j
Название книги | Тени в раю /м/ |
Автор | Ремарк |
Год публикации | 2021 |
Издательство | АСТ |
Раздел каталога | Историческая и приключенческая литература (ID = 163) |
Серия книги | мЭксклюзивная классика |
ISBN | 978-5-17-095171-0 |
EAN13 | 9785170951710 |
Артикул | P_9785170951710 |
Количество страниц | 544 |
Тип переплета | мяг. м |
Формат | - |
Вес, г | 1520 |
Посмотрите, пожалуйста, возможно, уже вышло следующее издание этой книги и оно здесь представлено:
Книга из серии 'мЭксклюзивная классика' 'Они вошли в американский рай, как тени. Люди, обожженные огнем Второй мировой. Беглецы со всех концов Европы, утратившие прошлое. Невротичная красавица манекенщица и циничный, крепко пьющий писатель. Дурочка-актриса и гениальный хирург. Отчаявшийся герой Сопротивления и щемяще-оптимистичный бизнесмен. Что может быть общего у столь разных людей? Хрупкость нелепого эмигрантского бытия. И святая надежда когда-нибудь вернуться домой...'
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
ЭРИХ МАРИЯ РЕМАРКТЕНИ В РАЮИЗДАТЕЛЬСТВО ACT МОСКВАУДК 821.112.2-31ББК 84(4Гем)-44Р37Серия «Эксклюзивная классика»Erich Maria RemarqueSCHATTEN IM PARADIESПеревод с немецкого Л.Б. Черной, В.П. КотелкинаСерийное оформление А. В. Фереза, Е. Д. ФерезПечатается с разрешения Mohrbooks AG Literary Agency и Synopsis Literary Agency.Ремарк, Эрих Мария.Р37 Тени в раю : [роман] / Эрих Мария Ремарк ; [пер. с нем. Л. Б. Черной, В. П. Котелкина]. — МоISBN 978-5-17-095171-0Они вошли в американский рай, как тени. Люди, обожженные огнем Второй мировой. Беглецы со всех концов Европы, утратившие прошлое. Невротичная красавица манекенщица и циничный, крепко пьющий писатель. Дурочка-актриса и гениальный хирург. ОтУДК 821.112.2-31ББК 84(4Гем)-44ISBN 978-5-17-095171-0© The Estate of the Late Paulette Remarque, 1971© Перевод. Л.Б. Черная, 2012© Перевод. В.П. Котелкин, 2012© Издание на русском языке AST Publishers, 2022ПрологВ конце войны судьба забросила меня в Нью-Йорк. Пятьдесят седьмая улица и ее окрестности стали для меня, изгнанника, с трудом объяснявшегося на языке этой страны, почти что второй родиной.Позади расстилался долгий, полный опасностей путь — via dolorosa* всех тех, кто бежал от гитлеровцев. Крестный путь этот шел из Голландии через Бельгию и Северную Францию в Париж, а потом разветвлялся: одна дорога вела через Лион на побережье СредиземЯ прошел этот путь подобно многим другим, спаТолько немногим беженцам удалось раздобыть на* Скорбный путь (исп.). — Здесь и далее примеч. пер.скончаемым. К тому же без документов мы нигде не могли работать легально. Большинство из нас были голодные, жалкие и одинокие. Вот почему мы и наvia dolorosa.Вокзалами нам служили почтамты в маленьких гоIНесколько месяцев назад я прибыл на грузовом паК тому же документы у меня были не в порядке, хотя буквально чудом я стал обладателем настоящей американской визы, дававшей мне право на въезд. Но паспорт мой был на чужую фамилию. ИммиграционЗнакомая картина. В Европе я жил долгие годы точУж давно я перестал удивляться тому, что ношу чужое имя и живу по паспорту умершего. Напротив, это казалось в порядке вещей. Паспорт я получил в наследство во Франкфурте. Фамилия человека, подарившего мне его в день своей смерти, была Росс. Таким образом, и я теперь звался Роберт Росс. Свою настоящую фамилию я почти забыл. Люди многое заНа Эллис-Айленде я встретил турка, который лет десять назад уже приезжал в Америку. Не знаю, по каТурок дал мне адрес одного русского в Нью-Йорке, с которым он был знаком в давние времена. К сожалеРусский работал в маленькой обшарпанной гостиочень сокрушался. Кроме того, у меня еще оставалось немного денег.