j
Название книги | Грехи и мифы Патриарших прудов /м/ |
Автор | Степанова |
Год публикации | 2022 |
Издательство | Эксмо |
Раздел каталога | Резерв (ID = 194) |
Серия книги | мСтоличный детектив |
ISBN | 978-5-04-165388-0 |
EAN13 | 9785041653880 |
Артикул | P_9785041653880 |
Количество страниц | 384 |
Тип переплета | мяг. |
Формат | - |
Вес, г | 1120 |
Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
сдСТОЛИЧНЫЙ ДЕТЕКТИВДЕТЕКТИВНЫЕ ИНТРИГИ И КРИМИНАЛЬНЫЕ СЕКРЕТЫ МОСКОВСКОЙ ЖИЗНИ В ОСТРОСЮЖЕТНЫХ РОМАНАХ ИЗ СЕРИИ «СТОЛИЧНЫЙ ДЕТЕКТИВ»ТАТЬЯНА СТЕПАНОВАГРЕХИ и МИФЫ ПАТРИАРШИХ ПРУДОВ<5*МОСКВА 2022УДК 821.161.1-312.4ББК 84(2Рос=Рус)6-44С79ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ К НАМ!МЫ В СОЦСЕТЯХ: млллм.екзто.ги С угтнгеЛсНопРедактор серии А. Антонова Литературный редактор Ольга Рубле Оформление серии С. КурбатоваСтепанова, Татьяна Юрьевна.С79 Грехи и мифы Патриарших прудов : роман / Татьяна Степанова. — Москва : Эксмо, 2022. — 384 с. — (Столичный детектив).18ВК 978-5-04-165388-0За свою многолетнюю службу в пресс-центре ГУВД Екатерина Петровская привыкла ко многому. Но ее, как и шефа криминального отдела полиции полковника ГущиУДК 821.161.1-312.4ББК 84(2Рос=Рус)6-44© Степанова Т.Ю., 2022© Оформление. ООО «Издательство18ВМ 978-5-04-165388-0Глава 1ПЯТЬ ОРГАНОВ ЧУВСТВ - МИНУС ВСЕДоктор сказал, что помочь стимулировать память поЯ загибаю пальцы: зрение, слух, обоняние, осязание, вкус. Доктор особо выделил обоняние и слух. Начал задаЯ сказала, что не слышала ничего. И не слышу до сих пор. То есть слух мой не пострадал, и доктор это отличОбоняние... И снова доктор очень настойчив. Он сноНичем, милый доктор.Очень интеллигентный, весьма воспитанный, с хоОн снова задает свои настойчивые вопросы, перечисЗапах травы? Хвои? Цветов? Влажной листвы? Это же было лето — теплое дождливое лето. Может быть, пахло бензином? Гарью? Асфальтом? Деревом? Железом?Духами? Одеколоном? Потом? Табаком?Он не продолжает. Он ждет, склонив голову набок, что я отвечу Я говорю за него, заканчивая список плохих заНичем, ничем не пахло.Нос мой словно заложило.Я и до сих пор чувствую запахи, лишь поднося пахуА тогда вокруг меня пахло ничем.Доктор не упоминает запаха крови. Не упоминаю его и я.Хотя, говорят, крови было много.Но я не помню.Никаких запахов я не ощущала. Я не помню запахов. И когда чувствую их сейчас — никаких ассоциаций. НиПамять моя пуста.Зрение как стимул вообще отпадает. Мне показывали фотографии той дороги в лесу Приходили в больницу люди из полиции. И показывали мне фотографии, сняНу, после всего...Говорили — взгляните, может, вспомните что-то? Вы ведь там шли.Я шла?Там?!б Осязание... С этим сложнее. Потому что я...Нет, я не помню, что ощущали рецепторы моей кожи — холод, жар, влагу. Этого я не помню совсем.Но когда осязание сопряжено со вкусом...Вкус...Я высовываю кончик языка, совсем как змея, пробуВкус...Кончик языка свербит и чешется. Но я не помню ничего.Точнее, я не могу описать это словами. У меня не хваДоктор, когда я это ему сказала, снова предложил прибегнуть к помощи ассоциаций и метафор. На что это было похоже?Вкус чего?Что всплывает в памяти, когда вы — вот как сейчас, полуоткрыв рот, — прикусываете кончик языка зубами?Что приходит на ум? Какой вкус? Вкус чего?Мифы, доктор...Я вспоминаю мифы. То, что я учила когда-то.Какие мифы? Да разные. Вкус... вкус... вкус...Яблоки Гесперид... Золотые, большие. У них медоЯблоко Париса — оно кислое на вкус. Зеленое, с острой кислинкой, крупное. Похожее на те, что продают во всех супермаркетах.Вкус кислоты... нет... вкус меда...Гиметский мед — тот, знаменитый, с горы Гимет. ТемНет, нет, конечно нет...Амброзия — пища богов. Вкус ее... жалок.Это был лишь жидкий ячменный отвар, сдоГранат... зерна... Еда Персефоны. Острый кисло-сладЯзык свербит...Но нет, не то. Ломака и притворщица Персефона в чем-то и точно как я. Маменькина дочка. И пережить ей пришлось немало. Спуститься туда... в царство мертвых, как и мне. И вернуться оттуда назад.Но и это сравнение ложно. Это не вкус зерен граната.Вкус молока козы Амалфеи с Крита...Козье молоко. Я вообще не знаю его вкуса. Я никогда не пью молока — ни коровьего, ни козьего.Вкус того, что ели Лотофаги... Говорят, они копались в иле и ели корни лотоса. Ну совсем как вьетнамцы!Но это не вкус азиатской кухни.Снова мимо.То, что лопал Одиссей на пиру у Цирцеи, — сыр, жаНет. Не то.Вкус соуса Гарум, что так любили в Риме. Он же воНо в Риме это ели.Устричный соус?Соевый соус?Нет, не тот это вкус.Это не сладкое и не соленое.Не кислое.Терпкое, да...Так что кончик моего высунутого языка горит как в огне.Я прикусываю язык зубами до боли.В глазах доктора мелькает тревога. Он, похоже, что- то увидел на моем лице. Он мягко и очень настойчиво окликает меня. Я не отвечаю. Я давлю на кончик своего языка сильнее и сильнее.Доктор снова зовет меня по имени.8 И еще раз.И только тогда я реагирую. Я разжимаю зубы. Они так крепко стиснуты, что это дается мне с большим усилием.Кончик языка по-прежнему в огне. Там острая боль.В памяти моей по-прежнему ничего. Никаких воспоТам сплошная пустота.По лицу доктора я вижу, что он по-прежнему встревоОн испытал безотчетный приступ паники и страха на нашем сеансе.Что он подумал?Что я решила откусить свой собственный язык?И выплюнуть кровавый кусок моей плоти на этот девГлава 2ТОПОРЧто видели ангелы?Что-то или кого-то они точно видели. Но лица их остались невозмутимыми.Ангелы из белого гипса на своих невысоких постаА что видели цапли и журавли?Тоже вылепленные из гипса, раскрашенные водоКого или что видел нелепый гипсовый орел, взлетевЧто видела огромная гипсовая жаба, важно расплаЕсли жаба кого-то и видела, она не скажет, она проМожет, вся эта немая скульптурная нежить вообще ничего не успела заметить, потому что...Потому что нападение произошло молниеносно.Женщина успела лишь открыть входную дверь, как в лицо ей полетела тряпка, мокрая, пропитанная чем-то едким, резко пахучим — ацетоном или нашатырем.Один вдох и...Мокрая тряпка облепила голову и лицо, лишая возкрикнуть, но вместо крика из обожженного химическиА в следующую секунду в лицо женщины — в ее скуЭтот самый первый удар мог стать смертельным, но рука, сжимавшая ткань, приняла на себя всю его страшБезымянный и указательный пальцы — отрубленные, словно сухие хворостинки, — отлетели к стене.