Название книги | Пакт |
Автор | Дашкова |
Год публикации | 2022 |
Издательство | АСТ |
Раздел каталога | Историческая и приключенческая литература (ID = 163) |
Серия книги | Полина Дашкова — лучшая среди лучших |
ISBN | 978-5-17-152385-5 |
EAN13 | 9785171523855 |
Артикул | P_9785171523855 |
Количество страниц | 512 |
Тип переплета | мяг. |
Формат | - |
Вес, г | 1440 |
Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
ДашковаПредставляем романы Полины ДашковойВечная ночьГорлов тупик Золотой песокИсточник счастья. Книга первая.Источник счастья.Книга вторая. М181епшп Тгетепскпп. Тайна, приводящая в трепетИсточник счастья.Книга третья. Небо над бездной Кровь нерожденных Легкие шаги безумияМесто под солнцем Никто не заплачет Образ врага Пакт ПитомникПризСоотношение силТочка невозвратаХерувим Марионетка Чувство реальности Эфирное время■уж ПОЛИНАДашковаИздательство АСТ МоскваУДК 821.161.1-312.4ББК 84(2Рос=Рус)6-44Д21Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.Художественное оформление серии — Андрей ФерезДашкова, Полина Викторовна.Д21 Пакт: [роман] / Полина Дашкова. — Москва : Изда978-5-17-152385-5Действие романа происходит накануне Второй Мировой войны. В Москве сотрудник «Особого сектора» при ЦК ВКП(б), спец- референт по Германии Илья Крылов составляет информационные сводки для Сталина. В Берлине журналистка Габриэль Дильс работаУДК 821.161.1-312.4ББК 84(2Рос=Рус)6-4418ВХ 978-5-17-152385-5© Дашкова П.В.© ООО «Издательство АСТ», 2023«После победы над Россией надо поАдольф Гитлер (из застольных разговоров)Глава перваяНа Пресне прозвенел последний трамвай, потом где-то за оградой парка хриплый шальной тенор запел «Марусечку».— Моя Марусечка, моя ты куколка, моя Марусечка, моя ты душенька, — пение прерывалось пьяным хохотом, визгом, за— Моя Марусечка, а жить так хочется, я весь горю, тра-ля- ля, будь моей женой, — подхватил Крылов комическим басом.Маша стянула зубами варежку, поправила выбившуюся из- под шапочки прядь, раскинула руки и, мягко оттолкнувшись, закрутилась на правой ноге, сначала медленно, потом быстрее. Лед приятно шуршал под коньком, мелькали фонари, деревья, рваное кружево веток. Крупные снежинки щекотно таяли на лиКрылов, продолжая петь, разогнался на своих новеньких норвежских гагах, описал круг, подлетел к Маше так резко, что едва не сшиб ее на лед, но удержал, обхватил руками, приподнял носом край шапочки над ухом и прошептал:— Ну, Марусечка, ты будешь моей женой?Она вздрогнула и подумала: «Только не ври себе, что не жда— Двадцать восемь, — пробормотала она и слизнула с губ снежинки.— Что?В призрачном фонарном свете его узкие карие глаза казались совершенно черными, матовыми, без блеска.— Двадцать восемь фуэте, — спокойно объяснила Маша. — Если бы не вы, получилось бы больше. Лепешинская крутит без остановки шестьдесят четыре.— Стахановские рекорды в балете, — он усмехнулся.«Пошутил, конечно, пошутил, — решила Маша, — всего лишь повторил слова глупой песенки».— Я не шучу, — он стиснул ее, стал целовать мокрое от снеГолоса за оградой затихли. Между чернильными тучами мелькнул жемчужный лунный диск. Совсем близко проехал ав— Ничего больше говорить не буду, ты сама чувствуешь, как я тебя... Нет, глупости, не нужно, слова только все портят.Крылов был такой горячий, что Маше стало жарко. А потом опять зазнобило. С ним, правда, не требовалось никаких слов, он видел ее насквозь, читал ее мысли.— Мне пора домой. — прошептала она. — У меня завтра в девять репетиция. Пустите.— Поцелуемся на брудершафт, перейдем на «ты».— Хорошо, я попробую. Ты. Нет, Илья Петрович, я пока не могу.— Почему?— Не знаю. Не могу, и все.— А замуж за меня выйдешь?Маша не успела ответить, он опять зажал ей рот долгим поцелуем.— Грохнемся сейчас на лед, — пробормотала она, оторвав— Что?— Как будто специально учились.— Учился, да, много тренировался, чтобы не оплошать, ког— Вы бабник?— Еще какой! Разве не видно?Она уже ни о чем не думала, не боялась упасть. В голове у нее упрямо звучали слова Карла Рихардовича: «Это неплохой вариант, Машенька, во всяком случае, надежный».