{{common_error}}
Нами выполнено {{total_orders}} заказов! Ваш – следующий!
СКИДКИ! При заказе книг на сумму от 1500 руб. – скидка 50% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK,
при заказе книг на сумму от 3000 руб. — скидка 80% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK.
при заказе книг на сумму от 3000 руб. — скидка 80% от стоимости доставки в пункты выдачи BoxBerry и CDEK.
Они сражались за Родину. (Шолохов)Купить книгу, доставка почтой, скачать бесплатно, читать онлайн, низкие цены со скидкой, ISBN 978-5-04-164662-2
{{price}} ₽
| НА СКЛАДЕ в наличии, шт. | {{in_stock}} |
| Название книги | Они сражались за Родину |
| Автор | Шолохов |
| Год публикации | 2023 |
| Издательство | Эксмо |
| Раздел каталога | Историческая и приключенческая литература (ID = 163) |
| Серия книги | Всемирная литература |
| ISBN | 978-5-04-164662-2 |
| EAN13 | 9785041646622 |
| Артикул | P_9785041646622 |
| Количество страниц | 480 |
| Тип переплета | мат. |
| Формат | - |
| Вес, г | 1360 |
Аннотация к книге "Они сражались за Родину"
автор Шолохов
Книга из серии 'Всемирная литература' 'Михаил Александрович Шолохов (1905—1984) — один из наиболее значительных писателей русской советской литературы, обладатель Нобелевской премии. В настоящую книгу вошли его военно-патриотические рассказы «Наука ненависти» и «Судьба человека», а также главы из романа «Они сражались за Родину». Будучи военным корреспондентом во время Великой Отечественной войны, Шолохов собирал материал от непосредственных участников событий и опирался на собственные впечатления. Это позволило ему поднять на страницах своих произведений самые сложные вопросы — о неизбежности появления ненависти к озверевшему врагу, но сохранении человечности в целом, о проявлении силы духа и героизма среди простых людей, на долю которых выпали тяжелые испытания, лишения и потери.'
Читать онлайн выдержки из книги "Они сражались за Родину"
(Автор Шолохов)
К сожалению, посмотреть онлайн и прочитать отрывки из этого издания на нашем сайте сейчас невозможно, а также недоступно скачивание и распечка PDF-файл.
До книги"Они сражались за Родину"
Вы также смотрели...
Другие книги серии "Всемирная литература"
Другие книги раздела "Историческая и приключенческая литература"
Читать онлайн выдержки из книги "Они сражались за Родину" (Автор Шолохов)
ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРАМихаилШОЛОХОВОни сражались за РодинуМОСКВА2022УДК 821.161.1-82ББК 84(2Рос=Рус)6я44Ш78Оформление Н. ЯрусовойВ оформлении обложки использована репродукция картины«Защитники Брестской крепости» (1951 год) художника П. А. Кривоногова.Шолохов, Михаил Александрович.Ш78 Они сражались за Родину / Михаил Шолохов. — Москва : Эксмо, 2022. — 480 с. — (Всемирная литераI8В^ 978-5-04-164662-2Михаил Александрович Шолохов (1905—1984) — один из наиболее значительных писателей русской советской литературы. Роман «Тихий Дон» принес автору мировую известность и Нобелевскую премию в 1965 году. В настоУДК 821.161.1-82ББК 84(2Рос=Рус)6я44© Шолохов М. А., наследники, 2022I8В^ 978-5-04-164662-2 © Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022СодержаниеНаука ненависти7Судьба человека38ОНИ СРАЖАЛИСЬ ЗА РОДИНУ97Наука ненавистиНа войне деревья, как и люди, имеют каждое свою судьбу. Я видел огромный участок леса, срезанного огнем нашей артиллерии. В этом лесу недавно укреплялись немцы, выбитые из села С., здесь они думали задержаться, но смерть скосила их вместе с деревьями. Под поСмерть величественно и безмолвно властвоветви и шумел в молодых, глянцевито-клейких листках.Мы проходили через поляну. Шедший впе— Как же ты тут уцелела, милая?..