{{common_error}}
Нами выполнено {{total_orders}} заказов! Ваш – следующий!
СКИДКИ! При заказе книг на сумму от 1500 руб. – скидка 50% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK,
при заказе книг на сумму от 3000 руб. — скидка 80% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK.
при заказе книг на сумму от 3000 руб. — скидка 80% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK.
Отцы и дети. (Тургенев)Купить книгу, доставка почтой, скачать бесплатно, читать онлайн, низкие цены со скидкой, ISBN 978-5-04-168735-9
{{price}} ₽
| НА СКЛАДЕ в наличии, шт. | {{in_stock}} |
| Название книги | Отцы и дети |
| Автор | Тургенев |
| Год публикации | 2022 |
| Издательство | Эксмо |
| Раздел каталога | Историческая и приключенческая литература (ID = 163) |
| Серия книги | Всемирная литература |
| ISBN | 978-5-04-168735-9 |
| EAN13 | 9785041687359 |
| Артикул | P_9785041687359 |
| Количество страниц | 480 |
| Тип переплета | цел. |
| Формат | - |
| Вес, г | 1360 |
Аннотация к книге "Отцы и дети"
автор Тургенев
Книга из серии 'Всемирная литература'
'«Вся моя повесть направлена против дворянства как передового класса. Вглядитесь в лица Николая Петровича, Павла Петровича, Аркадия. Слабость и вялость или ограниченность», — так Тургенев разъясняет замысел своего романа. Причем берет он «именно хороших представителей дворянства», показывая: «Если сливки плохи, что же молоко?»
Евгений Базаров — главный герой, нигилист и разночинец, выступающий против как либеральных идей, так и консервативных. Бескомпромиссность и приоритет полезного над прекрасным — два главных принципа молодого доктора, ставшего примером для подражания молодежи 1860-х годов. Чужой для всех, Базаров внезапно чувствует в себе то, от чего заведомо отрекся как от бесполезного, — любовь. Но можно ли ему быть рабом своей страсти?..'
Читать онлайн выдержки из книги "Отцы и дети"
(Автор Тургенев)
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
До книги"Отцы и дети"
Вы также смотрели...
Другие книги серии "Всемирная литература"
Другие книги раздела "Историческая и приключенческая литература"
Читать онлайн выдержки из книги "Отцы и дети" (Автор Тургенев)
ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРАИванТУРГЕНЕВОтцы и детиМОСКВА2022УДК 821.161.1-82ББК 84(2Рос=Рус)1-44Т87Оформление серии Н. ЯрусовойВ коллаже на обложке использованы фрагменты работ художников Анри Люсьена Дюсе, Франа Ксавера Винтерхальтера и Карла Вильгельма холсёТургенев, Иван Сергеевич.Т87 Отцы и дети : роман, повести, стихотворения в прозе / Иван Тур15ВМ 978-5-04-168735-9Иван Сергеевич Тургенев (1818—1883) — удивительный, очень русский писатель, чей талант был признан и соотечественниками, и великими евроЭта книга представляет важнейшие грани творчества И. С. Тургенева. В нее включены роман «Отцы и дети», повести и стихотворения в прозе.УДК 821.161.1-82ББК 84(2Рос=Рус)1-4415ВИ 978-5-04-168735-9Отцы и детиРоманПосвящается памятиВиссариона Григорьевича Белинского1— Что, Петр? Не видать еще? — спрашивал 20 мая 1859 года, выходя без шапки на низкое крылечко постоялого двора на *** шосСлуга, в котором все: и бирюзовая сережка в ухе, и напомажен— Не видать? — повторил барин.— Не видать, — вторично ответствовал слуга.Барин вздохнул и присел на скамеечку. Познакомим с ним читаЗовут его Николаем Петровичем Кирсановым. У него в пятнадцакала детей утром к ручке, на ночь их благословляла — словом, жила в свое удовольствие. В качестве генеральского сына Николай Петроными преобразованиями. В 55-м году он повез сына в университет; прожил с ним три зимы в Петербурге, почти никуда не выходя и стаСлуга, из чувства приличия, а может быть, и не желая остаться под барским глазом, зашел под ворота и закурил трубку. Николай Петрович поник головой и начал глядеть на ветхие ступеньки кры— Никак они едут-с, — доложил слуга, вынырнув из-под ворот.Николай Петрович вскочил и устремил глаза вдоль дороги. Пока— Аркаша! Аркаша! — закричал Кирсанов, и побежал, и замахал руками... Несколько мгновений спустя его губы уже прильнули к без2— Дай же отряхнуться, папаша, — говорил несколько сиплым от дороги, но звонким юношеским голосом Аркадий, весело отвечая на отцовские ласки, — я тебя всего запачкаю.— Ничего, ничего, — твердил, умиленно улыбаясь, Николай ПетНиколай Петрович казался гораздо встревоженнее своего сына; он словно потерялся немного, словно робел. Аркадий остановил его.— Папаша, — сказал он, — позволь познакомить тебя с моим добрым приятелем, Базаровым, о котором я тебе так часто писал. Он так любезен, что согласился погостить у нас.Николай Петрович быстро обернулся и, подойдя к человеку вы— Душевно рад, — начал он, — и благодарен за доброе намере— Евгений Васильев, — отвечал Базаров ленивым, но мужест— Надеюсь, любезнейший Евгений Васильич, что вы не соскучиТонкие губы Базарова чуть тронулись;но он ничего не отвечал и только приподнял фуражку. Его темно-белокурые волосы, длинные и густые, не скрывали крупных выпуклостей просторного черепа.— Так как же, Аркадий, — заговорил опять Николай Петрович, оборачиваясь к сыну, — сейчас закладывать лошадей, что ли? Или вы отдохнуть хотите?— Дома отдохнем, папаша;вели закладывать.— Сейчас, сейчас, — подхватил отец. — Эй, Петр, слышишь? РасПетр, который в качестве усовершенствованного слуги не подо— Я здесь с коляской, но и для твоего тарантаса есть тройка, — хлопотливо говорил Николай Петрович, между тем как Аркадий пил воду из железного ковшика, принесенного хозяйкой постоялого дво— Он в тарантасе поедет, — перебил вполголоса Аркадий. — Ты с ним, пожалуйста, не церемонься. Он чудесный малый, такой проКучер Николая Петровича вывел лошадей.— Ну, поворачивайся, толстобородый! — обратился Базаров к ямщику.— Слышь, Митюха, — подхватил другой тут же стоявший ямщик сруками, засунутыми в задние прорехи тулупа, — барин-то тебя как прозвал? Толстобородый и есть.Митюха только шапкой тряхнул и потащил вожжи с потной ко— Живей, живей, ребята, подсобляйте, — воскликнул Николай Петрович, — на водку будет!В несколько минут лошади были заложены;отец с сыном помес3— Так вот как, наконец ты кандидат и домой приехал, — говорил Николай Петрович, потрогивая Аркадия то по плечу, то по колену. — Наконец!— А что дядя? здоров? — спросил Аркадий, которому, несмотря на искреннюю, почти детскую радость, его наполнявшую, хотелось поскорее перевести разговор с настроения взволнованного на обы— Здоров. Он хотел было выехать со мной к тебе навстречу, да почему-то раздумал.— А ты долго меня ждал? — спросил Аркадий.— Да часов около пяти.— Добрый папаша!Аркадий живо повернулся к отцу и звонко поцеловал его в щеку. Николай Петрович тихонько засмеялся.— Какую я тебе славную лошадь приготовил! — начал он, — ты увидишь. И комната твоя оклеена обоями.— А для Базарова комната есть?— Найдется и для него.— Пожалуйста, папаша, приласкай его. Я не могу тебе выразить, до какой степени я дорожу его дружбой.— Ты недавно с ним познакомился?— Недавно.— То-то прошлою зимой я его не видал. Он чем занимается?— Главный предмет его — естественные науки. Да он все знает. Он в будущем году хочет держать на доктора.— А! Он по медицинскому факультету, — заметил Николай ПетПетр глянул в сторону, куда указывал барин. Несколько телег, за— Точно так-с, — промолвил Петр.— Куда это они едут, в город, что ли?— Полагать надо, что в город. В кабак, — прибавил он презри— Хлопоты у меня большие с мужиками в нынешнем году, — продолжал Николай Петрович, обращаясь к сыну. — Не платят обро— А своими наемными работниками ты доволен?— Да, — процедил сквозь зубы Николай Петрович. — Подбива— Тени нет у вас, вот что горе, — заметил Аркадий, не отвечая на последний вопрос.— Яс северной стороны над балконом большую маркизу приде— Что-то на дачу больно похоже будет... а впрочем, это все пусАркадий вдруг остановился, бросил косвенный взгляд назад и умолк.— Конечно, — заметил Николай Петрович, — ты здесь родился, тебе все должно казаться здесь чем-то особенным...— Ну, папаша, это все равно, где бы человек ни родился.— Однако...— Нет, это совершенно все равно.Николай Петрович посмотрел сбоку на сына, и коляска проехала с полверсты, прежде чем разговор возобновился между ними.— Не помню, писал ли я тебе, — начал Николай Петрович, — твоя бывшая нянюшка, Егоровна, скончалась.— Неужели? Бедная старуха! А Прокофьич жив?— Жив и нисколько не изменился. Все так же брюзжит. Вообще ты больших перемен в Марьине не найдешь.— Приказчик у тебя все тот же?— Вот разве что приказчика я сменил. Я решился не держатьбольше у себя вольноотпущенных, бывших дворовых, или по крайней мере не поручать им никаких должностей, где есть ответственность. (Аркадий указал глазами на Петра.) II езС 11'Ьге, еп еТТеС1, — заметил вполголоса Николай Петрович, — но ведь он — камердинер. Теперь у меня приказчик из мещан: кажется, дельный малый. Я ему назнаОн запнулся на мгновенье и продолжал уже по-французски.