Часовые любви. (Окуджава)Купить книгу, доставка почтой, скачать бесплатно, читать онлайн, низкие цены со скидкой, ISBN 978-5-04-154194-1

Аннотация к книге "Часовые любви"
автор Окуджава

Читать онлайн выдержки из книги "Часовые любви"
(Автор Окуджава)

К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.

До книги"Часовые любви"
Вы также смотрели...

Другие книги серии "Золотая серия поэзии"

Другие книги раздела "Историческая и приключенческая литература"

1475 ₽

Золотые жилы: роман

В КОРЗИНУ

1498 ₽

Община Св. Георгия: роман-сериал: второй сезон

В КОРЗИНУ

1213 ₽

На краю земли: роман о капитане Джеке Обри и докторе ...

В КОРЗИНУ

1156 ₽

Командир и штурман: роман о капитане Джеке Обри и докторе ...

В КОРЗИНУ

1110 ₽

Община Св. Георгия: роман-сериал: первый сезон. - Изд. 2-е

В КОРЗИНУ

598 ₽

Колымские рассказы: рассказы

В КОРЗИНУ

1254 ₽

Капитан первого ранга: роман о капитане Джеке Обри и докторе ...

В КОРЗИНУ

484 ₽

Повесть временных лет

В КОРЗИНУ

Читать онлайн выдержки из книги "Часовые любви" (Автор Окуджава)

ЗОЛОТАЯ серия поэзии

Булат Окуджава

Часовые любви

£

Москва 2021

УДК 821.161.1-1

ББК 84(2Рос=Рус)6-5

О-52

В оформлении обложки использована фотография:

© sergei kochetov / Shutterstock.com;

Иллюстрация на корешке: © donatas1205 / Shutterstock.com

Используется по лицензии от Shutterstock.com

Окуджава, Булат Шалвович.

О-52 Часовые любви / Булат Окуджава. — Москва : Эксмо, 2021. — 384 с.

ISBN 978-5-04-154194-1

Булат Окуджава — яркая звезда русской поэзии — обладал редким даром: мудрые вещи излагать простыми словами, в земной женщине видеть богиню, а с богами бе

УДК 821.161.1-1

ББК 84(2Рос=Рус)6-5

ISBN 978-5-04-154194-1

© Окуджава Б.Ш., наследники, 2021 © Оформление. ООО «Издательство

«Эксмо», 2021

ДУШЕВНЫЙ РАЗГОВОР С СЫНОМ

Мой сын, твой отец — лежебока и плут из самых на этом веку.

Ему не знакомы ни молот, ни плуг, я в этом поклясться могу.

Когда на земле бушевала война и были убийства в цене, он раной одной откупился сполна от смерти на этой войне.

Когда погорельцы брели на восток и участь была их горька, он в теплом окопе пристроиться смог на сытную должность стрелка.

Не словом трибуна, не тяжкой киркой на благо родимой страны — он всё норовит заработать строкой тебе и себе на штаны.

И всё же, и всё же не будь с ним суров (не знаю и сам почему), поздравь его с тем, что он жив и здоров, хоть нет оправданья ему.

Он, может, и рад бы достойней прожить (далече его занесло), но можно рубаху и паспорт сменить, да поздно менять ремесло.

ПОДМОСКОВЬЕ

I

Март намечается. Слезою со щеки вдруг скатывается издалека...

И вербины цветки, как серые щенки, ерошат шерсть и просят молока.

И тополи попеременно босые ноги ставят в снег, скользя, шагают, как великие князья, — как будто безнадежно, но надменно.

II

Кричат за лесом электрички, от лампы — тени по стене, и бабочки, как еретички, горят на медленном огне. Сойди к реке по тропке топкой, и понесет сквозь тишину зари вечерней голос тонкий, ее последнюю струну. Там отпечатаны коленей остроконечные следы,

как будто молятся олени, чтоб не остаться без воды... По берегам, луной залитым, они стоят: глаза — к реке, твердя вечерние молитвы на тарабарском языке. Там птицы каркают и стонут. Синеют к ночи камыши, и ветры с грустною истомой все дуют в дудочку души...

III

На белый бал берез не соберу. Холодный хор хвои хранит молчанье. Кукушки крик, как камешек отчаянья, все катится и катится в бору.

