заимствовать галстух.61Холодные пальцыАполлон Аполлонович Аблеухов в сером пальто и в высоком черном цилиндре, с каменным лицом, напомиБыстро вошел он в переднюю. Цилиндр с осторожноАполлон Аполлонович в раздумье стоял пред лакеем; вдруг Аполлон Аполлонович обратился с вопросом:— «Будьте любезны сказать: часто ли здесь бывает молодой человек — да: молодой человек?»— «Молодой человек-с?»Наступило неловкое молчание: Аполлон Аполлоно— «Молодые люди бывают, вашество, редко-с...»— «Ну, а. молодые люди с усиками?»— «С усиками-с?»— «С черными.»— «С черными-с?»— «Ну да, и. в пальто.»— «Все приходят-с в пальто.»— «Да, но с поднятым воротником.»Что-то вдруг осенило швейцара.— «А, так это вы про того, который.»— «Ну да: про него.»— «Был однажды такой-с. заходил к молодому ба— «Как так?»— «Да как же-с!»62— «Точно так-с!»— «Черными?»— «С черными усиками...»— «И в пальто с поднятым воротником?»— «Они самые-с.»Аполлон Аполлонович постоял с минуту как вкопанЛестницу покрывал бархатный серый ковер; лестницу обрамляли, конечно, тяжелые стены; бархатный серый ковер покрывал стены те. На стенах разблистался орнаВерх лестницы выводил к балюстраде; здесь с матовой подставки из белого алебастра белая Ниобея поднимала горе алебастровые глаза.Аполлон Аполлонович четко распахнул пред собою дверь, опираясь костлявой рукой о граненую ручку: по громадной зале, непомерно вытянутой в длину, раздаваТак бывает всегдаНад пустыми петербургскими улицами пролетали едва озаренные смутности; обрывки туч перегоняли друг друга.Какое-то фосфорическое пятно и туманно, и мертИ серебряный голубь над каской распростер 63 свои крылья.Николай Аполлонович, надушенный и выбритый, пробирался по Мойке, запахнувшись в меха; голова упаДумал он: неужели и это — любовь? Вспомнил он: в одну туманную ночь, выбегая стремительно из того вон подъезда, он пустился бежать к чугунному петербургскоВздрогнул он.Пролетел сноп огня: придворная, черная пролетела карета: пронесла мимо светлых впадин оконных того саНиколай Аполлонович постоял перед домом задумчиВ прежние времена он сюда входил каждый вечер; а теперь здесь он два с лишним месяца не переступал по— «Здравствуйте, барин», — с лукавой улыбкою.А теперь? Ему не выйдут навстречу; позвони он, та же девушка на него испуганно заморгает глазами и «здравДля чего же он здесь?Подъездная дверь перед ним распахнулась; и подъезд64думал он о собственных жестах, потому что дейТак Николай Аполлонович сидел в темноте.А пока он сидел, так же все открывалась Нева меж Александровской площадью и Миллионной; каменный перегиб Зимней Канавки показал плаксивый простор; Нева оттуда бросалась натиском мокрого ветра; вод ее замерцали беззвучно летящие плоскости, яростно отдаНикого, ничего.Так же все канал выструивал здесь в Неву холерную воду; перегнулся тот же и мостик; так же все выбегала на мостик еженощная женская тень, чтоб — низвергнуться в реку?.. Тень Лизы? Нет, не Лизы, а просто, так себе, — петербуржки; петербуржка выбегала сюда, не бросалась в Неву: пересекши Канавку, она убегала поспешно от какого-то желтого дома на Гагаринской набережной, под которым она каждый вечер стояла и долго глядела в окно.Тихий плеск остался у нее за спиной: спереди шириВыше — горестно простирали по небу клочкастые руки какие-то смутные очертания; рой за роем они воскидалось на них фосфорическое пятно. Только 65 в одном, хаосом не тронутом месте, — там, где днем перекинулся тяжелокаменный мост, — бриллианЖенская тень, уткнув лицо в муфточку, пробежала вдоль Мойки все к тому же подъезду, откуда она выбегаА когда открылася дверь и подъездную темноту озарил на мгновение из двери сноп света, то восклицание переУ нее ж за спиною, из мрака, восстал шелестящий, темно-багровый паяц с бородатою, трясущейся масочкой.Было видно из мрака, как беззвучно и медленно с плеч, шуршащих атласом, повалили меха николаевки, как две красных руки томительно протянулися к двери. Тут, конечно, закрылася дверь, перерезав сноп света и кидая обратно подъездную лестницу в совершенную пустоту, темноту: переступая смертный порог, так обратЧрез секунду на улицу выскочил Николай Аполлоно66 Петербург, Петербург!