— Строгий моралист найдет мою откровенность неуместною, но, во-первых, это скрыть нельзя, а во-вторых, тебе известно, у меня всегда были особенные принципы насчет отношений отца к сыну. Впрочем, ты, конечно, будешь вправе осудить меня. В мои лета... Сло— Фенечка? — развязно спросил Аркадий.Николай Петрович покраснел.— Не называй ее, пожалуйста, громко... Ну, да... она теперь жи— Помилуй, папаша, зачем?— Твой приятель у нас гостить будет... неловко...— Насчет Базарова ты, пожалуйста, не беспокойся. Он выше все— Ну, ты, наконец, — проговорил Николай Петрович. — Флиге- лек-то плох — вот беда.— Помилуй, папаша, — подхватил Аркадий, — ты как будто из— Конечно, мне должно быть совестно, — отвечал Николай Пет— Полно, папаша, полно, сделай одолжение! — Аркадий ласкоНиколай Петрович глянул на него из-под пальцев руки, которою он продолжал тереть себе лоб, и что-то кольнуло его в сердце... Но он тут же обвинил себя.1 Он в самом деле вольный (фр.).— Вот это уж наши поля пошли, — проговорил он после долгого молчания.— А это впереди, кажется, наш лес? — спросил Аркадий.— Да, наш. Только я его продал. В нынешнем году его сводить будут.— Зачем ты его продал?— Деньги были нужны; притом же эта земля отходит к мужикам.— Которые тебе оброка не платят?— Это уж их дело, а впрочем, будут же они когда-нибудь платить. — Жаль леса, — заметил Аркадий и стал глядеть кругом.Места, по которым они проезжали, не могли назваться живописТак размышлял Аркадий... а пока он размышлял, весна брала свое. Все кругом золотисто зеленело, все широко и мягко волновав дымчатых ее волнах. Аркадий глядел, глядел, и, понемногу ослабе— Теперь уж недалеко, — заметил Николай Петрович, — вот стоит только на эту горку подняться, и дом будет виден. Мы заживем с тобой на славу, Аркаша;ты мне помогать будешь по хозяйству, если только это тебе не наскучит. Нам надобно теперь тесно сойтись друг с другом, узнать друг друга хорошенько, не правда ли?— Конечно, — промолвил Аркадий, — но что за чудный день се— Для твоего приезда, душа моя. Да, весна в полном блеске. А впрочем, я согласен с Пушкиным — помнишь, в Евгении Онегине:Как грустно мне твое явленье, Весна, весна, пора любви!Какое...— Аркадий! — раздался из тарантаса голос Базарова, — пришНиколай Петрович умолк, а Аркадий, который начал было слу— Хочешь сигарку? — закричал опять Базаров.— Давай, — отвечал Аркадий.Петр вернулся к коляске и вручил ему вместе с коробочкой толЧетверть часа спустя оба экипажа остановились перед крыльцом нового деревянного дома, выкрашенного серою краской и покрытого железною красною крышей. Это и было Марьино, Новая слободка тож, или, по крестьянскому наименованью, Бобылий хутор.4Толпа дворовых не высыпала на крыльцо встречать господ; повича Кирсанова. Он молча отворил дверцу коляски и отстегнул фар— Вот мы и дома, — промолвил Николай Петрович, снимая кар— Поесть действительно не худо, — заметил, потягиваясь, База— Да, да, ужинать давайте, ужинать поскорее. — Николай ПетВошел человек лет шестидесяти, беловолосый, худой и смуглый, в коричневом фраке с медными пуговицами и в розовом платочке на шее. Он осклабился, подошел к ручке к Аркадию и, поклонившись гостю, отступил к двери и положил руки за спину.— Вот он, Прокофьич, — начал Николай Петрович, — приехал к нам наконец... Что? Как ты его находишь?— В лучшем виде-с, — проговорил старик и осклабился опять, но тотчас же нахмурил свои густые брови. — На стол накрывать при— Да, да, пожалуйста. Но не пройдете ли вы сперва в вашу ком— Нет, благодарствуйте, — незачем. Прикажите только чемода- нишко мой туда стащить да вот эту одёженку, — прибавил он, снимая с себя свой балахон.— Очень хорошо. Прокофьич, возьми же их шинель. (Прокофьич, как бы с недоумением, взял обеими руками базаровскую «одёженку» и, высоко подняв ее над головою, удалился на цыпочках.) А ты, Арка— Да, надо почиститься, — отвечал Аркадий и направился было к дверям, но в это мгновение вошел в гостиную человек среднего роста, одетый в темный английский сьют, модный низенький галстух и лаковые полусапожки, Павел Петрович Кирсанов. На вид ему было лет сорок пять;его коротко остриженные седые волосы отливали темным блеском, как новое серебро; лицо его, желчное, но без морПавел Петрович вынул из кармана панталон свою красивую руку с длинными розовыми ногтями, руку, казавшуюся еще красивей от снежной белизны рукавчика, застегнутого одиноким крупным опа1, он три раза, по-русски, поцеловался с ним, то есть три раза прикоснулся своими душистыми усами до его щек, и прогоНиколай Петрович представил его Базарову; Павел Петрович слегка наклонил свой гибкий стан и слегка улыбнулся, но руки не по— Я уже думал, что вы не приедете сегодня, — заговорил он приятным голосом, любезно покачиваясь, подергивая плечами и по— Ничего не случилось, — отвечал Аркадий, — так, замешка— Постой, я с тобой пойду, — воскликнул Базаров, внезапно по— Кто сей? — спросил Павел Петрович.— Приятель Аркаши, очень, по его словам, умный человек.— Он у нас гостить будет?— Да.— Этот волосатый?— Ну да.Павел Петрович постучал ногтями по столу.— Я нахожу, что Аркадий з'езС дедоигдя2, — заметил он. — Я рад его возвращению.За ужином разговаривали мало. Особенно Базаров почти ничего не говорил, но ел много. Николай Петрович рассказывал разные слу1 «Рукопожатие» (англ.).2 Стал развязнее (фр.).и считать его ребенком. Он без нужды растягивал свою речь, избегал слова «папаша» и даже раз заменил его словом «отец», произнесен— А чудаковат у тебя дядя, — говорил Аркадию Базаров, сидя в халате возле его постели и насасывая короткую трубочку. — Ще— Да ведь ты не знаешь, — ответил Аркадий, — ведь он львом был в свое время. Я когда-нибудь расскажу тебе его историю. Ведь он красавцем был, голову кружил женщинам.— Да, вот что! По старой, значит, памяти. Пленять-то здесь, жаль, некого. Я все смотрел: этакие у него удивительные воротнички, точ— Пожалуй;только он, право, хороший человек.— Архаическое явление! А отец у тебя славный малый. Стихи он напрасно читает и в хозяйстве вряд ли смыслит, но он добряк.— Отец у меня золотой человек.— Заметил ли ты, что он робеет?Аркадий качнул головою, как будто он сам не робел.— Удивительное дело, — продолжал Базаров, — эти старенькие романтики! Разовьют в себе нервную систему до раздражения... ну, равновесие и нарушено. Однако прощай! В моей комнате английский рукомойник, а дверь не запирается. Все-таки это поощрять надо — английские рукомойники, то есть прогресс!Базаров ушел, а Аркадием овладело радостное чувство. Сладко засыпать в родимом доме, на знакомой постеле, под одеялом, над коИ он и Базаров заснули скоро, но другие лица в доме долго еще не спали. Возвращение сына взволновало Николая Петровича. Он лег в постель, но не загасил свечки и, подперши рукою голову, думал долгие думы. Брат его сидел далеко за полночь в своем кабинете, на широком гамбсовом кресле, перед камином, в котором слабо тлел кало голубоватое пламя... Бог знает, где бродили его мысли, но не в од5На другое утро Базаров раньше всех проснулся и вышел из дома. «Эге! — подумал он, посмотрев кругом, — местечко-то неказисто». Когда Николай Петрович размежевался с своими крестьянами, ему пришлось отвести под новую усадьбу десятины четыре совершенно ровного и голого поля. Он построил дом, службы и ферму, разбил сад, выкопал пруд и два колодца; но молодые деревца плохо прини— На что тебе лягушки, барин? — спросил его один из мальчи— А вот на что, — отвечал ему Базаров, который владел особен— Да на что тебе это?— А чтобы не ошибиться, если ты занеможешь и мне тебя лечить придется.— Разве ты дохтур?— Да.— Васька, слышь, барин говорит, что мы с тобой те же лягушки. Чудно!— Я их боюсь, лягушек-то, — заметил Васька, мальчик лет семи,с белою, как лен, головою, в сером казакине с стоячим воротником и босой.— Чего бояться? разве они кусаются?— Ну, полезайте в воду, философы, — промолвил Базаров.Между тем Николай Петрович тоже проснулся и отправился к Ар— Федосья Николавна не совсем здоровы, прийти не могут; при— Я сам разолью, сам, — поспешно подхватил Николай Петро— Со сливками, — отвечал Аркадий и, помолчав немного, вопроНиколай Петрович с замешательством посмотрел на сына.— Что? — промолвил он.Аркадий опустил глаза.— Извини, папаша, если мой вопрос тебе покажется неумест— Говори.— Ты мне даешь смелость спросить тебя... Не оттого ли Фен... не оттого ли она не приходит сюда чай разливать, что я здесь?Николай Петрович слегка отвернулся.— Может быть, — проговорил он наконец, — она предполагаАркадий быстро вскинул глаза на отца.— Напрасно ж она стыдится. Во-первых, тебе известен мой обГолос Аркадия дрожал сначала: он чувствовал себя великодушловека, и Аркадий произнес последние слова твердо, даже с эффек— Спасибо, Аркаша, — глухо заговорил Николай Петрович, и пальцы его опять заходили по бровям и по лбу. — Твои предположе— В таком случае я сам пойду к ней, — воскликнул Аркадий с новым приливом великодушных чувств и вскочил со стула. — Я ей растолкую, что ей нечего меня стыдиться.Николай Петрович тоже встал.— Аркадий, — начал он, — сделай одолжение... как же можно... там... Я тебя не предварил...