Но если сосна гибнет от снаряда, падая, как скошенная, и на месте среза остается лишь иглистая, истекающая смолой макушка, то по- иному встречается со смертью дуб.На провесне немецкий снаряд попал в ствол старого дуба, росшего на берегу безымянной речушки. Рваная, зияющая пробоина иссушила полдерева, но вторая половина, пригнутая раз* * *Высокий, немного сутулый, с приподнятыо танковой атаке противника, успешно отбитой батальоном.Худое лицо лейтенанта было спокойно, почти бесстрастно, воспаленные глаза устаНо вдруг он умолк, и лицо его мгновенно преобразилось: смуглые щеки побледнели, под скулами, перекатываясь, заходили желваки, а пристально устремленные вперед глаза вспыхКрасноармеец шел медленно. Мерно раскаутые в короткие, измазанные желтой глиной сапоги.Шагавший впереди немец — пожилой, со впалыми щеками, густо заросшими каштановой щетиной, — поравнялся с блиндажом, кинул в нашу сторону исподлобный, волчий взгляд, отвернулся, на ходу поправляя привешенную к поясу каску. И тогда лейтенант Герасимов по— Ты что, на прогулке с ними? Прибавить шагу! Веди быстрей, говорят тебе!..Он, видимо, хотел еще что-то крикнуть, но задохнулся от волнения и, круто повернув— Ничего не поделаешь — нервы. Он в плену у немцев был, разве вы не знаете? Вы поговорипот: — Мне с ним пришлось два раза ходить в атаку: силища у него лошадиная, и вы бы по* * *Ночью немецкая тяжелая артиллерия вела тревожащий огонь. Методически, через ровВ промежутках между выстрелами, когда в лесу устанавливалась тишина, слышно быМы лежали под кустом орешника, и лейтебе. Я передаю этот рассказ так, как мне удалось его запомнить.— До войны работал я механиком на одном из заводов Западной Сибири. В армию призван девятого июля прошлого года. Семья у меня — жена, двое ребят, отец-инвалид. Ну, на провоОтец, тот, конечно, покрепче, но без наказа и тут не обошлось: «Смотри, — говорит, — Вик«Будет сделано, отец».По пути на вокзал забежал в райком паржена с отцом меня на дорогу агитировали, то этот вовсе спуску не даст, двинет какую-нибудь речугу на полчаса, обязательно двинет! А полуПосидели мы с ним немного, помолчали, потом он встал, и вижу — очки у него будто бы отпотели... Вот, думаю, чудеса какие нынче происходят! А секретарь и говорит: «Все ясно и понятно, товарищ Герасимов. Помню я тебя еще вот таким, лопоухим, когда ты пионерский галстук носил, помню затем комсомольцем, знаю и как коммуниста на протяжении десяти лет. Иди, бей гадов беспощадно! ПарторганизаИ до того мне тепло стало от этой его дуА тут еще жена развеселила. Сами понимачился, все мысли вылетели. И вот уже поезд тронулся, а она идет рядом с моим вагоном, руку мою из своей не выпускает и быстро так говорит:«Смотри, Витя, береги себя, не простудись там, на фронте». — «Что ты, — говорю ей, — Надя, что ты! Ни за что не простужусь. Там климат отличный и очень даже умеренный». И горько мне было расставаться, и веселее стаГерасимов помолчал несколько минут, при— До войны на завод к нам поступали масамый паскудный гитлеровский режим, но это было в конце концов их дело. Потом началась война в Западной Европе.И вот еду я на фронт и думаю: техника у немцев сильная, армия — тоже ничего себе. Черт возьми, с таким противником даже интеВ конце июля наша часть прибыла на фронт. В бой вступили двадцать седьмого рано утром. Сначала, в новинку-то, было страшновато мащает. По спинам их похлопывают, «камрадами» называют: за что, мол, воюете, камрады?..