Женщина глухо и пронзительно закричала и упала наИ тут лезвие топора вонзилось ей в спину в области крестца.Кровь хлынула потоком на дощатый пол. Женщина все пыталась приподняться. В какой-то миг ей даже это удалось, но она тут же рухнула снова, увлекая за собой то, за что пыталась ухватиться здоровой рукой. Тяжелые предметы упали на пол, что-то разбилось, загрохотало. Она не видела ничего — ослепленная, сраженная болью, истекающая кровью, она хрипела, извиваясь на полуИ вот она почувствовала, как кто-то наступил ей на спину ногой, сильно прижимая ее к полу, не давая возЛезвие топора обрушилось снова. Она дернулась в агонии, и тот, кто убивал ее, промахнулся — метил удаОна уже не могла кричать. Горло заливало горячим.Она знала: это ее кровь.Она знала и то, что через секунду умрет.Топор обрушился ей на затылок, и черепная кость расПотом были слышны звуки новых и новых ударов — словно на деревянной колоде топором рубили мясную тушуЖенщина давно уже была мертва, но ее добивали и добивали, рубили, рассекали, словно страшась того, что искорка жизни все еще могла сохраниться в бездыханГлава 3НЕГЛУБОКАЯ МОГИЛАКатя — Екатерина Петровская, криминальный обоФразы, которые она от него услышала, казались ей непоследовательными и лишенными всякой логики. Сначала он сказал: Это дело мы никогда не раскроем. Это глухарь.А потом, когда они уже воочию увидели ту неглубокую могилу в перелеске у Калужского шоссе, он изрек: Это дело плохое, это дело совсем дрянь.Катя не помнила, чтобы полковник Федор Матвеевич Гущин — шеф криминального отдела — когда-либо преЛогики не наблюдалось и в других его словах в эту субботу.Катя встала в это утро очень рано. Давно хотела в свой законный выходной со вкусом, толком, расстановКатя оделась по-спортивному, обула новые кроссовДень выдался ясным и прохладным — середина октясипеде, просто прогуляться, обозревая и сам Нескучный, и Парк Горького в его новом облике.По мосту Катя поскакала как кузнечик — прытко и соОна отдышалась и легонько затрусила вперед, но не успела даже углубиться в парк, как зазвонил ее мобильКатя тогда подумала — не буду отвечать. Кто бы это ни был, не отвечу У меня выходной, я в парке, настроилась на пробежку, на горячий душ после, хороший завтрак и лень без конца и без края.Она достала телефон и глянула, что за номер, — полНе буду отвечать...Телефон все звонил, звал.Не стану...Не буду есть, не стану слушать... Подумала — и стала кушать.Она ответила.Гущин сказал, что на каком-то там километре КалужКатя хотела сказать — ну и ладно, бог с ним. Мало ли трупов и нераскрытых дел!Но Гущин ее удивил: «Вот когда я тебя с собой беру, мы все раскрываем. Такие дела распутываем!»Катя подумала: что это — комплимент ее уму, сообра— Я хочу, чтобы ты тоже поехала, — проговоточно особо не о чем. Тебе как репортеру это будет малоНу где логика, скажите? Где во всем этом логика?Катя подумала, сколько раз прежде она сама чуть ли не с боем добивалась, чтобы полковник Гущин брал ее — криминального обозревателя Пресс-центра — на места убийств. Сколько сил она положила на то, чтобы между ними возникло доверие.Случилось почти невозможное, такое редко бывает в реальной полицейской жизни между представителями разных служб: они не только стали доверять друг друИ вот шеф криминального отдела — вещь небывалая, неслыханная в полиции — стал порой сам (!) звонить ей — криминальному репортеру Пресс-центра — и приКатя надувалась от гордости, считая, что помогает ему в расследовании. А то! Но вот оказывается, что дело-то вовсе не в этом, не в ее способностях. А в том, что шеф криминального отдела, в общем-то, суеверен, как и большинство людей, часто имеющих дело с опасностью и смертью.Он внушил себе, будто Катя — нечто вроде счастлиКатя сказала, что она бегает в Нескучном и ей потреА что еще она могла ответить? Послать шефа кримиНу, съездит она, глянет на тот труп, на этот глухарь.Гущин сказал, что через час подъедет и заберет ее из дома.В эту субботу полковник вел служебный джип сам — его шофер приболел. И Катя видела, что давненько ГуКатя переоделась в сухое — спортивный костюм даже после столь недолгих физических упражнений промок от пота. Она успела принять горячий душ. Но совсем не стала пользоваться косметикой — никакой. Кто там ее станет разглядывать, в этом лесу у Калужского шоссе? Эксперты? Они сами небось с пятничного похмелья. На полковника Гущина Катя вообще внимания не обращала.Нет... Вот тут она сама с собой лукавила. После ИсГущин надел старую куртку, под этой старой курткой у него был старый костюм — чтобы не трепать новый по грязи в лесу. Он был чисто выбрит, и его глянцевая лысина блестела как зеркало.Пока они ехали ни шатко ни валко по Москве, по Профсоюзной улице, он помалкивал. Но где-то в районе метро «Калужская» вдруг многозначительно изрек:— Перхушкин тут на днях спрашивал меня о тебе. ИнКатя не сразу поняла, о ком речь. А, новый началь— Проявлял настойчивый интерес, — продолжил пол— Федор Матвеевич, я замужем.— Я так и сказал Перхушкину Упоминать не стал, что вы с мужем живете раздельно.Катя покосилась на Гущина. Кто бы говорил! Не далее как несколько лет назад главк потрясли сенсационные подробности личной жизни самого шефа криминальноСупруга Гущина метала громы и молнии, грозила раз— Я сказал Перхушкину, чтобы он о тебе и думать забыл.— Да, это вы ему хорошо сказали, Федор МатвееНеизвестно, что подумал при этом прыщавый вы— В одиночестве нет никакой пользы, — назидательно заметил Гущин. — Но каждый сам выбирает свой путь. Вы с мужем — люди молодые, вполне еще можете...— Вряд ли мы будем когда-то опять вместе, — сказала Катя. — Что-то не верится.— В общем, это ваше дело. Это не мое дело, — Гущин снова глянул на Катю. — А Перхушкин уж точно здесь третий... может, даже четвертый лишний.Катя покивала — скучно вам, Федор Матвеевич, неохота ехать в свой выходной по вызову на место обна16 Беседуя таким образом, они оказались там...Там, где все это и началось.Там, где не было уже места ни скуке, ни праздному люТам, где царил лишь страх.