j
НА СКЛАДЕ в наличии, шт. | {{in_stock}} |
Название книги | Котлован |
Автор | Платонов |
Год публикации | 2021 |
Издательство | Феникс |
Раздел каталога | Проза. Сборники произведений разных жанров (ID = 161) |
Серия книги | Несветлое будущее. Лучшие антиутопии ХХ века |
ISBN | 978-5-222-34020-2 |
EAN13 | 9785222340202 |
Артикул | 978-5-222-34020-2 |
Количество страниц | 126 |
Тип переплета | цел. |
Формат | 70*100/16 |
Вес, г | 308 |
Роман Платонова, написанный в "усилии к будущему", и сейчас поражает своей уникальностью и актуальностью, шокируя своим трагизмом и поднимаясь до высот мировоззренческой трагедии. Эта книга - социальная притча, философский гротеск, фантасмагория, а иногда и жесткая сатира.
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
Серия “’’Несветлое будущее.Лучшие антиутопии XX века”Андрей ПлатоновKDTADBHHРостов-на-Дону «Феникс»2021УДК 821.161.1-31ББК 84(2=411.2)6КТК 610П37Платонов, Андрей.П37 Котлован / Андрей Платонов. — Ростов н/Д : Феникс, 2021. — 126 с.: ил. — (Несветлое будущее. Лучшие антиутопии XX века).ISBN 978-5-222-34020-2Роман Платонова, написанный в «усилии к будущему», и сейчас поУДК 821.161.1-31ББК 84(2=411.2)6ISBN 978-5-222-34020-2© Платонов А.П., наследники, 2020© Оформление: ООО «Феникс», 2021© В оформлении книги использованы иллюстрации по лицензии Shutterstock.comдень тридцатилетия личной жизни Вощеву дали расчет с небольшого механического завода, где он добывал средства для своего существования. В увольнительном документе ему написали, что он устраняется с производства вследствие роста слабосильности в нем и задумчивости среди общего темпа труда.Вощев взял на квартире вещи в мешок и вышел наружу, чтобы на воздухе лучше понять свое будущее. Но воздух был пуст, неподвижные деревья бережно держали жару в листьях, и скучно лежала пыль на безлюдной дороге — в природе было такое положение. Вощев не знал, куда его влечет, и облокотился в конце города на низкую ограду одной усадьбы, в которой приучали бессемейных детей к труду и пользе. Дальше город прекращался — там была лишь пивная для отходни— Эй, пищевой! — раздалось в уже смолкшем заведении. — Дай нам пару кружечек — в полость налить!Вощев давно обнаружил, что люди в пивную всегда приходили параПищевой служащий на этот раз пива не подал, и двое пришедших кровельщиков вытерли фартуками жаждущие рты.— Тебе, бюрократ, рабочий человек одним пальцем должен приНо пищевой берег свои силы от служебного износа для личной жизни и не вступал в разногласия.— Учреждение, граждане, закрыто. Займитесь чем-нибудь на своей квартире.Кровельщики взяли с блюдечка в рот по соленой сушке и вышли прочь. Вощев остался один в пивной.— Гражданин! Вы требовали только одну кружку, а сидите здесь бессрочно! Вы платили за напиток, а не за помещение!Вощев захватил свой мешок и отправился в ночь. Вопрошающее небо светило над Вощевым мучительной силой звезд, но в городе уже были потушены огни, и кто имел возможность, тот спал, наевшись ужином. Вощев спустился по крошкам земли в овраг и лег там живо— Скучно собаке, она живет благодаря одному рождению, как и я.Тело Вощева побледнело от усталости, он почувствовал холод на веках и закрыл ими теплые глаза.Пивник уже освежал свое заведение, уже волновались кругом ветры и травы от солнца, когда Вощев с сожалением открыл налившиеся влажной силой глаза. Ему снова предстояло жить и питаться, поэтому он пошел в завком — защищать свой ненужный труд.— Администрация говорит, что ты стоял и думал среди производ— О плане жизни.— Завод работает по готовому плану треста. А план личной жизни ты мог бы прорабатывать в клубе или в красном уголке.— Я думал о плане общей жизни. Своей жизни я не боюсь, она мне не загадка.— Ну и что ж ты бы мог сделать?— Я мог выдумать что-нибудь вроде счастья, а от душевного смысла улучшилась бы производительность.— Счастье произойдет от материализма, товарищ Вощев, а не от смысла. Мы тебя отстоять не можем, ты человек несознательный, а мы не желаем очутиться в хвосте масс.Вощев хотел попросить какой-нибудь самой слабой работы, чтобы хватило на пропитание: думать же он будет во внеурочное время; но для просьбы нужно иметь уважение к людям, а Вощев не видел от них чувства к себе.— Вы боитесь быть в хвосте: он — конечность, и сели на шею!