И все-таки я жду из тишины (как тот актер, который знает цену чужим словам, что он несет на сцену) каких-то слов, которым нет цены. Ведь у надежд всегда счастливый цвет, надежный и таинственный немного, особенно, когда глядишь с порога, особенно, когда надежды нет.

IV

Как ты там поживаешь, над рекой Сереной, карасями заселенной, облаками засоренной?

Как ты там поживаешь в своем скворешнике, примостившемся на берегу, где полки молодого орешника на бегу согнулись в дугу, где в тине, зеленой и темной, перепутались рыбьи следы, где ивы, упрямо и томно, перелистывают книгу воды?..

А когда осенний дождичек частый бубнит, как столетний дед, кому ты выносишь в пригоршнях счастье, которому имени нет?

V

Всё поле взглядом невзначай окинь: костры, костры, костры и дух щавелий... И трактора сползались на огонь и желтыми лучами шевелили.

Осенний первый дождь спокойно шел и не мешал огню, и было ярко, и пахло щами и ржаною коркой... Лес лисами и листьями шуршал.

Мы крепко спали на пороге дня. Лишь дождь перебирал привычно струны, и наши тени, медленно и странно, плясали, приседая, у огня...

VI

А знаешь ты,

что времени у нас в обрез и кошельки легки без серебра, учитель мой, взъерошенный как бес, живущий в ожидании добра?

Когда-нибудь

окончится осенний рейс,

и выяснится наконец, кто прав,

и скинет с плеч своих наш поздний лес табличку медную: «За нарушенье — штраф!»

Когда-нибудь

внезапно стихнет карусель

осенних рощ и неумытых луж, и только изумленное: «Ужель возможно это?!» — вырвется из душ.

И в небеса

взовьется белый дым змеей,

и, словно по законам волшебства, мы пролетим над теплою землей в обнимку, как кленовая листва...

ПОДМОСКОВЬЕ

Подмосковье, Подмосковье, ты прохладное дно морское, кладовая синего света.

Где-то там, над тобою где-то, пекло

горькое городское, лето

переспелого цвета...

Как мне помнится это лето!

Провожанье, провожанье — тонких стекол в ночи дрожанье, два луча голубых над крышей... На плече у солдата — скатка, он тревожных гудков не слышит — всё целует свою солдатку...

Всё целует ее, целует, у войны минуты ворует.

Подмосковье, Подмосковье провожало меня с тоскою, а встречало — просило страстно:

«Здравствуй!

Только больше не странствуй...»

А леса

как закружатся сами перед глазами зелеными небесами...

А голоса

ночных электричек то проплачут, а то прокличут...

А роса

вдруг покатится слезой

голубою...

Подмосковье, что мне делать с твоей любовью?

СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЙ МАРШ

Надежда, я вернусь тогда, когда трубач отбой сыграет, когда трубу к губам приблизит и острый локоть отведет.

Надежда, я останусь цел: не для меня земля сырая, а для меня твои тревоги и добрый мир твоих забот.

Но если целый век пройдет, и ты надеяться устанешь, Надежда, если надо мною смерть распахнет свои крыла, ты прикажи, пускай тогда трубач израненный привстанет, чтобы последняя граната меня прикончить не смогла.

Но если вдруг когда-нибудь мне уберечься не удастся, какое б новое сраженье ни покачнуло шар земной, я всё равно паду на той, на той единственной гражданской, и комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной.

ГОЛУБОЙ ШАРИК

Девочка плачет: шарик улетел.

Ее утешают, а шарик летит.

Девушка плачет: жениха всё нет.

Ее утешают, а шарик летит.

Женщина плачет: муж ушел к другой.

Ее утешают, а шарик летит.

Плачет старушка: мало пожила... А шарик вернулся, а он голубой.

1957

ПОЛНОЧНЫЙ ТРОЛЛЕЙБУС

Когда мне невмочь пересилить беду, когда подступает отчаянье, я в синий троллейбус сажусь на ходу, в последний, случайный.

Полночный троллейбус, по улице мчи, верши по бульварам круженье, чтоб всех подобрать, потерпевших в ночи крушенье, крушенье.

Полночный троллейбус, мне дверь отвори! Я знаю, как в зябкую полночь твои пассажиры — матросы твои — приходят на помощь.

Я с ними не раз уходил от беды, я к ним прикасался плечами... Как много, представьте себе, доброты в молчанье, в молчанье.