Хотя поначалу весь этот таинственный и жуткий кошВыйдя из машины, Катя в первую минуту увидела лишь хаос этого места. Калужское шоссе, некогда таГущину пришлось объехать огромный массив ХованИм пришлось обогнуть по кругу еще один поселок, расположенный чуть дальше от шоссе, — здесь, среди старых обветшалых дачных домов, высились новые особКатя увидела полицейские машины. Гущин останоСтоя на опушке этого клочка подмосковного леса, Катя огляделась по сторонам. От поселка их отделяло не более полукилометра. Еще ближе располагалось Кане встретишь, потому что подобная продвинутая «стеЗдания под офис-центры суперсовременной конИ вот эти чудесные стеклянные корабли сейчас выгляПозже Катя все вспоминала это место, полное почти физической боли изнасилованной стройкой земли. Это были идеальные декорации для Смерти. Для той неглубоТруп в лесу, как сообщил подошедший к полковнику Гущину оперативник, обнаружила собака. Ее хозяин отНогу в ботинке.— Он сразу позвонил в полицию. Мы приехали, — соГущин глянул на очевидца издалека, подходить не стал. Катя подозревала — потому что рядом маячила эта псина. Не какой-то там домашний любимец — ретривер или мопс, даже не овчарка — огромный черный масти- но-наполитано. Зверюга устрашающего вида с 18 морщинистой мордой, заляпанной слюной иприставшей к ней хвоей и грязью, и налитыми кровью глазами навыкате.Неудивительно, что с таким чудовищем его хозяин уходил гулять в лес, подальше от поселка. Пес скалил зубы и глухо рычал на полицейских.Полковник Гущин попросил, чтобы с очевидца сняли показания по форме и отпустили восвояси — вид пса его нервировал.Оперативник повел их в заросли.То, что им предстояло увидеть, находилось в небольКатя снова оглянулась назад — отсюда Калужское шоссе не видно. Кругом кусты. Здесь очень компактное, замкнутое, закрытое пространство.— Неглубокая могила, — сказал оперативник. — ВосСейчас, когда лесная могила была вскрыта полицией, Катя тоже ощутила этот запах. Его ни с чем не спутаешь. Запах разложения.Что-то синее... Типа клеенки или пластиковой шторы для душа — там, в этой рытвине.Эксперт-криминалист кивнул им и осторожно откиИ сразу что-то там побежало, поползло, извиваясь, корчась, пытаясь скрыться от света. Катя быстро отверЧерез несколько секунд она все же заставила себя посмотреть. Но широкая спина полковника Гущина заОсыпавшиеся стенки ямы. Желтая, измазанная чем- то бурым кость — позвоночный столб, торчащий из туловища. Дикое, нелепое зрелище — часть 19позвоночника, торчащая прямо из воротника грязной куртки серого цвета.Катя закрыла глаза. Глубоко вздохнула.Зачем Гущин привез меня сюда?Это был труп мужчины без головы и кистей рук. Из воротника куртки торчал острый фрагмент позвоночниСерая куртка не застегнута. Под ней — залитый кроКатя снова отвернулась.— Ни головы, ни рук. Мелкие осколки, фрагменты костей. Не пилой отчленяли, — полковник Гущин склоКатя отошла чуть подальше — запах гниения вы— Криминальные разборки? — спросила Катя по ре— Не знаю, — ответил Гущин. — Факт, что голову и кисти ему оттяпали чем-то не похожим на пилу. ВарварЭто он спросил у местного эксперта-криминалиста.— Вскрытие даст точный ответ. По моему мнению, судя по состоянию тела, не менее трех дней, — ответил тот. — Мы его на месте осматривать не будем, аккуратно извлечем и отправим патологоанатому. Состо- 20 яние трупа таково, что осмотр и исследованиенадо проводить комплексно, в прозекторской. Я созвоКатя поняла: состояние нашпигованного червями и жуками тела таково, что эксперт боится, что оно лопнет, расползется у него прямо в яме, если он будет его там ворочать, осматривать.Эксперт и оперативники начали доставать тело. Гу— Судя по всему, убили не здесь. Сюда привезли и по— Что-то я сомневаюсь, — ответил тот. — Они выГущин натянул резиновые перчатки и сам лично обы— Ничего. В карманах пусто — ни документов, ни бу— Федор Матвеевич, нет. Оставьте осмотр до лабораГущин сразу же отступился. Экспертов он всегда слушал.Пока тело очень осторожно, на брезенте, несли в вы— Сами видите, какой листопад, — оперативник поми. — Там, там и там зафиксировано нарушениеслоя листьев и перегноя, похоже на след волочения. Труп волокли до этого места на той самой синей шторе для душа, которой потом тело и накрыли при закапывании. Следов ног того, кто это сделал, на этой почве мы не нашли и не найдем. Следов машины нет. Его сюда во— Ясно, что не оттуда, — Гущин кивнул на заросли, за которыми гудело Калужское шоссе. — Скорее всего при— Почему ночью? — спросила Катя.— Риска меньше, — ответил Гущин. — Хотя сейчас темнеет уже рано. И я не думаю, что убийца местный.— Почему? — Катя уже заинтересовалась.— Местный нашел бы другое, гораздо более пригод— Значит ли это, что и убитый — тоже не здешний?Гущин глянул на нее. И она увидела на его лице — обычно бесстрастном, порой даже ленивом — тревогуОна никак не могла взять в толк, отчего полковник Гущин так встревожен. Мало ли было в его практике неопознанных тел? Мало ли трупов, лишенных головы и кистей? Криминальные разборки. Скорее всего это какой-то браток-уркаган. Свои же и прикончили. И сдеПечально, конечно, если это дело так и останется глуНо этот взгляд Гущина...— Федор Матвеевич, что с вами? — тихо спросила Катя. — Я же вижу — что-то не так. И вы... вы словно привидение увидели.Гущин лишь глянул на нее снова.— Посмотри на его раны. — Он наклонился к 22 ней близко, шепнул: — На кости рук. Он былеще жив, когда руки ему отрубали. Видишь, вся ткань куртки на рукавах и на полах пропитана кровью. Он был еще жив... Начали не с головы. Это дело плохое. Это дело совсем дрянь.Катя ощутила холодок, пробежавший у нее по спине.Почему-то она сразу в ту минуту поверила Гущину на слово.Но потом тут же усомнилась — нет, нет, такое уже быОна хотела сказать, что уж в морг, в прозекторскую, она ни за что не поедет! Пусть уж Гущин с Сиваковым там сами...Но что-то ее остановило.Катя впоследствии все думала: что же ее тогда останоНе испытывая любопытства, она все же хотела знать — что же так встревожило видавшего много чего плохого полковника Гущина. Она хотела выяснить, что же с этим неизвестным безголовым трупом не так.Глава 4МЫ ЖИВЕМ НА ПАТРИКАХ.