j
Название книги | Воздушные пути |
Автор | Пастернак |
Год публикации | 2020 |
Издательство | АСТ |
Раздел каталога | Политика. Партии и движения (ID = 105) |
Серия книги | Биографии |
ISBN | 978-5-17-120583-6 |
EAN13 | 9785171205836 |
Артикул | P_9785171205836 |
Количество страниц | 368 |
Тип переплета | мат. |
Формат | - |
Вес, г | 540 |
Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
люди, эпоха, судьбаУБорис ПастернакХудожественноСтатьиИздательство АСТМоскваУДК 821.161.1ББК 84(2Рос=Рус)6-44П19Дизайн серии Владислава ВоронинаПредисловие Д.С. ЛихачеваВ оформлении переплета использованы фотографии из архива Е.Б. ПастернакаИздательство благодарит Е.В. Пастернакза помощь в подготовке книгиПастернак, Борис ЛеонидовичП19 Воздушные пути / Борис Пастернак; предисл. Дм. ЛихачеISBN 978-5-17-120583-6Марина Цветаева когда-то очень точно сказала о Борисе ПастерВ настоящий сборник вошла художественно-биографическая проУДК 821.161.1ББК 84(2Рос=Рус)6-44ISBN 978-5-17-120583-6© Б.Л. Пастернак (наследники), 2020© Д.С. Лихачев (наследники), предисловие, 2020© ООО «Издательство АСТ», 2020Звездный дождьПроза Б. Пастернака разных летЧитая прозу Б.Л. Пастернака, мы узнаем его стихи. «Итак, на дворе зима, улица на треть подрублена сумерками и весь день на побегушках. За ней, отставая в вихре снежинок, гонятся вихрем фонари» («Охранная грамота», ч. 1; 2). Иногда в прозе Пастернак прямо говорит стихами: «В силках снастей скучал плененный воздух». Это о прошлом Венеции («Охранная грамота», ч. 2; 16).Мелькают образы его будущих стихов...О соотношении стихотворного романа «Спекторский» (1924—1930) и «Повести» (1934) сам Б. Пастернак писал в журнале «На литературном посту» (1929, № 4—5): «Между романом в стихах под названием «Спектор- ский», начатым позднее, и предлагаемой прозой (имеется в виду «Повесть». — Д.Л.) разноречья не будет: это — одна жизнь».Почему так? Разве не лежит пропасть между прозой и поэзией? У Пастервсе на свете, она может быть хороша или дурна, в зависимости от того, сохраПастернак живет в едином мировосприятии, и мир, действительность для него нечто гораздо большее, чем его восприятие этого мира. Поэтому для него вообще существует единое и неразделенное искусство. И на мир он смотрит не только глазами поэта или прозаика, но и музыканта, и художника. Не слуМузыкальному композиторству Пастернак учился и даже получил приНо кроме искусств Пастернак много занимался философией. Философию Скрябин считал необходимой основой творчества. Пастернак слушал лекции по философии в Московском университете, в частности у Г.Г. Шпета, котопревыше всего ставил действительность. В неопубликованной работе «ГермеСтремление прикоснуться к основам европейской философии побуЧто значит это обвинение марбургских философов в том, что они «не спрягаются в страдательном» залоге? Объяснение этому во всей философии художественного творчества Пастернака. Деятельность художника — вся в «страдательном залоге». И это ключ к пониманию практики его как поэта и прозаика.Искусство по Пастернаку создается не творцом, а действительностью. Поэзия разлита в мире. Она не в поэте, а в окружающем. В образе преображени в этом состоянии ее, как сонную, тихо вносят на полотно» («Охранная грамота», ч. 2; 17). «Я узнал далее, — пишет Пастернак, — какой синкретизм сопутствует расцвету мастерства, когда при достигнутом тождестве художВ какие отношения вступает действительность с художником, требуя от него собственного отображения? Вот как отвечает на этот вопрос Пастернак: «Мы перестаем узнавать действительность. Она предстает в какой-то новой категории. Категория эта кажется нам ее собственным, а не нашим состоянием. Помимо этого состояния все на свете названо. Не названо и ново только оно. Мы пробуем его назвать. Получается искусство» («Охранная грамота», ч. 2; 7).