— А на что вы будете жить? Об этом вы подумали? — спросил Меликов.— Во Франции я под конец работал торговым аген— Вы что-нибудь в этом смыслите?— Не слишком, но кое-что усвоил.— Где?— Я два года провел в Брюссельском музее.— Работали там? — с удивлением спросил Меликов.— Нет. Скрывался, — ответил я.— От немцев?— От немцев, которые оккупировали Бельгию.— Два года? — снова удивился Меликов. — И вас так и не нашли?— Нет. Нашли того человека, который меня прятал.Меликов взглянул на меня.— Вы успели удрать?— Да.— А что случилось с тем человеком?— То, что обычно случалось. Его отправили в конц— Он был немец?— Бельгиец. Директор музея.Меликов кивнул.— Каким образом вам удалось так долго скрывать— Конечно, были. Днем я сидел взаперти в подвале, где находился запасник. Вечером являлся директор, приносил еду и на ночь выпускал меня из моего убежища. Из здания музея я не выходил, но мог выбираться из подвала. Свет, разумеется, нельзя было зажигать.— А служащие музея что-нибудь знали?— Нет. В запаснике не было окон. А когда кто- нибудь спускался в подвал, я сидел не шевелясь. Боль— Вас из-за этого и обнаружили?— Да нет. Кто-то обратил внимание, что директор либо чересчур часто засиживается в музее, либо воз— Понятно, — сказал Меликов. — А читать вы могли?— Только в летние ночи или при лунном свете.— Но ночью вам разрешалось гулять по музею и рас— Да, пока они были видны.Меликов улыбнулся и неожиданно спросил:— Хотите есть?— Да, — сказал я. — И даже очень.— Так я и думал. Стоит человеку очутиться на сво— В аптеке?— Да, в drugstore. Это одна из особенностей Штатов. В аптеке покупают аспирин и закусывают.— Чем вы занимались целый день в музее, чтобы не сойти с ума? — спросил Меликов.Я окинул взглядом аптеку: у длинной стойки люди торопливо жевали, глядя на рекламные плакаты и бу— А что мы тут будем есть? — спросил я.— Котлеты. Это блюдо да еще венские сосиски — основная пища американцев. Бифштексы не по кар— Чем я занимался в музее? Ждал вечера. И, ко— Да, вы не давали себе покоя, — сказал Мели— Одно лето я не расставался с Сезанном и с нении. Позже я нашел в библиотеке книги по искусству. И, присев под подоконником, усердно изучал их. При— Разве музей не охранялся?— Только в дневные часы. Вечером его просто за— И на несчастье человека, который носил вам еду.— На несчастье человека, который прятал меня, — сказал я спокойно, взглянув на Меликова. Я понимал, что за его словами ничего не кроется, он не хотел меня обидеть. Просто констатировал факт.— Не надейтесь стать нелегальным мойщиком таре— Совсем недолго... Сколько стоит этот завтрак?— Полтора доллара. С начала войны здесь все до— Войны? — сказал я. — Какая здесь война?— Война идет! — возразил Меликов. — И опять- таки на ваше счастье. Требуются люди. Безработицы пока нет. Вам легче будет устроиться.— Через два месяца мне снова придется удирать.Меликов рассмеялся, зажмурив маленькие глазки.— Америка — огромная страна. И война идет. На ваше счастье. Где вы родились?— Согласно паспорту — в Гамбурге, на самом де— Ни в том, ни в другом случае это вам не грозит высылкой. Но вы можете угодить в лагерь для интер— В одном таком лагере я уже побывал. Во Фран— Бежали?