ЭПИКУРЕЙЦЫРегина Кутайсова стояла у окна спальни и наблюдала редкое явление: над Патриаршим прудом, который упорВроде нет более тихого, стесненного со всех сторон доты! Ветер свистел и выл, трепал кроны парковых лип как мочало, сдувая с них желтые и багряные листья. Ветер вызывал на гладкой, зеленой, как бутылочное стекло, поверхности пруда не только обычную рябь, но даже маленькие волны, с тихим плеском набегавшие на выВдруг он внезапно стих, словно умер, словно канул на дно зеленого пруда, который в разные часы — дневные, ночные, утренние, вечерние — кажется разным, чуть ли не уменьшается и не увеличивается в своих размерах. Вот сейчас Регине Кутайсовой, рассматривавшей ПатриарВосемь утра. Суббота. Время для Патриарших мертПосле вечера и ночи пятницы, после пятничного загуИз окна спальни Регины — единственной комнаты — открывается великолепный вид на Патрики. Окна всех остальных комнат выходят в тесный двор — ухоженный, но все равно похожий на колодец.Квартира Регины угловая, она примыкает к соседнеДом красив и элегантен как принарядившийся черт. Но колер краски вызывает у впечатлительных людей дрожь. Кто додумался выкрасить такой импозантный дом в этот гнойно-розовый цвет, что наводит на мысль о зажившей после ожога коже? Или того хуже — 24 цвет дождевых червей, что в теплые деньки выползают на солнышко на аллеях сквера, окружающего пруд, полакомиться перегноем и палыми листьями?Да, тот самый дом, где бутик сексапильного белья «Агент Провокатор», где чудная французская кондитерБутик теперь закрыт, пустая витрина залеплена какой- то тканью. Однако это не нарушает импозантности роГлядя на этот дом, туристы и гости столицы как один восклицают: «На углу у Патриарших! Ну надо же!» Да, но вообще-то и нет. Это только для приезжих лохов. Дело в том, что у пруда — четыре угла. Помните, как в старой песенке про беспризорников? «У кошки четыре ноги... Тра-ля-ля, тру-ля-ля и... хвост. Но трогать ее не моги за ее малый рост!» По четырем углам пруда — угловые дома Патриков, и по Ермолаевскому переулку, и по Большому Патриаршему переулку, и по Малой Бронной — борются не на жизнь, а на смерть за это самое название: «На углу у Патриарших».И все правы, хотя все и недовольны. И серый дом, и грязно-белый дом с вынесенными по моде тридцатых годов шахтами лифта, прилепленными к стене, словно серая стальная гусеница, и желтый дом, и тот бывший доходный непонятного цвета, где ресторан «Фреш», обожаемый веганами и ботаниками. И новый дом с отО, по части народа! Регина присматривается из своего окна получше, щурит прекрасные серые глаза свои. У нее отличное зрение. В свои пятьдесят она отлично видит и вдаль, и вблизь, а если и нацепляет на нос стебные очки в оправе от Гуччи или Вивьен Вествуд, то это лишь для того, чтобы порой скрыть под глазами темные тени от бессонной ночи. Никто из самых при- 25дирчивых критиков не дает ей в ее полные пятьдесят наДа, по части народа. Народ уже тут как тут! Это в четверть-то девятого утра! Регина из окна видит, как по аллее сквера уже чешут первые зеваки. Это Замкадье прислало своих гонцов, не иначе!Регина сама в оны еще времена наблюдала, возвращаИз зева метро «Маяковская» в выходной, словно пчеПолучив совет-указание, они поворачиваются и рыРегина всегда считала, что это и есть подвиг народмолаевскому, по Козихинскому переулку, выбивая из ног глухоту, глазея, познавая этот новый столичный мир. И один-единственный раз за весь выходной позволяя себе поесть, потому что денег все же в обрез. А цены в местных заведениях кусаются.А что вы хотите? Кризис. Нет, как сейчас дипломаНо это так... шшшшшшшш! Это строго между нами. Сейчас ведь вообще ни о чем таком не принято говорить с посторонними. Здесь, на Патриках, от таких вредных разговоров всегда уклонялись — и в двадцатых, и в тридО таких вещах с Региной говорит из всех здешних соПервые утренние зеваки-замкадыши — это муравьи- труженики. Они совсем не похожи на тех беззаботных столичных стрекоз — пьяниц и плясуний, что стекаютЗеваки, которых наблюдала из окна Регина, шествоу турникета. И главное — куда откатилась голова, отчеОх уж эти зеваки... Регина не отрывала от них глаз, вспоминая и себя, когда они с мужем Платоном — ныне бывшим супругом — двадцать лет назад купили по веОна тоже в первый свой год здесь, на Патриках, все пыталась для себя понять, где была та скамейка и где турникет. А когда представила, ее ужас охватил. Чертов трамвай ведь тогда заворачивал прямо с Ермолаевского. А это значит, что он проезжал по узким переулкам и улиТрамвай под самыми окнами Патрики, Ермолаевский и Малая Бронная, к счастью, изжили, самоликвидиро- вали. Причем давным-давно. Здесь, на Патриках, тихой сапой всегда умели соблюсти собственный интерес. Вот на Чистых прудах, где, между прочим, квартиры тоже ой какие дорогие, там до сих пор грохочут, ползают уродлиА на Патриках — нет!Регина услышала какой-то шум за спиной. Оторвалась на мгновение от окна. Дверь ее спальни распахнута — за ней анфилада комнат, превращенных в единое пространСтаршая дочь в ночной рубашке, своей нелепой изуРегина проводила ее взглядом.Как она ходит, ее дочь... ее старшая дочь?..28И как ходила раньше. И дело не только в походке и увечьях.Дело еще в том, что...Регина снова отвернулась к окну Нет, не надо с утра это поднимать со дна своего сердца. Это и так ежемиВсе, что связано с ее старшей дочерью и ее судьбой.Сейчас, встав с постели — что-то ведь ее разбудило, ветер, наверное, этот ветер, такой нежданный, невиЭто ведь новая жизнь для нее, для Регины. После разМуж оставил за собой их большой особняк на Новой Риге. Там сейчас новая хозяйка, его молодая жена. И там живут другие дети — сын и младшая дочь.Хотя это последнее ничего не значит. И сын, и младДля них, ее младших детей, Патрики — родные меКогда они всей семьей переехали на НовуюРигу, в большой, со вкусом отстроенный особ- 29няк, школу пришлось, увы, сменить. И Регина всегда жалела об этом.Но их младшая дочь — общая их дочь с мужем ПлатоВсе, кто родился здесь и прожил достаточно долго, — эпикурейцы. Так думала Регина. Здесь, в воздухе над этим ленивым прудом, над улочками и переулками, разлит этакий вирус эпикурейства. Особого взгляда на жизнь.Однако во времена великой депрессии, апатии и странного безразличия ко всему, окутавшему Москву в последние годы, даже завзятым эпикурейцам приходится несладко.