Внутренний мир поэта необыден, внешний же мир обыден. Поэтому поэзия, самая праздничная, самая богатая неожиданностями, самая торжественная, слагается из обыденностей, но в их необыденном положении — в их активноОкружающее всегда активно, во всех его формах, фактах и проявлениях. Когда автора постигает горе, он пишет: «Утро знало меня в лицо и явилось точно затем, чтобы быть при мне и меня никогда не оставить» («Охранная граВторжение во внутренний мир всегда внезапно, всегда победительно и производит решительные изменения. Поэтому так часты и в поэзии, и в прозе выражения и слова вроде следующих: «с разбега», «опрометью», «во всю мочь», «неслыханный», «напролет» или «поверх»...И, как Маяковский, Пастернак говорит об искусстве как о пощечине равФакты действительности сгорают в художественном творчестве. Их мало, но они вспыхивают метафорами (они названы), превращая действительность в фейерверк поэтической праздничности.Образы Пастернака неожиданны, ибо факты внешнего мира вообще неоФакты из действительности вторгаются в земной мир поэта как метеоГоворя о вторгающейся в поэтическое сознание Пастернака действительДействительность — это и история. «Имена городов,— пишет Пастернак про места, через которые он ехал поездом по Германии, — становились все громче. Большинство из них поезд отшвыривал с пути на всем лету, не нагибаВоспоминания заключают в себе для Пастернака самостоятельную и обнаэто воспоминание об истории человечества или о своей собственной жизни. Прошлое для него целиком в настоящем. Поэзия рождается и там, где проИ традиция культуры для него жива, движется, летит в пространстве, постоянно влетает в его поэзию цитатами и образами предшествующей поэИ вместе с тем он требует знать цветы по Линнею, через ботанику. Всегда активная природа рвется к словам, к имени, к названиям, «точно из глухоты к славе»1. Человек, вооруженный словом, — сознание природы. Действитель1 О сочетании в поэте ребенка и ученого Пастернак пишет так: «...как... десятилетку (ребенку десяти лет. — Д.Л.) открылась природа. Как первой его страстью в ответ на пятилепестную пристальность растения явилась ботаника. Как имена, отысканные по определителю, приносили успокоенье душистым зрачкам («зрачкам» цветов. — Д.Л.), безвопросно рвавшимся к Линнею, точно из глухоты к славе» («Охранная грамота», ч. 1; 2).Как часто проносится в поэзии и прозе Пастернака (особенно, может быть, именно в прозе) образ поезда, навстречу которому летит природа, история, станции, вокзалы, перроны: «...в тот же миг поезд проносился мимо, судоВнезапно, неожиданно появляются образы, метафоры, сравнения. Отсюда его торопливый лаконизм: «жарко цвели яблони», «выжидательно чирикали птицы» («Охранная грамота») <...>Отсюда же его поразительные суждения и определения, похожие на афоризмы, но крепко вплетенные в содержание того, о чем он говорит: про метаморфозы XIX века он говорит: «...века, пустынного, как зевок людоеда» («Охранная грамота», ч. 2; 1). Разве это не метко? Ведь за девятнадцатым веком последовал двадцатый... «Венеция — город, обитаемый зданиями» («Охранная грамота», ч. 2; 15) и далее: «Пустых мест в пустых дворцах не осталось — все занято красотой» (там же). Ведь так сказать можно было только о Венеции. «Пустые дворцы» — пустые от их былых обитателей, но «занятые красотой». И афоризмы эти крепко впаяны в текст. Картина Венеравно верное для всех веков, сказано по самому конкретному поводу: увиХудожественные открытия Пастернака разнообразны до чрезвычайноГрафика этих образов по своей остроте и тонкости напоминает графику метеоритного дождя: стальной иглой до яркой меди прочерчен рисунком черЧитать прозу Пастернака — это промывать золото в золотоносном песке. Золото в изобилии, но его надо добыть. Но и сам этот труд по добыванию золота становится драгоценностью. Читателя, который хоть немного любит труд чтения, начинает бить «золотая лихорадка» — безудержное стремление к духовному и словесному обогащению.