Осаждаясь туманом, и меня ты преследовал праздною мозговою игрой: ты — мучитель жестокосерОт островов тащатся непокойные тени; так рой видеО, большой, электричеством блещущий мост!Помню я одно роковое мгновение; чрез твои сырые перила сентябрёвскою ночью перегнулся и я: миг, — и тело мое пролетело б в туманы.О, зеленые, кишащие бациллами воды!Еще миг, обернули б вы и меня в свою тень. НепокойПроходил бы он далее. до чугунного моста.На чугунном мосту обернулся бы он; и он ничего не увидел бы: над сырыми перилами, над кишащей бацилТы его не забудешь вовек!Мы увидели в этой главе сенатора Аблеухова; увидели мы и праздные мысли сенатора в виде дома сенатора, в виде сына сенатора, тоже носящего в голове свои праздные мысли; видели мы, наконец, еще праздную 67 тень — незнакомца.Эта тень случайно возникла в сознании сенатора Аблеухова, получила там свое эфемерное бытие; но соАвтор, развесив картины иллюзий, должен бы был поскорей их убрать, обрывая нить повествования хотя бы этой вот фразою; но... автор так не поступит: на это у него есть достаточно прав.Мозговая игра — только маска; под этою маскою соРаз мозг его разыгрался таинственным незнакомцем, незнакомец тот — есть, действительно есть: не исчезнет он с петербургских проспектов, пока существует сенаИ да будет наш незнакомец — незнакомец реальный! И да будут две тени моего незнакомца реальными тенями!Будут, будут те темные тени следовать по пятам неКонец первой главыГЛАВА ВТОРАЯ,в которой повествуется о неком свидании, чреватом последствиямиЯ сам, хоть в книжках и словесно Собратья надо мной трунят, Я мещанин, как вам известно, И в этом смысле демократ.А. ПушкинДневник происшествийНаши почтенные граждане не читают газетный «ДневВсе же прочие истинно русские обыватели, как ни в чем не бывало, бросались к «Дневнику происшествий»; к «Дневнику» бросился и я; и читая этот «Дневник», я преЭто — быль... Вот газетные вырезки того времени (авратора (Дарьяльского, кажется) вместе с брилли- 69 антами на почтенную сумму из провинциального городка, мы имеем ряд интересных известий — сплош«Дневник происшествий».«Первое октября. Со слов курсистки высших фельдN. N. мы печатаем об одном чрезвычайN. N. у Чернышева Моста. Там, у моста, курсистка N. N. заметила очень странное зрелище: над самым каналом у перил моста среди ночи плясало красное, атласное домино; на лице у красного домино была черная кружевная маска».«Второе октября. Со слов школьной учительницы М. М. извещаем почтенную публику о загадочном про«Третье октября. На спиритическом сеансе, состоявR. R., дружно собравшиеся спириты составили спиритическую цепь: но едва составили они цепь, как средь цепи обнаружилось домино и коснулось в пляске складками мантии кончика носа титулярного советника С. Врач Г-усской больницы констатировал на носу титулярного советника С. сильНаконец: «Четвертое октября. Население слободы И. единодушно бежало пред явлением домино: составляется70 ряд протестов; в слободу вызвана У-сская сотня казаков».Домино, домино — в чем же сила? Кто курсистка N. N., кто такое М. М., наставница класса, баронесса R. R. и так далее?.. В девятьсот пятом году вы, конечно, читатель, не читывали «Дневника происшествий». Так виЧтО такое газетный сотрудник? Он, во-первых, есть деятель периодической прессы; и как деятель прессы (шестой части света) получает он за строку — пятачок, семь копеечек, гривенник, пятиалтынник, двугривенТаковы почтенные свойства большинства газетных соКто же дама?Так с нее и начнем.Дама: гм! и хорошенькая. Что есть дама?Дамских свойств не открыл хиромант; сиротливо стоТак вот: была одна дама; и она от скуки посещала женские курсы; и еще от скуки она иногда по утрам замещала учительницу в О. О. городской школе, 71 если только вечером не была она в спиритичеN. N., и М. М. (наставница класса), и R. R. (баронесса спиритка) была только дама: и дама хороЭта дама однажды, смеясь, ему сообщила, что каЧто же было? Даже и сплетенный дым поднимается от огня. Что же было огнем этих дымов почтенной газеСофья Петровна ЛихутинаТа дама... Но той дамой была Софья Петровна; ей придется нам тотчас же уделить много слов.