Сколько тут всего было, на Патриках, и сколько позаНо кое-что сохранилось и до сих пор бурлит, хотя бурВ баре «Клава» по вечерам по-прежнему битком. Там изо всех сил пытаются изобразить веселье. Народ клуВ корейском баре «Киану» тоже пьют и изо всех сил стараются окунуться, как в омут, в веселье. И в «Хлебе и вине», и в новом пабе, что на углу Большого ПатриаршеРаньше бар «Клава» посещали колоритнейшие дамы — в пальто от Дольче и Габбана с леопардовым принтом, с сумками из крокодиловой кожи, 30 некоторые даже с махонькими песиками насгибе локтя. Они приезжали на Малую Бронную в сверЛимузины уезжали. Колоритные дамы делали поИ это все куда-то пропало.Сказать честно, Регина Кутайсова не очень об этом жалела.Она сожалела о другом: в некоторых пабах стали нещадно добавлять в коктейли водку. Потому что блаРегина не могла сказать, что после трагедии со старНет, она все еще очень следила за собой. Это докаНо выпить порой тянуло. И переизбытка водки в кокРегина снова прищурилась, наблюдая пруд и аллею сквера. А это уже не зеваки-туристы. Это две местные достопримечательности — Хромая Марго и Лысая ЗоДве старые как мир проститутки, уличные, работающие на Патриках с незапамятных вре- 31мен. Им наверняка уже тоже по полтиннику, но у них все еще есть клиенты.Обе модельного, почти баскетбольного роста, их сразу увидишь в любой толпе. Утро... Их ночная смена законС бодуна обе, и Хромая Марго и Лысая Золушка, буРегина следила за ними взглядом. Хромая Марго не хромает. Она прозвана так потому, что однажды у нее просто отломился высоченный каблук у замшевого ботЛысая Золушка, по слухам, которые так любят ПатриВот эти две старые курвы плывут себе, грациозно поА ее дочь не может вот так грациозно...И перепихнуться ей, видимо, тоже уже не суждено.И дети... Детей у нее никогда не будет.Ее прекрасная старшая дочь стала такой, что теперь ни один мужчина... ни один парень из их круга не стаИ что же, всему этому так и придется остаться вот так, без уплаты по всем счетам?Регина Кутайсова обернулась. Она почувствовала, что ее дочь рядом. Что, пока она медитировала, наблюдала утреннюю жизнь у пруда, дочь, закончив свои 32стояла, опершись спиной о дверной косяк, и наблюдала за ней, своей матерью.— Что, Ло? — мягко спросила Регина. — Еще рано, поспала бы ты.— Мама, почему у тебя так блестят глаза? — спросила дочь.— Блестят? У меня?— Блестят как у хищника, — ответила дочь.Регина не ответила. Дочь порой говорит странные вещи. Но в наблюдательности ей тоже не откажешь. А вот с другими вещами у нее полная катастрофа.Когда Регина снова обернулась, анфилада за ее спиРегина подумала: несмотря на свое увечье и неуклюИ глаза ее тоже блестят в сумраке утра, словно глаза дикой кошки.За окном, мимо пруда, мимо лип, мимо желтого реГде-то внизу хлопнула дверь подъезда — старуха в наНа Патриках все еще жили старики-пенсионеры — в основном из бывших работников ЦК и Совмина, осколки...И маленькие магазинчики в подвалах фешенебельных домов стали открывать все чаще — признак великой деРегина подумала, что в это субботнее утро неплохо бы встретиться с подругой.Ей отчего-то не хотелось в это утро оставаться наедине с дочерью в пустой огромной квартире. 33ЧТО ПОВЕДАЛ ТРУП— Состояние тела оставляет желать лучшего, — эксОни втроем стояли в прозекторской, возле покрытого нержавейкой стола со стоком. Все трое — как космонавНе хотела она ехать в морг! Да Гущин и не просил ее. То есть она собиралась, но планировала, по обыкновеНо когда они приехали туда с Гущиным, когда санитаКраше в гроб кладут!Гущин не выносил вскрытий. По долгу службы он обязан был присутствовать в прозекторской, однако даВот и сейчас Гущин был бледен как мел, решителен и одновременно странно робок. Он топтался на пороге кабинета, где патологоанатомы одевались в специальные костюмы.— Ну да, ну да... сейчас... сейчас.. я только...Кате стало жаль полковника Гущина. Она все никак не могла забыть их прошлое дело, когда он так 34 героически спас ребенка, когда не колебался нисекунды, а сейчас делал над собой явное усилие, чтобы не потерять лицо перед Сиваковым.— Ладно, пойдемте вместе, Федор Матвеевич, — опрометчиво сказала она, желая его подбодрить.И тут же пожалела об этом.А стоя в прозекторской возле стола с телом, ощущая эту вонь, несмотря на ментоловые усы из мази на верхней губе, она пожалела стократ!Ей показалось, что, когда она сказала, что пойдет с ним туда, в глазах Гущина мелькнула искорка. И тут же он еще больше побледнел.— Какова давность смерти? — спросил он глухо из- под своей прозрачной маски.— Три-четыре дня. Консистенция кожных покровов рыхлая, — Сиваков все тыкал несчастное тело.А затем взял огромные, страшного вида хирургические ножницы и начал осторожно обрезать одежду — куртку, свитер, футболку, спущенные до лодыжек трусы и брюки.Слипшуюся, грязную, окровавленную одежду он акКогда тело предстало в своей первозданной наготе, помощник Сивакова взял анализы крови.Сиваков низко наклонился и, чуть не касаясь маской ужасных кожных покровов, начал что-то рассматривать. Затем взял пинцет, начал собирать какие-то образцы из ран.Катя широко расставила ноги и изо всех сил уперлась в мраморный пол прозекторской. Ничего такого еще не произошло, а ей уже дурно.Она покосилась на полковника Гущина. Тот неотрыв— Мужчина, европейской внешности, возраст от со«Головы-то нет. Как он узнал, что рыжий?» — поду— Веснушки на коже груди, пигментация, рыжие волосы на ногах, светлые волосы в об- 35ласти лобка. Явно не брюнет, — Сиваков словно отклик— Я предположил, что его убили где-то в другом ме— Могли и в лесу, — ответил Сиваков. — Но раны могГущин тут же хотел звонить, дать ЦУ, чтобы местные оперативники повторно выехали в лес к шоссе и осмо— Что стало причиной смерти? — спросил он.— Не знаю пока, — ответил Сиваков. — Раны на руках и в области шеи рубленые. Много осколков костей. На— Раны на руках прижизненные, — сказал Гущин. — Он был еще жив, когда ему отрубили кисти, чтобы за— Это повреждение, — Сиваков указал пальцем на торВнезапно он обернулся к переговорнику и попросил: — Анализ крови как можно скорее чтобы был готов. — Алкоголь? Думаешь, был пьян? — спросил Гущин. — У него следы инъекций на плече, — Сиваков кивнул на тело. — Делали укол прямо через одежду И не в то место, куда обычно колются сами наркоманы.