Но Аркадий уже не слушал его и убежал с террасы. Николай ПетПослышались торопливые шаги, и Аркадий вошел на террасу.— Мы познакомились, отец! — воскликнул он с выражением каНиколай Петрович хотел что-то вымолвить, хотел подняться и раскрыть объятия... Аркадий бросился ему на шею.— Что это? Опять обнимаетесь? — раздался сзади их голос ПавОтец и сын одинаково обрадовались появлению его в эту минуту; бывают положения трогательные, из которых все-таки хочется по— Чему ж ты удивляешься? — весело заговорил Николай Петро— Я вовсе не удивляюсь, — заметил Павел Петрович, — я даже сам не прочь с ним обняться.Аркадий подошел к дяде и снова почувствовал на щеках своих прикосновение его душистых усов. Павел Петрович присел к столу.На нем был изящный утренний, в английском вкусе, костюм; на голо— Где же новый твой приятель? — спросил он Аркадия.— Его дома нет; он обыкновенно встает рано и отправляется ку— Да, это заметно. — Павел Петрович начал, не торопясь, нама— Как придется. Он заехал сюда по дороге к отцу.— А отец его где живет?— В нашей же губернии, верст восемьдесят отсюда. У него там небольшое именьице. Он был прежде полковым доктором.— Тэ-тэ-тэ-тэ... То-то я все себя спрашиваю: где слышал я эту фамилию: Базаров?.. Николай, помнится, в батюшкиной дивизии был лекарь Базаров?— Кажется, был.— Точно, точно. Так этот лекарь его отец. Гм! — Павел Петрович повел усами. — Ну, а сам господин Базаров, собственно, что та— Что такое Базаров? — Аркадий усмехнулся. — Хотите, дя— Сделай одолжение, племянничек.— Он нигилист.— Как? — спросил Николай Петрович, а Павел Петрович поднял на воздух нож с куском масла на конце лезвия и остался неподви— Он нигилист, — повторил Аркадий.— Нигилист, — проговорил Николай Петрович. — Это от латин— Скажи: который ничего не уважает, — подхватил Павел Пет— Который ко всему относится с критической точки зрения, — заметил Аркадий.— А это не все равно? — спросил Павел Петрович.— Нет, не все равно. Нигилист — это человек, который не склоодного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип.— И что ж, это хорошо? — перебил Павел Петрович.— Смотря как кому, дядюшка. Иному от этого хорошо, а иному очень дурно.— Вот как. Ну, это, я вижу, не по нашей части. Мы, люди старого века, мы полагаем, что без принсипов (Павел Петрович выговаривал это слово мягко, на французский манер, Аркадий, напротив, произно1, дай вам Бог здоровья и генеральский чин, а мы только любоваться будем, господа... как бишь?— Нигилисты, — отчетливо проговорил Аркадий.— Да. Прежде были гегелисты, а теперь нигилисты. Посмотрим, как вы будете существовать в пустоте, в безвоздушном пространстве; а теперь позвони-ка, пожалуйста, брат Николай Петрович, мне пора пить мой какао.Николай Петрович позвонил и закричал: «Дуняша!» Но вместо Дуняши на террасу вышла сама Фенечка. Это была молодая женщина лет двадцати трех, вся беленькая и мягкая, с темными волосами и глазами, с красными, детски пухлявыми губками и нежными ручками. На ней было опрятное ситцевое платье;голубая новая косынка легко лежала на ее круглых плечах. Она несла большую чашку какао и, поПавел Петрович строго нахмурил брови, а Николай Петрович смутился.— Здравствуй, Фенечка, — проговорил он сквозь зубы.— Здравствуйте-с, — ответила она негромким, но звучным голоНа террасе в течение нескольких мгновений господствовало молчание. Павел Петрович похлебывал свой какао и вдруг поднял голову.— Вот и господин нигилист к нам жалует, — промолвил он впол1 Вы все это изменили (фр.).Действительно, по саду, шагая через клумбы, шел Базаров. Его полотняное пальто и панталоны были запачканы в грязи;цепкое бо— Здравствуйте, господа; извините, что опоздал к чаю, сейчас вернусь;надо вот этих пленниц к месту пристроить.— Что это у вас, пиявки? — спросил Павел Петрович.— Нет, лягушки.— Вы их едите или разводите?— Для опытов, — равнодушно проговорил Базаров и ушел в дом.— Это он их резать станет, — заметил Павел Петрович. — В принсипы не верит, а в лягушек верит.Аркадий с сожалением посмотрел на дядю, и Николай Петрович украдкой пожал плечом. Сам Павел Петрович почувствовал, что собБазаров вернулся, сел за стол и начал поспешно пить чай. Оба брата молча глядели на него, а Аркадий украдкой посматривал то на отца, то на дядю.— Вы далеко отсюда ходили? — спросил наконец Николай Пет— Туту вас болотце есть, возле осиновой рощи. Я взогнал штук пять бекасов;ты можешь убить их, Аркадий.— А вы не охотник?— Нет.— Вы, собственно, физикой занимаетесь? — спросил в свою очередь Павел Петрович.— Физикой, да; вообще естественными науками.— Говорят, германцы в последнее время сильно успели по этой части.— Да, немцы в этом наши учители, — небрежно отвечал БазаСлово германцы, вместо немцы, Павел Петрович употребил ради иронии, которой, однако, никто не заметил.— Вы столь высокого мнения о немцах? — проговорил с изы— Тамошние ученые дельный народ.— Так, так. Ну, а об русских ученых вы, вероятно, не имеете столь лестного понятия?— Пожалуй, что так.— Это очень похвальное самоотвержение, — произнес Павел Петрович, выпрямляя стан и закидывая голову назад. — Но как же нам Аркадий Николаич сейчас сказывал, что вы не признаете ника— Да зачем же я стану их признавать? И чему я буду верить? Мне скажут дело, я соглашаюсь, вот и все.— А немцы все дело говорят? — промолвил Павел Петрович, и лицо его приняло такое безучастное, отдаленное выражение, словно он весь ушел в какую-то заоблачную высь.— Не все, — ответил с коротким зевком Базаров, которому явно не хотелось продолжать словопрение.Павел Петрович взглянул на Аркадия, как бы желая сказать ему: «Учтив твой друг, признаться».— Что касается до меня, — заговорил он опять, не без некоторо— Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта, — перебил Базаров.— Вот как, — промолвил Павел Петрович и, словно засыпая, чуть-чуть приподнял брови. — Вы, стало быть, искусства не призна— Искусство наживать деньги, или нет более геморроя! — вос— Так-с, так-с. Вот как вы изволите шутить. Это вы всё, стало быть, отвергаете? Положим. Значит, вы верите в одну науку?— Я уже доложил вам, что ни во что не верю; и что такое наука — наука вообще? Есть науки, как есть ремесла, звания;а наука вообще не существует вовсе.— Очень хорошо-с. Ну, а насчет других, в людском быту приня— Что это, допрос? — спросил Базаров.Павел Петрович слегка побледнел... Николай Петрович почел должным вмешаться в разговор.— Мы когда-нибудь поподробнее побеседуем об этом предмете с вами, любезный Евгений Васильич; и ваше мнение узнаем, и свое выскажем. С своей стороны, я очень рад, что вы занимаетесь естест— Як вашим услугам, Николай Петрович; но куда нам до Либи«Ну, ты, я вижу, точно нигилист», — подумал Николай Петрович.— Все-таки позвольте прибегнуть к вам при случае, — прибавил он вслух. — А теперь нам, я полагаю, брат, пора пойти потолковать с приказчиком.Павел Петрович поднялся со стула.— Да, — проговорил он, ни на кого не глядя, — беда пожить этак годков пять в деревне, в отдалении от великих умов! Как раз дуПавел Петрович медленно повернулся на каблуках и медленно вышел; Николай Петрович отправился вслед за ним.— Что, он всегда у вас такой? — хладнокровно спросил Базаров у Аркадия, как только дверь затворилась за обоими братьями.— Послушай, Евгений, ты уже слишком резко с ним обошелся, — заметил Аркадий. — Ты его оскорбил.— Да, стану я их баловать, этих уездных аристократов! Ведь это все самолюбие, львиные привычки, фатство... Ну, продолжал бы свое поприще в Петербурге, коли уж такой у него склад... А впрочем, Бог с ним совсем! Я нашел довольно редкий экземпляр водяного жука, Эуйзсиз тагд1’паби5, знаешь? Я тебе его покажу.— Я тебе обещался рассказать его историю, — начал Аркадий.— Историю жука?— Ну полно, Евгений. Историю моего дяди. Ты увидишь, что он не такой человек, каким ты его воображаешь. Он скорее сожаления достоин, чем насмешки.— Я не спорю;да что он тебе так дался?— Надо быть справедливым, Евгений.— Это из чего следует?— Нет, слушай...И Аркадий рассказал ему историю своего дяди. Читатель найдет ее в следующей главе.7Павел Петрович Кирсанов воспитывался сперва дома, так же как и младший брат его Николай, потом в пажеском корпусе. Он с детстВ то время в петербургском свете изредка появлялась женщина, которую не забыли до сих пор, княгиня Р. У ней был благовоспитанснова выезжала, смеялась, болтала и точно бросалась навстречу все— Что это? — спросила она, — сфинкс?— Да, — ответил он, — и этот сфинкс — вы.— Я? — спросила она и медленно подняла на него свой загаТяжело было Павлу Петровичу даже тогда, когда княгиня Р. его любила; но когда она охладела к нему, а это случилось довольно скопросьбы приятелей, на увещания начальников, и отправился вслед за княгиней; года четыре провел он в чужих краях, то гоняясь за нею, то с намерением теряя ее из виду; он стыдился самого себя, он негодоЭто случилось в начале 48-го года, в то самое время, когда Никоодинокий холостяк, вступал в то смутное, сумеречное время, время сожалений, похожих на надежды, надежд, похожих на сожаления, коЭто время было труднее для Павла Петровича, чем для всякого другого: потеряв свое прошедшее, он все потерял.