Софья Петровна Лихутина отличалась, пожалуй, чрезмерной растительностью: и она была как-то необы72 Глазки Софьи Петровны Лихутиной не были глазками, а были глазами: если б я не боялся впасть в прозаический тон, я бы назвал глазки Софьи Петровны не глазами — глазищами темного, синего — темно-синего цвета (назовем их очами). Эти очи то исОдевалась Софья Петровна в черное шерстяное плаАх, Софья Петровна!Софья Петровна Лихутина проживала в маленькой квартирке, выходившей на Мойку; там со стен отовсюду упадали каскады самых ярких, неугомонных цветов: ярСофья Петровна Лихутина на стенах поразвесила японские пейзажи, изображавшие вид горы Фузи-Ямы, — все до единого; в развешанных пейзажиках вовсе не было перспективы; но и в комнатках, туго набитых креслами,софами, пуфами, веерами и живыми японскими 73 хризантемами, тоже не было перспективы: перКомнатки были — малые комнатки: каждую занимал лишь один огромный предмет: в крошечной спальной постель была огромным предметом; ванна — в крошечНу, откуда же быть перспективе?Все шесть крохотных комнатушек отоплялися пароПерспективы и не было.Посетители Софьи ПетровныПосетитель оранжерейки Софьи Петровны, ангела Пери (кстати сказать, обязанный ангелу поставлять хри* Хокусая. — Примеч. авт.74 ся при этом; и впоследствии к ангелу Пери не обращался с рацеями о живописи вообще: между тем этот ангел на последние свои карманные деньги наПочему же у ней бывали столькие офицеры? Боже мой, она танцевала на балах; и не будучи демимондною дамой, была дамой хорошенькой; наконец, она была офицершею.Если же посетитель Софьи Петровны оказывался или сам музыкант, или сам музыкальный критик, или просто любитель музыки, Софья Петровна поясняла ему, что ее кумиры — Дункан и Никиш; в восторженных выражениях, не столько словесных, сколько жестикуляционных, она поясняла, что и сама намерена изучить мелопластику, чтоб исполнить танец полета Валькирий ни более ни менее как в Байрейте; музыкант, музыкальный кри- 75 тик или просто любитель музыки, потрясенный неверным произнесением двух собственных имен (сам-то он произносил Денкан, Никиш, а не Дункан и Никиш), заПосетители Софьи Петровны как-то сами собою рас76 щеголявшая обилием иностранных слов: «социОфицер: Сергей Сергеич ЛихутинСреди прочей учащейся молодежи зачастила к Лиху- тиным одна в том кругу уважаемая, светлая личность: курсистка, Варвара Евграфовна (здесь могла Варвара ЕвNicolas Аблеухова).Под влиянием светлой особы ангел Пери однажды осветил своим присутствием — ну, представьте же: миВпрочем, с той поры, как Николенька перестал вдруг бывать у ангела Пери, этот ангел тайком от гостей так сказать упорхнул вдруг к спиритам, к баронессе (ну, как ее?), собиравшейся поступить в монастырь. С той поры на столике перед Софьей Петровной красовалась велиСвое новое увлечение Софья Петровна старательно скрыла как от барона Оммау-Оммергау, так и от, Варваи на крошечный лобик, скрытность ангела Пери 77 достигала невероятных размеров: так, Варвара Евграфовна ни разу не встретилась с графом Авеном, ни даже с бароном Оммау-Оммергау. Разве только однажды в передней она увидала случайно меховую лейб-гусарЧтО под всем этим крылось? Бог весть!Был еще один посетитель Софьи Петровны Лихути- ной; офицер: Сергей Сергеевич Лихутин; собственно говоря, это был ее муж; он заведовал где-то там провиБыл еще посетитель: хитрый хохол-малоросс Лип- панченко; этот был весьма сладострастен и звал Софью Петровну не ангелом, а... душканом; про себя же ее на78 просто: бранкуканом, бранкукашкою, бранку- канчиком (вот слова ведь!). Но держался Лип- панченко в границах приличия; и потому-то был он вхож в этот дом.Добродушнейший муж Софьи Петровны, Сергей СерКак бы ни было, Липпанченко, его одного, недолюбНе Сергей Сергеевич, разумеется, виноват в исчезноАх, Софья Петровна, Софья Петровна! Одним слоСтройный шафер красавецЕще в первый день своего, так сказать, «дамства», при совершении таинства бракосочетания, когда Николай Аполлонович держал над мужем ее, Сергеем СергеевиСловом, Софья Петровна запуталась: ненавидя, лю80 С той поры ее действительный муж Сергей СерНо свободы Софья Петровна не вынесла: у нее ведь был такой крошечный, крошечный лобик; вместе с кроСкоро мы без сомнения докажем читателю сущеДвойственность Софьи Петровны мы выше отметили: нервность движений — и неуклюжая вялость; недостаБезансон, Липпанченко, даже Оммау-Оммергау 81 полетели бы к черту.