А один боец-кадровик смотрел-смотрел на эту трогательную картину и говорит: «Слюни вы распустили с этими «друзьями». Здесь они все камрады, а вы бы посмотрели, что эти камВскоре перешли мы в наступление и тут действительно насмотрелись... Сожженные дотла деревни, сотни расстрелянных женщин, детей, стариков, изуродованные трупы попавОсобенно одна осталась у меня в памяти: ей было лет одиннадцать, она, как видно, шла в школу; немцы поймали ее, затащили на оготом бойцы так же молча разошлись, а я стоял и, помню, как исступленный, шептал: «Барков, Половинкин. Физическая география. Учебник для неполной средней и средней школы». Это я прочитал на одном из учебников, валявшихЭто было неподалеку от Ружина. А около Сквиры в овраге мы наткнулись на место казВы думаете, можно рассказать словами обо всем, что пришлось видеть? Нельзя! Нет таких слов. Это надо видеть самому. И вообще хватит об этом! — Лейтенант Герасимов надолго умолк.— Можно здесь закурить? — спросил я его.— Можно. Курите в руку, — охрипшим голоИ, закурив, продолжал:— Вы понимаете, что мы озверели, насмоВ моей роте почти все бойцы были сибиС жадностью затягиваясь папиросой, лей— Хорошая земля на Украине, и природа там чудесная! Каждое село и деревушка казапроклятое. Жалко было, просто до боли жалко! Уходим и в глаза друг другу не глядим.... Не думал я тогда, что придется побывать у фашистов в плену, однако пришлось. В сенНемецкие танки прорвались на нашем леи это — все. Осколок мины пробил мою каску, второй попал в правое плечо.Не помню, сколько я пролежал без созна«Вот и смерть», — подумал я. О чем я еще думал в этот момент? Если вам это для будущего романа, так напишите что-нибудь от себя, а я тогда ничего не успел подумать. Немцы были уже очень близко, и мне не захотелось умирать лежа. Просто я не хотел, не мог умереть лежа, понятно? Я собрал все силы и встал на колени, касаясь руками земли. Когда они подбежали ко мне, я уже стоял на ногах. Стоял, и качался,и ужасно боялся, что вот сейчас опять упаду и они меня заколют лежачего. Ни одного лица я не помню. Они стояли вокруг меня, что-то говорили и смеялись. Я сказал: «Ну, убивайте, сволочи! Убивайте, а то сейчас упаду». Один из них ударил меня прикладом по шее, я упал, но тотчас снова встал. Они засмеялись, и один из них махнул рукой — иди, мол, вперед. Я поНет, я вовсе не хотел умирать и тем более — оставаться в плену. С великим трудом преодоНа опушке рощи нас всех, попавших в плен, собрали и построили. Все это были бойцы сонант на плохом русском языке спросил, есть ли среди нас комиссары и командиры. Все молЛейтенант медленно прошел перед строНас построили в походную колонну и погна— Нет, не могу. Прощайте, товарищи! — и сел среди дороги.Его пытались на ходу поднять, поставить на ноги, но он снова опускался на землю. Как во сне, помню его очень бледное молодое лицо, нахмуренные брови и мокрые от слез глаза... Колонна прошла. Он остался позади. Я оглянулИ вот уже вижу речку, разрушенный мост и грузовую машину, застрявшую сбоку переезда,и тут падаю вниз лицом. Потерял ли я сознаА колонна уже прошла, и я слышал, как шурТолько отошли от речки, как по пути нам встретилась колонна средних немецких танков. Они двигались нам навстречу. Водитель головколонну. Передние ряды были смяты и раздавВ этот вечер и ночью я не пытался бежать, так как понял, что уйти не смогу, потому что очень ослабел от потери крови, да и охраняли нас строго, и всякая попытка к бегству наверняДвор какой-то МТС был густо огорожен колючей проволокой. Внутри плечом к плечу стояли пленные. Нас сдали охране лагеря, и те прикладами винтовок загнали нас за огорожу. Сказать, что этот лагерь был адом, — значит,ничего не сказать. Уборной не было. Люди исДня через два пошли сильные дожди. Грязь в лагере растолкли так, что бродили в ней по колено. Утром от намокших людей шел пар, словно от