— Я не зову теперь тебя в Марьино, — сказал ему однажды Ни— Я был еще глуп и суетлив тогда, — отвечал Павел ПетроВместо ответа Николай Петрович обнял его;но полтора года прошло после этого разговора, прежде чем Павел Петрович решился осуществить свое намерение. Зато, поселившись однажды в деревне, он уже не покидал ее даже и в те три зимы, которые Николай Петро— Вот видишь ли, Евгений, — промолвил Аркадий, оканчивая свой рассказ, — как несправедливо ты судишь о дяде! Я уже не гово— Известное дело: нервы, — перебил Базаров.— Может быть, только у него сердце предоброе. И он далеко не глуп. Какие он мне давал полезные советы... особенно... особенно насчет отношений к женщинам.— Ага! На своем молоке обжегся, на чужую воду дует. Знаем мы это!— Ну, словом, — продолжал Аркадий, — он глубоко несчастлив, поверь мне;презирать его — грешно.— Да кто его презирает? — возразил Базаров. — А я все-таки скажу, что человек, который всю свою жизнь поставил на карту жен— Да вспомни его воспитание, время, в котором он жил, — за— Воспитание? — подхватил Базаров. — Всякий человек сам себя воспитать должен — ну хоть как я, например... А что касается до времени — отчего я от него зависеть буду? Пускай же лучше оно зависит от меня. Нет, брат, это все распущенность, пустота! И что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной? Мы, физиоИ оба приятеля отправились в комнату Базарова, в которой уже успел установиться какой-то медицинско-хирургический запах, сме8Павел Петрович недолго присутствовал при беседе брата с уп1'агдепб»1, — и давал ему денег; но в этот день у него самого ничего не было, и он предпочел удалиться. Хозяйственные дрязги наводили на него тоску; притом ему постоянно казалось, что Николай ПетроОставив Николая Петровича в кабинете, он отправился по кори— Кто там? Войдите, — раздался голос Фенечки.— Это я, — проговорил Павел Петрович и отворил дверь.Фенечка вскочила со стула, на котором она уселась с своим ре— Извините, если я помешал, — начал Павел Петрович, не глядя на нее, — мне хотелось только попросить вас... сегодня, кажется, в город посылают... велите купить для меня зеленого чаю.— Слушаю-с, — отвечала Фенечка, — сколько прикажете ку— Да полфунта довольно будет, я полагаю. А у вас здесь, я вижу, перемена, — прибавил он, бросив быстрый взгляд, который скольз— Да-с, занавески;Николай Петрович нам их пожаловал; да уж они давно повешены.— Да и я у вас давно не был. Теперь у вас здесь очень хорошо. — По милости Николая Петровича, — шепнула Фенечка.— Вам здесь лучше, чем в прежнем флигельке? — спросил Па— Конечно, лучше-с.— Кого теперь на ваше место поместили?— Теперь там прачки.1 Но я могу дать тебе денег (фр.).— А!Павел Петрович умолк. «Теперь уйдет», — думала Фенечка, но он не уходил, и она стояла перед ним, как вкопанная, слабо перебирая пальцами.— Отчего вы велели вашего маленького вынести? — заговорил наконец Павел Петрович. — Я люблю детей: покажите-ка мне его.Фенечка покраснела от смущения и от радости. Она боялась Пав— Дуняша, — крикнула она, — принесите Митю (Фенечка всем в доме говорила вы). А не то погодите; надо ему платьице надеть.Фенечка направилась к двери.— Да все равно, — заметил Павел Петрович.— Я сейчас, — ответила Фенечка и проворно вышла.Павел Петрович остался один и на этот раз с особенным внимаПрошло минут пять;в соседней комнате слышался шелест и шеки и утерла лицо; он дышал тяжело, порывался всем телом и подер— Экой бутуз, — снисходительно проговорил Павел Петрович и пощекотал двойной подбородок Мити концом длинного ногтя на ука— Это дядя, — промолвила Фенечка, склоняя к нему свое лицо и слегка его встряхивая, между тем как Дуняша тихонько ставила на окно зажженную курительную свечку, подложивши под нее грош.— Сколько бишь ему месяцев? — спросил Павел Петрович.— Шесть месяцев; скоро вот седьмой пойдет, одиннадцатого числа.— Не восьмой ли, Федосья Николаевна? — не без робости вме— Нет, седьмой; как можно! — Ребенок опять засмеялся, уста— Он похож на брата, — заметил Павел Петрович.«На кого ж ему и походить?» — подумала Фенечка.— Да, — продолжал, как бы говоря с самим собой, Павел Петро— Это дядя, — повторила она, уже шепотом.— А! Павел! Вот где ты! — раздался вдруг голос Николая ПетроПавел Петрович торопливо обернулся и нахмурился; но брат его так радостно, с такою благодарностью глядел на него, что он не мог не ответить ему улыбкой.— Славный у тебя мальчуган, — промолвил он и посмотрел на часы, — а я завернул сюда насчет чаю...И, приняв равнодушное выражение, Павел Петрович тотчас же вышел вон из комнаты.— Сам собою зашел? — спросил Фенечку Николай Петрович.— Сами-с;постучались и вошли.— Ну, а Аркаша больше у тебя не был?— Не был. Не перейти ли мне во флигель, Николай Петрович?— Это зачем?— Я думаю, не лучше ли будет на первое время.— Н... нет, — произнес с запинкой Николай Петрович и потер себе лоб. — Надо было прежде... Здравствуй, пузырь, — проговорил он с внезапным оживлением и, приблизившись к ребенку, поцеловал его в щеку;потом он нагнулся немного и приложил губы к Фенечки- ной руке, белевшей, как молоко, на красной рубашечке Мити.— Николай Петрович! что вы это? — пролепетала она и опустиНиколай Петрович познакомился с Фенечкой следующим обраВ одно утро Арина явилась к нему в кабинет и, по обыкновению, низко поклонившись, спросила его, не может ли он помочь ее дочке, которой искра из печки попала в глаз. Николай Петрович, как все докая», — сказала ей Арина. Николай Петрович не дал ей своей руки и, сконфузившись, сам поцеловал ее в наклоненную голову, в пробор. Фенечкин глаз скоро выздоровел, но впечатление, произведенное ею на Николая Петровича, прошло не скоро. Ему все мерещилось это чистое, нежное, боязливо приподнятое лицо; он чувствовал под ла— Здравствуй, Фенечка! Я не кусаюсь.— Здравствуйте, — прошептала она, не выходя из своей засады.Понемногу она стала привыкать к нему, но все еще робела в его присутствии, как вдруг ее мать Арина умерла от холеры. Куда было деваться Фенечке? Она наследовала от своей матери любовь к по— Так-таки брат к тебе и вошел? — спрашивал ее Николай Пет— Да-с.— Ну, это хорошо. Дай-ка мне покачать Митю.И Николай Петрович начал его подбрасывать почти под самый потолок, к великому удовольствию малютки и к немалому беспокойА Павел Петрович вернулся в свой изящный кабинет, оклеенный по стенам красивыми обоями дикого цвета, с развешанным оружием на пестром персидском ковре, с ореховою мебелью, обитой темно1 из старого черного дуба, с бронзовыми статуэтками на великолепном письменном столе, с ка1 В стиле эпохи Возрождения (фр.).9В тот же день и Базаров познакомился с Фенечкой. Он вместе с Аркадием ходил по саду и толковал ему, почему иные деревца, осо— Надо серебристых тополей побольше здесь сажать, да елок, да, пожалуй, липок, подбавивши чернозему. Вон беседка принялась хорошо, — прибавил он, — потому что акация да сирень — ребята добрые, ухода не требуют. Ба! Да тут кто-то есть.В беседке сидела Фенечка с Дуняшей и Митей. Базаров остано— Кто это? — спросил его Базаров, как только они прошли ми— Да ты о ком говоришь?— Известно о ком: одна только хорошенькая.Аркадий, не без замешательства, объяснил ему в коротких сло— Ага! — промолвил Базаров, — у твоего отца, видно, губа не дура. А он мне нравится, твой отец, ей-ей! Он молодец. Однако надо познакомиться, — прибавил он и отправился назад к беседке.— Евгений! — с испугом крикнул ему вслед Аркадий, — осто— Не волнуйся, — проговорил Базаров, — народ мы тертый, в городах живали.Приблизясь к Фенечке, он скинул картуз.— Позвольте представиться, — начал он с вежливым поклоФенечка приподнялась со скамейки и глядела на него молча.— Какой ребенок чудесный! — продолжал Базаров. — Не бес— Да-с, — промолвила Фенечка, — четверо зубков у него уже прорезались, а теперь вот десны опять припухли.— Покажите-ка... да вы не бойтесь, я доктор.Базаров взял на руки ребенка, который, к удивлению и Фенечки и Дуняши, не оказал никакого сопротивления и не испугался.— Вижу, вижу... Ничего, все в порядке: зубастый будет. Если что случится, скажите мне. А сами вы здоровы?— Здорова, слава Богу.— Слава Богу — лучше всего. А вы? — прибавил Базаров, обраДуняша, девушка очень строгая в хоромах и хохотунья за ворота— Ну и прекрасно. Вот вам ваш богатырь.Фенечка приняла ребенка к себе на руки.— Как он у вас тихо сидел, — промолвила она вполголоса.— У меня все дети тихо сидят, — отвечал Базаров, — я такую штуку знаю.— Дети чувствуют, кто их любит, — заметила Дуняша.— Это точно, — подтвердила Фенечка. — Вот и Митя, к иному ни за что на руки не пойдет.— А ко мне пойдет? — спросил Аркадий, который, постояв некоОн поманил к себе Митю, но Митя откинул голову назад и запи— В другой раз, когда привыкнуть успеет, — снисходительно промолвил Аркадий, и оба приятеля удалились.— Как бишь ее зовут? — спросил Базаров.