Но не было единого Аблеухова: был номер первый, богоподобный, и номер второй, лягушонок. Оттого-то все то и произошло.ЧтО же произошло?В Софье Петровне Николай Аполлонович-лягушонок увлекся глубоким сердечком, приподнятым надо всей суеНеужели же в Софье Петровне Лихутиной пробудиА от дамы что спрашивать!Красный шутСобственно говоря, последние месяцы с предметом своим Софья Петровна держала себя до крайности вызы82 бросилась в голову (Николай Аполлонович в борьбе ее уронил на софу)... Но Софья Петров— «Уу. Урод, лягушка. Ууу — красный шут».Николай Аполлонович ответил спокойно и холодно: — «Если я — красный шут, вы — японская кукла.» С чрезвычайным достоинством распрямился он у две— «Приходи, вернись — бог!»Но в ответ ей ухнула выходная дверь: Николай АполБолее Софья Петровна Лихутина его не видала: из какого-то дикого протеста к аблеуховским увлечениям революцией — эволюцией ангел Пери невольно отлетел от учащейся молодежи, прилетая к баронессе R. R. на спи— «Я ведь кукла — не правда ли?»И они отвечали ей фифками, сыпали серебро в жестяА когда она это самое сказала и мужу, ничего не отГр-горийского, Его Величества Короля Сиам- 83 ского полка, и ушел будто спать: он заведовал, где-то там, провиантами; но войдя в свою комнату, он уселся писать Николаю Аполлоновичу кроткое свое письмецо: в письмеце он осмелился известить Аблеухова, что он, Сергей Сергеевич, подпоручик Гр-горийского полка, покорнейше просит о следующем: не желая вмеБыл Сергей Сергеич высокого росту, носил белокуПодлость, подлость и подлостьВ эти мерзлые, первооктябрьские дни Софья Петров84 Петровна одевалась прескромно), чтоб, прижавА, однажды, она при Липпанченко, с хохотом выхва— «Посмотрите: не больно; и крови нет: восковая я... кукла».Но Липпанченко ничего не понял: рассмеялся, сказал:— «Вы не кукла: душкан».И его, рассердясь, от себя прогнал ангел Пери. СхваА она металась в оранжерейке, морщила лобик, вспыЧто же более?Дело вот в чем: несколько дней назад Софья ПетровR. R. У баронессы R. R. в этот вечер были постукиванья; белетянуло вперед свою черную маску, окруженную 85 снизу густым веером кружев, разумеется, черныхже, так что эти черные кружева на плечо упали к Софье Петровне (хорошо, что она не повернула головки); красСофья Петровна весь вечер проволновалась ужасно. Кто мог нарядиться в красное домино? Разумеется, он, Николай Аполлонович: ведь его она этим именем как-то раз назвала... Красный шут и пришел. В таком случае как назвать подобный поступок с беззащитною женщиной? Ну, не подлость ли это?Подлость, подлость и подлость.Поскорее бы возвращался муж, офицер: он проучит нахала. Софья Петровна краснела, косила, кусала платоНо никто не являлся.Ну, а вдруг то не он? И Софья Петровна явственно в себе ощутила расстройство: было жалко как-то расНет — не он: не подлец же он, не мальчишка!.. Ну, а если это сам красный шут? Кто такой красный шут, на это она не могла себе внятно ответить: а — все-таки. И упало сердце: не он.Маврушке тут же она приказала молчать: в маскарад же поехала; и тайком от кроткого мужа: в первый раз она поехала в маскарад.86 Дело в том, что Сергей Сергеич Лихутин строго- настрого запретил ей бывать в маскарадах. Странный был: эполетом, шпагою, офицерскою честью дорожил (не бурбон ли?).Кротость кротостью... вплоть до пунктика, до офиИз числа посетителей Софьи Петровны, из гостей так сказать, толковавших о революции — эволюции, был один почтенный газетный сотрудник: Нейнтельпфайн; черный, сморщенный, с носом, загнутым сверху вниз, и с бородкой, загнутой в обратную сторону. Софья ПеВот тогда-то Софья Петровна Лихутина и рассказала верному Нейнтельпфайну о загадочном происшествии, ну, конечно, спрятав все нити; маленький Нейнтельп- файн, почтенный сотрудник газеты, получал пятак за строку: с той поры и пошло, и пошло, что ни день — в «Дневнике происшествий» заметка; красное домино, да красное домино!О домино рассуждали, волновались ужасно и спори