лошадей, а дождь лил не перестаНа шестые сутки я почувствовал, что у меня еще сильнее заболело плечо и рана на голове. Началось нагноение. Потом появился дурной запах. Рядом с лагерем были колхозные конюшТогда я не понял насмешки и, обрадованВоенврач третьего ранга встретил меня у входа. Это был уже конченый человек. Худой до изнеможения, измученный, он был уже полу«Видели? — спросил у меня врач. — Чем же я могу вам помочь? У меня нет ни одного бинта, ничего нет! Идите отсюда, ради бога, идите! А бинты ваши сорвите и присыпьте раны зоЯ так и сделал. Унтер встретил меня у вхоку меня, приказывает выйти и начинает бить, молча, сосредоточенно...Вы спрашиваете, как я выжил?До войны, когда я еще не был механиком, а работал грузчиком на Каме, я на разгрузке ноИз этого лагеря, который являлся как бы распределительным, меня перевели в другой лагерь, находившийся километрах в ста от перармейца мне удалось снять гимнастерку и шиСтерегли нас разжиревшие от грабежей сол«Сейчас раздача пищи. Раздача будет происЕфрейтор уходит. У левой стороны огороИ вдруг на противоположной стороне быОхранники хохочут во все горло, а затем резко звучит длинная пулеметная очередь. Криненые... Высокий обер-лейтенант — начальник лагеря — подходит с переводчиком к проволо«При раздаче пищи произошли возмутиМы молча вытаскиваем из лагеря убитых, хоТак шли дни, словно в тяжком сне. С кажсом смотрел на свои обтянутые одной кожей, высохшие руки, думал: «Как же я уйду отсюда?» Вот когда я проклинал себя за то, что не попыПришла зима. Мы разгребали снег, спали на мерзлой земле. Все меньше становилось нас в лагере... Наконец было объявлено, что через несколько дней нас отправят на работу. Все ожили. У каждого проснулась надежда, хоть слабенькая, но надежда, что, может быть, удастВ эту ночь было тихо, но морозно. Перед рассветом мы услышали орудийный гул. Все во— Товарищи, наши наступают!И тут произошло что-то невообразимое: весь лагерь поднялся на ноги, как по команде! Встали даже те, которые не поднимались по неи замерзали на ветру... Кто-то слабым голосом запел «Интернационал», мы подхватили тон* * *Мне не удалось в ту ночь дослушать рас— Вы спрашиваете, как мне удалось бежать? Сейчас расскажу. Вскоре после того, как услына работу по строительству укреплений. МороВпрочем, одного унтер застрелил за то, что он на ходу взял с земли мерзлую картофелину. Мы шли через картофельное поле. Старшина, по фамилии Гончар, украинец по национальноВ деревне, через которую мы проходили, женщины, увидев нас, стали бросать нам куски хлеба, печеный картофель. Кое-кто из наших успел поднять, остальным не удалось: конвой открыл стрельбу по окнам, а нам приказано было идти быстрее. Но ребятишки — бесстрашсъели с кожурой. В жизни я не ел более вкусноУкрепления строились в лесу. Немцы знаВ этот же день перед вечером я решился: вылез из ямы, которую мы рыли, взял лопату в левую руку, подошел к охраннику... До этого я приметил, что остальные немцы находятся у рва и, кроме этого, какой наблюдал за нашей группой, поблизости никого из охраны не было.— У меня сломалась лопата. вот посмотриВ руках у меня автомат и три обоймы. Бегуще, и я стремился туда. Уже не помню, скольПриближались сумерки. Но если бы немцы сумели напасть на мой след и приблизиться — только последний патрон я приберег бы для себя. Эта мысль меня ободрила, я пошел тише и осторожнее.