Карл Рихардович Штерн, сосед, старый мудрый доктор, отОн приходил к Карлу Рихардовичу довольно часто, иногда они вместе отправлялись куда-то, иногда сидели долго в комнате старика. С Машей Крылов приветливо здоровался, встречаясь в коридоре. Однажды столкнулись рано утром на кухне. Крылов по-хозяйски заваривал чай и нарезал сыр у столика Карла Рихардовича.— Маша, позавтракаете с нами? — спросил он и тут же поНикого, кроме них троих, в квартире не было. Отец Маши уехал в очередную командировку в Сибирь, на строительство авиационного завода. Мама дежурила сутки в больнице. Млад— Спасибо, я обычно завтракаю в театре, — сказала Маша.— Да, я знаю, вас там неплохо кормят, — кивнул Крылов. — Но сегодня можно сделать исключение.Он почти не смотрел на нее, когда разговаривал, но тут вдруг взглянул прямо в глаза. Под его взглядом Маше почему-то заЕго военная выправка бросалась в глаза так же, как ее баОднажды она решилась спросить Карла Рихардовича, где служит Крылов. Старик выразительно поднял глаза к потолку, потом отрицательно помотал головой и слегка улыбнулся.Не сказав ни слова, доктор Штерн умудрился кое-что объОна облегченно вздохнула. Если бы он там служил, она ни за что не пошла бы с ним ночью на каток.— Видишь ли, у меня очень мало свободного времени, его пракОни подъехали к скамейке у ограды, Маша села, вытянула ноги, смотрела на Крылова снизу вверх и думала: «В сущности, совершенно чужой человек, но меня к нему тянет очень сильно. Никогда ни к кому так не тянуло. От двадцати восьми фуэте гоКрылов опустился на корточки, заглянул под скамейку и ти— Вот здорово! Сперли!— Что?— Обувку нашу сперли.— Ой, мамочки, новые ботинки, теплые, удобные, а других- то нет, — всполошилась Маша. — Как же теперь быть? Ночь, трамваи уже не ходят.— Придется ковылять на коньках.— До Мещанской далеко ужасно, я могу упасть, ногу под— Буду держать тебя крепко, со мной не упадешь, не бойся. Доберемся.Его бодрый голос и улыбка сразу успокоили Машу. «Что я хнычу? Конечно, доберемся!»Она загадала: если в ближайшие полчаса еще раз поцелует, значит, все серьезно и это ее судьба.Ворота парка были заперты. Коньки пришлось снять, кинуть наружу через прутья ограды. Крылов перелез первым, стоя на снегу в носках, поймал Машу на руки, прежде чем опустить на землю, поцеловал в губы таким долгим, замысловатым поПо тротуару, покрытому коркой льда, передвигаться на коньУлицы были пустынны, спокойны, Маша с веселым удивлеНа площади у витрины большого универмага стояла молчаМаше стало жаль их. Что у них в головах? Отрезы ситца, пальтовый драп, будильники, галоши, кальсоны, фуфайки. Не понимают, как прекрасна и загадочна жизнь, тонут в своих обыУ магазина обычно дежурила малая часть. Остальные пряПравда, ведь невозможно представить в такой очереди папу, маму, Карла Рихардовича или вот Крылова.Маша взглянула на него, почувствовала сквозь варежку тепОчередь вдруг заволновалась, рассыпалась, люди побежали. Совсем близко послышался цокот копыт. Через минуту у витри«Ага, значит, опять вышел указ бороться с очередями, — доИ снова зашуршали мыслишки о ботинках, следом, как таУ Маши имелось старое проверенное лекарство от гадких мыслей и дурных снов. Короткие стихи, три-четыре строчки. Она никогда их не записывала, никому не читала. Собственно, стихами это назвать нельзя было, она их даже не сочиняла, они сами выпрыгивали непонятно откуда.Ах, как хочется жить понарошку, Чтоб тебя, беззащитную крошку, Кто-то за руку вел в темноте.Маше захотелось повторить это вслух, но к «темноте» не наКрылов окликнул милиционеров, они остановились, нехотя развернули лошадей. Маша осталась стоять, Крылов приблизилМаша с детства мечтала проехать верхом по ночной Москве и не поверила такому счастью. Крылов подсадил ее. Она, стараПахло снегом, овчиной, лошадью, мимо плыли, покачивались в ритме легкой рысцы, знакомые улицы, дома с темными окнами. Люди спали и представить не могли, как прекрасна эта ночь. «Вот теперь я точно знаю, что он любит меня, потому что я его люблю, — думала Маша. — И как это раньше я жила без него? Конечно, мы поженимся, иначе я просто умру».До Мещанской доехали быстро, слишком быстро. МилициВозле подъезда стоял небольшой крытый грузовик. Маша застыла, рубашка под свитером мгновенно стала мокрой, и все внутри задрожало. Во двор выходили два окна их комнаты на чет— Нет, не к вам, не бойся, — прошептал Крылов.Светились два окна на пятом.