НА СКЛАДЕ в наличии, шт. | {{in_stock}} |
Название книги | Долгие беседы в ожидании счастливой смерти: из дневников этих лет |
Автор | Цейтлин |
Год публикации | 2020 |
Издательство | Феникс |
Раздел каталога | Художественно-документальная проза. Мемуары (ID = 168) |
Серия книги | |
ISBN | 978-5-222-32684-8 |
EAN13 | 9785222326848 |
Артикул | O0114214 |
Количество страниц | 253 |
Тип переплета | матовая+лакировка |
Формат | 70*100/16 |
Вес, г | 587 |
"Сегодня произошло то, чего мой герой ждал несколько десятилетий. Его похоронили". Эта книга пронизана тайнами... В Вильнюсе, который когда-то называли литовским Иерусалимом, встречаются два писателя. Старый и молодой. Старый, Иокубас Иосаде, тяжело болен и готовится к смерти. О чем их беседы, длящиеся пять лет? Это путь в лабиринте: медленное и странное погружение в глубины человеческого сознания, в судьбу еврея, который в течение десятилетий не просто многое тщательно скрывал от других - сам стремился многое забыть, навсегда вычеркнуть из памяти. Книга была впервые издана почти четверть века назад, но о ней продолжают говорить и спорить в разных странах и на разных языках ("Долгие беседы в ожидании счастливой смерти" переведены на немецкий, английский, испанский, литовский, украинский).
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
- ЕВСЕЙ ЦЕЙТЛИН -Долгие беседы в ожидании счастливой смертиИз дневников этих летРостов-на-ДонуУДК 82-94ББК 84(7Сое)КТК 682Ц32Цейтлин, Евсей.Ц32 Долгие беседы в ожидании счастливой смерти : из дневников этих лет / Евсей Цейтлин. — Ростов н/Д : Феникс, 2020. — 253 с.ISBN 978-5-222-32684-8СодержаниеДИНА РУБИНА. ЕДИНСТВЕННЫЙСЮЖЕТ7«ДЕНЬ СМЕРТИ ЛУЧШЕ ДНЯ РОЖДЕНИЯ»8Необходимое объяснениесчитателем9Интонация и жанр11СЮЖЕТЫ ПРОЩАНИЯ. Тетрадь первая14Лабиринт14Символ15Опыт самопознания16Пометка для читателя18Театр... театр?19«Ярый враг тайн»24Возвращение30Тень Фрейда33Фрагменты жизни36Нить страха37Сны40Приговор40Начало43Между прочим44Фрагменты жизни45Вариации на тему Витенберга46Еще одно объяснение с читателем48Вход в лабиринт49Несколько шагов в лабиринте50Бумеранг52Воспоминание о пепле53Сны59Голоса на развалинах60Лицо смерти62Счастливчик66Без названия69История одного замысла71Нужно уметь прощаться вовремя76Убийцы в белых халатах78Новеллы его жизни85«Наивный Перец Маркиш»86Теория бесконфликтности88Зеркало91ЖИЗНЬ ПРИ СВЕТЕ СМЕРТИ. Тетрадь вторая97О пользе некрологов97Подарок дочери99Фрагменты жизни104О природе молчания105...Перед захлопнутой дверью110Тайники114«Разве важно, на каком языке писать?»116Последний еврей117Человек и вещи122Человек и время126«Самое-самое»130Круг137В поисках утраченной свободы (начало)138В поисках утраченной свободы (окончание)141Покровы тайны146Лицо мужчины в старости150«Я понял суть человека»150Еще один портрет153Вечерний свет155Ненаписанные сюжеты160Двойное зрение161Не забудь о Сальери168Энергия заблуждения169Герой и автор174ЧЕЛОВЕК НА ПОРОГЕ. Тетрадь третья178Знаки178Свет на морских волнах179Одиночество как форма «жизни и творчества»180Варианты судьбы182Хроника ухода183Фундамент187Фрагменты жизни189Волны страха190Пометка для читателя195Ритуалы195Магия имени198Путешествие в Израиль и обратно198Последняя любовь201«Страшнее всего — страх»202Между прочим203Последние страхи204Прощай, Дон Кихот!206Из последних рассказов208Старый друг212Штрихи к портрету антисемита217Последняя пьеса218Подводя итоги227Между прочим228СМЕРТЬ И НЕСКОЛЬКО СЛОВ ПОСЛЕНачало тетради четвертой229Последняя тайна229В конце лабиринта231«Там и встретимся»237Вот и все239Международная пресса о книге243ОБ АВТОРЕ252ДИНА РУБИНАЕДИНСТВЕННЫЙ СЮЖЕТКнига Евсея Цейтлина «Долгие беседы в ожидании счастливой смерти» не имеет аналогов в русской литературе. В мировой литературе ее можно было бы сравнить с записками Эккермана о Гете, если б героя книги Цейтлина можно было бы сравнить с Гете в чем- нибудь, кроме долголетия.