Катя ничего не различила в этом ужасе разложения. Никаких следов инъекций. Но Сивакову поверила.— Резать или сначала все вместе осмотрим одеж«Он над нами потешается, — подумала Катя. — Это при мертвом-то изуродованном теле! Думает, 36 если сейчас резать-вскрывать его начнет, мы сГущиным в обморок прямо здесь хлопнемся. Сначала я, потом он. Нет, сначала он, потом я».— Одежду, одежду давай, — неприлично торопливо попросил Гущин. — Я бегло куртку осмотрел — ни до— На пластике кредиток остаются хорошие отпечатки пальцев, — словно сожалея, сказал Сиваков и повернулОн медленно брал из контейнера фрагменты и расклаКуртка, свитер, футболка...— Одежда поношенная, но хорошего качества, — ска— Свитер корейский, мохер с синтетикой, — Сива— Татуировок нет, — заметил Гущин. — Ни одной. Не отпетый уголовник, однако все же был ранее судим.— А вот ботинки у него очень хорошие. Замшевые, — заметил Сиваков, извлекая из контейнера ботинок и внимательно его рассматривая. — Сорок третий размер. Ну правильно, мужик роста был выше среднего. Он не производит впечатление хилого и слабого.Он достал из контейнера окровавленные лоскуты тру— Взгляните на раны в области половых органов, — сказал он. — Ожоги в области лобка, мошонки. Исполь— Пытали? — еле слышно прошелестела Катя.— Вот именно. Интересно, что нам даст анализ кроПолковник Гущин тем временем извлек из контейне— В кармане что-то есть, — сказал он.Эксперт Сиваков снова вооружился ножницами и разКатя увидела что-то черное. Ей сначала показалось — это большой жук-трупоед, и она отшатнулась. Но затем морок рассеялся, и она увидела ключ и брелок.— Ключик, — Сиваков поддел все это пинцетом.Он поднял руку. Брелок покачивался. Матовая пласт— Федор Матвеевич, это же его вещи! — воскликнула Катя. — Он же за них брался руками!— Захоронение давностью три-четыре дня, сырость, загрязнение. Вряд ли что-то можно изъять с такого вещ— Федор Матвеевич, у него все забрали — мобильник, бумажник, документы, а про ключи в кармане забыли! — не унималась Катя.— На экспертизу Дактилоскопическую, — сказал Гу— На экспертизу. Дактилоскопическую — упаковать и отправить, — приказал Сиваков помощнику, передавая брелок. — Ну что, дорогие мои коллеги? Приступим? Я приступаю к вскрытию тела неизвестного мужчины возраста примерно сорока-сорока пяти лет, европейской внешности, умеренной упитанности, — забубнил он для записи на диктофон, одновременно выбирая на хирургиКогда он сделал первый разрез, Катя тихонько поВ коридоре за этими герметичными дверями она снаПропахший формалином воздух казался ей поч- 38 ти по-альпийски свежим.Полковник Гущин продержался на вскрытии ровно полчаса. Когда Сиваков что-то там начал пилить и изПомощник Сивакова по традиции тут же принес загоГущин нюхнул нашатырь.— Хочешь? — спросил он Катю, словно предлагая дозу бог весть какой наркоты.— Нет, — ответила она.Она не стерла свои белые ментоловые усы с верхней губы, так и сидела с ними. Оно вернее.Гущин тут же начал звонить и раздавать ЦУ — насчет осмотра территории леса со служебной собакой, насчет дактилоскопии с брелка сигнализации и насчет розыска бесхозной машины неизвестно какой марки.Оперативники сообщили последние новости. По сводкам из района, а также из соседних Щербинки и Троицка никаких сведений, звонков или заявлений о пропаже без вести мужчин за последние пять-шесть су— Если он уголовник, — сказала на это Катя, — то неудивительно.Сиваков истово трудился в прозекторской, бодро извещая Гущина и Катю о каждом своем действии по вскрытию безголового трупа.Они сидели и терпели, радуясь, что снова находятся по эту сторону прозрачного стекла.Через два часа явился эксперт из лаборатории.— У неизвестного алкоголя в крови нет, — сказал он Гущину. — Но кое-что другое мы обнаружили.— Что? — спросил Гущин.— Тиопентал натрия. Солидная доза.— Наркотик? — спросила Катя.Эксперт-гематолог лишь глянул на нее и зашел в проМЫ ЖИВЕМ НА ПАТРИКАХ.ГИПЕРБОРЕЙЦЫРегина Кутайсова больше часа занималась на велотреПо квартире с кухни полз запах жаркого. Дочь Реги— В кондитерскую со мной не заглянешь, Ло? — толь— Нет, — ответила Ло, проворно ковыляя по огромОгромный холодильник был забит мясом — отбив— Если Гаврюша с Гретой приедут, то прогуляйтесь, — сказала Регина, — день сегодня классный. Мы с Сусан— Развлекайся, мама. Если они приедут, мы управимся.Регина натянула узкие рваные джинсы, белые кросОна оглядела себя в зеркало — красота... Красота все еще с ней, она здесь, никуда не делась. Высокий рост, идеальная фигура, хрупкость, изящество. Эти огромные серые бездонные глаза. Красота... Всего в жизни она доНо прожив половину жизни, Регина неожиданно поАх нет, она поняла это давным-давно... Больше двадОна тогда уже поняла, что молодость выигрывает — когда тебе уже двадцать семь, алмазную корону королевы красоты получает та, которой восемнадцать.Сейчас ее старшей дочери Ло двадцать семь. А новой жене ее бывшего мужа Феодоре — двадцать шесть. МаРегина поднесла руку к глазам — нет, не надо, не надо снова об этом! Такое ветреное солнечное утро на родных Патриках... Она ведь проснулась с ощущением тоже преОна обвела глазами огромную квартиру — светлую, отделанную полированным деревом и античной штуКогда они в конце девяностых жили здесь, в этой большой квартире, всей семьей, она казалась тесной, несмотря на свои внушительные габариты. Или им только чудилось? Потому что они могли себепозволить такую квартиру и уже строили планы о строРегина никогда не делила детей на своих и... Ло была ее дочерью, Платон удочерил ее. Когда они встретиМаленький Гавриил сразу воспринял ее, Регину, как свою мать. Она помнила тот день, когда муж привез его насовсем. И двухлетний мальчик шагнул к ней, встречавА теперь дети выросли. Сын и младшая дочь остались жить в их большом доме на Новой Риге. А Ло — бедная, искалеченная, потерявшая память, потерявшая всю себя прежнюю, — Ло живет с ней.И не надо, не надо все это снова ворошить сейчас! Она ведь хотела просто прошвырнуться к подружке Сусанне в дом на углу Спиридоньевского переулка — здесь, в двух шагах, — и вытащить ее попить кофе в «лодырях».