— Скорее, просто ушел. После поражения, когда началась всеобщая неразбериха.Меликов кивнул.— Я тоже жил во Франции, когда началась всеобщая неразбериха в восемнадцатом году... Но только после победы — как оказалось, впрочем, весьма призрачной. Не выпить ли нам сейчас водки?— Я привык с опаской относиться к алкоголю, — ответил я. — Несколько раз я из-за него переоценивал свои силы. И дважды это привело к весьма плачевным результатам. к тюремной камере, кишевшей насеко— В Испании?— В Северной Америке.— И все же давайте рискнем в третий раз. Тюремные камеры здесь чистые. Водка у меня в гостинице, тут вам не подадут ни капли. А вы романтик? — спросил он немного погодя.— Для меня это — непозволительная роскошь. По— Насчет полиции можете несколько месяцев не беспокоиться.— Да, верно. Трудно сразу привыкнуть к этому.Мы пошли к Меликову в гостиницу, но скоро мне стало там невмоготу. Я не хотел пить, не хотел сидеть среди потертого плюша, а комната у Меликова быо том, что в ближайшие два месяца можно не бояться полиции, не выходило у меня из головы. Два месяца — поразительно долгий срок!— Сколько я еще могу гулять? — спросил я.— Сколько хотите.— Когда вы ложитесь спать?Меликов небрежно махнул рукой.— Не раньше утра. У меня сейчас самая работа. Же— Нет. Я просто хочу побродить по городу.— Женщину легче найти здесь, в гостинице.— Мне она не нужна.— Женщина нужна всегда.— Только не сегодня.— Стало быть, вы все же романтик, — сказал МелиСовсем как я. И я стал номером, который носит случайное имя, мелькнуло у меня в голове. Какая успокоительная безымянность; имена приносили мне слишком много неприятностей.Я бесцельно шел по этому безымянному городу. Грязные испарения его поднимались к небу. Ночью это был мрачный огненный столп, днем — белесый, как облако. Похоже, что именно так Господь Бог указыПосле погруженной во мрак Европы люди казались мне Прометеями — вот потный детина в сполохах электрического света протягивает из дверей магазиИ вдруг я понял: добравшись до чужих берегов, я отнюдь не избежал опасности, — напротив: именно сейчас она угрожала мне с особой силой. Угрожала не извне, а изнутри. Очень долго я думал только о том, чтобы сохранить себе жизнь. В этом и заключалось мое спасение. То был примитивный инстинкт самокорабле, когда начинается паника и у человека одна цель — остаться в живых.Но уже скоро, с завтрашнего дня, а может, даже с этой диковинной ночи, действительность раскроЯ быстро повернулся и пошел назад, смущенный и глубоко взволнованный. Теперь я уже не глазел по сторонам. А когда увидел перед собой гостиницу, у меЯ вошел в вестибюль, уродливо отделанный «под мрамор», и увидел Меликова, дремавшего в качалке позади стойки. Он открыл глаза, и мне на секунду по— Вы играете в шахматы? — спросил он, вставая.— Как все эмигранты.— Хорошо. Пойду принесу водку.Он пошел наверх. Я огляделся. Почему-то мне поIIВ английском я делал большие успехи, и недели через две мой словарный запас был уже как у пятнад— Надо тебе завести роман с молоденькой амери— Из Бруклина? — спросил я.— Лучше из Бостона. Там всего правильнее говорят.— Тогда уж надо найти учительницу из Бостона. Это было бы самое рациональное.— К несчастью, наша гостиница — караван-сарай. Различные акценты носятся в воздухе, как тифозные бациллы, а ты, увы, легко перенимаешь все отклоне— Владимир, — сказал я, — мир и так уже слишком быстро меняется для меня. С каждым днем мое ан