Это кропотливый, длительный и талантливый эксперимент по изучению истории человеческой души, ее страхов и мучительной борьбы с ними, история поражения и мужества и окончательного, возведенного самим героем, одиночества.Несколько лет писатель и литературовед Евсей Цейтлин встречался со своим героем й, записывая его воспоминания, монологи о прожитой жизни, мысли о настоящем и прошлом.Все беседы автора и его престарелого героя проходят под знаком будущей (и довольно скорой, по логике событий) смерти й. Это придает всему течению сюжета (хотя как такового, в литературном понимании этого слова, сюжета в книге нет) скрытую напряженность.Поразительную роль выполняет в этой книге автор. Он тонкий понимающий собеседник й и в то же время «фигура за кадром». Он младший коллега по цеху и в то же время та душевная и нравственная инстанция, к которой постоянно апеллирует й.Это одна из тех книг, к которым возвращаешься мыслью в самые неожиданные моменты собственной жизни, ибо путь каждого из нас предопределен Творцом, но нравственный выбор — а эта тема всегда была и есть главной в искусстве и в жизни — остается за человеком, за героем той книги, той единственной книги судьбы, сюжет которой каждый из нас проживает единожды и начисто.«ДЕНЬ СМЕРТИ ЛУЧШЕДНЯ РОЖДЕНИЯ»Сегодня произошло то, чего мой герой ждал несколько десятилетий. Его похоронили.Замечаю: я впервые пишу о Йокубасе Йосаде в прошедшем времени. Он умер три дня назад. Но язык не поворачивался сказать о нем: был.А сегодня, 12 ноября девяносто пятого года, земля упала на крышку его гроба. Лицо Йосаде в гробу, как почти всегда у мертвецов, было совершенно спокойным. Однако он и при жизни спокойно говорил со мной о собственной смерти. Например, однажды представил:— Проводив меня на кладбище, не один человек переспросит: «А кем, собственно, этот Йосаде был в искусстве?Литературным критиком? Но статьи его давно забыты. Драматургом? Однако пьесы его не ставят театры. Автором нескольких мемуарных писем к сестре и дочери? Подумаешь, тоненькая тетрадка! К тому же смущает то, как Йосаде говорит о людях и в том числе о самом себе...»Он помолчал. Хитровато улыбнулся:— Вот тогда-то, дорогой мой, вы извлечете на свет божий свои записи... Умоляю вас: не надо панегириков! Пусть это просто будет рассказ о Йокубасе Йосаде, которого почти никто не знал.Необходимое объяснение с читателемвыбираю для своей книги странный вроде бы ракурс — прощание героя с жизнью.Нет, я вовсе не стремлюсь к оригинальности. Пишу о том, что волновало его больше всего. И что составляло прочный стержень наших бесед.В первый же день знакомства, в первый же час, едва ли не в первые пять минут он признался:— Готовлюсь к смерти. И это, пожалуй, самое лучшее, самое серьезное из того, что я делал долгие годы.Йосаде испытующе посмотрел на меня:— Как вы считаете, я прав?Сказал ему то, в чем ничуть не сомневаюсь: подготовка к смерти не только может стать образом жизни, но способна наполнить жизнь реальным смыслом. Тогда-то и окажется, как сказал однажды царь Соломон, что «день смерти лучше дня рождения». И здесь, кстати, нет ничего нового. Достаточно вспомнить историю религии, философии, культуры.Йосаде порывисто встал с кресла, обнял меня:Значит, мы единомышленники!
И все же он вернулся к этому разговору через день. Он еще недоверчив: вдруг его просто разыгрывают?Переспросил:Вы встречали людей, в том числе и писателей, с той же целью, что сейчас у меня?