Регина спустилась на лифте и вышла из подъезда. Вид пустующего закутка, где обычно сидела консьержка, наКазалось бы, наоборот, то, что подъезд их дома 42 без присмотра, должно было вселять беспокойство. Но Регина отчего-то вздохнула с облегчением: пока в ТСЖ наймут нового работника, мы все здесь будем хоОна завернула за угол на Малую Бронную и оглянуПо Малой Бронной все еще сонно и лениво ползаРегина медленно направилась в сторону СпиридоОна вдруг подумала: четыре года у нее ни с кем не было секса! Четыре года она словно соломенная вдова или монашка. Месячные все еще приходили, и порой приливами накатывало возбуждение, она мастурбироС бывшим мужем Платоном они были вместе черт знает когда, потом она узнала, что он изменяет ей с Фес Ло — больницы, операции, врачи, полиция, психотеО себе она и думать забыла. На то, чтобы завести кого- то, хоть на час — молодого, жадного до плотских утех, — просто не было времени.Так что ариведерчи, трусики танго в витрине чудесПроходя мимо кафе «Донна Клара», Регина подумала, что, может, здесь они засядут с Сусанной. Сколько всего связано с этим старым кафе за эти двадцать лет! Но СуАйда к «лодырям»? Там хорошо, правда, дорого. Но там все еще европейский шик. Там можно почувствоНет, не лодыри. Мы эпикурейцы.Так думала Регина, заходя в знакомый двор дома своЭпикурейцы брели поодиночке и парами — все еще стильные, но уже слегка потрепанные, вели за руку детей. По велодорожкам ехали велосипедисты. И на сердце у Регины потеплело.Патрики все еще жили, они не умирали. Они предПроезжая по Москве на такси или на своей ма- 44 шине, которую она не слишком любила водить,Регина видела, что окружающий ее мир словно линяет. Будто мокрой тряпкой стираются прежние яркие краски.Огромное количество пустых заброшенных магазинов на Садовом кольце. Серые, слепые, пыльные витрины, лишившиеся даже объявлений об аренде. Квадратные километры пустующих помещений в прекрасных зданиТам, где прежде лепились вывески, реклама, где тесТакое же странное зрелище представляла собой улица Якиманка — начало Золотой мили в двух шагах от КремЗакрытые магазины, тротуары — чистые, ухоженные, но по которым никто, никто не ходит. Заброшенные офисы, возле которых не паркуются машины.А дальше пейзаж еще безотраднее: Болотная площадь и Дом на Набережной, лишившийся своей серой закопков, скрепленное окаменевшим вековым пометом «стаЭти огромные пустые городские пространства, коРегина невольно вспоминала девяностые и начало нулевых. Тогда жили тоже не слишком сладко, а порой и горько, но такой летаргии и безразличия, такой всеА сейчас на этих каменных, благоустроенных, вылоМожет, лишь в центре так? Может, окраины живут и торгуют? Но нет, и там летаргия, полумертвый сон равноИ лишь Патрики — логово бессмертных московских эпикурейцев — все еще боролись из последних сил с этой всеобъемлющей пустотой, с этой плотной паутиной без«Это потому, что эпикурейцы превращаются в гиперСусанна жила в столь же знаменитом доме, что и розовый дом Регины. Этот дом — на углу Спи- 46 ридоньевского и Малой Бронной, тот, где кафе«Донна Клара», бывший дом «нового соцбыта» — дом работников Госстраха.Сусанна так про себя и своих соседей и говорила: мы живем в «Страхе».Регина набрала знакомый код, вошла в подъезд и поднялась по лестнице. Эти знаменитые двустворчатые входные двери дома-«страха». Сусанна специально не стала их менять. Регина позвонила и заглянула в глазок камеры — это я.Дверь ей открыла Света — помощница Сусанны по хозяйству. Она обычно являлась дважды в неделю и делаСвета, женщина неопределенного возраста, была толНо тогда Регина с мужем наезжали в квартиру на ПаСусанна переманила консьержку Свету к себе в при— Доброе утро, — поздоровалась Регина. — Встала сама?— Встала, встала. — Сусанна возникла в холле за спи— Из ванной все свечки ваши повыкину, там огарки одни остались, — сказала домработница. Голос у нее был грудной, приятный.Сусанна покупала ароматические свечи в букруг ванны, видом схожей с небольшим, утопленным в полу бассейном.Регина окинула взглядом обиталище подруги. И, как всегда, восхитилась. Размерами квартира Сусанны в доме-«страхе» уступала квартире в розовом доме, но отХолл переходил в гостиную, за ним располагалась открытая кухня. И дальше — большая мастерская СуВ квартире делали грандиозный ремонт, возмущав— Мы живем в «Страхе», — говорила она. — И те, кто до нас, тоже жили в «Страхе». Вот посмотри, Региночка, в доме нашем шесть этажей. Знает наш дом каждый охлаРегина спрашивала, какая квартира принадлежит саСусанна на это отвечала, что нет. И квартира ее соции вместе за столом справлял, дарил их женам цветы, а потом сам же явился арестовывать и допрашивал лично, разбивая губы и носы наркомовские в кровь.— Оттого и свечи в ванной зажигаю, чтобы не утоРегина никогда не спорила и не возражала. Потому что если Сусанне начать возражать по поводу дислокаБудто бы — а это ведь было реальное уголовное дело в тридцатых — прадед Сусанны Ефим Папинака, продавец в мебельном магазине в Ермолаевском переулке, вместе с завмагом Студеницером были теми самыми потермагазинную кассу — около тысячи рублей. Более того, прадед Ефим Папинака был обнаружен в состоянии ка«Улавливаешь сходство?» — обычно спрашивала СуПо словам Сусанны, ее прадеда в мошенничестве и вранье никто не обвинил, более того, шайка гипнотизе— Прадеда моего Ефима Папинаку в тридцать седьСусанночка вообще любила это самое — поболтать, почесать языком. Она была маленькой и изящной. Во50Они оставили домработницу Свету убираться, а сами вышли на уголок Спиридоньевского переулка. Народа на Малой Бронной все прибавлялось. Вот уже целая экс— Мрак, — сказала Сусанна. — Вот за это ненавижу выходные. Здесь как на вокзале.Они дошли до французской кондитерской, открыли дверь, выкрашенную в нежно-салатовый цвет, прошли мимо сияющей витрины, кивнув девушкам-продавщи— Эпикурейцы, да? — усмехнулась Сусанна. — Жрать с утра жасминовые лепестки положено только эпикурей— Ты в театре, что ли, вчера была? Смотрю — дух бо— «День опричника» в Ленкоме. — Сусанна подняла большой палец. — Во! Сила. Вся Москва там. Билеты из рук рвут. А только и разговоров было — сколько спек— Мне Ло не хочется одну вечером оставлять, — ска— Как она?