Золото... но оно не одно. И наряду с ним есть и явные неудачи. Эти неудачи надо понять, чтобы они не засоряли чтение. Они от чрезмерности впечатлений.Бывают драгоценные камни «в рубашке» — коктебельский сердолик, например. «Рубашка» эта — чуждая камню простая порода, стягивающая или облепляющая драгоценность. Таких простых неудач у Пастернака немало. Вот несколько фраз, вкрапленных в великолепное описание московской весны: «Там, отдуваясь, топтались облака и, расталкивая их толпу, висел поперек неба сплывшийся дым несметных печей. Там линиями, точно вдоль набережных,окунались подъездами в снег разрушавшиеся дома. Там утлую невзрачность прозябанья перебирали тихими гитарными щипками пьянства, и, сварясь за бутылкой вкрутую, раскрасневшиеся степенницы выходили с качающимися мужьями под ночной прибой извозчиков, точно из гогочущей горячки шаек в березовую прохладу предбанника» («Охранная грамота», ч. 1; 6). Не хочется продолжать и приумножать примеры, — количество таких нарочитостей не слеКогда Пастернак возмужал как художник, «внутренняя атмосфера его души» стала не такой экзальтированной по отношению к вторжению в нее фактов внешнего мира. Метеориты перестали сгорать в метеоритном дожде в таком чрезмерном изобилии метафорического их восприятия, но звездный дождь его поэзии и прозы не стал от этого менее прекрасен. Пастернак стал простым, но не менее изумительным в своей праздничной простоте:В родстве со всем, что есть, уверясьИ знаясь с будущим в быту,Нельзя не впасть к концу, как в ересь, В неслыханную простоту.В ранней прозе Пастернака господствует до времени праздничная сложНо сложное понятней им.Почему сложное «понятней»? Потому, что жизнь сложна, если в нее поэтически вникнуть. Сложное интенсивнее пробуждает духовное начало, заставляет всматриваться, вслушиваться, вдумываться. Сложное будит сознаНе спите днем...В письме к отцу в Берлин от 25 декабря 1934 г. Пастернак пишет о втои этому новому мне нечего показать. Было бы плохо, если бы я этого не пониПростота идет от прозы, как от прозы идет и поэзия. Но одновременно в поэзии наметки прозы. В «Замечаниях к переводам из Шекспира» ПастерПастернак всегда сознательно культивировал в себе свежесть и непредЛирика Пастернака тоскует по эпосу, как она тоскует по широко поняОчень рано в словесном искусстве Пастернака появились «бастующие небеса», «солдатские бунты и зарницы».Здания прошлого становятся снарядами в будущее. Московский Кремль в 1918 году.Несется, грозный, напролом, Сквозь неистекший в девятнадцатый...Революционной становится сама природа: «В это знаменитое лето 1917 г., — пишет он, — в промежутке между двумя революционными сроками, казалось, вместе с людьми митинговали и ораторствовали дороги, деревья и звезды. Воздух из конца в конец был охвачен горячим тысячеверстным вдохновением и казался личностью с именем, казался ясновидящим и одуСлед ветра живет в разговорахИдущего бурно собранья Деревьев над кровельной дранью.Возражая существу поэзии Хлебникова, Пастернак писал: «Поэзия моего понимания все же протекает в истории и в сотрудничестве с действительной жизнью» («Охранная грамота», ч. 3; 8).