— Фенечкой... Федосьей, — ответил Аркадий.— А по батюшке? Это тоже нужно знать.— Николаевной.— Вепе 1. Мне нравится в ней то, что она не слишком конфузится. Иной, пожалуй, это-то и осудил бы в ней. Что за вздор? чего конфу— Она-то права, — заметил Аркадий, — но вот отец мой...— И он прав, — перебил Базаров.— Ну, нет, я не нахожу.— Видно, лишний наследничек нам не по нутру?— Как тебе не стыдно предполагать во мне такие мысли! — с жаром подхватил Аркадий. — Я не с этой точки зрения почитаю отца неправым;я нахожу, что он должен бы жениться на ней.— Эге-ге! — спокойно проговорил Базаров. — Вот мы какие веПриятели сделали несколько шагов в молчанье.— Видел я все заведения твоего отца, — начал опять База— Строг же ты сегодня, Евгений Васильевич.1 Хорошо (лат.).— И добрые мужички надуют твоего отца всенепременно. Зна— Я начинаю соглашаться с дядей, — заметил Аркадий, — ты решительно дурного мнения о русских.— Эка важность! Русский человек только тем и хорош, что он сам о себе прескверного мнения. Важно то, что дважды два — четы— И природа пустяки? — проговорил Аркадий, задумчиво глядя вдаль на пестрые поля, красиво и мягко освещенные уже невысоким солнцем.— И природа пустяки в том значении, в каком ты ее понимаешь. Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник.Медлительные звуки виолончели долетели до них из дому в это самое мгновение. Кто-то играл с чувством, хотя и неопытною рукою Ожидание Шуберта, и медом разливалась по воздуху сладостная ме— Это что? — произнес с изумлением Базаров.— Это отец.— Твой отец играет на виолончели?— Да.— Да сколько твоему отцу лет?— Сорок четыре.Базаров вдруг расхохотался.— Чему же ты смеешься?— Помилуй! В сорок четыре года человек, раСег СатШаз1, в ...м уезде — играет на виолончели!Базаров продолжал хохотать; но Аркадий, как ни благоговел пе10Прошло около двух недель. Жизнь в Марьине текла своим поряд1 Отец семейства (лат.).ником, плебеем; он подозревал, что Базаров не уважает его, что он едва ли не презирает его — его, Павла Кирсанова! Николай ПетроНаступили лучшие дни в году — первые дни июня. Погода стояОднажды они как-то долго замешкались;Николай Петрович вы— Ты отца недостаточно знаешь, — говорил Аркадий.Николай Петрович притаился.— Твой отец добрый малый, — промолвил Базаров, — но он чеНиколай Петрович приник ухом... Аркадий ничего не отвечал.«Отставной человек» постоял минуты две неподвижно и медлен— Третьего дня, я смотрю, он Пушкина читает, — продолжал мебыть романтиком в нынешнее время! Дай ему что-нибудь дельное почитать.— Что бы ему дать? — спросил Аркадий.— Да, я думаю, Бюхнерово 51о$ипс1 Кга/11 на первый случай.— Я сам так думаю, — заметил одобрительно Аркадий. — 51о$ ипЦ Кга/1 написано популярным языком....— Вот как мы с тобой, — говорил в тот же день после обеда Николай Петрович своему брату, сидя у него в кабинете, — в отстав— Да почему он ушел вперед? И чем он от нас так уж очень от— Нет, брат, ты этого не говори: Базаров умен и знающ.— И самолюбие какое противное, — перебил опять Павел Пет— Да, — заметил Николай Петрович, — он самолюбив. Но без этого, видно, нельзя;только вот чего я в толк не возьму. Кажется, я все делаю, чтобы не отстать от века: крестьян устроил, ферму завел, так что даже меня во всей губернии красным величают; читаю, учусь, вообще стараюсь стать в уровень с современными требованиями, — а они говорят, что песенка моя спета. Да что, брат, я сам начинаю ду— Это почему?— А вот почему. Сегодня я сижу да читаю Пушкина... Помнится, Цыгане мне попались... Вдруг Аркадий подходит ко мне и молча, с этаким ласковым сожалением на лице, тихонько, как у ребенка, отнял у меня книгу и положил передо мной другую, немецкую... улыбнулся и ушел, и Пушкина унес.— Вот как! Какую же он книгу тебе дал?— Вот эту.И Николай Петрович вынул из заднего кармана сюртука преслоПавел Петрович повертел ее в руках.— Гм! — промычал он. — Аркадий Николаевич заботится о тво1 Материя и сила (нем.).— Пробовал.— Ну и что же?— Либо я глуп, либо это все — вздор. Должно быть, я глуп.— Да ты по-немецки не забыл? — спросил Павел Петрович.— Я по-немецки понимаю.Павел Петрович опять повертел книгу в руках и исподлобья взглянул на брата. Оба помолчали.— Да, кстати, — начал Николай Петрович, видимо желая пере— От Матвея Ильича?— От него. Он приехал в *** ревизовать губернию. Он теперь в тузы вышел и пишет мне, что желает, по-родственному, повидаться с нами и приглашает нас с тобой и с Аркадием в город.— Ты поедешь? — спросил Павел Петрович.— Нет;а ты?— И я не поеду. Очень нужно тащиться за пятьдесят верст кисе— Да, брат; видно, пора гроб заказывать и ручки складывать крестом на груди, — заметил со вздохом Николай Петрович.— Ну, я так скоро не сдамся, — пробормотал его брат. — У нас еще будет схватка с этим лекарем, я это предчувствую.Схватка произошла в тот же день за вечерним чаем. Павел ПетРечь зашла об одном из соседних помещиков. «Дрянь, аристо- кратишко», — равнодушно заметил Базаров, который встречался с ним в Петербурге.— Позвольте вас спросить, — начал Павел Петрович, и губы его задрожали, — по вашим понятиям слова: «дрянь» и «аристократ» од— Я сказал: «аристократишко», — проговорил Базаров, лениво отхлебывая глоток чаю.— Точно так-с; но я полагаю, что вы такого же мнения об аристократах, как и об аристократишках. Я считаю долгом объявить вам, что я этого мнения не разделяю. Смею сказать, меня все знают за че— Слыхали мы эту песню много раз, — возразил Базаров, — но что вы хотите этим доказать?— Я эфтим хочу доказать, милостивый государь (Павел Петро1 общественному зданию. Лич— Позвольте, Павел Петрович, — промолвил Базаров, — вы вот уважаете себя и сидите сложа руки;какая ж от этого польза для Ытеп риЫ11'с? Вы бы не уважали себя и то же бы делали.Павел Петрович побледнел.— Это совершенно другой вопрос. Мне вовсе не приходится объяснять вам теперь, почему я сижу сложа руки, как вы изволите выражаться. Я хочу только сказать, что аристократизм — принсип, а без принсипов жить в наше время могут одни безнравственные или пустые люди. Я говорил это Аркадию на другой день его приезда и повторяю теперь вам. Не так ли, Николай?Николай Петрович кивнул головой.1 Общественному благу (фр.).— Аристократизм, либерализм, прогресс, принципы, — говорил между тем Базаров, — подумаешь, сколько иностранных... и беспо— Что же ему нужно, по-вашему? Послушать вас, так мы нахо— Да на что нам эта логика? Мы и без нее обходимся.— Как так?— Да так же. Вы, я надеюсь, не нуждаетесь в логике для того, чтобы положить себе кусок хлеба в рот, когда вы голодны. Куда нам до этих отвлеченностей!Павел Петрович взмахнул руками.— Я вас не понимаю после этого. Вы оскорбляете русский на— Я уже говорил вам, дядюшка, что мы не признаём авторите— Мы действуем в силу того, что мы признаём полезным, — про— Все?— Все.— Как? Не только искусство, поэзию... но и... страшно вымол— Все, — с невыразимым спокойствием повторил Базаров.Павел Петрович уставился на него. Он этого не ожидал, а Арка— Однако позвольте, — заговорил Николай Петрович. — Вы все отрицаете или, выражаясь точнее, вы все разрушаете... Да ведь на— Это уже не наше дело... Сперва нужно место расчистить.— Современное состояние народа этого требует, — с важностью прибавил Аркадий, — мы должны исполнять эти требования, мы не имеем права предаваться удовлетворению личного эгоизма.Эта последняя фраза, видимо, не понравилась Базарову; от нее веяло философией, то есть романтизмом, ибо Базаров и философию называл романтизмом; но он не почел за нужное опровергать своего молодого ученика.— Нет, нет! — воскликнул с внезапным порывом Павел Петроский народ не такой, каким вы его воображаете. Он свято чтит преда— Я не стану против этого спорить, — перебил Базаров, — я да— А если я прав...— И все-таки это ничего не доказывает.— Именно ничего не доказывает, — повторил Аркадий с уверен- ностию опытного шахматного игрока, который предвидел опасный, по-видимому, ход противника и потому нисколько не смутился.— Как ничего не доказывает? — пробормотал изумленный Па— А хоть бы и так? — воскликнул Базаров. — Народ полагает, что, когда гром гремит, это Илья-пророк в колеснице по небу разъез— Нет, вы не русский после всего, что вы сейчас сказали! Я вас за русского признать не могу.— Мой дед землю пахал, — с надменною гордостию отвечал Ба— А вы говорите с ним и презираете его в то же время.— Что ж, коли он заслуживает презрения! Вы порицаете мое на— Как же! Очень нужны нигилисты!— Нужны ли они или нет — не нам решать. Ведь и вы считаете себя не бесполезным.— Господа, господа, пожалуйста, без личностей! — воскликнул Николай Петрович и приподнялся.Павел Петрович улыбнулся и, положив руку на плечо брату, за— Не беспокойся, — промолвил он. — Я не позабудусь именно вследствие того чувства достоинства, над которым так жестоко тру— Опять иностранное слово! — перебил Базаров. Он начинал злиться, и лицо его приняло какой-то медный и грубый цвет. — Во- первых, мы ничего не проповедуем; это не в наших привычках...— Что же вы делаете?