Ночевал в лесу. Какая-то деревня была от меня в полукилометре, но я побоялся идти туНа другой день меня подобрали партизаны. Недели две я отлеживался у них в землянке, окреп и набрался сил. Вначале они относились ко мне с некоторым подозрением, несмотря на то что я достал из-под подкладки шинели кое- как зашитый мною в лагере партбилет и покаВ январе партизаны провели меня через ли* * *Прощались мы у входа в землянку. Задумчи— ... И воевать научились по-настоящему, и ненавидеть, и любить. На таком оселке, как война, все чувства отлично оттачиваются. Казав действие, и приведут к нам победу. И есА я впервые заметил, что у этого тридцати1942Судьба человекаЕвгении Григорьевне Левицкой, члену КПСС с 1903 годаПервая послевоенная весна была на Верхнем Дону на редкость дружная и напористая. В конВ эту недобрую пору бездорожья мне приа в утреннем свежем воздухе остро и пьяняще запахло лошадиным потом и согретым деготьТам, где было особенно трудно лошадям, мы слезали с брички, шли пешком. Под сапоНебольшая, местами пересыхающая летом речушка против хутора Моховского в заболобыли на той стороне Еланки. Шофер пригнал из хутора машину, подошел к лодке и сказал, бе— Если это проклятое корыто не развалится на воде, — часа через два приедем, раньше не ждите.Хутор раскинулся далеко в стороне, и возНеподалеку, на прибрежном песке, лежал поваленный плетень. Я присел на него, хотел закурить, но, сунув руку в правый карман ваткисшую пачку, присел на корточки и стал по одной раскладывать на плетне влажные, побуБыл полдень. Солнце светило горячо, как в мае. Я надеялся, что папиросы скоро высоВскоре я увидел, как из-за крайних дворов хутора вышел на дорогу мужчина. Он вел за руку маленького мальчика, судя по росту — лет пяти-шести, не больше. Они устало брели по направлению к переправе, но, поравнявшись с машиной, повернули ко мне. Высокий, сутуло— Здорово, браток!— Здравствуй. — Я пожал протянутую мне большую, черствую руку.Мужчина наклонился к мальчику, сказал:— Поздоровайся с дядей, сынок. Он, видать, такой же шофер, как и твой папанька. Только мы с тобой на грузовой ездили, а он вот эту маГлядя мне прямо в глаза светлыми, как не— Что же это у тебя, старик, рука такая хоС трогательной детской доверчивостью ма— Какой же я старик, дядя? Я вовсе мальчик, и я вовсе не замерзаю, а руки холодные — снежСняв со спины тощий вещевой мешок, уста— Беда мне с этим пассажиром! Через неэто дело с такими пассажирами путешествоМне было неудобно разуверять его в том, что я не шофер, и я ответил:— Приходится ждать.— С той стороны подъедут?— Да.— Не знаешь, скоро ли подойдет лодка?— Часа через два.— Порядком. Ну что ж, пока отдохнем, спеОн достал из кармана защитных летних штаМы закурили крепчайшего самосада и долго молчали. Я хотел было спросить, куда он идетс ребенком, какая нужда его гонит в такую рас— Ты что же, всю войну за баранкой?— Почти всю.— На фронте?— Да.— Ну, и мне там пришлось, браток, хлебнуть горюшка по ноздри и выше.Он положил на колени большие темные руВыломав из плетня сухую искривленную хворостинку, он с минуту молча водил ею по песку, вычерчивая какие-то замысловатые фигу— Иной раз не спишь ночью, глядишь в темкакая-нибудь добыча найдется. Только, гляди, ноги не промочи!Еще когда мы в молчании курили, я, украдНо вот он, проводив глазами сынишку, глухо покашлял, снова заговорил, и я весь превратил— Поначалу жизнь моя была обыкновенная. Сам я уроженец Воронежской губернии, с тысяча девятьсотого года рождения. В Гражданскую войну был в Красной Армии, в дивизии Киквид- зе. В голодный двадцать второй год подался на Кубань, ишачить на кулаков, потому и уцелел. А отец с матерью и сестренкой дома померли от голода. Остался один. Родни — хоть шаром покати, — нигде, никого, ни одной души. Ну, чеПридешь с работы усталый, а иной раз и злой, как черт. Нет, на грубое слово она тебе не нагрубит в ответ. Ласковая, тихая, не знает, где тебя усадить, бьется, чтобы