— Ты каждый день меня об этом спрашиваешь. Все так же.— А психотерапевт что говорит?— Никакого прогресса.— Как же никакого — она в первые дни вообще ничего не помнила! Ни отца не узнавала, ни брата с сестрой.— Меня она узнала. Но я ведь позже приехала. Ее уже из реанимации в палату перевели.— Дочь всегда мать узнает. — Сусанна положила свою руку на руку Регины. — А если гипноз попробовать?— Психотерапевт в гипноз не верит. Гипноз, говорит, это просто внушение. А что Ло внушать, если она ничего не помнит и до сих пор за все эти три года так и не вспом— Даже не верится, — сказала Сусанна.— Амнезия, — вздохнула Регина.— Но она же вспомнила свое детство, университет. Она же не сошла с ума!— Это меня и утешает.— А Гаврик с Гретой?— Они пытаются, как могут. Пытаются помочь ей. Но они просто парень и девчонка — младшие. Что они могут, когда у такой знаменитости, как этот наш доктор-псих, руки опускаются?— Это только в книжках психотерапевт может помочь вспомнить. Все это ерунда, вымысел, — Сусанна махнула рукой. — Я вот думаю порой о Ло, бедняжке — может, это и к лучшему, а?— Что она потеряла память?Сусанна глянула на Регину. На ее лице появилось странное выражение — сочувствие, жадный интерес и печаль.— Я вот много чего помню, — сказала она. — И что, я счастливее от этого? Дорого бы дала за то, чтобы кое-что напрочь забыть. И ты тоже, наверное.Регина кивнула. Да, ты права моя подруга... Память — это такая штука...— Конечно, хотелось бы нам всем знать, что 52 случилось три года назад, — продолжала Сусанна. — Но если это в принципе невозможно, то за— Он занят Феодорой. Сам на себя стал не похож, — заметила Регина.— Жена — молодуха. Видела его тут в ресторане с ней. Он что, бронзатом для загара пользуется или сам загорел где-то? Плейбой хренов, — Сусанна фыркнула. — Ох, дурак-дурак, на кого тебя променял!После кофе они, по обыкновению, заказали чай и маРегина наслаждалась сладким, откусывая от плоских разноцветных пирожных маленькие кусочки.Сусанна снова щебетала про гиперборейцев — мол, борцы с наступающей на горло свободе реакцией.За окном кондитерской медленно шествовали эпиРегина думала о своей старшей дочери и о памяти. Столько намешано всего, что... Может, и правда лучше попытаться вообще все забыть? Начать жизнь словно с чистого листа?Она внушала себе, что это возможно. А потом у нее появилось предчувствие, что нет... нет, нет, нет... СдеГлава 7ДВЕНАДЦАТЬ ТОЧЕКПолковник 1ущин и Катя терпеливо ждали возле пролось медленно. Нигде время столь не осязаемо, 53столь тягуче, словно смола, как в бюро судебно-медиНаконец Сиваков завершил свой труд.— Отчего он умер? — спросил Гущин, когда эксперт, переодевшись и отмывшись, вышел к ним.— От кровопотери. Я так думаю, я детально иссле— А что такое тиопентал натрия? — тут же спросила Катя. Она совсем как-то сникла, пала духом в этом кош— Тиопентал натрия меня удивил, — ответил Сива— Что это за дрянь? — тихо спросил Гущин.— Этот препарат применяют как средство наркоза при местном обезболивании. Но чаще его используют вете— Снотворное? — спросила Катя.— Нет, средство, расслабляющее мышцы, действу— Вырубон?— Вырубили, обездвижили, привели в беспомощное состояние мужика. И еще эти следы пыток на 54— А достать как его... этот тиопентал, легко? — спро— Нет, это строго регламентированный препарат, вне— Значит, убийца может иметь отношение к ветери— И к медицине тоже, хотя... Чего сейчас только за деньги не купишь! — Сиваков хмыкнул. — Мы проведем гистологию, заключение экспертизы направлю позже, обычным порядком. Устанавливайте личность убитого. Без этого все наши усилия бесплодны. Что там с отпеЭксперты-криминалисты пока молчали. И это не предвещало ничего хорошего, скорее всего, отпечатки, даже если они и выявлены, непригодны для исследо— Пытки вписываются в картину криминальной раз— У них пушки, у братков, коленки просто могли проОн немного отдышался на свежем, пропахшем бен— Ладно, сейчас отвезу тебя домой, — решил Гу— Рано еще спать. Белый день на дворе. — Катя гляПолковник Гущин достал мобильный. Набрал номер со скучным выражением лица — он не надеялся на удачу.— А, Федор Матвеевич, мы только что закончили, — отозвался криминалист. — Фиговый материал вы нам подкинули.— Непригоден для идентификации?— Мы три часа уже колдуем. Всего один отпечаток удалось снять с брелка — большого пальца. И он — да... фактически почти к идентификации непригоден.«Ну все, — подумала Катя, — и точно, дело — глухарь. Зря только мучились в этом морге, терпели эту вонь».— Но мы все равно решили проверить, прогнали через компьютер, через банк данных ранее судимых.— И что? — безнадежно спросил Гущин.— Совпадение есть, но лишь по двенадцати точкам — на тех участках, где отпечаток, так сказать, в относитель— Сколько вариантов компьютер вам выдал по этим двенадцати точкам — десять, двадцать? — спро— Одно совпадение.— Одно?— И там нет судимости. Вы наличие судимости ведь предполагали почти наверняка, — частил бойкий крими— ДТП?— Да, ДТП с причинением тяжких телесных, однако дело было прекращено еще на стадии следствия ввиду отсутствия вины подозреваемого.— Как фамилия?— Виктор Кравцов, — ответил криминалист. — Боль— А дело где прекращенное? — спросил Гущин.— В архиве, наверное, там наш Ивановский отдел по— Бронницы? — спросил Гущин. — Он оттуда, что ли, этот Кравцов? Какой там его адрес в файле по делу о ДТП?— Сейчас, гляну в компьютер, — криминалист при— Коммунарка? Это не Бронницы, — Гущин показал Кате глазами — доставай свой планшет, ищи. — Это же на той стороне Калужского. Не так далеко от Николо- Хованского кладбища, ну, относительно не так далеко и от поселка...— И леса, Федор Матвеевич, — голоском еле затеГущин записал адрес Виктора Кравцова, которого экс— Суббота, — сказал Гущин. — Небось пиво дует или где-то в гараже...— Вы не думаете, что это наш мертвец?— По двенадцати точкам дактилоскопии никто нико— Есть только один способ узнать, тот это или не тот Кравцов, — заметила Катя.Гущин посмотрел на нее. Впоследствии Катя думаИ она, Катя... Нет, там, возле бюро судмедэкспертизы, у нее не было никаких предчувствий. Никакого холодка на сердце, никаких мурашек на коже. Она еще и представить не могла, во что они влипли.