— А вот что мы делаем. Прежде, в недавнее еще время, мы гово— Ну да, да, вы обличители, — так, кажется, это называется. Со многими из ваших обличений и я соглашаюсь, но...— А потом мы догадались, что болтать, все только болтать о на— Так, — перебил Павел Петрович, — так: вы во всем этом убе— И решились ни за что не приниматься, — угрюмо повторил Базаров.Ему вдруг стало досадно на самого себя, зачем он так распро— А только ругаться?— И ругаться.— И это называется нигилизмом?— И это называется нигилизмом, — повторил опять Базаров, на этот раз с особенною дерзостью.Павел Петрович слегка прищурился.— Так вот как! — промолвил он странно спокойным голосом. — Нигилизм всему горю помочь должен, и вы, вы наши избавители и ге— Чем другим, а этим грехом не грешны, — произнес сквозь зу— Так что ж? Вы действуете, что ли? Собираетесь действовать?Базаров ничего не отвечал. Павел Петрович так и дрогнул, но тотчас же овладел собою.— Гм!.. Действовать, ломать... — продолжал он. — Но как же это ломать, не зная даже почему?— Мы ломаем, потому что мы сила, — заметил Аркадий.Павел Петрович посмотрел на своего племянника и усмехнулся.— Да, сила — так и не дает отчета, — проговорил Аркадий и вы— Несчастный! — возопил Павел Петрович; он решительно не был в состоянии крепиться долее, — хоть бы ты подумал, что в Рос— Коли раздавят, туда и дорога, — промолвил Базаров. — Толь— Как? Вы не шутя думаете сладить, сладить с целым народом?— От копеечной свечи, вы знаете, Москва сгорела, — ответил Базаров.— Так, так. Сперва гордость почти сатанинская, потом глумле— По-моему, — возразил Базаров, — Рафаэль гроша медного не стоит, да и они не лучше его.— Браво! браво! Слушай, Аркадий... вот как должны современ— Вот и изменило вам хваленое чувство собственного достоинства, — флегматически заметил Базаров, между тем как Аркадий весь вспыхнул и засверкал глазами. — Спор наш зашел слишком да— Я вам миллионы таких постановлений представлю, — восХолодная усмешка скривила губы Базарова.— Ну, насчет общины, — промолвил он, — поговорите лучше с вашим братцем. Он теперь, кажется, изведал на деле, что такое общи— Семья, наконец, семья, так как она существует у наших кресть— И этот вопрос, я полагаю, лучше для вас же самих не разби— Надо всем глумиться, — подхватил Павел Петрович.— Нет, лягушек резать. Пойдем, Аркадий; до свидания, господа!Оба приятеля вышли. Братья остались наедине и сперва только посматривали друг на друга.— Вот, — начал наконец Павел Петрович, — вот вам нынешняя молодежь! Вот они — наши наследники!— Наследники, — повторил с унылым вздохом Николай Петро— Ты уж чересчур благодушен и скромен, — возразил Павел Петрович, — я, напротив, уверен, что мы с тобой гораздо правее этих господчиков, хотя выражаемся, может быть, несколько устарелым языком, м'еИН, и не имеем той дерзкой самонадеянности... И такая надутая эта нынешняя молодежь! Спросишь иного: какого вина выхотите, красного или белого? «Я имею привычку предпочитать крас— Вам больше чаю не угодно? — промолвила Фенечка, просунув голову в дверь: она не решалась войти в гостиную, пока в ней разда— Нет, ты можешь велеть самовар принять, — отвечал Николай Петрович и поднялся к ней навстречу. Павел Петрович отрывисто сказал ему: Ьоп 501'г1, и ушел к себе в кабинет.11Полчаса спустя Николай Петрович отправился в сад, в свою люНиколай Петрович потупил голову и провел рукой по лицу.«Но отвергать поэзию? — подумал он опять, — не сочувствовать художеству, природе?..»И он посмотрел кругом, как бы желая понять, как можно не со1 Добрый вечер (фр.).лубое небо, чуть обрумяненное зарей. Ласточки летали высоко; ве1, а она наклонила голову, усмехнулась и вдруг как будто испугалась и побежала, а на повороте лестницы быстро взгляОн не старался уяснить самому себе свою мысль, но он чувство— Николай Петрович, — раздался вблизи его голос Фенечки, — где вы?Он вздрогнул. Ему не стало ни больно, ни совестно... Он не доВолшебный мир, в который он уже вступал, который уже возни— Я здесь, — отвечал он, — я приду, ступай.«Вот они, следы-то барства», — мелькнуло у него в голове. Фе1 Извините, сударь (фр.).нечка молча заглянула к нему в беседку и скрылась, а он с изумлениНиколай Петрович продолжал ходить и не мог решиться войти в дом, в это мирное и уютное гнездо, которое так приветно глядело на него всеми своими освещенными окнами; он не в силах был расНа повороте дорожки встретился ему Павел Петрович.— Что с тобой? — спросил он Николая Петровича, — ты бледен, как привиденье; ты нездоров;отчего ты не ложишься?Николай Петрович объяснил ему в коротких словах свое душев— Знаешь ли что? — говорил в ту же ночь Базаров Аркадию. — Мне в голову пришла великолепная мысль. Твой отец сказывал сего— А оттуда ты вернешься сюда?— Нет, надо к отцу проехать. Ты знаешь, он от*** в тридцати верстах. Я его давно не видал и мать тоже;надо стариков потешить. Они у меня люди хорошие, особенно отец: презабавный. Я же у них один.— И долго ты у них пробудешь?— Не думаю. Чай, скучно будет.— А к нам на возвратном пути заедешь?— Не знаю... посмотрю. Ну, так, что ли? Мы отправимся?— Пожалуй, — лениво заметил Аркадий.Он в душе очень обрадовался предложению своего приятеля, но почел обязанностию скрыть свое чувство. Недаром же он был нигиНа другой день он уехал с Базаровым в ***. Молодежь в Марьи12Город ***, куда отправились наши приятели, состоял в ведении губернатора из молодых, прогрессиста и деспота, как это сплошь да рядом случается на Руси. Он в течение первого года своего управле1; а со всем тем он обыкновенно оставался в дураках и всякий несколько опытный чиновник садился на него верхом. Мат1 Энергия — первейшее качество государственного человека (фр.).человек, встретив на улице процессию мальчишек, иногда присоедиМатвей Ильич принял Аркадия с свойственным просвещенному сановнику добродушием, скажем более, с игривостию. Он, однако, изумился, когда узнал, что приглашенные им родственники остались в деревне. «Чудак был твой папа, всегда», — заметил он, побрасывая кистями своего великолепного бархатного шлафрока, и вдруг, обра1, как говорят англичане: сановник вдруг перестает понимать самые простые слова, глухоту на себя напускает. Он спросит, например: какой сегодня день?Ему почтительнейше докладывают: «Пятница сегодня, ваше с...с...с...ство».— А? Что? Что такое? Что вы говорите? — напряженно повторя— Сегодня пятница, ваше с...с...ство.— Как? Что? Что такое пятница? Какая пятница?— Пятница, ваше с...ссс...ссс...ство, день в неделе.— Ну-у, ты учить меня вздумал?Матвей Ильич все-таки был сановник, хоть и считался либера— Я советую тебе, друг мой, съездить с визитом к губернато1 Самый излюбленный (англ.).здешним обществом... ведь ты не медведь, надеюсь? А он послезав— Вы будете на этом бале? — спросил Аркадий.— Он для меня его дает, — проговорил Матвей Ильич почти с сожалением. — Ты танцуешь?— Танцую, только плохо.— Это напрасно. Здесь есть хорошенькие, да и молодому челове1.— Да я, дядюшка, вовсе не из байронизма не...— Я познакомлю тебя с здешними барынями, я беру тебя под свое крылышко, — перебил Матвей Ильич и самодовольно засмеялСлуга вошел и доложил о приезде председателя казенной палаОн застал Базарова в трактире, где они остановились, и долго его уговаривал пойти к губернатору. «Нечего делать! — сказал наконец Базаров. — Взялся за гуж — не говори, что не дюж! Приехали смотОни шли к себе домой от губернатора, как вдруг из проезжающих мимо дрожек выскочил человек небольшого роста, в славянофиль— А! это вы, герр Ситников, — проговорил Базаров, продолжая шагать по тротуару, — какими судьбами?— Вообразите, совершенно случайно, — отвечал тот и, обернув1 Прошло его время (фр.).приезде и уже был у вас... (Действительно, приятели, возвратясь к себе в номер, нашли там карточку с загнутыми углами и с именем Ситникова, на одной стороне по-французски, на другой — славян— Не надейтесь, мы прямо от него.— А! В таком случае и я к нему пойду... Евгений Васильич, по— Ситников, Кирсанов, — проворчал, не останавливаясь, База— Мне очень лестно, — начал Ситников, выступая боком, ухмыАркадий посмотрел на базаровского ученика. Тревожное и тупое выражение сказывалось в маленьких, впрочем приятных, чертах его прилизанного лица;небольшие, словно вдавленные глаза глядели пристально и беспокойно, и смеялся он беспокойно: каким-то корот— Поверите ли, — продолжал он, — что, когда при мне Евгений Васильевич в первый раз сказал, что не должно признавать автори— Кто такая? — произнес нехотя Базаров.— Кукшина, Еиёох1'е, Евдоксия Кукшина. Это замечательная на1 в истинном смысле слова, передовая женщина. Знаете ли что? Пойдемте теперь к ней все вместе. Она живет отсюда в двух шагах. Мы там позавтракаем. Ведь вы еще не завтракали?— Нет еще.— Ну и прекрасно. Она, вы понимаете, разъехалась с мужем, ни от кого не зависит.— Хорошенькая она? — перебил Базаров.— Н...нет, этого нельзя сказать.— Так для какого же дьявола вы нас к ней зовете?— Ну, шутник, шутник... Она нам бутылку шампанского поставит.