и при малом дока, нахамил я тебе. Понимаешь, с работой у меПриходилось кое-когда после получки и выУтром она меня часа за два до работы на ноги подымет, чтобы я размялся. Знает, что на похмелье я ничего есть не буду, ну, достанет огурец соленый или еще что-нибудь по легости, нальет граненый стаканчик водки. «Похмелись, Андрюша, только больше не надо, мой милый». Да разве же можно не оправдать такого довеВскорости дети у нас пошли. Сначала сыВ двадцать девятом году завлекли меня мака, приметил он, как жизнь прожил? Ни черта он не приметил! Прошлое — вот как та дальняя степь в дымке. Утром я шел по ней, все было ясно кругом, а отшагал двадцать километров, и вот уже затянула степь дымка, и отсюда уже не отличишь лес от бурьяна, пашню от травоРаботал я эти десять лет и день и ночь. ЗаЗа десять лет скопили мы немного деньжоА тут вот она, война. На второй день помой... Андрюша... Не увидимся... мы с тобой... больше... на этом. свете.»Тут у самого от жалости к ней сердце на чаОн на полуслове резко оборвал рассказ, и в наступившей тишине я услышал, как у него что-то клокочет и булькает в горле. Чужое вол— Не надо, друг, не вспоминай! — тихо проров волнение, вдруг сказал охрипшим, странно изменившимся голосом:— До самой смерти, до последнего моего чаОн снова и надолго замолчал. Пытался свер— Оторвался я от Ирины, взял ее лицо в лаФормировали нас под Белой Церковью, на Украине. Дали мне «ЗИС-5». На нем и поехал на фронт. Ну, про войну тебе нечего рассказывать, сам видал и знаешь, как оно было поначалу. От своих письма получал часто, а сам крылатки поНа то ты и мужчина, на то ты и солдат, чтобы все вытерпеть, все снести, если к этому нужда позвала. А если в тебе бабьей закваски больше, чем мужской, то надевай юбку со сборками, чтоТолько не пришлось мне и года повоевать... Два раза за это время был ранен, но оба раза по легости: один раз — в мякоть руки, другой — в ногу; первый раз — пулей с самолета, другой — осколком снаряда. Дырявил немец мне машину и сверху и с боков, но мне, браток, везло на первых порах. Везло-везло, да и довезло до саКомандир нашей автороты спрашивает: «Проскочишь, Соколов?» А тут и спрашивать нечего было. Там товарищи мои, может, погибаЯ и подул. В жизни так не ездил, как на этот раз! Знал, что не картошку везу, что с этим грута — не соображу. Очнулся, а встать на ноги не могу: голова у меня дергается, всего трясет, будКогда пришел в себя, опомнился и огляделНечего греха таить, вот тут-то у меня ноги сами собою подкосились, и я упал как срезанОх, браток, нелегкое это дело — понять, что ты не по своей воле в плену. Кто этого на сводешь, чтобы до него по-человечески дошло, что означает эта штука.Ну, вот, стало быть, лежу я и слышу: танДумал, все прошли, приподнял голову, а их шесть автоматчиков — вот они, шагают метрах в стах от меня. Гляжу, сворачивают с дороги и прямо ко мне. Идут молчком. «Вот, — думаю, — и смерть моя на подходе». Я сел, неохота лежа помирать, потом встал. Один из них, не дохоМолодой парень, собой ладный такой, черНо чернявый присмотрелся на мои сапоги, а они у меня с виду были добрые, показывает рукой: «Сымай». Сел я на землю, снял сапоги, подаю ему. Он их из рук у меня прямо-таки выЧто ж, браток, деваться мне было некуда. Вышел я на дорогу, выругался страшным кучерявым, воронежским матом и зашагал на запад, в плен!.. А ходок тогда из меня был никудышКак только солнце село, немцы усилили конвой, на грузовой подкинули еще человек двадцать автоматчиков, погнали нас ускоренгнали нас в церковь с разбитым куполом. На каНочью полил такой сильный дождь, что мы все промокли насквозь. Тут купол снесло тями, да так, что я света