— Тебе, Вощев, государство дало лишний час на твою задумчи— Без думы люди действуют бессмысленно! — произнес Вощев в размышлении.Он ушел из завкома без помощи. Его пеший путь лежал среди лета, по сторонам строили дома и техническое благоустройство — в тех домах будут безмолвно существовать доныне бесприютные массы. Тело Вощева было равнодушно к удобству, он мог жить не изнемогая в открытом месте и томился своим несчастьем во время сытости, в дни покоя на прошлой квартире. Ему еще раз пришлось миновать пригородную пивную, еще раз он посмотрел на место своего ночлеЧерез версту стоял дом шоссейного надзирателя. Привыкнув к пустоте, надзиратель громко ссорился с женой, а женщина сидела у открытого окна с ребенком на коленях и отвечала мужу возгласами брани; сам же ребенок молча щипал оборку своей рубашки, понимая, но ничего не говоря.Это терпение ребенка ободрило Вощева, он увидел, что мать и отец не чувствуют смысла жизни и раздражены, а ребенок живет без упрека, вырастая себе на мученье. Здесь Вощев решил напрячь свою душу, не жалеть тела на работу ума, с тем чтобы вскоре вернуться к дому дорожного надзирателя и рассказать осмысленному ребенку тайну жизни, все время забываемую его родителями. «Их тело сейчас блуждает автоматически, — наблюдал родителей Вощев, — сущности они не чувствуют».— Отчего вы не чувствуете сущности? — спросил Вощев, обратясь в окно. — У вас ребенок живет, а вы ругаетесь — он же весь свет родился окончить.Муж и жена со страхом совести, скрытой за злобностью лиц, гля— Если вам нечем спокойно существовать, вы бы почитали своего ребенка — вам лучше будет.— А тебе чего тут надо? — со злостной тонкостью в голосе спроВощев стоял среди пути не решаясь. Семья ждала, пока он уйдет, и держала свое зло в запасе.— Я бы ушел, но мне некуда. Далеко здесь до другого какого- нибудь города?— Близко, — ответил надзиратель, — если не будешь стоять, то дорога доведет.— А вы чтите своего ребенка, — сказал Вощев, — когда вы умреСказав эти слова, Вощев отошел от дома надзирателя на версту и там сел на край канавы, но вскоре он почувствовал сомнение в сво— Все живет и терпит на свете, ничего не сознавая, — сказал Вощев близ дороги и встал, чтоб идти, окруженный всеобщим терпеливым существованием. — Как будто кто-то один или несколько немногих извлекли из нас убежденное чувство и взяли его себе.Он шел по дороге до изнеможения; изнемогал же Вощев скоро, как только его душа вспоминала, что истину она перестала знать.Но уже был виден город вдалеке; дымились его кооперативные пекарни, и вечернее солнце освещало пыль над домами от движения населения. Тот город начинался кузницей, и в ней во время прохода Вощева чинили автомобиль от бездорожной езды. Жирный калека стоял подле коновязи и обращался к кузнецу:— Миш, насыпь табачку: опять замок ночью сорву!Кузнец не отвечал из-под автомобиля. Тогда увечный толкнул его костылем в зад.— Миш, лучше брось работать — насыпь: убытков наделаю!Вощев приостановился около калеки, потому что по улице дви— Я ж вчера тебе целый рубль дал, — сказал кузнец. — Дай мне покой хоть на неделю! А то я терплю-терплю и костыли твои пожгу!— Жги! — согласился инвалид. — Меня ребята на тележке достаКузнец отвлекся видом детей и, добрея, насыпал увечному табаку в кисет:— Грабь, саранча!Вощев обратил внимание, что у калеки не было ног — одной совсем, а вместо другой находилась деревянная приставка; держался изувеченный опорой костылей и подсобным напряжением деревянОркестр пионеров, отдалившись, заиграл музыку молодого похопотому что их матери питались лишь запасами собственного тела; поэтому на лице каждой пионерки осталась трудность немощи ранВощев стоял с робостью перед глазами шествия этих неизвестных ему, взволнованных детей; он стыдился, что пионеры, наверное, знают и чувствуют больше его, потому что дети — это время, созревающее в свежем теле, а он, Вощев, устраняется спешащей, действующей молодостью в тишину безвестности, как тщетная попытка жизни добиться своей цели. И Вощев почувствовал стыд и энергию — он захотел немедленно открыть всеобщий, долгий смысл жизни, чтобыжить впереди детей, быстрее их смуглых ног, наполненных твердой нежностью.Одна пионерка выбежала из рядов в прилегающую к кузнице ржа— Ты бы глядел глазами куда-нибудь прочь, — сказал он инва— Марш в сторону, указчик! — произнес безногий.