— Вот как! Сейчас виден практический человек. Кстати, ваш ба1 Свободная от предрассудков (фр.).— По откупам, — торопливо проговорил Ситников и визгливо засмеялся. — Что же? идет?— Не знаю, право.— Ты хотел людей смотреть, ступай, — заметил вполголоса Ар— А вы-то что ж, господин Кирсанов? — подхватил Ситников. — Пожалуйте и вы, без вас нельзя.— Да как же это мы все разом нагрянем?— Ничего! Кукшина — человек чудный.— Бутылка шампанского будет? — спросил Базаров.— Три! — воскликнул Ситников. — За это я ручаюсь!— Чем?— Собственною головою.— Лучше бы мошною батюшки. А впрочем, пойдем.13Небольшой дворянский домик на московский манер, в котором проживала Авдотья Никитишна (или Евдоксия) Кукшина, находился в одной из нововыгоревших улиц города ***; известно, что наши гу— Это вы, У1'сСог? — раздался тонкий голос из соседней комнаЖенщина в чепце тотчас исчезла.— Я не один, — промолвил Ситников, лихо скидывая свою вен— Все равно, — отвечал голос. — ЕпСгег1.Молодые люди вошли. Комната, в которой они очутились, похо1 Войдите (фр.).косынкой на голове. Она встала с дивана и, небрежно натягивая себе на плечи бархатную шубку на пожелтелом горностаевом меху, лениво промолвила: «Здравствуйте, Мсбог» — и пожала Ситникову руку.— Базаров, Кирсанов, — проговорил он отрывисто, в подража— Милости просим, — отвечала Кукшина и, уставив на Базарова свои круглые глаза, между которыми сиротливо краснел крошечный вздернутый носик, прибавила: — Я вас знаю, — и пожала ему руку тоже.Базаров поморщился. В маленькой и невзрачной фигурке эман- ципированной женщины не было ничего безобразного; но выраже— Да, да, я знаю вас, Базаров, — повторила она. (За ней води— Сигарку сигаркой, — подхватил Ситников, который успел раз— Сибарит, — промолвила Евдоксия и засмеялась. (Когда она смеялась, ее верхняя десна обнажалась над зубами.) — Не правда ли, Базаров, он сибарит?— Я люблю комфорт жизни, — произнес с важностию Ситни— Нет, это мешает, мешает! — воскликнула Евдоксия и приказа— Ну нет, — возразил Базаров, — кусок мяса лучше куска хлеба даже с химической точки зрения.— А вы занимаетесь химией? Это моя страсть. Я даже сама выду— Мастику? Вы?— Да, я. И знаете ли, с какою целью? Куклы делать, головки, чтобы не ломались. Я ведь тоже практическая. Но все еще не готово. Нужно еще Либиха почитать. Кстати, читали вы статью Кислякова о женском труде в Московских ведомостях? Прочтите, пожалуйста. Ведь вас интересует женский вопрос? И школы тоже? Чем ваш приГоспожа Кукшина роняла свои вопросы один за другим с изне— Меня зовут Аркадий Николаич Кирсанов, — проговорил АркаЕвдоксия захохотала.— Вот это мило! Что, вы не курите? Виктор, вы знаете, я на вас сердита.— За что?— Вы, говорят, опять стали хвалить Жорж Санда. Отсталая жен— Это почему? Позвольте полюбопытствовать.— Вы опасный господин; вы такой критик. Ах, Боже мой! мне смешно, я говорю, как какая-нибудь степная помещица. Впрочем, я действительно помещица. Я сама имением управляю, и, представьте, у меня староста Ерофей — удивительный тип, точно Патфайндер Ку— Город как город, — хладнокровно заметил Базаров.— Все такие мелкие интересы, вот что ужасно! Прежде я по зи— В Париж, разумеется? — спросил Базаров.— В Париж и в Гейдельберг.— Зачем в Гейдельберг?— Помилуйте, там Бунзен!На это Базаров ничего не нашелся ответить.— Ртегге Сапожников... вы его знаете?— Нет, не знаю.— Помилуйте, Ртегге Сапожников... он еще всегда у Лидии Хоста- товой бывает.— Я и ее не знаю.— Ну, вот он взялся меня проводить. Слава Богу, я свободна, у меЕвдоксия свернула папироску своими побуревшими от табаку пальцами, провела по ней языком, пососала ее и закурила. Вошла прислужница с подносом.— А, вот и завтрак! Хотите закусить? Виктор, откупорьте бутыл— По моей, по моей, — пробормотал Ситников и опять визгливо засмеялся.— Есть здесь хорошенькие женщины? — спросил Базаров, допи— Есть, — отвечала Евдоксия, — да все они такие пустые. На1 Одинцова — недурна. Жаль, что репутация у ней какая-то... Впрочем, это бы ничего, но никакой свободы воззрения, никакой ширины, ничего... этого. Всю систему воспитания надобно переменить. Я об этом уже думала; наши женщины очень дурно вос— Ничего вы с ними не сделаете, — подхватил Ситников. — Их следует презирать, и я их презираю, вполне и совершенно! (Возмож— Да им совсем не нужно понимать нашу беседу, — промолвил Базаров.— О ком вы говорите? — вмешалась Евдоксия.— О хорошеньких женщинах.— Как! Вы, стало быть, разделяете мнение Прудона?Базаров надменно выпрямился.— Я ничьих мнений не разделяю; я имею свои.— Долой авторитеты! — закричал Ситников, обрадовавшись слу1 Моя приятельница (фр.).— Но сам Маколей... — начала было Кукшина.— Долой Маколея! — загремел Ситников. — Вы заступаетесь за этих бабенок?— Не за бабенок, а за права женщин, которые я поклялась защи— Долой! — Но тут Ситников остановился. — Да я их не отри— Нет, я вижу, вы славянофил!— Нет, я не славянофил, хотя, конечно...— Нет, нет, нет! Вы славянофил. Вы последователь Домостроя. Вам бы плетку в руки!— Плетка дело доброе, — заметил Базаров, — только мы вот до— Чего? — перебила Евдоксия.— Шампанского, почтеннейшая Авдотья Никитишна, шампанско— Я не могу слышать равнодушно, когда нападают на женНаступило внезапное молчание.— Нет, зачем говорить о любви, — промолвил Базаров, — а вот вы упомянули об Одинцовой... Так, кажется, вы ее назвали? Кто эта барыня?— Прелесть! прелесть! — запищал Ситников. — Я вас представ— УкСот, вы шалун.Завтрак продолжался долго. За первою бутылкой шампанского последовала другая, третья и даже четвертая... Евдоксия болтала без умолку; Ситников ей вторил. Много толковали они о том, что такое брак — предрассудок или преступление, и какие родятся люди — одинаковые или нет? и в чем, собственно, состоит индивидуальность? Дело дошло наконец до того, что Евдоксия, вся красная от выпитого вина и стуча плоскими ногтями по клавишам расстроенного фортепь1 О любви (фр.).зал голову шарфом и представлял замиравшего любовника при слоИ уста твои с моими В поцелуй горячий слить.Аркадий не вытерпел наконец. «Господа, уж это что-то на бедлам похоже стало», — заметил он вслух.Базаров, который лишь изредка вставлял в разговор насмешли— Ну что, ну что? — спрашивал он, подобострастно забегая то справа, то слева, — ведь я говорил вам: замечательная личность! Вот каких бы нам женщин побольше! Она, в своем роде, высоконравст— А это заведение твоего отца тоже нравственное явление? — промолвил Базаров, ткнув пальцем на кабак, мимо которого они в это мгновение проходили.Ситников опять засмеялся с визгом. Он очень стыдился своего происхождения и не знал, чувствовать ли ему себя польщенным или обиженным от неожиданного тыканья Базарова.Несколько дней спустя состоялся бал у губернатора. Матвей Иль1 перед дамами и беспрестанно смеялся круп2. Народу было пропасть, и1 «Как истинный кавалер француз» (фр.).2 «Очарован» (фр.).в кавалерах не было недостатка; штатские более теснились вдоль стен, но военные танцевали усердно, особенно один из них, который прожил недель шесть в Париже, где он выучился разным залихват1 и т.п. Он произносил их в совершенстве, с настоящим парижским ши2, «аЬзоШтепЬ3 в смысле «непременно», словом, выражался на том веАркадий танцевал плохо, как мы уже знаем, а Базаров вовсе не танцевал: они оба поместились в уголке; к ним присоединился СитАркадий оглянулся и увидал женщину высокого роста в черном платье, остановившуюся в дверях залы. Она поразила его достоинст— Вы с ней знакомы? — спросил Аркадий Ситникова.— Коротко. Хотите я вас представлю?— Пожалуй... после этой кадрили.Базаров также обратил внимание на Одинцову.— Это что за фигура? — проговорил он. — На остальных баб не похожа.Дождавшись конца кадрили, Ситников подвел Аркадия к Одинцо— Точно так.1 «Зют», «Черт возьми», «Пст, пст, моя крошка» (фр.).2 Неправильное употребление условного наклонения вместо прошедшего: «если б имел» (фр.).3 «Безусловно» (фр.).— Я видела вашего батюшку два раза и много слышала о нем, — продолжала она, — я очень рада с вами познакомиться.В это мгновение подлетел к ней какой-то адъютант и пригласил ее на кадриль. Она согласилась.— Вы разве танцуете? — почтительно спросил Аркадий.— Танцую. А вы почему думаете, что я не танцую? Или я вам ка— Помилуйте, как можно... Но в таком случае позвольте мне пригласить вас на мазурку.Одинцова снисходительно усмехнулась.— Извольте, — сказала она и посмотрела на Аркадия не то чтоОдинцова была немного старше Аркадия, ей пошел двадцать деАркадий ощущал на сердце некоторую робость, когда, при перее замечаниям Аркадий заключил, что эта молодая женщина уже ус— С кем вы это стояли, — спросила она его, — когда господин Ситников подвел вас ко мне?— А вы его заметили? — спросил в свою очередь Аркадий. — Неправда ли, какое у него славное лицо? Это некто Базаров, мой приАркадий принялся говорить о «своем приятеле».Он говорил о нем так подробно и с таким восторгом, что ОдинцоМузыка умолкла.