не взвидел. Скриплю зуОпомнился я и спрашиваю: «Ты что же деБеспокойная эта была ночь. До ветру не пуа потом заплакал. «Не могу, — говорит, — оскверУбитых сложили мы в одно место, присели все, притихли и призадумались: начало-то не очень веселое... А немного погодя заговорили вполголоса, зашептались: кто откуда, какой обмунист и меня агитировал вступать в партию, вот и отвечай за свои дела». Это говорит ближЗамолчали они, а меня озноб колотит от такой подлючности. «Нет, — думаю, — не дам я тебе, сучьему сыну, выдать своего командира! Ты у меня из этой церкви не выйдешь, а вытясправится этот парнишка с таким толстым меТронул я его рукою, спрашиваю шепотом: «Ты — взводный?» Он ничего не ответил, тольДо того мне стало нехорошо после этого, и страшно захотелось руки помыть, будто я не человека, а какого-то гада ползучего душил... Первый раз в жизни убил, и то своего. Да каКак и говорил этот Крыжнев, утром всех нас выстроили возле церкви, оцепили автоматбыли, и, само собою, и комиссары были. Только четырех и взяли из двухсот с лишним человек. Одного еврея и трех русских рядовых. Русские попали в беду потому, что все трое были черняРасстреляли этих бедолаг, а нас погнали дальше. Взводный, с каким мы предателя приВидишь, какое дело, браток, еще с первого дня задумал я уходить к своим. Но уходить хоке. Бросил я лопату и тихо пошел за куст... А поВидать, не скоро они спохватились, мои охНа заре побоялся я идти чистым полем, а до леса было не меньше трех километров, я и заНа двух мотоциклах подъехали немцы. Снавили на меня собак, и с меня только кожа с мяТяжело мне, браток, вспоминать, а еще тяКуда меня только не гоняли за два года плена! Половину Германии объехал за это вреБили за то, что ты — русский, за то, что на белый свет еще смотришь, за то, что на них, сволочей, работаешь. Били и за то, что не так взглянешь, не так ступнешь, не так повернешьИ кормили везде, как есть, одинаково: полВ начале сентября из лагеря под городом Кюстрином перебросили нас, сто сорок два человека советских военнопленных, в лагерь Б-14, неподалеку от Дрездена. К тому времени в этом лагере было около двух тысяч наших. Все работали на каменном карьере, вручную долбили, резали, крошили немецкий камень. Норма — четыре кубометра в день на душу, зана одной ниточке в теле держалась. Тут и начаИ вот как-то вечером вернулись мы в барак с работы. Целый день дождь шел, лохмотья на нас хоть выжми; все мы на холодном ветру проСнял я с себя мокрое рванье, кинул на нары и говорю: «Им по четыре кубометра выработки надо, а на могилу каждому из нас и одного кубоКомендантом лагеря, или, по-ихнему, лагер- фюрером, был у нас немец Мюллер. Невысококой-то белый: и волосы на голове белые, и брозлился на него страшно. «Когда он ругается, — говорит, — я глаза закрою и вроде в Москве, на Зацепе, в пивной сижу, и до того мне пива заТак вот этот самый комендант на другой день после того, как я про кубометры сказал, вызываВ комендантской — цветы на окнах, чистеньконсервами. Мигом оглядел я всю эту жратву, и — не поверишь — так меня замутило, что за малым не вырвало. Я же голодный, как волк, отПрямо передо мною сидит полупьяный МюлОн встал и говорит: «Я окажу тебе великую честь, сейчас лично расстреляю тебя за эти слова. Здесь неудобно, пойдем во двор, там ты и распишешься». — «Воля ваша», — говорю ему. Он постоял, подумал, а потом кинул пистолет на стол и наливает полный стакан шнапса, кусочек хлеба взял, положил на него ломтик сала и все это подает мне и говорит: «Перед смертью вы
Возможна доставка книги в , а также в любой другой город страны Почтой России, СДЭК, ОЗОН-доставкой или транспортной компанией.