Вощев не двигался.— Кому говорю? — напомнил калека. — Получить от меня захо— Нет, — ответил Вощев. — Я испугался, что ты на ту девочку свое слово скажешь или подействуешь как-нибудь.Инвалид в привычном мучении наклонил свою большую голову к земле.— Чего ж я скажу ребенку, стервец. Я гляжу на детей для памяти, потому что помру скоро.— Это, наверно, на капиталистическом сражении тебя повреУвечный человек обратил свои глаза на Вощева, в которых сейчас было зверство превосходящего ума; увечный вначале даже помолчал от обозления на прохожего, а потом сказал с медленностью ожесто— Старики такие бывают, а вот калечных таких, как ты, — нету.— Я на войне настоящей не был, — сказал Вощев. — Тогда б и я вернулся оттуда не полностью весь.— Вижу, что ты не был: откуда же ты дурак! Когда мужик войны не видел, то он вроде нерожавшей бабы — идиотом живет. Тебя ж сквозь скорлупу всего заметно!— Эх!.. — жалобно произнес кузнец. — Гляжу на детей, а самому так и хочется крикнуть: «Да здравствует Первое мая!»Музыка пионеров отдохнула и заиграла вдали марш движения. Вощев продолжал томиться и пошел в этот город жить.До самого вечера молча ходил Вощев по городу, словно в ожидаТолько теперь он увидел середину города и строящиеся устройства его. Вечернее электричество уже было зажжено на построечных лесах, но полевой свет тишины и вянущий запах сена приблизились сюда из общего пространства и стояли нетронутыми в воздухе. Отдельно от природы в светлом месте электричества с желанием трудились люди, возводя кирпичные огорожи, шагая с ношей груза в тесовом бреду лесов. Вощев долго наблюдал строительство неизвестной ему башни; он видел, что рабочие шевелились равномерно, без резкой силы, но что-то уже прибыло в постройке для ее завершения.— Не убывают ли люди в чувстве своей жизни, когда прибывают постройки? — не решался верить Вощев. — Дом человек построит, а сам расстроится. Кто жить тогда будет? — сомневался Вощев на ходу.Он отошел из середины города на конец его. Пока он двигался туда, наступила безлюдная ночь; лишь вода и ветер населяли вдали этот мрак и природу, и одни птицы сумели воспеть грусть этого великого вещества, потому что они летали сверху и им было легче.Вощев забрел в пустырь и обнаружил теплую яму для ночлега; сниК полуночи косарь дошел до Вощева и определил ему встать и уйти с площади.— Чего тебе! — неохотно говорил Вощев. — Какая тут площадь, это лишнее место.— А теперь будет площадь, теперь здесь положено быть каменно— А где же мне быть?— Ты смело можешь в бараке доспать. Ступай туда и спи до утра, а утром ты выяснишься.Вощев пошел по рассказу косаря и вскоре заметил дощатый сарай на бывшем огороде. Внутри сарая спали на спине семнадцать или двадцать человек, и припотушенная лампа освещала бессознательU) тром Вощеву ударил какой-то инстинкт в голову, он про— Он слаб!— Он несознательный.— Ничего: капитализм из нашей породы делал дураков, и этот тоже остаток мрака.— Лишь бы он по сословию подходил: тогда — годится.— Видя по его телу, класс его бедный.Вощев в сомнении открыл глаза на свет наступившего дня. Вче— Ты зачем здесь ходишь и существуешь? — спросил один, у которого от измождения слабо росла борода.— Я здесь не существую, — произнес Вощев, стыдясь, что много людей чувствуют сейчас его одного. — Я только думаю здесь.— А ради чего же ты думаешь, себя мучаешь?— У меня без истины тело слабнет, я трудом кормиться не могу, я задумывался на производстве, и меня сократили...Все мастеровые молчали против Вощева: их лица были равно— Что же твоя истина! — сказал тот, кто говорил прежде. — Ты же не работаешь, ты не переживаешь вещества существования, откуда же ты вспомнишь мысль!— А зачем тебе истина? — спросил другой человек, разомкнув спекшиеся от безмолвия уста. — Только в уме у тебя будет хорошо, а снаружи гадко.— Вы уж, наверное, все знаете? — с робостью слабой надежды спросил их Вощев.— А как же иначе? Мы же всем организациям существование даем! — ответил низкий человек из своего высохшего рта, около которого от измождения слабо росла борода.В это время отворился дверной вход, и Вощев увидел ночного косаря с артельным чайником: кипяток уже поспел на плите, которая топилась на дворе барака; время пробуждения миновало, наступила пора питаться для дневного труда...