— Мега', — промолвила Одинцова, вставая. — Вы обещали мне посетить меня, привезите же с собой и вашего приятеля. Мне будет очень любопытно видеть человека, который имеет смелость ни во что не верить.Губернатор подошел к Одинцовой, объявил, что ужин готов, и с озабоченным лицом подал ей руку. Уходя, она обернулась, чтобы в последний раз улыбнуться и кивнуть Аркадию. Он низко поклонился, посмотрел ей вслед (как строен показался ему ее стан, облитый се— Ну что? — спросил Базаров Аркадия, как только тот вернулся к нему в уголок, — получил удовольствие? Мне сейчас сказывал один барин, что эта госпожа — ой-ой-ой; да барин-то, кажется, дурак. Ну, а по-твоему, что она, точно — ой-ой-ой?— Я этого определенья не совсем понимаю, — отвечал Аркадий.— Вот еще! Какой невинный!— В таком случае я не понимаю твоего барина. Одинцова очень мила — бесспорно, но она так холодно и строго себя держит, что...— В тихом омуте... ты знаешь! — подхватил Базаров. — Ты го— Может быть, — пробормотал Аркадий, — я об этом судить не могу. Она желает с тобой познакомиться и просила меня, чтоб я при— Воображаю, как ты меня расписывал! Впрочем, ты поступилхорошо. Вези меня. Кто бы она ни была — просто ли губернская львица или «эманципе» вроде Кукшиной, только у ней такие плечи, каких я не видывал давно.Аркадия покоробило от цинизма Базарова, но — как это часто случается — он упрекнул своего приятеля не за то именно, что ему в нем не понравилось...— Отчего ты не хочешь допустить свободы мысли в женщи— Оттого, братец, что, по моим замечаниям, свободно мыслят меРазговор на этом прекратился. Оба молодых человека уехали тотчас после ужина. Кукшина нервически злобно, но не без робости засмеялась им вослед: ее самолюбие было глубоко уязвлено тем, что ни тот, ни другой не обратил на нее внимания. Она оставалась позже всех на бале и в четвертом часу ночи протанцевала польку-мазурку с Ситниковым на парижский манер. Этим поучительным зрелищем и завершился губернаторский праздник.14— Посмотрим, к какому разряду млекопитающих принадлежит сия особа, — говорил на следующий день Аркадию Базаров, подни— Я тебе удивляюсь! — воскликнул Аркадий. — Как? Ты, ты, Ба— Экой ты чудак! — небрежно перебил Базаров. — Разве ты не знаешь, что на нашем наречии и для нашего брата «не ладно» значит «ладно»? Пожива есть, значит. Не сам ли ты сегодня говорил, что она странно вышла замуж, хотя, по мнению моему, выйти за богатого стаАркадий ничего не отвечал и постучался в дверь номера. Молозился, и ему стало досадно. «Вот тебе раз! бабы испугался!» — подуАнна Сергеевна Одинцова родилась от Сергея Николаевича Локее находился еще в полной силе. Положение Анны после смерти отца было очень тяжело. Блестящее воспитание, полученное ею в Петерплемянницы в доме, забрала себе все лучшие комнаты, ворчала и брюзжала с утра до вечера и даже по саду гуляла не иначе как в содоговаривали негодующие рассказчики. «Прошла через огонь и воОдинцова сидела, прислонясь к спинке кресел, и, положив руку на руку, слушала Базарова. Он говорил, против обыкновения, довольПриятели наконец поднялись и стали прощаться. Анна Сергеевна ласково поглядела на них, протянула обоим свою красивую белую руку и, подумав немного, с нерешительною, но хорошею улыбкой проговорила:— Если вы, господа, не боитесь скуки, приезжайте ко мне в Ни— Помилуйте, Анна Сергеевна, — воскликнул Аркадий, — я за особенное счастье почту...— А вы, мсьё Базаров?Базаров только поклонился — и Аркадию в последний раз приш— Ну? — говорил он ему на улице, — ты все того же мнения, что она — ой-ой-ой?— А кто ее знает! Вишь, как она себя заморозила! — возразил Базаров и, помолчав немного, прибавил: — Герцогиня, владетельная особа. Ей бы только шлейф сзади носить да корону на голове.— Наши герцогини так по-русски не говорят, — заметил Арка— В переделе была, братец ты мой, нашего хлеба покушала.— А все-таки она прелесть, — промолвил Аркадий.— Этакое богатое тело! — продолжал Базаров, — хоть сейчас в анатомический театр.— Перестань, ради Бога, Евгений! это ни на что не похоже.— Ну, не сердись, неженка. Сказано — первый сорт. Надо будет поехать к ней.— Когда?— Да хоть послезавтра. Что нам здесь делать-то! Шампанское с Кукшиной пить? Родственника твоего, либерального сановника, слу— Да.— Орйте1. Нечего мешкать; мешкают одни дураки — да умники. Я тебе говорю: богатое тело!Три дня спустя оба приятеля катили по дороге в Никольское. День стоял светлый и не слишком жаркий, и ямские сытые лошади дружно бежали, слегка помахивая своими закрученными и заплетен— Поздравь меня, — воскликнул вдруг Базаров, — сегодня два15Усадьба, в которой жила Анна Сергеевна, стояла на пологом от2 над главным входом, представлявшею «Воскресение Христово» в «италь1 Превосходно (лат.).2 Стенная живопись (ит.).янском» вкусе. Особенно замечателен своими округленными контуПриятелей наших встретили в передней два рослых лакея в лив— Анна Сергеевна просят вас пожаловать к ним через полча— Никаких приказаний не будет, почтеннейший, — ответил Ба— Слушаю-с, — промолвил дворецкий не без недоуменья и уда— Какой гранжанр! — заметил Базаров, — кажется, это так по- вашему называется? Герцогиня, да и полно.— Хороша герцогиня, — возразил Аркадий, — с первого раза пригласила к себе таких сильных аристократов, каковы мы с тобой.— Особенно я, будущий лекарь, и лекарский сын, и дьячковский внук... Ведь ты знаешь, что я внук дьячка?..— Как Сперанский, — прибавил Базаров после небольшого молАркадий только плечом пожал... но и он чувствовал небольшое смущение.Полчаса спустя Базаров с Аркадием сошли в гостиную. Это была просторная, высокая комната, убранная довольно роскошно, но без особенного вкуса. Тяжелая дорогая мебель стояла в обычном чопорприятеля и комиссионера, винного торговца. Над средним диваном висел портрет обрюзглого белокурого мужчины — и, казалось, не— Благодарствуйте, что сдержали слово, — начала она, — поОдинцова произнесла весь этот маленький спич с особенною отКрасивая борзая собака с голубым ошейником вбежала в гости— Вот вам и моя Катя, — проговорила Одинцова, указав на нее движением головы.Катя слегка присела, поместилась возле сестры и принялась раз— Это ты все сама нарвала? — спросила Одинцова.— Сама, — отвечала Катя.— А тетушка придет к чаю?— Придет.Когда Катя говорила, она очень мило улыбалась, застенчиво и отОдинцова обратилась к Базарову.— Вы из приличия рассматриваете картинки, Евгений Васильич, — начала она. — Вас это не занимает. Подвиньтесь-ка лучше к нам, и давайте поспоримте о чем-нибудь.Базаров приблизился.— О чем прикажете-с? — промолвил он.— О чем хотите. Предупреждаю вас, что я ужасная спорщица.— Вы?— Я. Вас это как будто удивляет. Почему?— Потому что, сколько я могу судить, у вас нрав спокойный и хо— Как это вы успели меня узнать так скоро? Я, во-первых, нетерБазаров поглядел на Анну Сергеевну.— Может быть, вам лучше знать. Итак, вам угодно спорить, — извольте. Я рассматривал виды Саксонской Швейцарии в вашем аль— Извините; как геолог вы скорее к книге прибегнете, к специ— Рисунок наглядно представит мне то, что в книге изложено на целых десяти страницах.Анна Сергеевна помолчала.— И так-таки у вас ни капельки художественного смысла нет? — промолвила она, облокотясь на стол и этим самым движением при— А на что он нужен, позвольте спросить?— Да хоть на то, чтоб уметь узнавать и изучать людей.Базаров усмехнулся.— Во-первых, на это существует жизненный опыт; а во-вторых, доложу вам, изучать отдельные личности не стоит труда. Все люди друг на друга похожи как телом, так и душой; у каждого из нас мозг, селезенка, сердце, легкие одинаково устроены; и так называемые нравственные качества одни и те же у всех: небольшие видоизменеКатя, которая не спеша подбирала цветок к цветку, с недоумениный взгляд, вспыхнула вся до ушей. Анна Сергеевна покачала голо— Деревья в лесу, — повторила она. — Стало быть, по-вашему, нет разницы между глупым и умным человеком, между добрым и злым?— Нет, есть: как между больным и здоровым. Легкие у чахоточБазаров говорил все это с таким видом, как будто в то же время думал про себя: «Верь мне или не верь, это мне все едино!» Он мед— И вы полагаете, — промолвила Анна Сергеевна, — что, когда общество исправится, уже не будет ни глупых, ни злых людей?— По крайней мере при правильном устройстве общества совер— Да, понимаю; у всех будет одна и та же селезенка.— Именно так, сударыня.Одинцова обратилась к Аркадию:— А ваше какое мнение, Аркадий Николаевич?— Я согласен с Евгением, — отвечал он.Катя поглядела на него исподлобья.— Вы меня удивляете, господа, — промолвила Одинцова, — но мы еще с вами потолкуем. А теперь, я слышу, тетушка идет чай пить; мы должны пощадить ее уши.Тетушка Анны Сергеевны, княжна Xженщина с сжатым в кулачок лицом и неподвижными злыми глазами под седою накладкой, вошла и, едва поклонившись гостям, опусти— Как вы почивали, тетушка? — спросила Одинцова, возвысив голос.— Опять эта собака здесь, — проворчала в ответ старуха и, за-
Возможна доставка книги в , а также в любой другой город страны Почтой России, СДЭК, ОЗОН-доставкой или транспортной компанией.