Я вспоминаю некоторых художников слова — их творчеством занимался прежде. Вспоминаю поэта и пастора Кристионаса Донелайтиса: тот шел к смерти, ведя трагический дневник на страницах старых приходских книг. Вспоминаю детского писателя, бывшего сибирского шамана: тот всюду, как эстафету, возил с собой мешочек с костями предков — время от времени он разговаривал с их душами. Вспоминаю мучительный интерес к смерти Всеволода Иванова — первопроходца и «оппозиционного классика» русской советской литературы...Наконец — почти анекдот! — рассказываю Йосаде об одном знакомом музыканте. По вечерам он укладывался спать в гроб: «Привыкаю!» Нет, он не был сумасшедшим. Во всем остальном он был как все. И даже стеснялся этой своей «привычки». Кстати, у меня давно есть собственное объяснение подобной странности. Видимо, гроб настраивал музыканта на медитацию, как бы напоминал о вечности... Но я промолчал — ведь мы еще так мало знакомы с Йосаде.Однако он тут же и — так же! — объяснил мне подоплеку ситуации. Воскликнул:— Какой оригинальный, какой самобытный человек!...Так начались наши беседы с ним. Первая — третьего августа 1990 года. Последняя — за несколько дней до его смерти.Интонация и жанр— ...Мне повезло! Я стал прощаться с жизнью тридцать два года назад. Именно тогда, в пятьдесят восьмом, мое сердце потеряло ритм. Вы слышите? Мне повезло! Человек не думает о вечном, пока не приблизится вплотную к могиле.Увы, не могу передать ни его еврейский акцент, ни его плохой русский язык, ни особые — всегда откуда-то из глубины — интонации голоса.Разве что синтаксис чуть-чуть поможет сберечь течение речи.Разве что можно вспомнить материальное, физическое — его движения, к примеру: то, как закидывает актерски голову, старчески семенит на веранду, как вдруг выглядывают из-под маски морщин смеющиеся юные глаза.* * *Сначала записываю его монологи в обычную тетрадку. Он понимает маету этой работы, досадует: сколько же страниц потребуется, чтобы вместить его жизнь! Затем приношу магнитофон, который ничуть не смущает Йосаде. Напротив, какая-то тайная радость переполняет его.Эту, как и другие «загадки» Йосаде, я обычно пытаюсь разгадать на следующий после интервью день.Прослушиваю магнитофонную пленку. Одновременно веду свой дневник. Здесь же, в дневнике, фиксирую (коротко, главное!) и наши с ним беседы за ужином или на прогулке. А в последние три-четыре года начинаются долгие (иногда часами) разговоры с Йосаде по телефону.Зачастую он звонит сам. Рассказывает о многом, ничуть не сомневаясь: я записываю...Что ж, с самого начала мы не скрываем друг от друга: у каждого в этих беседах — собственный резон.Йосаде: «У меня уже нет сил написать свою интимную, духовную биографию. Пусть она останется хоть в наших разговорах, в вашей будущей книге».А я не скрываю от него главную цель своего переезда из России в Литву. Цель эта у многих вызывает недоумение (порой явное, иногда — невысказанное). Да, я приехал сюда, чтобы записывать рассказы последних литовских евреев. История их на редкость богата, недавнее прошлое трагично (в годы Второй мировой войны было уничтожено 95 процентов евреев Литвы); что же касается жизни литваков в последние несколько десятилетий, то она покрыта пеленой молчания...«Молчание? Да, да, — подхватывает Йосаде, когда я напоминаю ему название книги писателя Эли Визеля о соплеменниках в СССР — «Евреи молчания». — Наше молчание в эти годы пронизано болью, кровью, слезами, стыдом... Молчали перед миром, молчали друг перед другом, молчали наедине с собой. Молчали, боясь КГБ. Боясь грозного ярлыка: сионист.Я обязательно расскажу вам о своем молчании. И о том, как уходил от него. Между прочим, название одной моей пьесы не зря перекликается со словами Эли Визеля — "Синдром молчания"».* * *И еще. Два слова о жанре этих записок. Жанр не нов. Так называемый «дневник без дат». Указываю их только тогда, когда даты важны для повествования. К тому же я сознательно «перепутал», поменял последовательность своих записей. Конечно, интересно почувствовать«движение дней». Но еще более интересно увидеть движение, тупики, «прорывы» мысли.* * *...Мысли, сознание человека, идущего к смерти. Вот предмет моего повествования. Вот что определяет интонацию, диктует сюжет...* * *В дневнике я называю его й. Пусть останется одинокая эта буква и в книге, которая лежит сейчас перед вами.Цейтлин Евсей ЛьвовичДолгие беседы в ожидании счастливой смерти Из дневников этих лет