— Не к нам, — эхом отозвалась Маша, — к Ведерниковым.Илья мягко потянул ее в сторону, к заснеженным кустам у забора. Там было совсем темно. Маша без слов поняла: лучше пока не входить в подъезд, переждать, когда выведут и увезут.— Ты их знаешь? — спросил Илья.— Конечно. Петр Яковлевич, инженер-транспортник, На— Никогда не задавай этого вопроса, — Илья обнял ее, сжал так сильно, что Маша чуть не задохнулась. — Никому, даже самой себе, не задавай этого вопроса.— Почему?— Потому! Все, молчи.Заурчал мотор «воронка», мужской голос вполне мирно, сонно произнес:— Давай, давай, не задерживайся.В тусклом свете фонаря над подъездом Маша разглядела несколько силуэтов, узнала сутулую грузную фигуру верхнего соседа Петра Яковлевича. Он остановился, повернулся. Лицо казалось размытым белом пятном, очки блеснули, рот открылся. Его подтолкнули к машине. Он неловко взобрался в кузов. И тут двор пронзил жуткий крик:— Папа! — Из подъезда выскочила Соня, растрепанная, в халате поверх ночной рубашки, в тапках, бросилась по снегу к кузову.— Не дергайся! — прошептал Маше на ухо Крылов.— Отпустите папу, пожалуйста! Он ответственный работНикто не обратил на Соню внимания, словно она была бесСоня Ведерникова стояла у подъезда, не шевелилась. Ветер трепал полы байкового халата. Маша попыталась высвободить— Надо проводить ее домой! — упрямо забормотала Ма— Не подходи к ней.Соня сгорбилась, стала такой же сутулой, как ее папа, мед— И не вздумай подниматься к ним, — шептал Маше на ухо Крылов.— В прошлое воскресенье был день рождения бабушки, Лидии Тихоновны, я заходила поздравить, мы вместе пили чай, они хорошие, честные люди. Петр Яковлевич воевал в гражданжем, Ленина знала еще в эмиграции, Наталья Игоревна секретарь парткома, Соня общественница, активная комсомолка...Крылов прервал Машино бормотание очередным поцелуем, потом взял ее под локоть, они на своих коньках заковыляли к подъезду.Маша отчетливо вспомнила воскресное чаепитие у ВедерниВот они едят и пьют, А потом их всех убьют.Он выскочил как черт из табакерки, и Маша тогда ужасно разозлилась на себя. Теперь стало совсем страшно, получалось, она своим дурацким стишком как будто накликала беду.— Ты поняла меня? — спросил Илья, когда поднялись наГолос Крылова показался чужим, наждачно жестким. Маша звякнула ключами, нарочно громко, чтобы не слышать его слов, но, конечно, услышала и подумала: «Ужасные слова, жестокие, несправедливые. Как он может?»Стоило открыть дверь квартиры, сразу стало легко, спокойоценивали члены Политбюро в полном составе, нюхали, обсуж«Почему мне это сразу в голову не пришло?» — сонно поИлья остался ночевать у Карла Рихардовича. Они с Машей поцеловались в коридоре, пожелали друг другу спокойной ночи. Маша быстро умылась, почистила зубы, прошмыгнула к себе.Семья занимала одну большую комнату, разделенную на две фанерной перегородкой. Маша поцеловала спящих родителей. Папа похрапывал, не проснулся. Мама, не открывая глаз, про— Так поздно... Мы волновались.Мгновенно возник в голове очередной стишок:Проезжай своей дорогой,Ворон, лютая беда,Маму с папой ты не трогай, Черный ворон, никогда.Брат в темноте сел на кровати, громко произнес:— Машка!— Тихо, тихо, спи.— Сплю! — Вася улегся, завертелся, заскрипел пружинами.В окно смотрела ослепительная ледяная луна. Маша залезла под одеяло, подумала, что Петра Яковлевича обязательно отпувспоминать каждое его слово, дыхание, шепот, поцелуи, иней на ветках, шорох коньков, свои двадцать восемь фуэте на льду.— Спокойной ночи, — пробормотала она сквозь долгий зевок, обращаясь к луне. — Он очень сильно меня любит, по* * *Карл Рихардович ничуть не удивился, обнаружив утром за ширмой на диване спящего Илью. Диван был короток, Илья спал, неудобно поджав ноги, одетый, в брюках и в джемпере. Под головой сплющеная, как блин, подушка-думка. Доктор тронул его плечо.— Илья, десятый час, вставай.Крылов мгновенно открыл глаза, сел.— А? Доброе утро. Удивительно сладко тут у вас спится, доктор, — он пружинисто спрыгнул на пол, стянул через голову джемпер вместе с рубашкой, остался в голубой майке.Невысокий, крепкий, широкоплечий, он излучал живое здоДоктор давно догадался, в чем секрет. В психологии есть такое понятие — эмпатия. На бытовом уровне — это способность к со