Сельские часы висели на деревянной стене и терпеливо шли силой тяжести мертвого груза; розовый цветок был изображен на облике механизма, чтобы утешать всякого, кто видит время. Мастеровые сели в ряд по длине стола, косарь, ведавший женским делом в бараке, нарезал хлеб и дал каждому человеку ломоть, а в прибавок еще по куску вчерашней холодной говядины. Мастеровые начали серьезно есть, принимая в себя пищу как должное, но не наслаждаясь ею. Хотя они и владели смыслом жизни, что равносильно вечному счастью, однако их лица были угрюмы и худы, а вместо покоя жизни они имели измождение. Вощев со скупостью надежды, со страхом утраты наблюдал этих грустно существующих людей, способных без торжества хранить внутри себя истину; он уже был доволен и тем, что истина заключалась на свете в ближнем к нему теле человека, который сей— Иди с нами кушать! — позвали Вощева евшие люди.Вощев встал и, еще не имея полной веры в общую необходимость мира, пошел есть, стесняясь и тоскуя.— Что же ты такой скудный? — спросили у него.— Так, — ответил Вощев. — Я теперь тоже хочу работать над веществом существования.За время сомнения в правильности жизни он редко ел спокойно, всегда чувствуя свою томящую душу.Но теперь он поел хладнокровно, и наиболее активный среди мастеровых, товарищ Сафронов, сообщил ему после питания, что, пожалуй, и Вощев теперь годится в труд, потому что люди нынче стали дороги, наравне с материалом; вот уже который день ходит профуполномоченный по окрестностям города и пустым местам, чтобы встретить бесхозяйственных бедняков и образовать из них постоянных тружеников, но редко кого приводит — весь народ занят жизнью и трудом.Вощев уже наелся и встал среди сидящих.— Чего ты поднялся? — спросил его Сафронов.— Сидя у меня мысль еще хуже развивается. Я лучше постою.— Ну, стой. Ты, наверно, интеллигенция — той лишь бы посидеть да подумать.— Пока я был бессознательным, я жил ручным трудом, а уж потом — не увидел значения жизни и ослаб.К бараку подошла музыка и заиграла особые жизненные звуки, в которых не было никакой мысли, но зато имелось ликующее предМузыка перестала, и жизнь осела во всех прежней тяжестью.Профуполномоченный, уже знакомый Вощеву, вошел в рабочее помещение и попросил всю артель пройти один раз поперек староАртель мастеровых вышла наружу и со смущением остановилась против музыкантов. Сафронов ложно покашливал, стыдясь общехотел еще раз прослушать торжественный марш и молча порадоваться. Другие робко опустили терпеливые руки.Профуполномоченный от забот и деятельности забывал ощущать самого себя, и так ему было легче; в суете сплачивания масс и оргаСо скоростью, происходящей от беспокойной преданности труК бараку подошли несколько каменных кладчиков с двух ново- строящихся заводов, профуполномоченный напрягся от восторга последней минуты перед маршем строителей по городу; музыканты приложили духовые принадлежности к губам, но артель мастеровых стояла врозь, не готовая идти. Сафронов заметил ложное усердие на лицах музыкантов и обиделся за унижаемую музыку.— Это что еще за игрушку придумали? Куда это мы пойдем — чего мы не видали!Профуполномоченный потерял готовность лица и почувствовал свою душу — он всегда ее чувствовал, когда его обижали.— Товарищ Сафронов! Это окрпрофбюро хотело показать вашей первой образцовой артели жалость старой жизни, разные бедные жилища и скучные условия, а также кладбище, где хоронились про— Ты нам не переугождай! — возражающе произнес Сафронов. — Что мы — или не видели мелочных домов, где живут разные авто— Значит, я переугожденец? — все более догадываясь, пугался профуполномоченный. — У нас есть в профбюро один какой-то аллилуйщик, а я, значит, переугожденец?И, заболев сердцем, профуполномоченный молча пошел в учрежНа выкошенном пустыре пахло умершей травой и сыростью обнаЛитературно-художественное изданиеПлатонов Андрей Платонович КОТЛОВАНОтветственный редактор А Васько Технический редактор Г. Логвинова Верстка: М. КурузьянФормат 70x100/16. Бумага офсетная. Печать офсетная.Тираж 3000 экз. Заказ №Импортер на территории ЕАЭС: ООО «Феникс»344011, Россия, Ростовская обл., г. Ростов-на-Дону, ул. Варфоломеева, 150 Тел./факс: (863) 261-89-50, 261-89-59Изготовлено в Украине. Дата изготовления: 0Z2021.Срок годности не ограничен.Изготовитель: ООО «БЭТ».61024, Украина, г. Харьков, ул. Максимилиановская, 17